Сравнять Ленинград с землёй

 

В последнее время не проходит и года, чтобы в очередной блокадный юбилей какое-нибудь упивающееся собственным «человеколюбием» светило из числа творческой интеллигенции не вылезло на телевизионный экран или страницы массовых изданий с разглагольствованиями о том, что следовало сдать Ленинград немцам без боя и тем самым сохранить жизни сотен тысяч ленинградцев. К сожалению, те, кто возражает подобным «гуманистам», как правило ограничиваются аргументами морального и военно-стратегического плана. Действительно, рассуждения о предпочтительности капитуляции оскорбительны для памяти защитников города. Безусловно, падение Ленинграда катастрофически ухудшило бы ситуацию на советско-германском фронте. Но, сосредотачиваясь в своих отповедях всевозможным астафьевым и лихачёвым на этих моментах, их оппоненты как бы молчаливо соглашаются с тезисом, будто капитуляция могла спасти жизни ленинградцев. Между тем это совершенно не так, в чём и состоит главная ложь доморощенных «гуманистов».

Дело в том, что гитлеровское руководство планировало не просто захватить город на Неве, но и полностью его уничтожить. 8 июля 1941 года после совещания Верховного главнокомандования германских Вооружённых сил начальник штаба командования Сухопутных войск генерал-полковник Ф.Гальдер отметил в своём дневнике: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землёй, чтобы полностью избавиться от населения этих городов, которое в противном случае мы потом будем вынуждены кормить в течение зимы. Задачу уничтожения этих городов должна выполнить авиация. Для этого не следует использовать танки» [781].

16 июля 1941 года в ставке Гитлера состоялось совещание высших руководителей Третьего рейха. Как сказано в его протокольной записи: «На Ленинградскую область претендуют финны. Фюрер хочет сровнять Ленинград с землёй, с тем чтобы затем отдать его финнам» [782].

21 сентября 1941 года отдел обороны Верховного главнокомандования германских Вооружённых сил представил аналитическую записку, в которой рассмотрел возможные варианты действий после взятия Ленинграда:

1) Немцы занимают город и поступают с ним так же, как и с другими русскими большими городами. Авторы отвергают этот вариант, поскольку «тогда надо брать на себя ответственность за снабжение населения».

2) «Город блокируем, окружаем колючей проволокой под током, простреливаем её из пулемётов». При этом подразумевается, что подавляющая часть ленинградцев умрёт от голода. Негативные стороны подобного варианта: «Возникает опасность эпидемии, которая распространяется на наш фронт. Кроме того, под вопросом, будут ли наши солдаты способны стрелять в прорывающихся женщин и детей».

3) «Женщин, детей и стариков вывести за пределы кольца блокады, остальных уморить голодом». Однако, по мнению авторов записки, подобная эвакуация «практически едва ли выполнима…». К тому же «остальное голодающее население Ленинграда опять-таки может стать очагом эпидемии».

4) «После продвижения вперёд финнов и осуществления блокады города отойти снова за Неву и район севернее этого участка передать Финляндии». Однако этот вариант неприемлем, поскольку «Финляндия неофициально заявила, что она хотела бы, чтобы её граница проходила по Неве, исключая Ленинград. Как политическое решение – хорошее. Но вопрос о населении Ленинграда Финляндия не решит. Это должны делать мы» [783].

В результате авторы записки предлагали следующее: «Сначала герметически блокируем Ленинград и разрушаем город артиллерией и, возможно, вместе с авиацией. Когда террор и голод сделают своё дело, откроем отдельные ворота и выпустим безоружных людей… Остатки “гарнизона крепости” останутся там на зиму. Весной мы проникнем в город (если финны сумеют это сделать раньше, то не возражать), вывезем всё, что осталось ещё живого, в глубь России и передадим район севернее Невы Финляндии» [784].

Разумеется, кормить выпущенных из города «безоружных людей» немцы не собирались. Для успокоения «мирового общественного мнения» предлагалось «разрешить Рузвельту после капитуляции Ленинграда обеспечить его население продовольствием, за исключением военнопленных, или перевезти его в Америку под наблюдение Красного Креста на нейтральных судах» [785]. Естественно, авторы записки понимали, что это предложение не будет принято американцами, однако считали, что «его нужно использовать в целях пропаганды».

