Мозаичная карта из с. Мадаба (Мадеба). VI в. 11 страница

В историко-философских концепциях ранневизантийских авторов наряду с известной ограниченностью временного континуума мы обнаруживаем и определенную узость континуума пространственного. Сфера их интересов ограничена Римской (Ромейской) империей, истории, которой отводится центральное место в ходе исторического процесса. Судьбы окружающих стран и народов освещаются лишь как нечто сопутствующее истории империи.

Ограниченность пространственного континуума у светских историков также определяла ряд их слабых и сильных сторон. Сосредоточившись преимущественно на делах империи, они могли более углубленно осветить ее внутреннюю жизнь. В оценке же окружающего мира характерная для них римская исключительность и приверженность миродержавной имперской идеологии мешала им правильно понять жизнь варварских народов. Описывая борьбу римско-византийского и варварского мира, все эти авторы далеки от объективности. С высокомерием потомков некогда могущественных римлян они интересуются жизнью своих соседей-варваров только под углом зрения пользы или вреда, которые те приносят Византийской империи. Вольно или невольно они фактически лишают варварские народы права на самостоятельное историческое существование. Презрение к варварам и римская исключительность сказываются в том, что все человечество историки делят на ромеев, носителей древней культуры и государственности, и варваров, стоящих, по их мнению, на несравненно более низкой ступени общественного развития. При всех различиях в отношении к варварам всех византийских историков этого времени в конечном счете объединяет единая имперская концепция, покоящаяся на ложной идее исключительности византийцев и подчиненности империи всех народов, населявших в то время цивилизованную ойкумену.

Аммиан Марцеллин

Одним из самых ярких и самобытных светских историков IV в. был Аммиан Марцеллин. Однако историческое сочинение этого писателя многие столетия оставалось в безвестности. Лишь в XX в. исследователи открыли в Аммиане не только оригинального историка, но и крупного писателя, обладавшего незаурядным даром художественного отображения действительности 8. Некоторые видели в нем самый великий литературный талант, появившийся на историческом небосклоне между Тацитом и Данте 9. Ныне мнение, что Аммиан Марцеллин был для своей эпохи явлением исключительным, не имеющим себе равных, завоевывает все большее число сторонников 10. С начала XX в. его историческое сочинение неоднократно издавалось и переводилось на различные языки.

Аммиан Марцеллин, грек по национальности, родился около 333 г. в столице Сирии — Антиохии. На всю жизнь он сохранил нежную привя-{124}занность к родному городу, веселому и шумному, раскинувшему свои великолепные дворцы и парки по берегам Оронта; писатель с восхищением называет Антиохию «изящным венцом Востока» 11.

Аммиан был выходцем из среды языческой греческой интеллигенции Сирии. Его семья не блистала среди первых сановников Антиохии, но была уважаемой и достаточно состоятельной, чтобы воспитать сына в лучших традициях античной образованности.

Аммиан Марцеллин прожил долгую и яркую жизнь, полную радостей и печалей, успехов и неудач. Как по внешней канве событий, так и по внутренней эмоциональной окрашенности она распадается как бы на два больших периода. Молодость Аммиана — воина римской армии — была отмечена активной деятельностью, борьбой и опасностями. Зрелые годы писателя, ученого историка, напротив, бедны внешними событиями — это период напряженной работы ума и сердца, нравственного совершенствования, размышлений над судьбами римского государства и народа.

Аммиан Марцеллин довольно много рассказывает о военных годах своей жизни. В это время судьба молодого офицера римской армии была теснейшим образом связана с двумя знаменитыми полководцами той эпохи — магистром конницы Востока Урзицином и императором Юлианом. Под командованием Урзицина молодой офицер прошел в 50-х годах IV в. трудный воинский путь: сперва он сражался против персов на Востоке, затем против варваров на Западе, в Германии и Галлии и, наконец, вновь на Востоке, в Месопотамии.

