Почему нападение Германии стало для Сталина неожиданным. 2 страница

О правдивости рассказа Э. Муратова свидетельствует тот факт, что не прошло и 10 дней после приема в Кремле, как Генштаб подготовил новый план военных операций на случай войны, в котором предлагалось «не давать инициативы действий германскому командованию», а для этого «упредить противника в развертывании и атаковать... германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания». Удар Красной Армии в направлении Краков — Катовице должен был отрезать Германию от Венгрии и Румынии, а последующие удары привести к разгрому немецких армий западнее Вислы и овладению Восточной Пруссией. В 1965 году Г.К. Жуков говорил вое иному историку Виктору Анфилову: «Идея предупредить нападение Гитлера появилась у нас с Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий, в которой он говорил о возможности действовать наступательным образом. Конкретная задача была поставлена A.M. Василевскому. 15 мая он доложил проект директивы наркому и мне».

Однако план не был подписан ни начальником Генштаба Г.К. Жуковым, ни наркомом обороны С. К. Тимошенко, так как И. В. Сталин отверг его на стадии рассмотрения. По словам Жукова, он сказал: «Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?» Тимошенко и Жуков объяснили, что они лишь развивали идею его выступления 5 мая. На что якобы Сталин ответил: «Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии».

Судьба этого плана стала предметом острых споров в конце XX века. В. Резун утверждал, что отсутствие подписей под планом отнюдь не свидетельствует о том, что он не был принят, и пытался доказать, что все действия Красной Армии с середины мая до конца июня 1941 года соответствовали этому плану. Михаил Мельтюхов тоже уверен, что лишь затяжка с исполнением принятого плана помешала разгромить германские войска «внезапным ударом».

То, что профессиональные историки неактивно выступили с опровержениями Резуна, Лев Безыменский объясняет тем, что они «думали, что

все знают подлинную историю немецкого нападения. Будто все знают, что Приказ на немецкое сосредоточение был дан еще 23 декабря 1940 года. Будто все знают, что на восток к маю 1941 года уже шли 17 тысяч воинских эшелонов... К февралю было переброшено 25 дивизий, в марте — еще 7 дивизий. В апреле прибыли 13, в мае — 30. Войска разгружались к западу от линии Радом — Варшава и ночными маршами двигались к границе. Таким образом, к маю на границе уже были сосредоточены основные силы «Барбароссы», на июнь оставались лишь 12 танковых и 12 моторизованных дивизий».

Л. Безыменский указывает, что, готовя нападение на СССР, германские военные прекрасно сознавали, что Советская страна не собиралась нападать на Германию. 25 марта 1941 года Гальдер записал в дневнике: «Выдвигается вопрос о прикрытии востока на случай русских превентивных мер. Но мы не должны поддаться на поспешные меры. Я не верю в русскую инициативу». Иностранный отдел Генштаба сообщил 11 апреля, что советская группировка в районе западной границы носит «оборонительный характер». 5 мая 1941 года помощник военного атташе в СССР Кребс сообщал Гальдеру: «Россия будет делать все, чтобы избежать войны. Пойдет на все уступки, включая территориальные».

О готовности СССР к чрезвычайным внешнеполитическим усилиям свидетельствовало назначение 6 мая 1941 года Сталина председателем Совета народных комиссаров СССР. Германский посол Шуленбург сообщал в Берлин: «Я убежден, что Сталин использует свое новое положение для того, чтобы принять личное участие в деле сохранения и развития хороших отношений между СССР и Германией».