А вот что сообщал 7 октября 1941 года начальник оперативного отдела командования Сухопутных войск генерал Йодль главнокомандующему Сухопутными войсками генерал-фельдмаршалу Вальтеру фон Браухичу:

«Капитуляция Ленинграда, а позже Москвы не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником… Следует ожидать больших опасений от эпидемий. Поэтому ни один немецкий солдат не должен вступить в город. Кто покинет город против наших линий, должен быть отогнан назад огнём… Недопустимо рисковать жизнью немецкого солдата для спасения русских городов от огня, точно так же, как нельзя кормить их население за счёт германской родины… Эта воля фюрера должна быть доведена до сведения всех командиров» [786].

27 октября 1941 года в журнале боевых действий группы армий «Север» было записано:

«Вопрос о Ленинграде и особенно о местном гражданском населении в большой степени занимает Верховное командование. Главнокомандующий Сухопутными войсками предложил заложить минные поля на пространстве перед собственной линией, чтобы не дошло до непосредственной борьбы войск против гражданского населения. Если красные войска в районе Ленинграда и Кронштадта сложат оружие и будут взяты в плен, то главнокомандующий не видит больше причин продолжать блокаду города. Войска должны быть передислоцированы в места их постоянного размещения. И в этом случае б о льшая часть населения погибнет, но по крайней мере не на наших глазах» [787].

Итак, понятно, что готовили Ленинграду немцы. Однако и с финской стороны ничего хорошего ждать не приходилось. Как докладывали из финского Генштаба в Министерство иностранных дел Финляндии в начале сентября 1941 года: «Оккупация финскими войсками Петербурга считается нереальной, поскольку у нас нет запасов продовольствия, чтобы выдавать его гражданскому населению» [788]. 11 сентября 1941 года президент Финляндии Рюти заявил германскому посланнику в Хельсинки: «Если Петербург не будет больше существовать как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке… Ленинград надо ликвидировать как крупный город» [789].

Таким образом, как мы только что убедились, сдача Ленинграда обернулась бы страшной трагедией для его населения, которое было обречено Гитлером на уничтожение.

 

Союз двух свастик

 

Другой «блокадный миф» касается наших северных соседей. Согласно ему миролюбивая Финляндия вовсе не думала нападать на СССР летом 1941 года, однако 25 июня советские самолёты нанесли бомбовый удар по финской территории, после чего обиженным финнам волей-неволей пришлось присоединиться к Гитлеру. Тем не менее, несмотря на коварство русских, финский главнокомандующий Маннергейм, помня о любимом государе Николае II и учёбе в Николаевском кавалерийском училище, не стал наступать дальше старой советско-финской границы. Тем самым благородный маршал спас Ленинград, который в противном случае был бы неминуемо взят.

В главе, посвящённой советско-финляндской войне, мы уже разбирались с популярным нынче тезисом, будто именно Сталин своими действиями толкнул Финляндию в гитлеровский лагерь. Разумеется, если взять чёрную нацистскую свастику и покрасить её в синий цвет (опознавательный знак финских ВВС), то она сразу же превратится в символ мира и нейтралитета. Точно так же не соответствует действительности активно внушаемое нам мнение, будто Финляндия собиралась остаться в стороне от германо-советской войны.

Надо сказать, что подобная идея отнюдь не оригинальна. Именно это утверждал бывший финский президент Ристо Рюти, представ в конце 1945 года перед судом как один из виновников вовлечения Финляндии во 2-ю мировую войну:

«Когда 22 июня 1941 года между Германией и Россией вспыхнула война, мы искренне стремились оставаться вне её… Мы избегали всего того, что могло создать у России впечатление, что мы являемся её врагами… Война была начата против нас» [790].

Однако судьи не сочли доводы Рюти убедительными, приговорив его к 10 годам тюрьмы. Причём сделал это не международный трибунал, как в Нюрнберге и Токио, а финский суд [791].

Каковы же основные вехи на пути вступления Финляндии в войну?

