Что же представляли собой морские силы воюющих держав? В то время самыми мощными кораблями были дредноуты – бронированные громадины в десятки тысяч тонн водоизмещения, с паротурбинными двигателями, позволявшими развивать приличную скорость, с большим количеством крупнокалиберной артиллерии. Британский “Дредноут”, по имени которого был назван этот класс кораблей, имел 10 орудий калибром 305 мм и скорость 21 узел (узел – морская миля в час). Следующими по значению были линейные крейсера, с одним из них читатели уже знакомы на примере германского “Гебена” – фактически облегченные дредноуты. Броня и артиллерия послабее, но радиус действия и скорость больше.
Дальше по нисходящей шли додредноутные линкоры или броненосцы. Они ходили на угле, были тихоходными, имели меньше орудий главного калибра (на русских броненосцах – по четыре 305-мм пушки). За ними шли броненосные (или тяжелые) крейсера, легкие крейсера. Эсминцы и миноносцы предназначались, в основном, для торпедных ударов. Для постановки большого числа мин служили минные заградители. А для того, чтобы проделывать проходы в минных заграждениях, применялись мелкие корабли-тральщики. В войну использовались и вспомогательные крейсера – ставили орудия на обычные грузопассажирские пароходы. Подводные лодки были последним словом техники, и очень отличались по своим возможностям. Ранние модели, с керосиновыми двигателями, были ненадежными, погружаться могли ненадолго – экипаж в них угорал от выхлопных газов. Новейшие, дизельные, являлись уже достаточно совершенными.
Сильнейшей морской державой была Англия. Ее флот насчитывал 20 дредноутов, 9 линейных крейсеров, 40 старых линкоров, 25 броненосных и 83 легких крейсера, 289 эсминцев и миноносцев, 55 подлодок (хотя в открытом море могли действовать лишь 7). Но британское морское ведомство было крайне консервативным. На любые новинки смотрело враждебно, к авиации и подводным лодкам относилось пренебрежительно, а мин к началу войны у англичан не было вообще. Общее руководство флотом осуществлял первый лорд адмиралтейства У. Черчилль, эскадры базировались в гаванях Хумбергга, Скарборо, Ферт-оф-Форта и Скапа-Флоу. Корабли стоили недешево, ими старались не рисковать. Вступишь в генеральное сражение с немцами, даже победишь их, но сколько своих потопят? Глядишь, первенство на морях перехватят США, Япония. Стоит ли? На сухопутных фронтах русские и французы быстро раздавят Германию, при капитуляции она все равно лишится флота. Британские морские силы ограничились прикрытием воинских перевозок, своих берегов и частными операциями.
Германский флот располагал 15 дредноутами, 4 линейными крейсерами, 22 старыми линкорами, 7 броненосными и 43 легкими крейсерами, 219 эсминцами и миноносцами и 20 подлодками (из них 9 новых). На технические достижения здесь обращали куда большее внимание. Немецкие корабли превосходили британские по степени непотопляемости, скорости хода. Главные силы называли Флотом Открытого моря и предназначали специально против англичан. Русских или французов не считали достойными противниками, и в кают-компаниях офицеры поднимали тосты за “Дер Таг” – за “День”, когда они сойдутся в битве с британцами.
Корабли базировались в Вильгельмсхафене, Киле, Данциге. Но в германском флоте было слишком много начальников. За постройку кораблей отвечал гроссадмирал Тирпиц. Флотом Открытого моря командовал фон Ингеноль, общие директивы издавал начальник генерального морского штаба фон Поль, а важные решения принимал только сам кайзер. Флот был его любимым детищем, подставлять его под удары Вильгельм не желал. Предписывалось вести против Англии “малую войну” миноносцами, субмаринами, минами, а главным силам разрешалось вступить в бой лишь при угрозе побережью Германии.
