Религия и социальное изменение: М. Вебер

Религия существует, будучи интегрирована обычно в общество и его культуру. Степень интегрированности, "сращивания" религии с социальной системой может быть большей или меньшей.

Христианство, "пересаженное" из Византии в Киевскую Русь, долгое время воспринималось как нечто чужеродное, как "чужая вера". Другой пример - буддизм, который у себя на родине, в Индии, не "прижился" и был в конце концов вытеснен индуизмом.

Больше того, в определенных ситуациях та или иная религия может приходить в противоречие с существующими социальными системами, внося раскол в общество.

Между тем функционалистская модель религии односторонне подчеркивает ее интегрированность в социальную систему как "норму" и склонна недооценивать асоциальные религиозные проявления. С позиций функционализма трудно, например, объяснить тот факт, что отношение "религия - нация" может быть неоднозначным, тем более, когда одна и та же религия служит целям национальной консолидации (как католическая церковь в Польше) и способствует ассимиляции влияний со стороны других наций (католицизм в Чехии).

Для Дюркгейма религия - прежде всего основа целостности, стабильности общества, "порядка" и тем самым - консервативная основа, направленная не на изменение, а на сохранение существующего, в чем заключается ее "охранительная" функция. Она воспринимается как производная, как следствие порождающей ее "социальной среды". Под этим углом зрения религия рассматривалась еще во времена Античности.

Варрон, например, полагал, что сначала - "дела человеческие", гражданские институты, а уже производная от них - "дела божественные", религиозные установления.

В рамках этой традиции религия рассматривается как выражение, как порождение социальных процессов, как зависимая переменная, "надстройка" над основополагающими социальными отношениями. Фактам, свидетельствующим о религии в качестве "социального протеста" и стимула социальных перемен, не придавалось должного значения. "Деургическая" ипостась религии дол-

 

гoe время оставалась "за бортом" научного рассмотрения, в области мифологической и богословской интерпретации.

Развитие общества, социальный прогресс в науке XIX в. преимущественно интерпретировался как процесс, преодолевающий противодействие религии и движимый развитием знания (О. Конт), производительных сил (К. Маркс), науки или других факторов. Эволюционизм в социологии утверждал идею объективной обусловленности развития: ход истории неостановим, общество живет, изменяясь со временем. Что касается религии, то и она вовлечена в этот процесс перемен и изменяется вместе с другими социальными структурами. Ей отводилась пассивная роль в этом процессе, она рассматривалась как производная переменная, результат действия других факторов, вызывающих развитие.

Вопреки этой традиции М. Вебер видит в религии активную силу социального процесса, стремится понять ее как фактор социального изменения.

Макс Вебер, как никто другой из социологов, показал значение великих религиозных движений как для дифференциации основных типов обществ, так и для создания (через институционализацию берущих в них начало ценностей) важного стимула к определенным видам изменений, что особенно наглядно проявилось в случае аскетического протестантизма, внесшего решающий вклад в развитие общества современного индустриального типа.

Для понимания веберовской концепции социальной роли религии нужно иметь в виду те посылки, которыми он руководствовался в своих исследованиях религиозного поведения людей. Вебер исходил из того, что общественные институты, структуры, формы поведения функционируют на основе тех смыслов, которые придают им люди. В своей социальной деятельности люди следуют тем или иным одобряемым обществом образцам поведения. рели поведение ориентировано на достижение определенных целей и соотнесено каким-либо образом с ценностями, оно является осмысленным и, следовательно, преследуемые людьми цели и принятые ценностные ориентации направляют и регулируют социальные действия людей, осуществляют их "рационализацию". Это значит, что решающие факторы социальной деятельности и развития общества коренятся в ценностях, нормах, культуре, способах рационализации поведения людей.

Магия и религия как способы рационализации человеческой деятельности. Понятие харизмы. В человеческие действия включены способы ориентации, которые обеспечивают единообразие поведен-

 

ческих актов. Социальное действие может быть ориентировано целерационально или ценностно-рационально; помимо этих двух типов рационального действия Вебер выделял еще аффективный (действие под влиянием эмоций) и традиционный (действие по установившемуся обыкновению, даже если оно не отвечает рациональным критериям и уязвимо для критики, т.е. речь идет в данном случае о нерациональных аспектах действия).

В анализе первобытной религии главную роль играет традиционализм, связанный, как устанавливает Вебер, с ритуалом и сакрализацией (освященностью) признаваемого законным порядка. Однако и на этой стадии в какой-то степени уже действует норма рациональности в достижении целей (эту деятельность Малиновский квалифицировал как "первобытную науку"). Ориентация на законный порядок предполагает существование правил поведения и создает различное отношение к "законным" и "отклоняющимся" действиям.

