Лекции.Орг


Поиск:




Египет под властью Фатимидов и Тулунидов 1 страница




Для общей истории ислама более важны Фатимиды, чья судьба весьма драматически повествует о том, насколько независимы были семеричники от любых территориальных или национальных связей. Потомки Пророка по линии Фатимы и Хусайна (согласно их утверждению, оспариваемому другими) примерно в 860 г. перенесли свой организационный центр в Саламийю (Сирия), откуда, как уже говорилось, двинулись в Йемен, где создали свой опорный пункт. «Пропагандист», дай, Абу Абдаллах из Саны (Йемен) в 894 г. обосновался среди берберов племени кутама (в Малой Кабилии, к западу от нынешней Константины), посягавшего на район, который сунниты и хариджиты до этого поделили между собой. Недовольство деятельностью аглабидского наместника в Кайруане и постоянные трения между правителями городов и берберами, жившими в горных и степных районах, позволили Абу Абдаллаху укрепиться в качестве защитника интересов махди Убайдаллаха и наконец в 909 г. нанести решающий удар последнему Аглабиду. Так были уничтожены остатки аббасидского влияния в Северной Африке. Между тем крах сирийской революции вынудил Убайдаллаха бежать кружным путем через Египет в Северо-Западное Марокко, где он некоторое время по повелению Аглабидов томился в темнице в Сиджильмасе. Абу Абдаллах освободил его, и махди вступил в Ифрикийю (нынешний Тунис) как победитель. Вскоре он казнил своего защитника, по-видимому возмущенный его жестокими финансовыми мерами, и взял бразды правления в свои руки.

Однако Фатимиды вовсе не собирались оставаться мелкими североафриканскими властителями. Из-за политического каприза они очутились в этом регионе, до крайности провинциальном по сравнению со всем исламским миром. Их целью было изгнание Аббасидов и воцарение фатимидского халифа в качестве единственного праведного амир ал-муминин;, Убайдаллах принял этот титул вместе с титулом махди 15 января 910 г. Таким образом, с самого начала политика Фатимидов была всецело направлена на восток. В 914 г. они в первый раз захватили Александрию. Однако берберы не намеревались унизиться до того, чтобы стать простым инструментом империализма; хариджизм дал необходимый идеологический предлог для революции, которая между 944 и 947 гг. до основания потрясла фатимидское могущество; Фатимидам удалось разгромить берберов под стенами своей новой приморской столицы-Махдийи (Тунис).

После поражения этого последнего поддержанного хариджитами берберского восстания понадобилось более 20 лет, прежде чем Фатимиды стали строить планы завоевания Египта. После тщательной дипломатической подготовки рожденный на Сицилии вольноотпущенник Джаухар в 969 г. захватил Фустат (ныне Старый Каир). Поблизости от него он основал поселение, которое в честь своего халифа Муизза назвал Ал-Муиззиййа ал-Кахира, т. е. Муиззиййа Победоносная. Прошло совсем немного времени, и оно превратилось в один из крупнейших культурных центров исламского мира. В мечети ал-Азхар, воздвигнутой Джаухаром до прибытия фатимидского халифа (973), была открыта богословская школа, чтобы создать прочную базу для проповеди шиитского учения. Берберский род Зиридов получил в управление Ифрикийю; они заботились о ее благополучии в качестве независимых представителей Фатимидов. Хотя Фатимиды не питали слишком большого интереса к своим первым владениям, т. е. Ифрикийе, они хорошо управляли аглабидским наследством (несмотря на постоянный рост и без того значительного налогового бремени), особое внимание уделяя поддержанию мощи флота; Сардиния, Корсика, Балеарские острова были и оставались под фатимидским контролем, не говоря уже о Сицилии, которая начиная с 827 г. все более переходила в мусульманскую сферу влияния. Подобно тому, как позднее было в Египте, сила династии, правившей в Ифрикийи, в немалой степени зависела от экономического могущества, проистекавшего из активных торговых связей с христианским Средиземноморьем, прежде всего с Италией.