Франция (3 дредноута, 20 броненосцев, 18 броненосных и 6 легких крейсеров, 98 миноносцев) и Австро-Венгрия (3 дредноута, 9 броненосцев, 2 броненосных и 10 легких крейсеров, 69 миноносцев, 7 подлодок) вообще не хотели подвергать риску свои корабли. Первая убрала флот на средиземноморские базы, а вторая “защищала Адриатику” – ее линкоры и крейсера всю войну бесцельно дымили трубами в гаванях Триеста и Катарро.
Россия, потеряв в японской две эскадры, выбыла из числа ведущих морских держав. Судостроительная программа 1912 г. предусматривала создание 7 дредноутов и 4 линейных крейсеров, но они еще стояли на стапелях заводов. Русские располагали 9 старыми линкорами, 8 броненосными и 14 легкими крейсерами, 115 эсминцами и миноносцами и 28 подлодками (все старые). Наши корабли базировались в Гельсингфорсе (Хельсинки), Ревеле, Кронштадте, Севастополе. А планы были чисто оборонительные. Устье Финского залива перекрыли минные заграждения, за годы войны тут было выставлено 39 тыс. мин. Из-под их прикрытия крейсера, эсминцы и субмарины совершали вылазки на морские просторы.
Но нехватку линейного флота старались компенсировать другими видами вооружения. По разработке и внедрению новейшей техники русский флот был самым передовым из всех держав того времени. Появились превосходные эсминцы типа “Новик”, соединяющие в себе качества как миноносца, так и крейсера – высокую скорость, маневренность и довольно сильное артиллерийское вооружение (4 орудия по 100 мм). Немцы впоследствии учли этот опыт для своих эсминцев. В России появились первые в мире авианосцы (тогда их называли гидрокрейсерами), первый в мире подводный минный заградитель “Краб”. В минном деле наши моряки не имели себе равных. Британский флот, запустивший это направление, в 1914 г. был вынужден купить в России тысячу мин для защиты своих баз. Еще больше технических достижений перенимали американцы. Они закупили все образцы русских мин и тралов, гидросамолеты М-5 и М-9, приглашали инструкторов из России.
Первое сражение на море разыгралось 23 августа. Англичане разведали подступы к германским базам, легкий крейсер и несколько эсминцев напали вдруг на охранение, потопили миноносец и повернули прочь. Адмирал Ингеноль выслал в погоню легкие крейсера “Майнц”, “Кельн” и “Ариадна”. Но возле о.Гельголанд их поджидала эскадра адмирала Битти, в том числе 4 мощных линейных крейсера. Удирающий отряд вывел немцев на нее, и в неравном бою 3 германских крейсера отправились на дно. Кайзер очень расстроился, и последовали очередные указания беречь флот.
А на Балтике в ночь на 26 августа немецкие легкие крейсера “Магдебург” и “Аугсбург” с миноносцами погнались за русскими сторожевиками. Но у тех была малая осадка, они заманили преследующих на мелководье у о.Оденсхольм, и “Магдебург” наскочил на камни. Эссен, узнав об этом, тотчас выслал крейсера “Богатырь” и “Паллада” с несколькими эсминцами. Немцы перевозили команду с поврежденного корабля на миноносец, но не успели. Появились наши крейсера, открыли огонь. Миноносец скрылся в тумане, а “Магдебург” подорвали, он стал тонуть. Были взяты в плен капитан, 56 человек экипажа. Но самым ценным оказался другой трофей – водолазы сумели достать сигнальные книги и шифры. Наш флот смог читать вражеские радиограммы. Немцы обратили внимание на странную осведомленность русских, но сочли, что у них под носом действует шпион. Искали его в штабах, требовали от агентуры в России во что бы то ни стало узнать о нем. А сменить коды так и не догадались…
На сухопутном фронте продолжалось наступление 1-й и 2-й французских армий в Лотарингии, 4-я и 3-я готовились поддержать их ударом через Арденны. Отмахнуться от сообщений о немцах в Бельгии уже не получалось, но Жоффр все еще недооценивал их силы. Даже строил радужные планы, как прорыв через Арденны эту группировку отрежет. Командующий 3-й армии де Лангль докладывал – перед фронтом его войск германские колонны движутся на запад, в Бельгию. Может, врезать им во фланг? Жоффр запретил – пусть идут! Пусть их поменьше останется на направлении удара, и побольше будет отрезано!