Законность порядка в рамках традиционализма признается в силу его освященности традицией, т.е. опирается на связь с сакральностью, а не с "интересом": порядок признается как нечто ценное само по себе, как "конечная ценность". Для того чтобы могла существовать законность, лицам, в ней заинтересованным, недостаточно прийти к соглашению - у них должна существовать некая безусловная обязанность по отношению к законному порядку, которая делает возможным само соглашение (то, что Дюркгейм называет "недоговорным элементом договора"). Откуда же берется эта обязанность, это первичное и универсальное условие и элемент установления социального отношения между людьми? Эту обязанность Вебер, как и Дюркгейм, интерпретирует как. моральную власть: для того, кто считает порядок законным, жизнь, согласная с правилами порядка, становится вопросом морального долга. Бескорыстное отношение гражданина к власти отличает его от "беспринципного" (корыстного), лишенного нравственного аспекта отношения конформиста (законопослушного по трусости или из эгоистического интереса), с одной стороны, а с другой - от радикала, для которого по отношению к существующей власти не имеется никаких обязательств вообще (например - отношение к власти революционной интеллигенции в России второй половины XIX - начала XX в.). Позиция радикалов может быть охарактеризована в терминах Вебера и Дюркгейма как "бесконтрольное проявление интересов", исключающее соглашение (общественный договор, консенсус).

 

Харизма и магия. Вебер решает поставленный им вопрос о мотивации поддержания порядка, а шире - о природе традиционалистского типа социальных отношений, вводя понятие харизмы - качества, присущего действиям как ценностно-, так и целерациональным. В своем первичном значении оно сопряжено с понятием магии.

Харизмой могут обладать вещи, люди, действия и т.д. Носителями харизмы могут быть очень разные "вещи", но все они так или иначе служат узаконению. Человек, наделенный харизмой, вызывает особое уважение, обладает необычайной притягательностью, служит образцом, ему подражают, за ним следуют, ему подчиняются. Обладать харизмой - значит обладать моральной властью, которую признают не по принуждению и не из выгоды, а по доброй воле. Это и есть та власть, на которой держится социальное согласие, законность: всякий источник признания законности существующего порядка в конечном счете, по Веберу, - харизматический.

Харизма воспринимается как нечто выходящее за рамки обычного, за пределы "естественно" возможного по человеческим меркам и образует особую область "универсума" - особую в том смысле, что здесь возможно невозможное в обычной жизни. С социологической точки зрения существенно, что в первобытной религии харизма выделяет ту область реальности, в отношении которой действует установка на уважение. В контакт с этой реальностью человек вступает через ритуал, в отличие от установки на морально нейтральные вещи, подлежащие утилитарному употреблению. Таким образом, первоначально были разграничены два "мира" - природный и сверхприродный, естественный и сверхъестественный. В данном контексте это разграничение является коррелятом "установки на уважение".

Вебер анализирует элементы действия, которые связаны с отношением человека к таким образом выделенной области "сверхъестественного": цели, к которым люд и стремятся посредством этих действий; смысл, который они в эти действия вкладывают; их реальные результаты и значение.

Сама харизма не есть некая скрытая от глаз, где-то за вещами упрятанная, "метафизическая" сущность - напротив, харизма - эмпирически наблюдаема в своих проявлениях. Но в отличие от обычных это такое качество, которое люди придают некоторым людям и вещам, связывая их со "сверхъестественными", т.е. неэмпирическими, аспектами универсума. Другими словами, помещая

 

их в необычную систему отсчета - религиозную, т.е. такую, в которой человеческие интересы оказываются вплетенными в представления о сверхъестественном (в том специфическом смысле, о котором здесь идет речь), систему отсчета, в которой обычные люди и вещи наделяются символическим значением. "Теперь в жизни играют роль не только вещи и события, которые существуют и происходят, но помимо них и такие, которые нечто "означают", и именно потому, что "означают"" [4, с. 82]. Магическое действие становится символическим. Наряду с физическим страхом перед трупом, характер захоронения начинает определяться представлениями о неосязаемом в обычном смысле, доступном только посредством символов и скрытых значений в царстве духов, демонов и богов.

