Происхождение мира и богов 11 страница

КОММОС[132]

Строфа I

Антигона

В последний путь, старцы земли родимой,

Я собралась теперь.

Этот солнца лучистый круг,

Ах, в последний вижу я раз.

Все прошло: живую меня

В дом ведет свой мрачный Аид

К берегу плача.

Нет мне проводной песни,

Подруг игры не услышит мой

Свадебный терем,

О, нет: владыке невеста я мрака.

Корифей

Но ты чести стяжала нетленный венец,

С ним нисходишь ты славно в обитель теней.

Не ползучая хворь иссушила тебя,

Не жестокий булат твою грудь изрубил:

Ты нисходишь живая, одна среди жен,

Своему повинуясь закону.

Антистрофа I

Антигона

Погибла так в горя расцвете, молвят,

Гостья с фригийских гор[133]:

Где белеет Сипила кряж,

Там живую камня побег,

Точно цепкий плющ, охватил,

Бурный дождь струится по ней,

Снег белеет, –

Так говорят сказанья.

Поныне там от бессонных слез

Камень влажнеет;

Такую гибель и мне судил демон.

Корифей

Не забудь: то богиня, бессмертных дитя,

Мы же смертные люди и дети людей;

А ведь грешен запретной гордынею тот,

Кто с богами и в жизни равняет себя

..................................

И в загробной всесилии доли.

Строфа II

Антигона

Глумишься ты? Ради богов отчизны нашей!

Скоро меня не будет;

Долго ли ждать вам?

О мой родимый край,

О счастливое племя,

О волны Диркеи! О роща

Царицы ристаний, Фивы!

Я вас зову в свидетели,

В какой меня могильный склеп, в страшный плен

Ведут, поправ людской закон,

И нет слезы мне от друзей!

О, что ждет меня?

Уж не числюсь среди живых я,

Еще не став между мертвых мертвой.

Хор

Прейдя земной отваги грань,

К престолу Правды вековой

Припала ты теперь, дитя.

Отца, знать, искупаешь горе.

Антистрофа II

Антигона

Коснулись вы самой больной моей кручины,

Той незабвенной смерти,

Рока – его же

Тяжесть несем мы все,

Славный род Лабдакидов.

О терем проклятья! О ложе!

О ласки родимой крови,

От матери сыну жаркий дар!

От них ведь я несчастных дней нить веду.

И вот безбрачной девой к ним

Меня проклятье гонит – в ад;

А ты, бедный брат,

Негу брака познал[134] – и ею

Живую, ах! мертвый к мертвым сводишь.

Хор

Почет богам – наш долг святой.

Но кто приемлет власти скиптр,

Тот власти должен честь блюсти.

Тебя ж дух гордой мысли губит.

Эпод

Антигона

Ах, без друзей, без песни брачной

Меня несчастную уводят

В последний, подневольный путь!

Этого ока святого сияние боле

Я не вправе видеть; Боги!

И никто меня почтить не хочет

Хоть слезой участья!

Креонт

(выходя из дворца)

Конечно! Дайте волю человеку

Пред смертью чувства изливать свои –

Конца не будет жалобам и плачу!

(Страже)

Теперь довольно. Уведите деву

Скорей под полого кургана сень,

Как я сказал вам, и одну оставьте.

Там полная ей воля будет. Хочет –

Пусть тотчас примет смерть; а то и дальше

Живет во мраке птицей гробовой.

Нам от нее не будет оскверненья:

Я крови родственной не пролил, только

От мира жизни отлучил ее[135].

Антигона

О склеп могильный! Терем обручальный!

О вечный мрак обители подземной!

Я к вам схожу – ко всем родным моим,

Которых столько, в лютой их кончине,

Приветила царица мглы ночной.

Теперь и я... Казалось, жизни этой

Конец далек, и что же? Злейшей смертью

Последовать за ними я должна.