Перевод государственной власти, или, скорее, правящего класса и его наемников, из одной страны в другую — событие, которое можно понять только в том случае, если мы ясно представим себе исключительную идеологическую спаянность «элиты», ее внутреннюю отчужденность от всего мирского, считавшегося лишь орудием для достижения цели, и если мы вспомним, что правление меньшинства уже давно стало утвердившейся формой политического существования. Испанией правили 200 тыс. визиготов, число вандалов в Африке оценивалось примерно в 80 тыс.; около 12 тыс. мусульман завоевали Испанию; Аййубиды в 1200 г. захватили Египет приблизительно с восемью тысячами человек. Та ситуация, которая сложилась на Ближнем и Среднем Востоке в первые века после хиджры, когда мусульмане составляли меньшинство населения, не могла повториться. На самом деле Фатимиды никогда и не пытались сделать Египет шиитским, хотя тайное учение отлично согласовывалось с их политическими устремлениями; они предоставили немусульманам больше свободы, чем те когда-либо имели с момента арабского завоевания. Тем самым они обеспечили себе поддержку кругов, игравших важную роль в экономике и в системе управления.

Когда Фатимиды пришли в Египет, эта страна уже в течение столетия обладала известной независимостью, обретенной после периода колониальной эксплуатации. Как часто случалось в истории Египта, этим благополучием он был обязан чужеземцу. Ахмад ибн Тулун, сын невольника-тюрка, появился здесь в качестве представителя тюркского военачальника, назначенного в 868 г. наместником Ифрикийи; однако тот, следуя обычаю, предпочел не покидать столицу Халифата Самарру, где находился подлинный источник его могущества. Военные мятежи тюрок, неутихающая вражда между халифом Мутамидом (870-982) и его братом ал-Муваффаком (ум. 891), который управлял империей (и спасал ее), ненадежность наместников провинций и, наконец (но не в последнюю очередь), восстание зинджей позволили ибн Тулуну добиться фактической независимости. Доходы от налогов, взимавшихся в Египте, за вычетом относительно небольшой суммы, предназначавшейся для халифа, он использовал для развития экономики, что упрочило благополучие, уже отличавшее страну в предшествующие десятилетия. Государственная хлебная монополия фактически спасала Египет от голода начиная с эпохи Птолемеев; арабы добавили возделывание риса и сахарного тростника. Даже несколько понизив налоги, Ибн Тулун сумел содержать армию (невольничью), состоявшую в основном из греков суданцев, берберов и тюрок, и построить к северо-востоку от Фустата новую столицу, поделив землю на участки и раздав их своим офицерам и чиновникам; город получил название ал-Катаи («участки», или «лены»).

Несмотря на оппозицию центрального правительства, Ибн Тулун не только сохранил Египет, но и распространил свою власть на Сирию — «бастион», завладеть которым стремились все могущественные правители Египта. Попытка халифа с помощью бегства в Египет спастись от опеки своего брата оказалась безуспешной; но эта неудача не помешала установлению мирных отношений с Самаррой. После смерти Ибн Тулуна (884) халифское правительство утвердило правление Египтом и Сирией на следующие 30 лет за его сыном Хумаравайхом и за семьей Тулунидов (886). В последующие годы могущество Тулунидов стало ощутимым в Северной Месопотамии: в 895 г. халиф ал-Мутадид женился на двенадцатилетней дочери Хумаравайха. Богатое приданое и роскошное убранство невесты породили слух, что халиф надеется разорить Хумаравайха эти браком. Расточительность молодого правителя (в 896 г, он был убит) быстро ослабила тулунидский Египет, При передаче ленных прав его преемнику халиф увеличил размер дани. Династия быстро вырождалась, и уже через восемь лет халиф принял решение отвоевать Египет. В 905 г. Фустат пал, и Катай сровняли с землей.