А левый фланг прикрывали 3 слабеньких территориальных дивизии и остатки кавалерии Сорде. Правда, сюда уже маршировала по страшной жаре 5-я армия Ларензака. И англичане перевезли на континент свои дивизии. Договорились, что они пристроятся к 5-й армии слева. Британцы шли на фронт, как на прогулку. Французские крестьяне щедро поили союзников вином, солдаты Френча менялись с ними сувенирами, раздаривали ремни, фуражки и шагали в крестьянских колпаках. Позиции предполагалось занять по р.Самбре, рядом с крепостью Намюр. Ее обороняла дивизия бельгийцев. Французский генштаб прикидывал, что на этом направлении у немцев наступает 17-18 дивизий. А против них собирались 15 французских, 5 английских и бельгийская. Вполне достаточно… На самом деле, здесь действовали 3 германских армии, 38 дивизий. А по соседству, в Арденнах, 4-я армия герцога Вюртембергского и 5-я кронпринца ждали только того, когда они выйдут к французско-бельгийской границе, чтобы вместе с ними ринуться вперед.
Да и в Лотарингии положение вдруг изменилось. 6-я и 7-я немецкие армии по приказам вынуждены были отступать, но командующий, принц Руппрехт, жаловался в ставку, что солдаты от таких приказов падают духом. Доказывал, что отдавать французам всю Лотарингию не стоит, а если нужно связать их силы, гораздо эффективнее это сделать контратаками. В ставке подумали и сообщили, что “контратаковать не запрещено”. Французы уже разохотились беспрепятственно занимать села и города, но 20 августа под Моранжем наткнулись на подготовленную оборону. Лихо атаковали, как их учили – в штыки, сомкнувшись плечом к плечу. То, что случилось, назвали “бойней у Моранжа”. Ливни снарядов и пулеметных очередей перемолотили их, а потом на них навалилась германская пехота.
“Контратаковать не запрещено” Руппрехт использовал в полной мере! Вышиб неприятелей со своей территории, а когда они пробовали закрепиться на границе, обрушил на их позиции огонь всех батарей. Бомбардировка продолжалась 75 часов, и немцы ворвались во Францию. Остановить их смогли только тогда, когда французские части откатились к линии своих крепостей, и их их стала поддерживать крупнокалиберная артиллерия Бельфора, Эпиналя и Туля. Жоффр встревожился, начал выдергивать дивизии с других направлений, формировать из них новую, Лотарингскую армию.
Но наступление на центральном участке, в Арденнах, он не отменил. Оно было назначено на 21 августа. Хотя германская ударная группировка уже изготовилась к броску. Начало ее прорыва и вспомогательного, в Арденнах, намечались тоже на 21-е. Разве что немцы знали о французском наступлении, а французы были уверены, что против них крупных сил нет – они ушли в Бельгию. Жоффр даже запретил вести разведку! А вдруг ее заметят и будет потеряна внезапность? Колонны 4-й и 3-й армий зашагали наобум по горным лесным дорогам. Внезапность получилась, но совсем с другой стороны. В густом утреннем тумане войска нарвались на вражеские позиции. Первые ряды смели пулеметами – по красным штанам и синим мундирам даже в тумане было удобно целиться. Но у французского командование и мысли не возникло перейти к обороне, разведать силы неприятеля. Да и как занять оборону, если окапываться не умели, лопат не было? По мере подхода свежих частей их бросали в штыковые.