И все ж – не каюсь я. Я верю, милой

Приду к отцу, к тебе, родная, милой,

К тебе желанной, брат родимый мой.

Родители, когда почили вы,

Своими я омыла вас руками,

Убрала вас и возлияний дань

Вам принесла. А за твою, о брат мой,

Своей я жизнью заплатила честь...

И все ж – не каюсь я. Разумный скажет,

Что и тебя почтила я разумно.

Да, будь детей я матерью – вдовою

Убитого супруга – я б за них

Не преступила государства воли;

Вам ведом крови родственной закон?

Ведь мужа и другого бы нашла я,

И сына возместила бы утрату,

Будь и вдовой я, от другого мужа.

Но раз в аду отец и мать мои –

Другого брата не найти мне боле.

Таков закон. Ему в угоду честью

Тебя великою почтила я.

Тень братняя! Виной зовет Креонт

Поступок мой и дерзкою отвагой.

И вот меня схватили и ведут

На смерть – до брака, до веселья свадьбы,

Не дав изведать мне ни сладких уз

Супружества, ни неги материнства;

Нет, сирая, без дружеской слезы

Я в усыпальницу схожу умерших.

Но где ж тот бог, чью правду, горемыка,

Я преступила? Ах, могу ли я

Взирать с надеждой на богов, искать в них

Заступников? За благочестья подвиг

Нечестия я славу обрела!...

Что ж! Если боги – за царя, – то в смерти

Познаю я вину и искуплю.

Но если он виновен, – горя чашу

Мою – не более испить ему.

Корифей

Не стихает, я вижу, мятежный порыв

В Антигоны душе.

Креонт

Не стихает он, да, по ведущих вине,

И за медленностьих наказание ждет.

Антигона

О бездушное слово! Уж в гибели пасть

Ты ввергаешь меня!

Креонт

Да, пожалуй. Совет мой – покончить совсем

С безрассудной надеждой на лучший исход.

Антигона

Что ж, идем; я готова. О боги отцов!

Вы простите – прости ты, родная земля!

О, смотрите, фиванцы! Царевна идет –

Остальная наследница древних владык.

Вот судья мой – и вот преступленье мое:

Благочестию честь воздала я!

 

СТАСИМ ЧЕТВЕРТЫЙ

Хор

Строфа I

И Данае-красе[136] светоч небесный –

Меднокованных врат тьмой заменить пришлось.

Терем могильный

Скрыл невесту от глаз людских в те дни.

А ведь рода почет был ей велик, дитя,

И ей лоно затем Зевса согрел дождь золотой.

Знать, могуча вовек рока над нами власть.

Над ней ни злато, ни булат,

Ни крепкий вал, ни легкий струг,

Забава волн, нам не даст победы.

Антистрофа I

Гневен был он и царь Фракии дикой,

Сын Дрианта, Ликург[137]; сам Дионис его

Смелость изведал. Все ж в затворе и он окончил дни.

В хладном камне остыл гнева багровый жар;

Цвет дерзанья поблек; понял тщету мыслей своих

Царь, что бога хулил в злобе безумной он,

Громя вакханок[138] грозный пыл,

Ретивых светочей восторг,

Святую песнь Муз поляны горной.

Строфа II

Там, где в каменных Врат голубеющем мареве[139]

Двум преграду морям положили бессмертные,

Где Босфора пловцов в мгле Салмидесс ждет,

Там видел сосед-Арес

Братьев-Финидов рану.

Лихая их мачеха сгубила.

Потух в зрачках страдальцев ясный солнца свет;

Их смял не меч – нет, руки кровавой

Коварный взмах, кознь иглы рабочей.

Антистрофа II

В склепе чахли они – и жестокую матери

Долю в плаче глухом вспоминали. Вела она

Славный род[140] от вельмож древледержавных,

Царевны афинской дочь.

Взрастила в пещере дальней

Крутой горы вьюг отцовских стая

Лихая Бореаду[141], легкую как вихрь.