Единственный сохранившийся памятник тулунидского периода — мечеть, которую Ахмад ибн Тулун построил между 876 и 879 гг.; эта имитация Большой мечети в Самарре, вполовину уступающая ей размером, отражала общую зависимость двора Тулунидов в художественном и культурном отношении от главного города Халифата. Характерное для стиля Самарры сочетание эллинистических и доминирующих персидских элементов было, таким образом, занесено в Египет. Самарра дала также модель организационной структуры: те самые принципы организационного устройства армии, которые привели Халифат к бессилию и сделали возможным возвышение Ибн Тулуна, были перенесены в Египет и, несомненно, явились главной причиной недолговечности этой эпохи египетской независимости (фактической, а не юридической), которой страна наслаждалась впервые более чем за тысячу лет. Через 30 лет после аббасидской реставрации начался новый цикл. В 937 г. ослабленный Халифат даровал тюркскому наместнику Египта Мухаммаду ибн Тугджу (935-946) право носить титул согдийских правителей ихшид, которым его род обладал на своей родине в Центральной Азии, — символ фактической независимости. 900 лет спустя этот же смысл был придан североиранскому титулу хедив, дарованному оттоманскому наместнику Египта Мухаммаду Али, что подтвердило его независимость в пределах Оттоманской империи. Власть над Египтом едва не досталась крупному финансисту Абу Бакру Мухаммаду ал-Мазараи (872-957). Он был виднейшим представителем семьи, поставлявшей администраторов и банкиров, которые фактически держали в своих руках контроль над Египтом (а часто и над Сирией) после смерти Ахмада ибн Тулуна. В то же время и в Багдаде, и в Фустате все князья и их семьи активно занимались коммерческой деятельностью. Это неизбежно вело к коррупции, но в целом не наносило вреда развитию экономики. Нападение на Сирию повторилось, был даже занят Дамаск. Абиссинский майордом Кафур управлял Египтом при преемнике Мухаммада ибн Тугджа до тех пор, пока незадолго до его смерти не получил Египет в ленное владение. Могущество Ихшидидов базировалось лишь на бессилии окружающего мира; не прошло и года с момента смерти Кафура (968), как внук основателя династии отдал свою страну Фатимидам.

Почти незаметно и не оказывая никакого влияния на дела в центральных областях империи, началось распространение ислама в Судане и вдоль побережья Восточной Африки. Однако по меньшей мере до конца первого тысячелетия единственной причиной этого была иммиграция арабских колонистов или купцов, а вовсе не обращение в ислам христиан-нубийцев в Судане или язычников, населявших побережье Индийского океана. С 652 г. Нубия поддерживала с Халифатом договорные отношения — их можно интерпретировать как даннические; арабы поставляли зерно и масло в обмен на рабов. Первое значительное мусульманское поселение на восточноафриканском побережье было, вероятно, основано последователями Зайда ибн Али. Когда их вождь, потерпев поражение, в 740 г. умер, они стали искать убежище за пределами досягаемости власти халифа и создали несколько небольших прибрежных поселений. С течением времени к ним присоединились другие беглецы. Макдишу (Могадишо), первый сколько-нибудь значительный населенный пункт, был основан не ранее середины X в.; далее к югу сунниты в конце I тысячелетия основали поселок Килва. Эти колонии, не имевшие отечественной поддержки, существовали главным образом работорговлей -на родине зинджей. Можно предполагать, что туземные правители время от времени переходили в ислам; тем не менее Африка южнее Сахары ни тогда, ни позже не содействовала развитию мусульманского вероучения и не оказывала никакого культурного влияния на подлинно исламские страны. Строго говоря, это относилось в то время и к Северной Африке, если не принимать во внимание восточную ориентацию Фатимидов. Северная Африка была исламской колонией, и обращение в ислам шло медленно. Хотя берберы, приняв учение, крепко держались за него, они не идентифицировали себя полностью с исламом до тех пор, пока не возникли берберские династии, пришедшие к власти в XI в.

Было предпринято несколько попыток создать берберское вероучение путем модификации исламской модели. Самым замечательным было, несомненно, то, что сделал Салих около 744 г. Его отец отличился в борьбе против арабов, а сам он был одним из хариджитских лидеров бергваты. Религия, которую он проповедовал, основывалась на берберском Коране, состоявшем из 80 сур в противоположность 114 сурам мусульман. Он титуловал себя салих ал-муминин, «праведный среди правоверных», как было предсказано в мусульманском Коране (66,5), и ощущал себя махди, который должен возвратиться перед концом времен. Мусульманские праздничные дни были изменены, молитвы и правила приема пищи модифицированы; однако в целом мусульманские религиозные заповеди сохранялись и переделки оказались незначительными; по-видимому, их приспособили к местным обычаям.