Это продолжалось два дня. В бессмысленных атаках почти полностью погибла 3-я колониальная дивизия из аржирцев. Худо пришлось и остальным соединениям. А офицеры храбро кидались с первых рядах, и их выбивали, как в тире – они четко выделялись белыми перчатками и плюмажами на красных кепи. Немцы тоже несли значительные потери. Ведь и они действовали в плотных строях. Когда их накрывала французская корпусная артиллерия, картины были ужасающие. Очевидцы описывали овраг под Виртоном, где сотни, а то и тысячи мертвецов стояли и не падали, поддерживая друг друга. Но французам досталось не в пример сильнее. Ошалевшие и дезорганизованные, они надломились и потекли назад. 4-я и 5-я германские армии устремились следом. Жоффр не верил случившемуся, требовал остановиться, опрокинуть врага. Лишь вечером 23 августа он нехотя заявил: “Наступление временно приостановлено, но я предприму все усилия, чтобы возобновить его”.
А на левом фланге англичане и 5-я французская армия к началу сражения только добрались до рубежа, который им предназначался. Ждали, что противник появятся дня через три. В селе Суаньи британский конный разъезд столкнулся с германским, и капитан Хорнби был представлен к награде как “первый английский офицер, убивший немца кавалерийской саблей нового образца”, его поздравляли и чествовали. Но на дивизии Френча уже надвигалась 1-я армия фон Клюка, а 2-я фон Бюлова и 3-я фон Хаузена вышли к Намюру. Задерживаться у крепости не стали. Оставили для ее блокады по корпусу, Гвардейский резервный и 11-й, и нацелились на французов, беря армию Ларензака в клещи.
По берегу Самбры был развернут 10-й французский корпус. Никаких позиций он не оборудовал, намеревался отбиваться контратаками. Немцы с ходу отшвырнули его и форсировали реку. 22 августа разыгрались беспорядочные бои. Когда атаковали германцы, их косил огонь французских пушек. А французов засыпали немецкими снарядами, бомбами с аэропланов. Алжирский батальон, доведенный обстрелом до бешенства, бросился в штыки на вражескую батарею, переколол расчет – но в этой атаке из 1030 человек осталось двое. Части начали пятиться. Удерживался только корпус генерала д`Эспере – он единственный догадался собрать у местных жителей лопаты, кирки, и окопаться. Но Ларензак получил известие, что его соседи в Арденнах отброшены далеко назад, и скомандовал общее отступление – этим он заслужил гнев Жоффра и спас армию от окружения.
У англичан дело обстояло лучше, чем у французов. Их еще бурская война научила строить полевые укрепления. Они подготовили на канале Монс две линии обороны, успешно отражали немецкие атаки. Когда слишком прижали, взорвали мосты и отошли на вторую линию (французы о возможности взрывать за собой мосты вообще забыли). Настроены были бодро. Френч полагал, что против него действует всего 1 германский корпус, распорядился на следующий день контратаковать, скинуть переправившихся немцев в канал. Но неожиданно узнал, что Ларензак отступает, и пришла телеграмма от Жоффра, что перед англичанами 4 корпуса. Френч тоже приказал отходить.
Жоффр наконец-то прозрел. Он не побоялся признать грубые ошибки в подготовке войск, 24 августа издал “Записку для всех армий”, требуя срочно переучиваться. Запрещалось атаковать в плотных строях, предписывалось окапываться, организовывать артподготовку, вести воздушную разведку. Но катастрофа уже грянула. В пограничном сражении французы потеряли 140 тыс. человек, англичане 1600 человек. Германские армии широким фронтом вторглись во Францию. Ее правительство отчаянно взывало к русским, посол в Петрограде Палеолог то и дело мчался к царю: “Умоляю Ваше Величество отдать приказ своим войскам немедленно начать наступление. В противном случае французская армия рискует быть раздавленной”.