Однако в это время произошло событие, после которого ход Второй мировой войны резко изменился. 10 мая 1941 года в Шотландии приземлился с парашютом Рудольф Гесс, который занимал третье место в государственно-партийной иерархии Германии. Хотя впоследствии Гитлер объявил Гесса сумасшедшим, многое свидетельствует о том, что Гитлер был прекрасно осведомлен о планах своего коллеги добиться мира с Великобританией. Прежде всего следует учесть, что книга «Майн кампф», написанная Гитлером в тюрьме при активном сотрудничестве с его сокамерником Рудольфом Гессом, содержала не только план экспансии на восток, но и проповедь союза «нордических народов» Германии, Великобритании и США. -Видимо, верный этой идее, Гитлер 24 мая 1940 года внезапно запретил Рунштедту совершить последний рывок к Дюнкерку и добить полумиллионный английский экспедиционный корпус и трехсоттысячную французскую армию, припертые к морю, и дал им возможность благополучно эвакуироваться на Британские острова.

После разгрома Франции Гитлер намеревался заключить мир с Великобританией. Официально и неофициально он заявлял о том, что не желает поражения Англии, так как крушение Британской империи разрушит

основы гегемонии «арийской расы». Полет Гесса отвечал планам достижения почетного мира с Великобританией на основе раздела планеты между «нордическими народами». То, что полет Гесса готовился с ведома Гитлера, подтверждают и отечественные исследователи. Об этом, в частности, сообщили Льву Безыменскому бывший сотрудник германского МИДа Фриц Хассе и обергруппенфюрер СС Карл Вольф (которому об этом поведал сам Гитлер). Миссия Гесса состояла в том, чтобы «склонить Англию к заключению мира с Германией и к совместным действиям против Советского Союза». План Гитлера сводился к следующему: «Пока будет идти серьезная война против России, идея компромисса с Англией, разумеется, должна быть законсервирована. Но как только военная операция будет закончена — чего военные деятели ожидают в течение 4—8, максимум 10 недель, — тогда в Англии возрастут надежды на сговор... Если Германия сохранит свободу рук на востоке и сбросит балласт на западе, почему бы с ней не помириться?»

Правду о миссии Гесса Сталин узнал лишь в октябре 1942 года, когда в Москву поступили сведения советской разведки из Англии: «Широко распространенное мнение о том, что Гесс прилетел в Британию неожиданно — ложное». В донесении говорилось, что еще до прибытия в Шотландию, в письмах своим друзьям из высших кругов Британии, «Гесс достаточно подробно изложил планы германского правительства относительно нападения на Советский Союз. В этих письмах также содержались предложения о необходимости прекращения войны между Британией и Германией».

Это сообщение Сталин мог сопоставить с письмом, полученным в апреле 1941 года от Черчилля. В письме говорилось: «У меня есть надежная информация от доверенного лица о том, что, когда немцы считали, что они сумели вовлечь Югославию в свою сеть — то есть после 20 марта, — они начали выдвижение трех из пяти танковых дивизий из Румынии в Южную Польшу. Однако как только они узнали о революции в Сербии, они прекратили это передвижение. Вы сумеете оценить значимость этих фактов». Впоследствии Н.С. Хрущев обвинял Сталина в том, что он не обратил внимания на это письмо. Однако известно, что посол Англии в Москве Криппс 3 апреля получил от Черчилля это письмо для передачи Сталину, но в течение 16 дней отказывался выполнить поручение премьера, считая, что послание «столь коротко и отрывочно», что лишь вызовет у русских недоумение. Лишь под давлением Черчилля Криппс передал это письмо по назначению. Но Криппс оказался прав: странное письмо Черчилля не произвело на Сталина серьезного впечатления. Лишь после получения донесения из Лондона в октябре 1942 года Сталин понял, что Черчилль знал гораздо больше о планах Германии. Послав письмо Сталину, Черчилль, с одной стороны, демонстрировал готовность сотрудничать с СССР в войне против Германии, а с другой — стремился ускорить советско-германс

кое столкновение. В то же время он ничего не сообщал такого, что помогло бы СССР встретить врага во всеоружии в нужном месте и в нужное время.