Аммиану довелось пережить осаду и взятие Амиды персами в 359 г. Полная драматизма картина осады Амиды наряду с персидским походом Юлиана принадлежит к самым сильным, эмоционально насыщенным и правдивым страницам «Истории» Аммиана Марцеллина.

После поражения византийской армии и отставки в 360 г. Урзицина Аммиан возвратился в Антиохию. В дальнейшем сообщения биографического характера становятся в труде Аммиана все более лапидарными. Мы узнаем только, что в 363 г. Аммиан принял участие в походе императора Юлиана против персов.

Рассказ писателя о походе Юлиана на Ктесифон по своей достоверности и обилию сведений не имеет себе равного в византийской исторической литературе. С поразительной художественной силой Аммиан описывает военные действия, повествует о простом образе жизни и мужественном поведении императора, рассказывает о походном быте солдат и их настроениях. Всюду ощущается неподдельная искренность и взволнованность автора. Эмоциональный накал достигает своей кульминации в суровой и полной драматизма сцене смерти Юлиана, которая, на наш взгляд, является вершиной творчества Марцеллина. Потом наступает как бы спад. О разгроме римской армии и позорном отступлении Иовиана сказано скороговоркой. Аммиан искренне любил Юлиана, гордился его победами, и не мудрено поэтому, что гибель императора означала не только окончательный крах военной карьеры Марцеллина, но и воспринималась им как большое личное горе. После смерти любимого полководца Аммиан возвратился в родную Антиохию и жил там как частное лицо.

В эти годы будущий историк много путешествовал. Он совершил увлекательную поездку в Египет и позднее с блеском описал его природу, {125} людей, предания и памятники старины 12. Любовь к античной культуре, всегда жившая в его душе, влекла историка к Греции. В 366 г. он посетил Афины и другие города Эллады, побывал в Метоне, в южной части Мессении 13. Во время своих путешествий Аммиан, видимо, уже начал собирать всевозможные сведения, которые послужили затем материалом для его исторического сочинения. Он специально поехал, например, во Фракию и осмотрел поле битвы при Адрианополе, где готы и восставшие местные жители разгромили в 378 г. войска императора Валента. Подражая Вергилию, он с грустью напишет впоследствии о белеющих костями полях Фракии 14.

Путешествием в Грецию исчерпываются сведения о первом периоде жизни Аммиана. Для него это были, пожалуй, самые тревожные, но во многом и самые счастливые годы. Как воин римской армии, Аммиан прошел нелегкий боевой путь от берегов Рейна до долин Тигра и Евфрата. В магическом кристалле его воспоминаний годы молодости окутались позднее романтической дымкой. Но именно они принесли будущему историку не только военный опыт, но и знание жизни, знакомство с политическими коллизиями своего времени; тогда же сложились политические симпатии и антипатии автора: его любовь к Юлиану и Урзицину, ненависть к Констанцию и его клике. Одновременно это был период формирования личности писателя. Именно тогда закалился его характер, определились этические воззрения, сложились нравственные устои: его прямота, правдивость, бесстрашие, чистосердечность, верность долгу и друзьям.

О дальнейшей жизни Аммиана известно очень немного: где-то на рубеже 80-х годов IV в. он по неизвестным причинам покидает Восток и переселяется в Рим. С этого времени начинается второй этап его жизненного пути.

Историк с неохотой и очень редко говорит о своей жизни в Риме. Лишь отдельные туманные намеки, вскользь приведенные факты дают понять, что в «Вечном городе» писателя ожидали не только литературные успехи, но и горькие унижения.

Чужеземец, даже высоко образованный и благородного происхождения, чувствовал себя весьма неуютно в высшем римском обществе. Чванливая, развращенная, разбогатевшая знать Рима не только не ценила ученых иностранцев, как было в древние времена, а, наоборот, третировала их. Аммиан желчно, с большим раздражением пишет о том, что во время голода 383 г. он вместе с другими учеными иностранцами был по приказу властей изгнан из древней столицы, в то время как там было оставлено большое число мимических актрис, танцовщиц, музыкантов и их прислужников 15.