Но брак приспел – и познала рока

Царица власть, о дитя родное!

Во время исполнения стасима стража медленно уводит Антигону.

 

ЭПИСОДИЙ ПЯТЫЙ

Тиресий

(входит, ведомый мальчиком)

Мы к вам пришли, фиванские вельможи,

Путем совместным. Двое нас, но пара

Очей одна – и зрячий вождь слепцу.

Креонт

Что нового мне скажешь, друг Тиресий?

Тиресий

Скажу; а ты послушайся пророка!

Креонт

Не в первый раз тебея повинуюсь.

Тиресий

И оттого ты прямо правишь город.

Креонт

Недавний опыт говорит: ты прав.

Тиресий

Так знай: опять по лезвию идешь!

Креонт

Тревожит сердце речь твоя; в чем дело?

Тиресий

Внемли, все скажут знаки ведовства.

На древнем сидя волхвовском престоле,

Где вещей птицы[142] гавань для меня,

Неведомые клики я услышал,

Разящий, непривычный слуху глас.

Ударами когтей окровавленных

Друг друга в злобе вещуны терзали –

Таков был шум их мечущихся крыл.

Мне страшно стало; огненную жертву

На всепалящем алтаре решил

Я принести. И что ж? Гефеста пламя

Не вспыхнуло из тучных бедр овцы;

Лишь на золу сочилась прелой влаги

Струя густая и, дымясь, шипела;

Вверх брызгала из лопнувшей плевы

Желчь черная; покровы тука[143] жижей

Стекали долу, обнажая мяса

Куски кровавые. – Все это мне

Вот этот отрок указал, как мглою

Покрылся свет пророческих вещаний.

Ведь он – вожатый мне, народу ж – я.

И в этой мгле, что над страной нависла,

Твой замысел виновен, государь.

И очаги, и алтари святые

Осквернены заразой мертвечины:

Недаром псы и птицы разнесли

Царевича несчастного останки.

Вот почему ни жертвенных молений

От нас, ни бедр воспламененных дани

Бог не приемлет; птица не издаст

Понятных звуков в вещей перекличке,

Вкусив отравы человечьей крови.

Мой сын, опомнись. Не в позор ошибка –

Нет, это общий всех людей удел.

Но раз ошибся человек – не будет

Он ни безумным, ни бессчастным, если

Путь к исцеленью из беды найдет.

Убожества примета – гордый нрав.

Нет, уступи усопшему; кто станет

Лежачего колоть? Какая доблесть –

Второю смертью мертвого казнить?

Совет мой благ, благой внушенный мыслью,

И радостно его принять ты можешь –

Полезный дар от любящей души.

Креонт

О старче, старче! Все вы, как стрелки,

Себе мишенью грудь мою избрали.

Теперь и ведовством меня донять вы

Пытаетесь, и племенем пророков

Уж расценен, распродан я давно.

Торгуйте, наживайтесь; пусть к вам в дом

Из Сард[144] электр[145] стекается, и злато

Из Индии, – его же скрыть в могиле

Не дам! Хотя бы Зевсовы орлы

К престолу бога самого примчали

Его растерзанную плоть – и этой

Не испугаюсь скверны я, Тиресий:

Не властен смертный бога осквернить!

Нет, нет, не быть царевичу в могиле!

И мудрецов крушенье терпит мудрость,

Когда прикрыть неправду дела дымкой

Красивых слов внушает им – корысть.

Тиресий

О, люди! Кто точно взвесит, кто из вас рассудит...

Креонт

О чем вещаешь снова ты, старик?

Тиресий

Насколько лучший дар – благоразумье?

Креонт

Насколько худший – неразумье, мнится.

Тиресий

Своей болезни сущность ты назвал!

Креонт

Не стану бранью отвечать пророку.

Тиресий

А кто сказал, что я в вещаньях – лжец?

Креонт

Волхвам стяжанье свойственно бывает.

Тиресий

А произвол разнузданный царям!