Очевидно, что Черчилль упорно пытался реализовать свой план, рожденный в ноябре 1918 года: «покорить Россию с помощью Германии», «пригласить Германию помочь нам в освобождении России», «мир с германским народом, война против большевиков». Американский журналист Луи Килцер в своей книге «Обман Черчилля. Темный секрет, который уничтожил нацистскую Германию», доказывает, что Черчилль делал все от него зависящее, чтобы помешать открытию «второго фронта» в 1941, 1942, 1943 годах и пытался не допустить его открытия и в 1944 году. Килцер обращает внимание на те усилия, которые приложил Черчилль, чтобы ограничить военные поставки в СССР. Хотя до сих пор документы о беседах Гесса в мае 1941 года в Англии не рассекречены, последующие события убеждают в том, что фактически сделка между Лондоном и Берлином состоялась. Ни десанта Германии на Британские острова, ни ее рывка к Суэцкому каналу и нефтяным промыслам Ирака не произошло, зато Гитлер смог воевать с СССР в течение трех лет, не опасаясь открытия «второго фронта».

И хотя Сталину в мае 1941 года ничего не было известно о секретных англо-германских переговорах, прилет Гесса в Шотландию несомненно сильно встревожил советское руководство и заставил более активно искать способы предотвращения конфликта с Германией, или, того хуже, войны против объединенного германо-британского блока, и на всякий случай готовиться к нападению Германии после заключения ею сделки с Великобританией.

М. Мельтюхов уверяет, что 24 мая советское руководство, якобы «получив сведения о провале миссии Гесса и убедившись в продолжении англо-германских военных действий», вернулось к плану нападения на Германию, назначив его на 15 июля. Однако факты свидетельствуют о том, что не после 24 мая, а с середины мая 1941 года, то есть почти сразу после прибытия Гесса в Шотландию, СССР стал в ускоренном темпе укреплять свои западные границы. По свидетельству A.M. Василевского, «с середины мая 1941 года по директивам Генерального штаба началось передвижение ряда армий — всего до 28 дивизий — из внутренних округов в приграничные, положив тем самым начало к выполнению плана сосредоточения и развертывания советских войск на западных границах... В мае — июне 1941 года по железной дороге на рубеж рек Западная Двина и Днепр были переброшены 19-я, 21-я, 22-я армии из Северо-Кавказского, Приволжского и Уральского военных округов, а также 16-я армия из Забайкальского военного округа на Украину в состав Киевского особого военного округа. 27 мая Генштаб дал западным приграничным округам указания о строительстве в срочном порядке полевых фронтовых командных пунктов». По словам Г.К. Жукова, «И.В. Сталин дал указание всемерно усилить работы

по строительству основной и полевой аэродромной сети. Но рабочую силу было разрешено взять только по окончании весенне-полевых работ. Однажды в конце очередного разговора И. В. Сталин спросил, как идет призыв приписного состава».

Василевский сообщал, что «в начале июня 1941 года на учебные сборы было призвано из запаса около 800 тыс. человек, и все они направлены на пополнение войск приграничных западных военных округов и их укрепленных районов...12—15 июня всем приграничным округам было приказано вывести дивизии, расположенные в глубине округа, ближе к государственной границе. 19 июня эти округа получили приказ маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады и базы и рассредоточить самолеты на аэродромах».

По мнению М. Мельтюхова, все эти мероприятия соответствовали плану Генштаба, якобы принятому 15 мая. Однако, судя по воспоминаниям Жукова, они не проводились в определенной последовательности, требовали всякий раз согласования со Сталиным, что свидетельствовало о том, что они не были запланированы.

Жуков писал:«13 июня С. К. Тимошенко в моем присутствии позвонил И. В. Сталину и просил разрешения дать указание о приведении войск приграничных округов в боевую готовность и развертывании первых эшелонов по планам прикрытия. «Подумаем», —ответил И.В. Сталин. На другой день мы вновь были у Сталина и доложили ему о тревожных настроениях в округах и необходимости приведения войск в полную боевую готовность». На это Сталин ответил резко: «Вы предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы это оба или нет?!» Затем И.В. Сталин все же спросил: «Сколько дивизий у нас расположено в Прибалтийском, Западном, Киевском и Одесском военных округах?» И получив ответ Жукова, заметил: «Не во всем можно верить разведке». Сталин боялся спровоцировать германское нападение. Молотов говорил: «Мы ждали нападения, и у нас была главная цель: не дать повода Гитлеру для нападения. Он бы мог сказать: «Вот уже советские войска собираются на границе, они меня выну»: -дают действовать!»