Аммиан в полной мере познал, сколь горек хлеб чужбины. Он был образован, но не богат и нуждался в денежной поддержке знати; он был благородного происхождения, но не имел прочной защиты и искал покровительства римских меценатов. {126}

Главное утешение Аммиан находит в научных занятиях. Интенсивное накопление и расширение знаний, литературное творчество заполняют годы, проведенные писателем в Риме.

Это было время осмысления Аммианом пройденного пути, и не только своего собственного, но и исторического пути римского государства и народа.

Он много думал о современности, чтобы понять прошлое, и о прошлом, чтобы постичь настоящее.

Если бóльшую часть жизни Аммиан провел в греко-сирийской культурной среде, впитав лучшие достижения греческой образованности, то теперь ему пришлось осваивать латинскую культуру, и прежде всего латинский язык. Даже если допустить, что и раньше он в какой-то мере владел латынью, то все же приходится восхищаться трудолюбием и одаренностью Аммиана, который смог написать свой исторический труд на латинском языке. И пусть латынь Аммиана порою груба и неуклюжа, а его стиль уступает изысканным образцам творений античных авторов, его историческое произведение захватывает силой выразительности, величием образов, подкупающей цельностью идейной и художественной позиции автора.

Старания Аммиана в конце концов были вознаграждены, и его историческое сочинение получило признание еще при его жизни в кружке образованной сенаторской аристократии Рима 16. Поздравляя историка с успехом, его земляк ритор Ливаний писал: «Я счастлив, что ты обрел Рим, а Рим обрел тебя: я слышал, что Рим высоко оценил твой труд, вознаградил твои хлопоты... Это честь не только для тебя, но и для нас, кто об этом слышит» 17.

Успех книги Аммиана в кружке высшей языческой аристократии Рима объясняется тем, что общая идейная и политическая направленность его сочинения импонировала этой части римской сенаторской знати. Воспевание Рима и древнеримских добродетелей, идеализация языческого императора Юлиана и его деятельности, критика тех государей, против которых фрондировала языческая оппозиция,— все это не могло оставить равнодушными последних представителей старых римских аристократических родов 18. Однако сам автор не был принят в высшем обществе Рима.

Завершая свой труд, Аммиан в краткой и необычайно емкой формуле как бы подвел итог всей своей жизни. Он заявил, что написал свое историческое сочинение как «солдат и грек» 19. В этой самохарактеристике писателя содержится ключ к пониманию его жизни и творчества. Первая часть формулы — «солдат» — вмещает в себя военные годы и воинский опыт Аммиана. Он не без гордости называет себя старым солдатом, ветераном римской армии, вкладывая в этот термин совокупность таких нравственных представлений о римском воине, как храбрость, стойкость, дисциплинированность, верность командирам; в этом слове отражается также надежда Аммиана на снисходительность будущего читателя, стремление оправдать грубый «солдатский» стиль сочинения. {127}

Словом «грек» автор подчеркивает не только свою этническую принадлежность, но духовные корни своего творчества, уходящие в толщу греческой культуры и связанные с особенностями характера и психологического склада греческого народа, с греческой исторической и литературной традицией. Более того, здесь отразилась двойственность личной судьбы историка. Аммиан — грек по рождению, воспитанию, образованию и духовному складу — писал свой исторический труд в Риме и для римлян. Переселившись в Италию, он проникся глубоким восхищением к Риму, к величию его прошлого, красоте его памятников, блеску его древней культуры. И он воспел этот город как единственный во вселенной 20. Однако добровольный изгнанник все же чувствовал себя чужеземцем в огромном, порою неприветливом к нему городе. Познав горечь надменного пренебрежения знати и сладость похвал своему творению, Аммиан до конца дней (а умер он около 400 г.) в глазах римлян и своих собственных оставался все же греком.