Из дневника начальника штаба Сухопутных войск Германии Франца Гальдера:

«22 августа 1940 года Рёссинг (военный атташе в Финляндии) доложил о состоянии финской Сухопутной армии, насчитывающей 16 дивизий. Перемена отношения фюрера к Финляндии. Помощь Финляндии вооружением и боеприпасами. Переговоры о разрешении прохода двум горным дивизиям по приморской дороге в Киркенес» [792].

12 сентября 1940 года в Хельсинки было подписано соглашение о транзите немецких войск через территорию Финляндии [793]. 21 сентября в финский порт Вааса на побережье Ботнического залива прибыли первые немецкие транспорты с войсками и оружием [794].

16 декабря 1940 года Гальдера посетили финский генерал-майор Пааво Талвела и военный атташе Финляндии в Германии полковник Вальтер Хорн. Как отмечает Гальдер в своём дневнике: «Я просил дать сведения о сроках приведения финской армии в состояние скрытой боевой готовности для наступления в юго-восточном направлении» [795]. И здесь же примечание немецкого издателя: «То есть по обе стороны Ладожского озера в общем направлении на Ленинград» [796].

30 января 1941 года в Германию тайно прибыл начальник финского Генштаба генерал-лейтенант Эрик Хейнрикс, который немедленно приступил к переговорам со своим немецким коллегой. Из дневника Гальдера:

«13:00 – завтрак с генералом Хейнриксом (начальник финского Генштаба).

…

16:30 – Совещание с генералом Хейнриксом:

Для доведения войск на границе до штатов военного времени [после объявления мобилизации] потребуется девять дней. Скрытая мобилизация. Однако её нельзя сделать совершенно незаметной. Направление главного удара – по обе стороны Ладожского озера. Пять дивизий – южнее и три дивизии – севернее Ладожского озера» [797].

Визит генерала Хейнрикса в Берлин закончился торжественным ужином в финляндском представительстве, который «прошёл под знаком дружбы и традиционного германо-финляндского братства по оружию» [798]. Оценивая результаты переговоров, присутствовавший на них финский военный атташе Вальтер Хорн сделал в своём дневнике лаконичную, но весьма выразительную запись: «30.1.41 г. Знаменательный день в истории Финляндии…» [799].

Сразу же после визита Хейнрикса финский посланник Тойво Кивимяки от имени президента Рюти официально сообщил министру иностранных дел Третьего рейха Риббентропу, что Финляндия полностью становится на сторону Германии [800].

30 марта после совещания у Гитлера Гальдер записал в своем дневнике: «Никаких иллюзий по отношению к союзникам! Финны будут храбро сражаться, но их мало, и они ещё не оправились от поражения [зимняя война 1939-1940 гг.]» [801].

Наконец, 24 мая начальник Генштаба Финской армии генерал Эрик Хейнрикс и начальник оперативного отдела полковник Кустаа Тапола в сопровождении ещё трёх представителей финляндских Вооружённых сил прибыли в Германию для окончательного согласования планов совместных операций. С немецкой стороны в переговорах участвовали фельдмаршал Вильгельм Кейтель, генералы Альфред Йодль и Франц Гальдер [802]. 25-28 мая германский и финский Генеральные штабы окончательно урегулировали и согласовали планы совместных операций, сроки мобилизации и начала наступления. Финским войскам надлежало перейти к активным действиям через 14 дней после начала немецкого вторжения [803].

Для ведения боевых действий были созданы две оперативные немецко-финские группировки. Первая, подразделявшаяся на три отдельно действующие группы, предназначалась для наступления на Мурманск, Кандалакшу, Лоухи (операция «Полярная лиса»). Вторая имела задачу силами финской Карельской армии совместно с немецкой 163-й пехотной дивизией наступать на Петрозаводск, а силами финской Юго-Восточной армии во взаимодействии с 18-й немецкой армией – на Ленинград. Кроме того, предусматривался захват финнами полуострова Ханко [804].

17 июня 1941 года Финляндия официально вышла из Лиги наций, а 18 июня начала всеобщую мобилизацию [805]. В тот же день немецкие войска стали выдвигаться на севере Финляндии к советской границе и занимать позиции для наступления. В Генеральном штабе Финской армии состоялось совещание начальников оперативных отделений штабов корпусов, где их проинформировали о намечаемом развитии событий. 19 июня генерал-майор Талвела записал в своём дневнике: «Предварительный приказ о наступлении получен» [806].