Креонт

Ты с государем говоришь! Забыл?

Тиресий

Нет, помню: мне же царством ты обязан[146].

Креонт

О, мудр ты, мудр: когда б и честен был...

Тиресий

Не вынуждай сокрытое открыть!

Креонт

Что ж, открывай! Но не корысти ради.

Тиресий

Моя корысть на пользу лишь тебе.

Креонт

Свое решенье я не продаю!

Тиресий

Запомни же. Немного вех ристальных

Минуют в горних Солнца бегуны –

И будет отдан отпрыск царской крови

Ответной данью мертвецам – мертвец.

Ты провинился дважды перед ними:

Живую душу, дщерь дневного света,

В гробницу ты безбожно заключил,

А тьмы подземной должника под солнцем

Удерживаешь, не предав могиле

Нагой, несчастный, полный скверны труп.

Он не тебе подвластен и не вышним –

Ты заставляешь их его терпеть!

И вот, покорный Аду и богам,

Уж стелет сеть нещадного возмездья

Эриний сонм – и ты падешь в нее,

Равняя кары и обиды чаши.

Корысть вещанье мне внушила, да?

Дай срок: ответят из твоих покоев

Мужчин и женщин стоны за меня.

И города соседние возропщут

В бурливых сходах на тебя, в чьих стогнах[147]

Голодный пес, иль дикий зверь, иль птица

Тлетворной плоти клочья схоронили,

Бесчестя смрадом чистый двор богов.

Стрелком меня назвал ты. Верно; в гневе –

Его ж ты вызвал – много горьких стрел

Пустил я в грудь твою. Не промахнулся

Мой лук: от их ты жара не уйдешь.

(Мальчику)

Меня же, сын мой, в путь веди обратный.

Пусть терпят спесь его, кто помоложе.

Язык ему полезно обуздать

И мысль направить по пути благому.

Уходят.

Корифей

Пророк ушел; пророчество осталось

Ужасное. Прошло немало лет

С тех пор, как кудри черные мои

Засеребрились; но вещаний лживых

Я не запомню от него, мой царь.

Креонт

Сказал ты правду; я и сам смущен.

Что ж, уступить?... Ах, больно!... Но больнее

В несчастья цепи душу заковать.

Корифей

Благоразумью следуй, государь!

Креонт

Что делать? Молви! Я на все согласен.

Корифей

Освободи из подземелья деву;

Погибшего могилою почти.

Креонт

Так должен поступить я? Вправду так?

Корифей

Да, государь, не медля. Божьи Кары

Стремительно виновных настигают.

Креонт

Ах, трудно побороть души упорство,

Но с Неизвестным в спор вступать – безумье.

Корифей

За дело, царь – не доверяй другим!

Креонт

Пойду немедленно. Скорее, слуги!

И те, что здесь, и прочие: секиры

Возьмите, и вперед – на скорбный холм.

И я, – коль так решил теперь, – то узел

Сам затянув, – сам развяжу его.

Боюсь, что лучше доживать нам век свой,

Храня давно завещанный закон.

Уходит вместе со слугами по направлению к полю.

 

СТАСИМ ПЯТЫЙ

Хор

Строфа I

Многозванный[148], краса и любовь Кадмейской девы,

Зевса семя, молнии сын[149]!

Тобой Италия полна[150],

Ты Элевсина славишь

Луг святой, народов приют,

На лоне Деметры сияя.

Ты в нашей живешь земле,

Где вакханки поют,

Брег влажнит Исмена струя,

И сев взошел змеиный[151].

Антистрофа I

Средь багрового дыма, поверх скалы двуглавой[152],

Где журчит Касталии ключ[153],

Под звон кимвалов[154] реешь ты

В нимф хороводе горных.

В плющ убрал ты Нисы[155] услон,

В лоз винных и пурпур и зелень –

И все ж ты стремишься к нам,

Чтоб при крике твоих

Слуг бессмертных снова познать

Веселье стогн фиванских.