Исторический труд Аммиана Марцеллина известен в науке под названием «Res gestae» — «Деяния» или «История». Это произведение было задумано автором как продолжение знаменитого исторического сочинения Тацита и охватывало значительный промежуток времени от правления императора Нервы до конца IV в. До наших дней сохранилось лишь 18 книг сочинения Аммиана (кн. 14—31), посвященных событиям 353— 378 гг. Первые 13 книг «Истории», охватывающие период времени с 96 по 352 г., ныне утеряны.

Характерной особенностью труда Аммиана Марцеллина является то, что он создавался под воздействием как греческой, так и латинской историко-культурной и литературной традиций. Аммиан часто ссылается на Платона и Аристотеля, Демокрита и Гераклита, Эпикура и неоплатоников; он знает и любит Гомера и Демосфена, а из греческих историков использует Геродота и Полибия. В его труде прослеживается не только влияние Тацита, но и «Римской истории» Диона Кассия, написанной на греческом языке. Воздействие греческой цивилизации особенно отчетливо проявляется в естественнонаучных экскурсах Аммиана, которые, как он сам отмечает, почти целиком построены на достижениях греческих ученых — математиков, врачей, астрономов, в первую очередь Птолемея 21. Неоспоримо и влияние на творчество Аммиана римских авторов 22. Аммиан искренне восхищается речами и философскими произведениями Цицерона, могучим поэтическим талантом Вергилия, остроумием Плавта и Апулея. С уважением он относится к философии Лукреция Кара и Марка Аврелия, хотя предпочтение отдает все же Платону и Аристотелю. Но особенно заметно влияние на Аммиана римской исторической традиции: своими учителями он считает Тацита, Тита Ливия и Саллюстия

Основой исторического повествования Аммиана Марцеллина служили его собственные жизненные наблюдения и рассказы очевидцев. Это ясно видно из слов самого историка: «Насколько я мог дознаться истины, я изложил в последовательности событий как то, что довелось мне видеть как современнику, так и то, о чем можно было узнать у непосредствен-{128}ных свидетелей путем тщательного оп-

 

Император Юстиниан I со свитой.

Мозаика. 532—547 гг. Сан-Витале. Равенна

 

 

 

Императрица Феодора со свитой.

Мозаика. 532—547 гг. Сан-Витале. Равенна

Голова императрицы Феодоры. Сергий.

Мрамор. Сер. VI в. Деталь иконы Сергий и Вакх

Милан. Кастелло Сфорцеско из монастыря св. Екатерины

на Синае

Киев. Музей Западного и

Восточного искусства

Мученик-юноша. Два мальчика на верблюде Мозаика из церкви св.

Георгия. V в. Салоники Мозаика. Сер. V — нач. VI в. Константинополь. Большой

императорский дворец

Церковь Сан-Витале. VI в. Интерьер. Равенна.

роса» 23. Привлекает он и некоторые документы, почерпнутые из государственных архивов, например выдержки из протоколов судебных заседаний 24.

В произведении Аммиана находят свое отражение философско-религиозные воззрения греков и этические и литературно-эстетические представления римлян. И этот синтез двух культур бесспорно наложил свой отпечаток как на само историческое сочинение, так и на мировоззрение его автора.

Аммиан был приверженцем античного миросозерцания, религии и философии 25. Колыбель научной мысли и античной образованности для Аммиана — восточные области империи. Александрию он считал чуть ли не единственным центром, где в его время процветали науки. Именно в непреходящей мудрости Египта черпали свои идеи великие мудрецы и законодатели древности: Пифагор, Анаксагор, Солон. Там же сформировались и взгляды Иисуса, который был для Аммиана одним из «учителей мудрости», основателем новой религии 26.

Всю жизнь Аммиан оставался язычником, как его друг антиохийский ритор Ливаний и император Юлиан. Однако наивная вера во множество языческих богов сменяется у Аммиана монотеистическими представлениями о едином высшем верховном божестве, управляющем миром.