В то же время утверждения Хрущева, Некрича и других о том, что Сталин не прислушивался к сообщениям разведки, игнорируют реальное содержание разведданных. Павел Судоплатов в своих воспоминаниях писал: «Хотя полученные разведданные разоблачали намерения Гитлера напасть на Советский Союз, однако многие сообщения противоречили друг другу. В них отсутствовали оценки немецкого военного потенциала, танковых соединений и авиации, расположенных на наших границах и способных прорвать линию обороны частей Красной Армии... Сведения о дате начала войны Германии с Советским Союзом, поступавшие к нам, были самыми противоречивыми».

К тому же события 1939—1941 годов убеждали Сталина в том, что фюрер склонен постоянно переносить назначенные даты наступления. Приказ о нападении на Польшу 26 августа 1939 года в 4 часа 30 минут утра был отменен за несколько часов до начала военных действий. Новая дата — 1 сентября, 4 часа 45 минут утра была назначена Гитлером лишь вечером 31 августа. Директива Гитлера о выходе его войск на передовые позиции для нападения на Голландию и Бельгию от 5 ноября 1939 года была отменена через два дня. 12 декабря Гитлер сообщил, что наступление на Западном фронте начнется сразу после 1 января 1940 года, но 27 декабря отодвинул дату выступления еще на две недели. 10 января Гитлер приказал начать наступление 17 января в 8 часов 15 минут утра. Через три дня приказ был отменен. 1 мая 1940 года наступление было назначено на 5 мая, а 3 мая — перенесено на один день, затем еще на один, а потом — еще на один. Лишь 9 мая вечером Гитлер подписал приказ выступать 10 мая и не отменил его. С ноября 1939 года по начало мая 1940 года Гитлер 27 раз отдавал приказ о наступлении на Западном фронте и 26 раз отменял его. Зная об этом, Сталин не исключал того, что дата нападения на СССР может быть не раз перенесена, ведь, вопреки данным разведки, ни в марте, ни в середине мая, ни между 15 мая и 15 июня Гитлер не начал войну.

Как вспоминал Я.Е. Чадаев, Сталин на заседании Политбюро 14 ноября 1940 года сказал: «История еще не знала таких фигур как Гитлер. В действиях Гитлера не было единой целенаправленной линии. Его политика постоянно перестраивалась, часто была диаметрально противоположной. Полная путаница царила и царит в теоретических положениях фашизма».

Получается, что единственным выходом для того, чтобы предотвратить внезапность нападения Германии, являлось нанесение Красной Армией первого удара по скоплениям германских войск, на чем настаивает М. Мельтюхов. Он считает, что «наступление Красной Армии не вело бы к немедленному решению исхода войны, но советское нападение привело бы к срыву германского вторжения и облегчило бы победу в войне, сохранив нашей стране миллионы жизней и значительные материальные ценности. Красная Армия могла бы быть в Берлине не позднее 1942 года, что позволило бы поставить под контроль Москвы гораздо большую территорию в Европе, нежели это произошло в 1945 году».

Противоположной версии придерживается Л. Безыменский. Он считает, что «в случае осуществления плана от 15 мая 1941 года Красную Армию могла постигнуть еще большая неудача, чем после 22 июня». Впрочем, и соавтор плана 15 мая Жуков не был в восторге от предложенной им Же наступательной операции, к которой армия была, очевидно, не готова. В беседе с Анфиловым Жуков сказал: «Хорошо, что он не согласился с нами. Иначе при том состоянии войск могла бы произойти катастрофа». Если бы отмобилизованные части Красной Армии попали бы под сокрушительный Удар германских войск на землях Польши и Восточной Пруссии, то стра

на осталась бы открытой для беспрепятственного и стремительного наступления немцев до линии Архангельск — Астрахань, намеченной по «плану Барбаросса».