В Рифе, прибрежной узкой полосе в Северном Марокко, Ха-Мим, подобно Салиху, проповедовал, базируясь на берберском Коране; в 927 г. он погиб в войне против испанских Омейядов. Он также изменил предписания, касавшиеся приема пищи и времени молитвы. Создается впечатление, что проповедь Ха-Мима была бледным отражением «ереси» бергваты. Последняя, несмотря на все гонения, существовала и в XI в., а в отдельных общинах даже в XII в., тогда как проповедь Ха-Мима была быстро забыта. Значение этих сходных явлений состоит в основном в их «национальном» характере. Переход политического и интеллектуального руководства в берберском исламе к местным жителям сделал возможной ситуацию, при которой специфические свойства населения наложили печать на идеологию ортодоксальной общины. Это четко проявилось в движении Альмохадов в XII в.

Арабский Запад По мнению Запада, значение мусульманской Северной Африки состоит главным образом в том, что она была базой для завоевания Испании, высокоцивилизованным аванпостом мусульманской культуры, существование которого всецело зависело от постоянно возобновлявшихся инъекций берберской «варварской» мощи. Вряд ли можно утверждать, что мусульманская Испания в период своей политической стабильности оказывала сколько-нибудь заметное воздействие на покой Европы; христианский мир обязан ей лишь сохранением классического наследия в философии и науке, воспринятого исламом и изложенного на арабском языке, а с XII в. переведенного на латынь, после того как оно было профильтровано в центрах, снова ставших христианскими, в первую очередь в Толедо, где велась обширная переводческая работа. Менее ощутимым, но бесспорным было влияние песен трубадуров, также принадлежавших этой поре упадка. Следует иметь в виду, что политическое и военное могущество испанских Омейядов далеко не соответствовало придворной пышности и культурному блеску Кордовы. Омейядам выпало счастье управлять страной, которую защищали от врагов природные условия; их франкские соседи, особенно после смерти Карла Великого, выказывали признаки политического распада, и единственным потенциально опасным противником была Ифрикийя под властью Аглабидов, но главным образом под властью агрессивных Фатимидов.

Аббасиды быстро примирились с утратой Испании — этой отдаленной провинции; после 763 г. здесь уже не вспыхивали спровоцированные Аббасидами мятежи. Традиционная ненависть к Аббасидам сохранилась, но она не помешала восприятию Испанией при Абд ар-Рахмане II (822-852) восточномусульманской культуры; это было даже официально санкционировано и вскоре как бы окрасило в сирийские тона мусульманскую жизнь в Испании; вплоть до конца X в., да и позже, Испания с точки зрения ее культурного развития была чем-то вроде колонии. Ее значительные, отмеченные яркой индивидуальностью художественные достижения в архитектуре совсем не были признаны на Востоке, а в поэзии, открытой всем влияниям и полностью противоречившей классическим нормам, получили признание только во второй половине XII в.; по крайней мере в теории они были тогда одобрены и систематизированы, хотя творческое развитие поэзии остановилось.

Сооружая порты и строя флот, Омейяды более тщательно, чем их предшественники вестготы, готовились к защите от повторного вторжения с африканского побережья, так что их соперничество с Фатимидами происходило почти исключительно на североафриканской почве. Колебания баланса сил лучше всего проследить по развитию сферы влияния Омейядов на территории нынешнего Марокко, где они, действуя в абсолютно современной манере, оказывали финансовую поддержку престижным проектам. Так, в 955 г. Абд ар-Рахман III помог своему верному стороннику — берберскому эмиру Феса отстроить заново Каравийинскую мечеть. Знамением времени было установление дипломатических отношений с Византией в 839-40 г.; они не раз возобновлялись в X в., но, по существу, не принесли никаких политических результатов. Между тем византийские художники и ремесленники оказали огромное влияние на развитие испанской арабской архитектуры и архитектурного орнамента.

Христианские государства, расположенные на севере, были непобедимы вследствие своей географической отдаленности; в период между битвой при Ковадонге, которая в 718 г. (или между 721 и 726 гг.) остановила мусульманскую экспансию, и концом IX в. они даже могли оказывать давление на юг вплоть до Дуэро. Однако они были слишком слабы, чтобы противостоять серьезному контрнаступлению или поколебать превосходство мусульман, которые в культурном и экономическом отношении далеко их опередили. Неудача экспедиции Карла Великого в Страну басков — уничтожение в битве при Ронсевале в 778 г. части его армии во главе с графом Роландом имело важное значение не только для истории литературы — на много лет стабилизировала положение на северо-восточных рубежах; проникновение в Каталонию дало христианам более выгодную границу: в 803 г. они отвоевали Барселону; на юго-востоке равновесие сохранялось в течение жизни многих поколений. Вторжения норманнов, которых арабы, как это ни странно, называли маджус (букв,. «огнепоклонники»), были весьма драматичны, и падение Севильи в 844 г. явилось серьезным ударом, однако они не представляли реальной угрозы омейядскому государству.