Решающее влияние на формирование философских взглядов Аммиана оказал неоплатонизм, и прежде всего учение Плотина, мистическая философия неоплатоников. Мир представлялся ему эманацией небесного божества (deus, numen celeste), а человеческие души — эманацией мирового разума. Верховное божество для Аммиана — это единая высшая сила, которая правит вселенной и судьбами всех народов и отдельных людей 27.

Аммиан верил в безграничное превосходство духа над плотью, в бессмертие души. Смерть он считал благословенным даром богов, великой радостью перехода в иную жизнь, ибо всякое отделение лучшего элемента от худшего должно порождать радость, а не скорбь 28.

Естественнонаучные и философские представления Аммиана о вселенной, пространстве и времени связаны с его верой в вечность всего сущего: элементов (стихий), тел (материи), духовного начала 29. Аммиан признает, что во вселенной царит вечный, установленный от века порядок. В отношении вселенной небесные тела, в том числе и Земля, являются лишь ничтожной точкой. Перемещение звезд в пространстве или их кажущаяся неподвижность — только результат восприятия человека, наблюдающего их с земли 30.

Разумеется, мировоззрение Аммиана насквозь идеалистично: понятия о бесконечности вселенной теснейшим образом слиты у него с верой в предвечность и бесконечность верховного божества, проявляющего себя {129} в действиях судьбы, рока. Фатализм занимает чрезвычайно большое место в мировоззрении Аммиана, в этом отношении он близок к античным авторам. Судьба (fortuna, fatum, fors) выражает, по мнению Аммиана, волю единого, невидимого, непознаваемого и всемогущего божества.

Для мировоззрения историка характерно двоякое понимание судьбы. С одной стороны, судьба — изменчивое и слепое счастье, управляющее действиями людей. Ее воплощает древнеримская богиня Фортуна с ее крылатым колесом, вечно чередующим счастливые и несчастные события. Фортуна действует как всеобъемлющая, необъяснимая и непознаваемая сила. «Никогда еще никакое человеческое могущество не могло спасти от того, что предрешено неизбежным роком» (fatalis ordo) 31. Голос судьбы неверен, и смертным чаще всего не дано его постигнуть 32. Фортуне подвластно все, она усмиряет гордость зазнавшихся людей, забывших о том, что «самый счастливый человек от одного поворота колеса Фортуны может стать раньше вечера самым несчастным» 33.

С другой стороны, Аммиан воспринимает судьбу как всемогущее, справедливое и карающее провидение. И тогда она предстает в облике древнегреческой богини Адрастии — Немесиды, дочери Справедливости, взирающей из таинственной вечности на дела людей и воздающей им за зло и за добро, низвергающей в пропасть высокомерных и возносящей к счастливой жизни достойных 34. Это грозная мстительница, которой не могут противиться самые могучие владыки: «...сколько голов, перед которыми трепетали народы, пало под позорным топором палача!» 35 Крылья — символ ее быстроты, руль, который она держит в руках,— знак ее власти над миром, колесо под ее ногами — доказательство изменчивости человеческой жизни 36.

Представления о судьбе у Аммиана в конечном счете достаточно оптимистичны. Жизнь людей наполнена примерами мудрых решений Адрастии 37. И хотя порою трусы и негодяи по капризу судьбы побеждали достойнейших из людей 38, это отнюдь не означает, что победа зла — есть правило, а торжество добра — лишь редкое исключение.

В историческом сочинении Аммиана мы находим попытку, правда еще робкую, разрешить извечный и мучительный для античного мира вопрос о силе судьбы и свободе воли человека. И к чести Аммиана, он ищет и находит оптимистический выход из, казалось бы, безнадежного тупика. Человек должен следовать по пути доблести и добродетели; судьба не лишает его свободы выбора, воли, инициативы, хотя конечный результат его деятельности неизвестен 39.