Мощнейшая крепость Намюр осталась уже в тылу противника. Из Льежа к ней подвезли осадные чудовища. 23 августа взревели их жерла. Блокада была неплотной, и бельгийские части стали уходить из крепости. 25 августа Намюр пал. Но освободившиеся Гвардейский резервный и 11-й германские корпуса в свои армии не вернулись. Поражение под Гумбинненом заставило немцев менять планы. Оба корпуса получили приказ грузиться в эшелоны и следовать в Пруссию. Туда же перебрасывалась 8-я кавдивизия. Еще один корпус, 5-й из 5-й армии, был задержан в районе Меца – вдруг на Востоке этих сил не хватит? Против русских перенацеливались и два новых корпуса, формирующихся в Германии и предназначенных для подкрепления во Францию.
ПРУССКОЕ ПОРАЖЕНИЕ.
Основные силы 2-й русской армии пересекли границу 21 августа. В этот день произошло солнечное затмение. В частях специально разъясняли небесное явление, но солдаты сочли его дурным знаком. Да и офицеры вспомнили “Слово о полку Игореве”. 2-я армия вообще получилась “невезучей”. Штаб Варшавского округа стал штабом Северо-Западного фронта, штаб Виленского округа – штабом 1-й армии. А штаб 2-й собирали с миру по нитке. Командующий тоже был случайный, 55-летний Александр Васильевич Самсонов. В молодости он командовал эскадроном на турецкой войне, отлично проявил себя на японской, возглавлял Уссурийскую бригаду и Сибирскую казачью дивизию. Был начальником штаба Варшавского округа. Но дальше пошел по административной части: служил наказным атаманом Войска Донского, Туркестанским генерал-губернатором. Он был болен астмой, летом 1914 г. лечился в Пятигорске. В начале войны шли должностные перетасовки, вспомнили, что он служил в Варшавском округе, вызвали с курорта к царю и дали армию. А он не посмел отказаться, раз ему доверили.
Раньше командовал лишь дивизией в 4 тыс. шашек, и получил вдруг огромные силы, 7 корпусов. Но и тут начались перетасовки. Штаб фронта рассудил, что войск у Самсонова в избытке, забрал в формирующуюся 9-ю армию 2 корпуса, часть артиллерии и конницы. А фланговые корпуса должны были прикрывать стыки с соседями, их запретили передвигать. Потом спохватились, что для наступления остается слишком мало. Вернули один корпус из 9-й армии, разрешили использовать фланговые соединения, но они уже отстали от главных сил, а 2-й корпус на правом фланге оторвался слишком далеко, его переподчинили Ренненкампфу.
Участок наступления был трудным. К границе подходила лишь одна железная дорога. Части выгружались далеко от исходных позиций, несколько дней топали пешком по плохим дорогам, по жаре. Колеса вязли в песке, обозы и артиллерия отставали. Жилинский подгонял, указывал, что противник бежит перед Ренненкампфом, надо перехватить его. Самсонов в непривычных делах сразу запутался, не знал за что ухватиться, и только передавал приказы Жилинского, подгонял корпуса, они шли без привалов, все дальше отрываясь от тылов. А Ренненкампфу штаб фронта подтвердил приказ остановиться, чтобы немцы совсем не сбежали.
Железная дорога была на левом фланге, и здесь в городке Зольдау скопилось много войск – 1-й корпус генерала Артамонова, дивизия 23-го корпуса, две кавдивизии, отставшая артиллерия. Разбирать эту массу Самсонов не стал, просто переподчинил ее Артамонову. Правее далеко углубились в прусскую территорию 15-й корпус Мартоса, занявший без боя г. Найденбург, 13-й Клюева, их догоняла 2-я дивизия 23-го корпуса, а правый фланг прикрывал 6-й корпус Благовещенского. Эти начальники очень отличались по своим качествам. Николай Николаевич Мартос был храбрым и умным генералом, его корпус считался одним из лучших. Артамонов еще в японскую проявил себя трусом и паникером, выкрутился благодаря знакомствам и подвизался, в основном, в дипломатических миссиях. Клюев прежде служил “генералом для поручений”, а Благовещенский – по линии военных сообщений, необходимых навыков не имели.