Историк А. Голенков обращает внимание и на огромный пропагандистский ущерб, который понесла бы наша страна даже в случае проведения преждевременных мобилизационных мероприятий. Сравнительно недавний исторический опыт свидетельствовал, что мобилизация, объявленная Николаем II, стала поводом для объявления Германией войны России. Наступление же русских войск, успешно начатое в первые дни войны, закончилось в течение месяца их окружением и разгромом. Поражение России в Восточной Пруссии в 1914 году, а также неудачный поход в Польшу в 1920 году, в котором Сталин лично принимал участие, успехи германского оружия в Европе в 1939 году и трудная победа Красной Армии в Советско-финляндской войне, — все эти факты не могли не усиливать неуверенности советского руководства в готовности СССР к столкновению с Германией.

Объясняя, почему Сталин «прозевал» дату нападения Германии и не принял нужные меры в нужное время, Молотов говорил не столько об ошибках, сколько о «слабостях» советского руководства: «Слабости, потому что я думаю, что нам психологически почти невозможно было быть к этому вполне готовыми... Мы чувствовали, что мы не во всем готовы, поэтому, конечно, переборщить с нашей стороны было очень естественно». Именно по этой причине Сталину, Молотову и другим руководителям было крайне трудно безоговорочно поверить предупреждению Рихарда Зорге, особенно после всех предыдущих ошибочных прогнозов разведки.

Следует также учесть, что накануне войны спецслужбы ряда стран, в частности Великобритании, распространили массу дезинформационных материалов. Советский разведчик Ким Филби сообщал в Москву, что Лондон разрабатывает планы нагнетания напряженности и военных конфликтов между СССР и Германией, чтобы спровоцировать войну между ними, британские агенты распространяют слухи о том, что СССР готовится нанести превентивный удар по Южной Польше.

В последние дни перед войной и сама Германия усиленно распространяла дезинформацию. Геббельс писал в своем дневнике 25 мая: «Что касается России, то нам удалось организовать грандиозный поток ложных сообщений. Газетные «утки» не дают загранице возможности разобраться, где правда, а где ложь. Это та атмосфера, которая нам нужна». Геббельс рекомендовал распространять слухи: «мир с Москвой, Сталин приезжает в Берлин, вторжение в Англию предстоит в самое ближайшее время». 14 июня он с удовлетворением констатировал в своем дневнике, что «английское радио уже заявляет, что наш поход против России является блефом». 15 июня он записал: «Наша игра полностью удалась».

Жертвами этой дезинформации становились и советские разведчики. Так, представитель ТАСС в Германии И.Ф. Филиппов сообщал в Москву в июне: «Мы твердо убеждены, что Гитлер затеял гигантский блеф. Мы не верим, что война может начаться завтра... Ясно, что немцы намереваются оказать на нас давление в надежде добиться... выгод, которые нужны Гитлеру для продолжения войны». Об этом же шла речь в донесении разведгруппы Харро Шульце — Бойзена из Берлина. В нем говорилось, что «началу военных действий должен предшествовать ультиматум Советскому Союзу с предложением о присоединении к пакту трех». В мае 1941 года некий офицер Грегор из штаба Геринга сообщил советским разведчикам, что «от СССР будет потребовано Германией выступление против Англии на стороне держав оси. В качестве гарантии того, что СССР будет бороться на стороне оси до решительного конца, Германия потребует от СССР оккупации немецкой армией Украины и, возможно, также Прибалтики».