Вместе с тем большое место Аммиан отводит случайности. Как старый солдат, он не раз мог убедиться в том, какую роль играет случай в человеческой жизни. {130}

Веления судьбы открываются через предзнаменования, предсказания, путем различных гаданий и прорицаний, хотя при толковании двусмысленных предсказаний оракулов люди могут допускать ошибки. Но Аммиан все же верит в могущество человеческого разума, в необходимость развития науки и искусства. «И грамматик иной раз выразится неправильно, и музыкант иной раз возьмет фальшивую ноту, и врач ошибается в лекарстве, но это не мешает существовать грамматике, музыке, медицине» 40. Аммиан мучительно переживает пренебрежение наукой со стороны правителей государства и знатных невежд. По его словам, в городах империи, за исключением Александрии, наука и философия преданы забвению. Знать в Риме ничего не читает, кроме Ювенала и Мария Максима — писателей, способных лишь пересказать занимательные истории и придворные сплетни. Знатные люди «боятся науки, как яда» 41, библиотеки в «Вечном городе» заперты навек, как гробницы» 42. В назидание невежественным вельможам историк приводит рассказ о Сократе, который перед смертью хотел выучить неизвестные ему стихи поэта Стесихора, чтобы уйти из жизни, получив новые знания 43.

Сын своего века, Аммиан искренен и чистосердечен в своих заблуждениях и суевериях. В нем как бы переплетаются книжная ученость любознательного, склонного к отвлеченному мышлению грека с прямотой и цельностью восприятия мира простого римского солдата. Философские размышления о мироздании чередуются у него с рассказами о предсказаниях гаруспиков и чернокнижников, а вера в бессмертие души и силу рока с прямодушным преклонением перед властью случая. Аммиан не создает цельной и оригинальной концепции о сущности бытия, вселенной и месте в ней человека, но его взгляды просты и оптимистичны.

Историческая концепция Аммиана восходит своими корнями к историко-философским теориям античных писателей 44. Главной движущей силой истории для него является судьба, рок, хотя он оставляет место для деятельности людей. Но динамичным фактором истории, по Аммиану, являются не действия масс, классов, социальных групп, а воля и деятельность отдельных исторических личностей. В римской истории, которой посвящен труд Аммиана,— это прежде всего деяния императоров, полководцев, вождей 45.

Аммиану была совершенно чужда идея телеологического поступательного развития мира, проповедуемая новой христианской религией. Он полемизирует с христианской концепцией прогрессивного, обусловленного волей божьей «восхождения человечества к спасению». В своей исторической концепции Аммиан твердо придерживается теории цикличности, повторяемости типичных событий в историческом процессе. Для Аммиана история — своего рода арсенал исторических типов. Особое, частное является случайным в круговороте мировых событий, носит подчиненный характер. Общее же, типичное, повторяющееся в исторических событиях — это главное, существенное в истории 46. {131}

Аммиан украшает свой труд целой вереницей примеров из античной истории, подтверждающих эту мысль. Он никогда не упускает случая подыскать в древности какую-либо аналогию к описываемым событиям, характерам, людям. Квинтэссенцией историко-философских воззрений Аммиана является тезис: «Все уже было однажды» 47.

Идее «цикличности» соответствует и композиционное построение «Истории» Марцеллина, использующего свободную форму анналов. Аммиан широко применяет принцип параллелизма. Место и время действия постоянно меняются в зависимости от логики повествования. Автор как бы владеет временем, подчиняет его своей воле, замыслу своего труда.

В исторической концепции Аммиана известное место отводится и так называемой теории возрастов, заимствованной им у Сенеки и Флора. По аналогии с жизнью человека Аммиан разделяет историю Рима на четыре периода, сходные с возрастами людей: детство (pueritia), юность (aduleschentia), молодость (juventas) и старость (senectus) 48. Однако в отличие от Сенеки и Флора Аммиан интерпретирует теорию возрастов более оптимистично: он сознательно игнорирует признаки упадка Римской империи в последний период ее истории, совпадающий с возрастом старости, и утверждает, что Риму «суждено жить, пока будет существовать человечество» 49.