А штаб армии отстал от войск на 120 км, находился в Остроленке – там имелась телефонная линия с Белостоком, с командованием фронта. Разведки Самсонов не организовал, сведения о противнике получал от Жилинского, который и сам ничего не знал. Телефонной связи с корпусами не было, немцы резали провода. Передавали распоряжения по радио, а чаще слали конных нарочных. Пока доскачут, ох сколько времени пройдет… Германия к вторжению была готова. Припасы вывезли или уничтожили. В Найденбурге подожгли большие склады и магазины, русским пришлось их тушить.Часть жителей, поляки, встретила наших солдат как лучших друзей. Большинство немцев эвакуировалось. Оставшиеся держались любезно, но… сообщали своему командованию о передвижениях русских. Попросту звонили в соседний город по телефону, линии работали.
Разведка Мартоса обнаружила противника севернее Найденбурга. Здесь стоял 20-й корпус Шольца, который Притвиц оставил заслоном против армии Самсонова. У деревень Орлау и Франкенау немцы построили укрепленные позиции, выставили 16 батарей. Корпус был усилен ландверными соединениями и и по численности соответствовал двум русским. Мартос этого не знал, 23 августа развернул части к атаке. После артподготовки Симбирский, Полтавский, Черниговский полки ринулись на штурм и ворвались в Орлау. Но Шольц ввел в бой резерв, отбросил русских. Черниговский полк побежал, его командир Алексеев остановил солдат, с поднятым знаменем повел в штыки. Он был убит. Вокруг знамени (Георгиевского – за 1812 г.) завязалась рукопашная. Три раны получил знаменосец, погиб заменивший его поручик. Немцам удалось окружить полк и лишь ночью он прорвался к своим.
Но Мартос организовал новый удар. Пехота еще в темноте подползла к вражеским позициям, на рассвете артиллерия накрыла германцев, и солдаты кинулись на них. Немцы не выдержали натиска, побежали, бросив пушки. Русские потеряли 2,5 тыс. убитых и раненых, но 37-я германская дивизия была полностью разгромлена, остальные потрепаны, 15-й корпус двинулся преследовать их. Это усугубило панику в Германии. После Гумбиннена еще одно поражение! Оберпрезидент Пруссии помчался к кайзеру, умоляя о спасении. Мольтке намеревался снимать с Запада аж 6 корпусов. Поразмыслив, все же ограничился теми, которые уже снял.
Да и в 8-й германской армии потрясение Гумбиннена успело пройти. Полки приводили себя в порядок. Собирались разбежавшиеся и отставшие солдаты. Новые начальники, Гиндербург и Людендорф, еще с дороги рассылали приказания. Было решено оторваться от 1-й армии и разбить 2-ю. Изобретать новых планов не требовалось. По географическим особенностям Пруссии немцы представляли, как будут наступать русские. На учениях отрабатывались разные варианты. В том числе, если русские прорвутся с юга. Через Пруссию проходили три рокадные железные дороги (вдоль линии фронта), их связывали поперечные ветки, это позволяло свободно маневрировать войсками. Нужно было собрать две группировки и ударить по флангам, под основание прорыва. Против Ренненкампфа оставляли 3 дивизии. Корпуса Макензена и Белова должны были повернуться к 1-й армии спиной и навалиться на 2-ю с востока. А корпус Франсуа отводили в Кенигсберг, грузили в вагоны и кружным путем перебрасывали на другой фланг, чтобы атаковать с запада.
Русская разведка засекла эти перемещения, но Жилинский не понял их и наломал дров. Он подумал, что разгромленные немцы хотят укрыться в Кенигсберге. Приказал Ренненкампфу продолжить движение, но не на соединение со 2-й армией, а повернуть севернее, на Кенигсберг. А к Самсонову поступали данные, что враг накапливается у него на левом фланге. 24 августа он запросил разрешения остановиться, уточнить расположение врага. Жилинский обругал его: “Видеть противника там, где его нет – трусость, а трусить я не позволю генералу Самсонову”.