Эти сообщения убедили Сталина и других советских руководителей в том, что либо нападение немцев будет отложено, либо вторжению в СССР будет предшествовать ультиматум Гитлера. И основания для таких выводов были довольно веские: до сих пор агрессивным действиям Гитлера обычно предшествовал политический кризис в течение нескольких месяцев. Мюнхенскому соглашению предшествовал многомесячный кризис в отношениях между Германией и Чехословакией. Началу Второй мировой войны предшествовал полугодовой кризис вокруг Данцига. Лишь на страны Западной Европы, которые не могли оказать значительное сопротивление, такие как Дания, Норвегия, Бельгия, Нидерланды и Люксембург, Гитлер нападал без предварительных выяснений отношений и предъявления претензий. Однако Советское правительство считало, что СССР — это не Дания и не Люксембург и началу войны может предшествовать обычная для Гитлера политическая кампания с требованиями и обвинениями. Английский посол в Москве Криппс беседовал с Молотовым через неделю после начала войны, и он заявил, что в Кремле не предполагали, что война «начнется без каких-либо обсуждений или ультиматума».

В то же время известно, что Советское правительство прилагало большие усилия для нормализации советско-германских отношений. 22 мая 1941 года Шуленбург сообщал в Берлин, что советская «внешняя политика прежде всего направлена на предотвращение столкновения с Германией», что проявилось в позиции, «занятой советским правительством в последние недели, тоне советской прессы, которая рассматривает все события, касающиеся Германии, в не вызывающей возражений форме, и соблюдении экономических соглашений, заключенных с Германией».

13 июня 1941 года Молотов вручил Шуленбургу текст сообщения ТАСС, которое было опубликовано на следующий день в советской печати. В сообщении опровергались слухи о «близости войны между СССР и Гер

манией», источником которых объявлялся посол Великобритании в СССР Криппс, опровергалось предположение о территориальных и экономических претензиях, якобы предъявленных Германией Советскому Союзу, и утверждения о концентрации советских и германских войск на границе. В сообщении подчеркивалось, что «СССР... соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении», а «проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии, по крайней мере, нелепо». Шуленбург позитивно оценивал значение этого сообщения ТАСС, которое снимало все возможные претензии германской стороны, даже если бы они были предъявлены в виде официального заявления.

Правда, критики Сталина объявили, что это сообщение ТАСС, опубликованное в печати на следующий день, 14 июня, породило в стране ложные иллюзии относительно состояния советско-германских отношений и ослабило оборонные усилия страны. Иначе оценивали это сообщение военные руководители страны. A.M. Василевский писал, что военным руководителям было ясно, что «целью сообщения ТАСС являлась проверка истинных намерений гитлеровцев. Поэтому считаю неправильным представлять сообщение ТАСС, как документ, который якобы успокоил и чуть ли не демобилизовал нас». Никаких демобилизационных настроений у военных в эти дни не было. Как писал Василевский, в июне 1941 года «все работники нашего Оперативного управления без каких-либо приказов сверху почти безотлучно находились на своих служебных местах».

К сожалению, как признавал A.M. Василевский, «полностью провести в жизнь и завершить намеченные мобилизационные и организационные мероприятия не удалось. Сказался здесь и просчет в определении времени возможного нападения гитлеровской Германии на нашу страну, да и экономические возможности страны не позволили выполнить их в сроки, отведенные нам историей. Сыграли, конечно, в этом свою роль и те недочеты, которые были допущены военным руководством при планировании и практическом осуществлении этих мероприятий».

Сделав все возможное для того, чтобы оттянуть начало войны и отодвинуть возможную линию фронта на сотни километров на запад, Сталин теперь рисковал утратить значительную часть полученных преимуществ и преждевременными действиями, и промедлением. Многократно обсуждая с Ф. Чуевым вопрос о подготовке страны к нападению Германии, Молотов исходил из того, что «не могло не быть просчетов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин». В то же время Молотов не снимал вины с себя и Сталина: «Но оправдать это нельзя тоже». По словам Молотова, винил себя в этом просчете и Сталин.