Строфа II

Бог, взлюбивший Фивы,

Где родила тебя мать,

Молнией сраженная, –

О, гряди! Болен град: тяжек недуг!

Ты очистить властен его.

С высот Парнасских чистой стопой к нам гряди,

Презри гнев рокочущих волн пролива!

Антистрофа II

В твою честь пылает

Алмазных звезд хоровод;

Ты ночных веселый царь!

О, явись! Светлый бог, Зевса дитя!

Пусть наш град вакханок твоих

Неистовый восторг огласит в тьменочной,

Твою славя честь, Дионис-владыка!

 

ЭКСОД

Со стороны поля показывается Вестник– слуга Креонта.

Вестник

Соседи дома Кадмова! по правде

Мы не должны ни горькой, ни счастливой

Жизнь человека называть – до смерти.

Вот счастья баловень – вот горя сын –

И что ж? Случайность манием единым

Того низвергнет, этого возвысит,

А как – того не скажет и пророк.

Доселе думал я: чья жизнь завидней

Креонтовой! Он город от врагов

Освободил, он в блеске самодержца

Им управлял, среди детей цветущих.

А ныне – все погибло. Ведь когда

Свет радости угас для человека –

Он не живой уж, он – бродячий труп.

Сбирай в чертог свой все богатства мир

Венчай чело властителя венцом:

Коль радости лишен ты – за величье

И тени дыма я не дам твое.

Корифей

Каким же горем взыскан царский дом?

Вестник

Кто умер... а живой – виновник смерти.

Корифей

О, кто убийца, кто убитый? Молви!

Вестник

Смерть принял Гемон – от своей руки.

Корифей

Своей, сказал ты? Сына, иль отца?

Вестник

Он сам себя убил, отцу в укор.

Корифей

О вещий старец! Правду молвил ты.

Вестник

Пока свершилось все, как он сказал.

Корифей

Но вот царица Евридика здесь.

Несчастная! Случайность ли из дома

Ее к нам вызвала? Иль весть о сыне

Коснулась слуха чуткого ее?

Евридика

(выходя из дворца)

Да, граждане, я слышала ее.

В путь собралась я, чтоб Палладе грозной

Смиренной дань молитвы принести.

И только дверь я притянула, чтобы

Засовы сдвинуть – как в мой слух стрелою

Вонзилось слово горя моего.

Упала навзничь я: прислужниц руки

Беспамятную подхватили. Ныне

Я вышла к вам; молю, скажите все.

Удар не первый от судьбы терплю я.

Вестник

Царица дорогая, все я видел

И все, как есть, по правде расскажу.

К чему утайкой робкой вызывать

Ближайшей обличение минуты?

Надежно ведь лишь истина стоит.

Слуга царя, последовал за ним я

На край долины, где лежал в позоре

Труп Полиника; псами был жестоко

Истерзан он. С молитвой мы воззвали

К царю теней и к девственной Гекате[156],

Распутий бдительной богине, гнев свой

Чтоб милостиво отпустили нам.

Затем, омыв в струях купели чистой

Все то, что от царевича осталось,

На свежих отпрысках маслины дикой

Мы упокоили в огне его.

Крутой насыпав холм земли родимой

Покойнику, мы поспешили дальше,

В могильный терем, где на ложе камня

Невеста Ада жениха ждала.

Вдруг, издали еще, один из нас

Услышал громкий вопль – из той гробницы

Заброшенной он доносился. Тотчас

Обратно устремился он к царю.

Прибавил шагу тот. Вторично вопль

Раздался, жалкий и протяжный. Вскрикнул

Несчастный царь: «О боги! Что за звуки?

Недоброе вещает сердце мне!

О безотрадный путь! То голос сына

Ласкает слух мне – лаской смертоносной!