Теория вечности Рима — Aetemitas Romae — органически связана с социально-политическими воззрениями Аммиана и является одним из важных звеньев его исторической концепции. По-видимому, она связана с идеологией языческой аристократии Рима, среди которой в IV в. возродилась и окрепла концепция «Вечного Рима»; хотя дух жизни давно отлетел от этой идеи, римская знать цеплялась за нее с мучительной надеждой и необычайной настойчивостью, а глава сенаторской оппозиции Симмах, в кружке которого Аммиан читал свою «Историю», и другие его современники проповедовали теорию вечности Рима в своих трудах 50. Именно восхваление Аммианом могущества Римского государства и проповедь незыблемости Рима, очевидно, способствовали тому, что сенаторы с одобрением отнеслись к книге безвестного писателя.

Аммиан Марцеллин принадлежал, как уже отмечалось, к сторонникам языческой религии, трактуемой в духе неоплатонизма. Он выступал за восстановление язычества как государственной религии, поддерживал религиозную реформу императора Юлиана, осуждал разграбление языческих храмов и преследования язычников 51.

Приверженность к языческой религии уживалась у Аммиана с самой широкой веротерпимостью. Он признавал нормальным одновременное сосуществование и культа Адониса в Антиохии, и древнеегипетских культов, и христианства.

За основу религиозной политики Римского государства историк предлагает принять умеренность и благожелательность в отношении всех религий; он призывает уважать любую религию как проявление культу-{132}ры народа. Отсутствие же религиозных представлений у некоторых племен, в частности у гуннов, является, с его точки зрения, признаком варварства и необразованности 52. Аммиан осуждает вмешательство императорской власти в дела церкви; он рассматривает христианство как одну из равноправных религий, а Иисуса Христа называет соперником Юпитера 53.

В любой религии Аммиан прежде всего обращает внимание на этические и нравственные нормы, чистоту морали: он всегда проводит грань между искренней верой и фанатичным суеверием, нетерпимым ко всем инакомыслящим.

В христианской религии Аммиана больше всего привлекает ее цельность и простота, первоначальная высокая нравственность христиан 54. Современное ему состояние христианской церкви отталкивает его; он резко отделяет погрязших в стяжательстве представителей высшего христианского духовенства, римских иерархов, ожесточенно борющихся за папскую тиару из корыстных, а отнюдь не из религиозных побуждений, от ведущих добродетельный образ жизни бедных сельских священников 55.

Сочинение Аммиана носит сугубо светский характер — о событиях церковной истории он рассказывает чрезвычайно мало.

Свою задачу Аммиан видел в том, чтобы воспитывать и учить строгой нравственности и достойному поведению в жизни и политике. Именно морализаторский и дидактический характер труда Аммиана привлекал к нему сердца читателей 56. Неисчерпаемым арсеналом примеров для поучения служила Аммиану древняя история. Он не устает повторять о том, что человек сам отвечает за свои поступки и дела. Особенно тяжкий груз ответственности возлагает на себя правитель, вынося смертный приговор, ибо любой человек «является частью мира и дополняет до целого число живых существ» 57.

Духовные ценности Аммиан ставит выше, чем роскошь и богатство. Юлиана он одобряет за прославление честной бедности: «Ничуть не стыдно императору, который видит все блага в развитии духовных сил и признается в своей благородной бедности» 58. Позорно чваниться богатством, отказать в пище голодному, убить на пиру гостя 59. Не брать чужого — еще не заслуга; бескорыстие должно быть присуще всем гражданам 60. «По определению философов, есть четыре главные добродетели: умеренность, мудрость, справедливость и храбрость, к которым присоединяются другие, внешние, а именно: знание военного дела, умение властвовать, счастье и благородство» 61.

Высшая добродетель человека, особенно правителя,— способность прощать врагам. Марк Аврелий, например, сжег письмо с именами заго-{133}ворщиков, чтобы не возненавидеть их 62. Простив недруга, Юлиан якобы сказал: «Я решил уменьшить число врагов и увеличить число друзей» 63.