После такого оскорбления Самсонов отбросил всякую осторожность. Подтвердил войскам приказ “вперед” и велел перенести свой штаб в Найденбург. А его соединения действовали сами по себе, на фронте в 200 км расходились веером в разные стороны. На левом фланге кавдивизия генерала Любомирова, подчиненная 1-му корпусу, порубила немецкие ландверные части и взяла г.Уздау. 15-й корпус Мартоса, гонясь за разбитым противником, поворачивал на запад. 13-й, не встречая врага, продвинулся далеко на север. А 6-й занял Бишофсбург и шел на северо-восток, навстречу Ренненкампфу (который к нему уже не шел).
В штабе 8-й германской армии в Остероде атмосфера тоже была нервозной. Гинденбург и Людендорф получали неточные сведения о движении Ренненкампфа, слали противоречивые приказы корпусам – то идти на Самсонова, то подождать, то развернуться обратно против 1-й армии. Гоффман доказывал, что между русскими армиями 125 км, если быстро ударить на Самсонова, Ренненкампф все равно не успеет помешать. Наконец, перехватили две радиограммы. Командующий 1-й армией извещал 2-ю, где он находится. А Самсонов передавал приказ корпусам, указав их расположение. Шифровальное дело в то время было еще слабо отработано, нередко возникала путаница. Как в русских, так и в германских войсках порой отбрасывали шифры, передавали открытым текстом. Сейчас для немцев это оказалось очень кстати, вся картина прояснилась.
Тем не менее, окружать всю 2-ю армию сочли слишком рискованным. Наметили задачу поскромнее. Оттеснить фланговые русские корпуса от Уздау и Бишофсбурга, а окружать лишь центральную группировку. Хотя и это было непросто – требовалось восстановить оборону в центре. Что толку предпринимать фланговые маневры, если корпус Мартоса разорвет германский фронт надвое? Отступающему корпусу Шольца приказали занять позиции у села Мюлен, на усиление ему направили 2,5 дивизии. Но на эти позиции наскочили не части Мартоса, а догоняющая их 2-я дивизия 23-го корпуса. Ее начальник генерал Мингин не подозревал, что противник вшестеро превосходит его, атаковал с ходу. Одна из бригад даже добилась успеха, вклинилась в германскую оборону, но вторая, Эстляндский и Ревельский полки, была разбита и бежала.
Мартос узнал, что левее идет бой, повернул на Мюлен свой 15-й корпус. Присоединил остатки дивизии Мингина, послал записку к правому соседу, в 13-й корпус Клюева, просил помочь. Тот откликнулся, выделил два полка. Мартос доложил Самсонову, что обозначилась крупная германская группировка, просил направить к нему весь 13-й корпус. Однако командование фронта опять внесло путаницу. Оно обратило внимание на разброс корпусов 2-й армии, приказало собрать их вместе. Дальше всех вырвался 13-й – а значит, требовалось ориентироваться на него. Жилинский издал директиву, пусть 15-й корпус слева и 6-й справа подтягиваются к 13-му. Поэтому Самсонов в просьбе Мартоса отказал. Слепо и дисциплинированно повторил директиву Жилинского – не Клюев должен идти к Мартосу, а наоборот, Мартос и Благовещенский должны идти к Клюеву.
Непонятная ситуация в Пруссии обеспокоила и Ставку. Великий князь Николай Николаевич сам прихал в штаб Северо-Западного фронта и приказал нацелить 1-ю армию, чтобы она установила связь со 2-й. Но Жилинский его распоряжений не выполнил. Он остался при своем мнении – немцы укрылись в Кенигсберге. Ренненкампф к этому моменту занял Инстербург (ныне Черняховск) и вышел к Балтийскому морю в 50 км от Кенигсберга, и штаб фронта подтвердил ему задачу, начать осаду столицы Пруссии.