И все же политическое здание, воздвигнутое Омейядами, отнюдь не пребывало в безопасности. Завоеватели были малочисленны и разделены на арабов и берберов; вплоть до X в. арабское меньшинство было не в состоянии преодолеть межплеменную рознь, которую оно принесло со своей старой родины, хотя в Испании для ее сохранения не было никаких реальных оснований. Подавляющее большинство сирийцев, которые вскоре почувствовали себя в Южной Испании как дома, на своей новой родине разделились соответственно пяти военным округам (аджнад), существовавшим в стране их отцов. Многочисленные сторонники омейядской династии прибыли в Испанию в 50-х годах VIII в., но с тех пор сколько-нибудь значительных арабских подкреплений не было. Когда Абд ар-Рахман I (755-788) назвал дворец, который построил перед воротами Кордовы, Русафой — по имени знаменитой резиденции Омейядов около Пальмиры, это не только отражало его собственную ностальгию по сирийской родине, но и совпадало с настроениями его ближайшего окружения.

Неизбежное смешение с местными жителями закрепило власть, завоеванную арабским миром, особенно арабским языком, за широкими слоями населения; претензии арабов, в первую очередь сирийских, на особое положение становились все менее и менее очевидными. О привлекательности арабской культуры, более высокоразвитой по сравнению с романской традицией, — а ведь кроме того, она отражала образ жизни правителей, что еще больше поднимало ее престиж, — свидетельствует полное отсутствие литературных источников на романском языке. Красноречивым доказательством является отчаянная филиппика священника Евлогия (написанная в 859 г.): он сурово порицает своих соотечественников-христиан за маниакальное увлечение арабским языком и пренебрежение к латыни. Однако подобные эмоциональные вспышки не должны заслонять того факта, что романский язык употреблялся в повседневной жизни и что даже арабо-берберский правящий класс постепенно стал пользоваться двумя разговорными языками.

Ассимиляция, которой способствовала активная исламизация, главным же образом — примирительная политика по отношению к немусульманам (в частности, еврейские общины процветали как никогда прежде, пока в XII в. при Альмохадах не начались гонения), отнюдь не обязательно была показателем политической гармонии. Часто вспыхивали мятежи. Арабы не могли ужиться друг с другом, но наиболее беспокойным элементом были берберы. Цветущие города, в первую очередь столица Кордова, были непокорны; принадлежавшие к господствовавшей (примерно с 800 г.) маликитской правовой школе фукаха, в крайнем раздражении обвинявшие правительство в безбожии, обеспечивали недовольным моральную поддержку. Жестокое подавление восстания, поднятого против ал-Хакама I в 818 г., вызвало первую волну андалусской иммиграции, или реэмиграции, в Северную Африку, которой суждено было сыграть большую культурную роль. Остальные участники восстания захватили Александрию, а после их изгнания из Египта завладели Критом; испанская исламская династия сохраняла там власть до тех пор, пока остров не был в 961 г. отвоеван Византией.

После этого восстания новые центры беспокойства возникли в сельских округах. С 879 по 928 г. возвратившийся к прежней вере христианин-жоссфаб (от мустариб, «арабизированный» [испанец]) Омар ибн Хафсун (арабское имя с романским окончанием ун/он) и его сыновья господствовали над горными долинами к западу от Малаги, сидя в своем замке Бобастро. Абд ар-Рахман III, возможно самый яркий из «ортодоксальных» правителей своего времени, в 929 г., после того как он вернул себе контроль над мятежными районами, предпринял беспрецедентный шаг, сменив свой титул амир («командир», «начальник») на халифский титул амир ал-муминин;, отныне пятничные молитвы возносились в его честь, а не в честь аббасидского халифа. Удивительно, до чего мирно эта революционная мера была воспринята в Испании с ее строгой маликитской традицией. Для последующих поколений разделение власти, которая по самой своей природе неделима, всегда оставалось камнем преткновения, но его современники, во всяком случае его андалусские подданные, понимали, что, приняв титул халифа, Абд ар-Рахман не желал ни уничтожить прежний Халифат, ни расколоть умму, но что он только логически закрепил ситуацию, представив себя в качестве подлинного защитника правоверия на исламском западе. Моральное оправдание Абд ар-Рахман III черпал в своей необъявленной войне на два фронта — против фатимидских еретиков и против христиан, которые в конечном счете оставались непобедимы, несмотря на любой успех арабов. Материальное подтверждение независимости, которой он добился для династии Омейядов, он видел во всеевропейской славе испанской арабской культуры, в необычайной привлекательности Кордовы с ее великолепной мечетью и с воздвигнутым новым халифом у ее ворот городом-резиденцией наподобие Версаля. Присвоение халифской власти имеет параллель в христианской Северной Европе, где Карл Великий воссел на императорский трон, хотя, разумеется, последствия этих двух событий не совсем сравнимы.