Бегите, слуги! В устье подземелья

Раздвиньте камни и скорей взгляните,

Не Гемона ль то голос был, иль боги

Меня морочат». Так сказал он нам,

Едва живой от страха. Мы приказ

Исполнили. И вот, в глуби гробницы

Пред нами оба – Гемон, Антигона.

Она – висит, повязки крепкотканной

Петлею шею нежную обвив;

Он, как прильнул к ее груди, так держит

Ее в объятьях, проклиная свадьбы

Подземной ужас, и надежды гибель,

И суд суровый своего отца.

За нами и Креонт его увидел –

И с криком раздирающим к нему

Помчался в склеп. «Несчастный, – возопил он, –

Зачем ты здесь? Иль помрачен твой разум?

Какой безумья вихрь тебя принес?

Дитя мое, богами заклинаю,

Оставь могилу!» Гемон дикий взор

В него вперил и, меч за рукоятку

Схвативши, замахнулся на него.

Царь отступил, и в воздухе повис

Отцеубийственный удар. Тогда лишь

Пришел в себя он – и в порыве новом

Отчаянья, внезапно в грудь свою

Свой меч вонзил... Еще сознанья искра

В нем тлела, видно: слабою рукою

Лежащий труп невесты обнял он,

Прильнул к устам – и, испуская дух,

Умершей девы бледную ланиту

Румянцем жаркой крови обагрил.

Труп возле трупа – так они лежали;

Союз их брачный Ад благословил.

Да будет же их участь всем наукой,

Что неразумье – злейшее из зол.

Евридика, выслушав, молча уходит во дворец.

Корифей

Что это значит? В гробовом молчанье

Ушла царица: это ли – ответ?

Вестник

Дивлюсь и я; но все ж меня ласкает

Надежды луч: знать, не велит душа

При всем народе о несчастье сына

Плач поднимать; ей хочется скорее

В кругу домашних сердце облегчить.

Она разумна – не поступит криво.

Корифей

Не знаю. Мне ее уход немой

Сильнее грудь щемит, чем если б в крике

Она безумном горе излила.

Вестник

Узнаем тотчас. Если вправду рану

Души больной молчания покров

У ней таит... Да, я войду; ты прав:

Страшнее слез молчание такое.

Уходит во дворец.

 

КОММОС

 

Со стороны поля возвращается Креонт, неся тело Гемона.

Корифей

Приближается царь; что несет он в руках?

Ах, то явственный след, незабвенный навек –

Хоть и больно сказать – не чужой вины,

А своей необузданной воли.

Строфа I

Креонт

Груз ты разума неразумного,

Груз упорства ты смертоносного!

Крови родственной, други, видите

И убийцу вы, и убитого!

О несчастный плод замыслов моих!

Юной смертью ты, юный сын, почил.

О дитя!

Не своей руки пал ты жертвою,

А моим сражен неразумием.

Корифей

О Правда! Поздно ты узнал ее!

Креонт

О да!

Ее познал я – явственно познал.

Видно, бог тогда, бог тогда главу

Тяжкою тяжестью поразил мою,

На безумья путь мысль мою увлек,

Растоптать велел жизни радости.

Вот он, смертных труд – безотрадный труд!

Домочадец

(Выходит из дворца)

О царь, тяжелый груз в руках твоих.

Пришел ты с горем не последним, нет, –

Ждет горе новое тебя в чертоге.

Креонт

Какое горе? Есть ли хуже худа?

Домочадец

Лежит в крови царица Евридика,

Младого сына истинная мать.

Антистрофа I

Креонт

Где ты, Адова гавань мутная!

Смертью быстрою упокой меня!

Весть несчастную возвестивший мне,

Снявший тьмы покров с горя лютого,

О зачем терзать сердце мертвое,

Посылать на казнь труп безжизненный?

О жена!

Ах, ужели там жертвой новою

Жертвы прежней боль ты усилила?

Открываются двери дворца. В глубине видно тело Евридики.

Домочадец

Раскрылась дверь; царица пред тобой.