А 6-й корпус Благовещенского получил приказ идти на соединение с 13-м. 26 августа он выступил из Бишофсбурга на запад двумя колоннами. Впереди дивизия Рихтера, за ней – Комарова. Но Комарову вдруг сообщили: сзади, с северо-востока, надвигается скопление противника. Он счел – это те самые немцы, которые бегут от 1-й армии и которых надо перехватить. Развернул дивизию и повел навстречу. Но это выходил для флангового удара корпус Макензена. У села Гросс-Бессау завязался жестокий бой. На дивизию Комарова навалились две германских. Он послал просьбу о помощи к дивизии Рихтера. Она уже ушла на 14 км. Получив известие о сражении, немедленно повернулась, форсированным маршем зашагала на выручку и… столкнулась с еще одним германским корпусом, фон Белова. Он двигался на русских параллельно с Макензеном.
Обе наших дивизии понесли большие потери, стали отступать. Неприятеля все-таки притормозили. У станции Ротфлис занял оборону резервный отряд генерала Нечволодова из 2 полков, 7 сотен казаков и дивизиона 152-мм мортир, встретивших врага губительным огнем. По калибру артиллерии немцы сочли, что против них стоит весь корпус и не решились лезть напролом. Но командир корпуса Благовещенский повел себя совершенно беспомощно, остановить войска не сумел, они протекли через Бишофсбург и отступали дальше. А ночью поползли слухи о германской погоне, от случайных выстрелов поднялась паника. Солдаты беспорядочными толпами хлынули к границе. Утром 27 августа немецкие самолеты обнаружили, что 6-го корпуса на месте нет, в русском правом фланге образовалась дыра. В нее стали вливаться соединения Макензена и фон Белова.
А на левом фланге этим же утром генерал Франсуа атаковал Уздау. В городке находились командир 1-й стрелковой бригады Савицкий и полковник генштаба Крымов. Они организовали оказавшиеся под рукой части и встретили противника достойно. Гумбиннен немцев еще ничему не научил. Маршировали сплошными шеренгами, в ногу, останавливались для ружейных залпов – первая шеренга с колена, вторая стоя. Русские пулеметы, винтовки, шрапнель, косили их, как траву. Потом Петровский и Нейшлотский полки ударили в штыки, и враг обратился в бегство. Удирали в таком ужасе, что один из своих батальонов Франсуа нашел лишь на следующий день, за 45 км от поля боя…. Но командир 1-го корпуса Артамонов струсил, переполошился и приказал отступать к Зольдау. А в докладе Самсонову солгал: “Все атаки отбиты, держусь, как скала. Выполню задачу до конца”. Франсуа после полученной взбучки не верил, что ему отдали город за здорово живешь. Ждал какого-то подвоха, запретил двигаться вперед, велел окапываться.
Тем временем Мартос вел сражение под Мюленом. У Шольца было в 1,5 раза больше сил, но русские выигрывали. Прорвали укрепления, опрокинули противостоящие части и взяли Мюлен. Германское командование срочно перебросило дивизию с другого участка – бегом, бросив для скорости ранцы, и контратакой кое-как выправило положение. Попробовало обойти с фланга. Его прикрывали два полка 23-й дивизии, Либавский и Кексгольмский, но они сражались так героически, что Гинденбург пришел к выводу – на этом направлении у русских больше корпуса.
А штаб Самсонова находился в Найденбурге и реальной обстановки не представлял. Со всех сторон сыпались тревожные донесения, но на них не реагировали, рассылали прежние приказы – наступать. Наконец, в Найденбург пришли солдаты разбитых Эстляндского и Ревельского полков, рассказали, что творится под Мюленом. От случайных кавалеристов узнали, что Артамонов сдал Уздау. Только тогда Самсонов отдал приказ 13-му корпусу идти на помощь к Мартосу. А на Артамонова разгневался за вранье, отстранил от командования и назначил вместо него генерала Душкевича. Но Душкевич был на передовой, руководство принял инспектор артиллерии Масальский. Так что в левофланговой группировке, вдобавок ко всему, стало трое начальников.