Очень быстро начался раздел и упадок империи Карла Великого; омейядский Халифат также просуществовал недолго. Высокообразованный ал-Хакам II (961-976) сумел сохранить отцовское наследство, но с его смертью контроль над государством захватила династия «майордомов». Легендарный «камергер» (хаджиб) Ибн аби Амир ал-Мансур (978-1002) был вынужден добиться поддержки религиозных кругов уничтожением части замечательной библиотеки ал-Хакама, что означало символический отказ от всяких притязаний на знакомство ее светской культурой. Он сумел вторгнуться в христианские земли, как мечтал, и даже захватить Сантьяго де Компостела, но в основе своей межгосударственные отношения не изменились. После его смерти халифат стал жертвой внутренних раздоров; все более ожесточенная борьба между «андалусийцами» (арабами и местными жителями), берберами и «славами», т. е. европейцами, вывезенными из различных стран в качестве рабов, создала ситуацию, в которой ни одна из сторон не имела шансов на успех.

Даже в блестящем X веке обладание армией было единственным средством преодолеть партикуляризм различных частей королевства, что, по-видимому, представляло главную трудность для кордовского правительства. Государство было, несомненно, богато (экспорт текстиля, изделий из кожи, керамики, драгоценностей и оружия, особенно в Египет, принял в это время огромные масштабы), что и позволяло вербовать и «приобретать» берберские, христианские испанские и «славские» войска. Но, как и на Востоке, чужеземное влияние действовало на армию разрушающе; хотя Омейяды сумели во многих областях заручиться сотрудничеством христиан и евреев, это касалось только экономики, но не военной службы.

Через каких-нибудь 70 лет после смерти Абд ар-Рахмана III его дом лишился последних признаков могущества; после падения Омейядов уже ни один испанский мусульманин не принял титул халифа. Хотя разделенный Халифат был несовместим с духом солидарности и с мусульманскими традициями, ясно, что подобное положение дел способствовало эмансипации уммы от политических институтов и содействовало обретению такой независимости, которая была единственным средством создания наднационального религиозного сообщества, непрерывно развивающегося по своим собственным внутренним законам и базирующегося на абсолютной и вневременной юридической основе. Община всегда стремилась к подобной эмансипации от политических случайностей, но в то же время она твердо противостояла конституционным теориям, логически вытекавшим из этой тенденции.

Вклад Испании в сокровищницу исламской культуры IX и X вв. был самобытным во многих областях; примером могут служить изобретение новых форм арки и развитие строфической поэзии, часто со сложной метрикой, а иногда с рефренами на местном диалекте. В целом же страна оставалась изолированной и почти колониальной, как о том свидетельствует огромный авторитет, которым обладали здесь мусульманские ученые с Востока. Новая нота слышна при анализе чувствований и пейзажной лирики; возможно, она отразилась в европейской душе, пробудив эхо в песнях трубадуров. В XI в. испанская исламская культура постигла зрелости и стала подлинно самостоятельной, обретя свое высшее выражение в творчестве великих прозаиков и политических деятелей Ибн Шухайда (992-1034) и Ибн Хазма (994- 1064). Ибн Хазм был также известным юристом и историком религии; его основной труд посвящен исламским ересям. Казалось, что политическая раздробленность освободила творческие силы человека и что многочисленность небольших центров дала более широкий простор для деятельности талантов.