И все же безапелляционное утверждение Хрущева о том, что Сталин игнорировал «все предупреждения некоторых военачальников, сообщения перебежчиков из вражеской армии и даже открытые враждебные действия противника», было лживым. Об этом свидетельствовали события 21 июня 1941 года. В этот день советский посол в Берлине вручил германскому правительству ноту протеста в связи со 180 нарушениями границы СССР немецкими самолетами с 19 апреля по 19 июня. В ноте напоминалось, что Советское правительство уже протестовало 21 апреля по поводу 80 подобных нарушений с 27 марта по 18 апреля. Советское правительство требовало от правительства Германии «принятия мер к прекращению нарушений советской границы германскими самолетами».

Вечером 21 июня Молотов вызвал к себе посла Германии Шуленбурга и ознакомил его с нотой, которую должен был вручить Деканозов в Берлине. Молотов допытывался у Шуленбурга, нет ли у Германии каких-либо претензий, о чем последний информировал Берлин: «Есть ряд указаний на то, что германское правительство недовольно советским правительством. Даже циркулируют слухи, что близится война между Германией и Советским Союзом. Они основаны на том факте, что до сих пор со стороны Германии еще не было реакции на сообщение ТАСС от 14 июня, что оно даже не было опубликовано в Германии. Советское правительство не в состоянии понять причин недовольства Германии. Если причиной недовольства послужил югославский вопрос, то он — Молотов — уверен, что своими предыдущими заявлениями он уже прояснил его, к тому же он не слишком актуален. Он, Молотов, был бы признателен, если бы Шуленбург смог объяснить ему, что привело к настоящему положению дел в германо-советских отношениях». «Я ответил, что не могу дать ответа на этот вопрос, — докладывал Шуленбург, — поскольку я не располагаю относящейся к делу информацией; я, однако, передам его сообщение в Берлин».

Вечером 21 июня Жукову сообщили, что «к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня». Он тотчас же доложил об этом «наркому и И. В. Сталину. И.В. Сталин сказал: «Приезжайте с наркомом в Кремль». (Судя по записям посетителей кабинета Сталина, вместе с Жуковым и Тимошенко прибыли Буденный и Мехлис.)

Сталин отклонил проект директивы о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, предложенный Жуковым и Тимошенко, и решил направить другую «короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений». Эта директива требовала от войск «быть в полной боевой готовности, встретить возможный Удар немцев или их союзников» и содержала приказ: «а) в течение ночи на

22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе; б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать; в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточение и замаскированно; г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов; д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить. Тимошенко. Жуков. 21.6.41 г.».

В 0.30 ночи 22 июня Жуков и Тимошенко сообщили Сталину еще об одном перебежчике — немецком солдате, который сообщил, что германские войска перейдут в наступление в 4 часа утра. Сталин спросил, передана ли директива в округа, и получил утвердительный ответ Жукова. Следовательно, он вовсе не игнорировал предупреждения о возможности начала войны. Теперь же считают, что директива запоздала, а меры, содержавшиеся в ней, были недостаточны. Но, как известно, история не знает сослагательного наклонения. Нам не дано знать, можно ли было предотвратить катастрофу. Истекали последние минуты мира, оставшиеся от полученного 23 августа 1939 года выигрыша во времени. Страна неумолимо приближалась к самому тяжелому испытанию за всю историю своего существования.

Часть 3

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА

Глава 15

В ПЕРВЫЕ ДНИ

 

С легкой руки Хрущева из книги в книгу стало гулять утверждение о том, что в первые дни войны Сталин растерялся. В своих воспоминаниях Хрущев писал, что после того, как «война началась... каких-нибудь заявлений Советского правительства или же лично Сталина пока что не было... Сталин тогда не выступал. Он был совершенно парализован в своих действиях и не собрался с мыслями... Когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Не знаю, все или только определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин морально был совершенно подавлен и сделал такое заявление: «Началась война, она развивается катастрофически. Ленин оставил нам пролетарское Советское государство, а мы его про...» Буквально так и выразился. «Я, говорит, отказываюсь от руководства» — и ушел». Нечто подобное говорил Н.С. Хрущев и в своем докладе на XX съезде: «Было бы неправильным забывать, что после первых серьезных поражений Сталин думал, что наступил конец. В одной из своих речей,