Креонт

Увы!

Какую бездну горя вижу я!

О, чего ж еще, о, чего мне ждать?

Сына труп в руках я держу своих

Очи ранит вид трупа нового;

Отовсюду смерть на меня глядит.

Мать несчастная! Бедное дитя!

Домочадец

На алтаре она ножом священным

Желанный мрак на очи навела,

Оплакав славный жребий Мегарея[157],

Рок Гемона – и в третьем, смертном вопле

Детоубийцу-мужа проклиная.

Строфа II

Креонт

Увы!

Ужас сердце жмет. Кто из вас, друзья,

Меч отточенный в грудь мою вонзит?

О несчастный я! О постылый день!

Приросла к душе горесть лютая.

Домочадец

Да, государь: виновником обеих

Тебя смертей царица назвала.

Креонт

Но как исторгла жизнь свою она?

Домочадец

Ударом в печень роковым – услышав

О смерти сына жалостную весть.

Креонт

Жалостную весть о моей вине!

Да, никто другой не виновен в том.

И тебя, мой друг, я один убил,

Я, – один лишь я. Слуги верные,

Уведите в глушь поскорей меня –

Вознесен был я, – стал ничем теперь.

Корифей

Уйти бы лучше – если лучшим вправе

Назвать мы зло: страданью люб конец.

Антистрофа II

Креонт

Явись,

Жребий мой, явись! Милость высшую,

Дар прекраснейший принесешь ты мне, –

День предельный мой! О, явись, явись,

Чтоб не видеть мне завтрашней зари!

Корифей

Он не замедлит.

(Показывая на трупы)

Ты лишь долг насущный

Исполни свой – а в прочем властен бог.

Креонт

О том молюсь, чего я страстно жажду.

Корифей

Оставь мольбы; нет смертному спасенья

От бед, что предначертаны судьбой.

Креонт

Да, ведите в глушь безрассудного,

Что и сыну дал смерть невольную,

И тебе, жена! О несчастный я!

Здесь – убитый мной, там – убитая!

Страшной тяжестью, нестерпимою

На главу мою рок обрушился.

Уходит во дворец в сопровождении слуг, несущих тело Гемона.

Корифей

Человеку сознание долга всегда –

Благоденствия первый и высший залог.

Не дерзайте ж заветы богов преступать!

А надменных речей беспощадная спесь,

Беспощадным ударом спесивцу воздав,

Хоть на старости долгу научит.

Хор покидает орхестру.

ИЗ БИБЛИИ

 

áБиблия – сборник священных текстов христианства. Тексты иудейского происхождения, создававшиеся с конца II по конец I тысячелетия до н. э., объединены в первую часть Библии – Ветхий Завет. Тексты, созданные после Иисуса Христа на основе его учения в I – II веках н. э., объединены во вторую часть Библии – Новый Завет. Составление Библии в христианстве в основном было завершено к концу IV века н. э. При этом Новый Завет сегодня имеет один состав во всех христианских конфессиях. Состав Ветхого Завета и оценка значимости его отдельных книг несколько различны в католицизме, православии и протестантизме. Однако это различие не касается основных, смыслообразующих текстов. Бо́льшая часть текстов Ветхого Завета была написана на древнееврейском языке и переведена на греческий в эллинистическом Египте в III – II веках до н. э. Этот перевод назван Септуагинта. Бо́льшая часть текстов Нового Завета написана на греческом языке. Католическая церковь пользуется латинским переводом Библии, сделанном Иеронимом в конце IV – нач. V века н.э. Этот перевод назван Вульгата. Православная церковь опиралась на греческий вариант Библии, с которого Кирилл и Мефодий сделали перевод на славянский язык в IX веке. В этом переводе Библия распространялась в России на протяжении многих веков. В середине XIX века Библия была переведена на русский язык (с древнееврейского и греческого). В этом переводе, названном Синодальным, библейские тексты даны в хрестоматии.