Слабость европейских государств, которые отвечали за оборону средиземноморских берегов и в целом за поворот всей политической жизни к северу, сочеталась с неспособностью Византии соперничать с арабами в борьбе за господство на море, что позволило мусульманам почти 300 лет владеть островами в западной части Средиземного моря, грабить берега Прованса и Южной Италии и даже Адриатическое побережье до Анконы и дальше и временами контролировать их из своих крепостей. Однако присутствие мусульман мало отразилось на культурном развитии этих районов. Другое дело Сицилия. По-настоящему ее завоевание началось в 827 г. (после множества набегов, первый из которых датируется 652 г.), остров оставался в руках византийцев до 878 г., до падения Сиракуз (или даже до 902 г., до сдачи Таормины); но с этого времени можно говорить о специфически исламской культурной трансплантации; парадоксально, что своей высшей точки она достигла тогда, когда мусульманская гегемония на острове была уничтожена в XI в. норманнами и три культуры объединились. Омейяды создали морские базы также на Сардинии и на Корсике; в 870 г. пала Мальта, и с той поры до наших дней там сохраняется (но только в языке) осколок арабоязычного мира. Нарбонну, захваченную в 717 г. и еще раз, после поражения, в 719 г., арабы вынуждены были отдать в 759 г.; но они играли главную роль в локальных войнах в Италии и Провансе. В 837 г., когда они откликнулись на призыв неаполитанцев и выступили против Беневенто, они приобрели прочные позиции на материке. В 846 г. их остановили у стен Рима, но до этого они успели опустошить Остию и даже ограбить церковь Сан Паоло фуори ле Мура. Поражение на море в 849 г. не коснулось их крепостей; самая важная из них, Бари, оставалась базой для нападений и рейдов в Адриатике и во внутренних районах до тех пор, пока в 871 г. не была сдана Византии.

Политический эгоизм и подозрительность южноитальянских династий, с одной стороны, и бедственное экономическое положение приморских городов — с другой, обеспечили мусульманам постоянную поддержку христианских союзников. Например, в 876-77 г. Неаполь, Салерно и Амальфи приняли участие в организованном в Неаполе набеге сарацин на морское побережье в районе Рима. В 915 г. папа Иоанн X сумел наконец изгнать арабов из их крепости на р. Гарильяно, откуда они почти 30 лет угрожали предместьям Рима. В 888 г. мусульмане перестроили крепость Фраксинетум (Ла Гард-Френе), и в 972 г., действуя оттуда, они захватили в плен на Большом Сен-Бернаре главу аббатства Клюни. Вплоть до 983 г. граф Прованский со своими североитальянскими союзниками не мог подавить арабов. В 1015-16 г. была отвоевана Сардиния, а в 1034 г. итальянские приморские города, в первую очередь Пиза и Генуя, оказались уже достаточно сильны, чтобы перенести войну в Северную Африку и, использовав добычу, захваченную ими в Бона (Бон), вернуть Клюни выкуп, который монастырь в свое время заплатил за освобождение своего аббата.

Однако важнее, чем территориальный выигрыш, была вновь обретенная безопасность Запада, — по своему эффекту сравнимая с покоем, наступившим вследствие прекращения набегов викингов и венгров, — а главное, возобновление свободного плавания судов в западной части Средиземного моря. Итальянские морские силы добились подавляющего господства, и исламские корабли отошли в свои территориальные воды, прекратив поддержку торговых постов в христианской Южной и Западной Европе. Западная торговля в мусульманских странах сомкнулась с мировой торговлей. Имевшие характер анклавов торговые колонии, подобные тем, которые были учреждены итальянцами в качестве концессий в Леванте, — в Византии долго существовали такие колонии (митата) иностранных купцов, — по-видимому, не вызывали раздражения даже у Фатимидов, создавших сильнейшую морскую державу в арабском мире. В результате инициатива в Средиземном море вскоре перешла к христианским купцам и правительствам, даже если они не были в состоянии полностью обезопасить восточную торговлю. В, это самое время экономической необходимостью для приморских государств Северной Африки, особенно для Ифрикийи, стало развитие пиратства, которое по обстоятельствам либо дозволялось, либо поощрялось местными правителями. Этот «образ жизни» надежно противостоял давлению государств, оказывавшихся его жертвами, даже в XIX в.





Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2016-10-23; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 267 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Студент может не знать в двух случаях: не знал, или забыл. © Неизвестно
==> читать все изречения...

1323 - | 934 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.012 с.