Чтобы устранить вред, который может принести душа умершего, его помещают в гроб; чтобы заручиться ее расположением, ее обеспечивают необходимым для сносного существования и т.д. Если связь с умершим возможна только посредством символических действий и Бог выражает себя только в символах, то можно удовлетвориться не реальными, а символическим дарами (древнейшие бумажные деньги служили средством платежа не для живых, а для мертвых).

Люди все чаще стремятся получить реальные результаты посредством символических действий, в сферу магического символизма втягиваются все виды человеческого действия. Магическое поведение должно повторяться в проверенной форме и не допускать малейшего отклонения, которое может сделать всю процедуру недействительной. Этим обстоятельством Вебер объясняет тот факт, что даже внутри рационализированных религий противоречия догматического характера переносятся легче, чем нововведения в символике, которые могут помешать действенности магических акций. Так, вопрос, следует ли креститься двумя или тремя перстами, был существенной причиной раскола в русской церкви в XVII в.

Магическая практика сопряжена, таким образом, со стереотипизацией социальной деятельности, стандартизацией поведения. "Стереотипизация религией продуктов изобразительного искусства, - древнейшая форма стилизации, - непосредственно обусловлена магическими представлениями, а косвенно - возникшей в связи с магической значимостью этих изделий профессионализацией, которая уже сама по себе предполагает работу по образцам" [4, с. 83]. Магически (или, по Веберу, харизматически) мотивированные действия на ранней ступени развития ориентированы на посюсторонний мир, на вполне утилитарные цели. Но это такие дей-

 

ствия, для совершения которых требуются особые, выходящие за пределы естественных возможностей силы и способы действий (эту реальность иранцы именовали "мага", а связанные с ней силы и действия - магическими). Вебер предпочел название, производное от греческого слова "харизма" - дар, способность (поэтому "магическое" и "харизматическое" - синонимы). Магия как техника воздействия на сверхчувственные силы возникает вместе с верой в духов (будущих "богов" и "демонов", на первых порах еще не имеющих ни личных качеств, ни длительного существования, ни даже определенного наименования). Вера в духов стала основой древнейшего "призвания" - призвания профессионального колдуна, который в отличие от обычного человека обладает постоянно действующей харизмой и способностью колдовать. Харизма проявляется в таком специфическом состоянии, как экстаз.

Социальная форма, в которой это состояние достигается (с помощью наркотиков и музыки), - оргия. На основании опыта, связанного с оргиями и под влиянием профессиональной практики колдуна, появляется представление о "душе", присутствующей позади, вблизи или внутри природных объектов, подобно тому как в человеческом теле присутствует нечто, покидающее его во сне, беспамятстве, в экстазе и смерти. Таким образом, уже на этой стадии бытует представление о "сверхчувственных" силах, способных вмешиваться в судьбы людей, подобно тому как люди вмешиваются в события внешнего им мира.

Магия использует два способа воздействия на сверхчувственные силы: один сводится к попыткам заставить эти силы служить целям людей, другой - заслужить их благоволение жертвоприношениями. Жертва является магическим действием в том случае, если она рассматривается как средство принуждения богов к желательным для людей действиям." Тот, кто обладает харизмой и способен применить правильные средства, сильнее бога и может заставить его подчиниться своей воле" [4, с. 96]. В данном случае имеет место не религиозное действие - "служение Богу", а именно магическое - "принуждение Бога". Однако Вебер считает более древним и более важным другой мотив магического жертвоприношения: оно "должно установить communio (от лат. - общность) - совместную трапезу, скрепляющую братскими узами жертвователи с богом" [4, с. 97].

Магически мотивированные нормы поведения, соблюдение многочисленных запретов и предписаний, этически индифферентны. "Этика" мало интересует греческих антропоморфных богов-

 

олимпийцев, во всяком случае меньше, чем людей. Мотивы колдовства весьма трезвы и рациональны. "Do ut des" ("даю, чтобы ты дал" - в пер. с лат.) - таково основное правило магически мотивированных действий и в целом - повседневной и массовой религиозности всех времен и народов во всех религиях: "устранение "посюсторонних" внешних бед и дарование "посюсторонних" внешних преимуществ - таково содержание всех обычных "молитв ", даже в самых "потусторонних" религиях" [4, с. 98].

Магия и религия. Переход от магии к религии Вебер рассматривает, с одной стороны, как результат увеличивающейся рациональной систематизации понятия Бога и представлений об отношении человека к Богу, а с другой - отступления от исконного (характерного для магии) практического расчетливого рационализма: "параллельно рационализации мышления "смысл "религиозного поведения все меньше ищут в чисто внешних преимуществах экономической повседневности, цель религиозного поведения "иррационализируется", пока, наконец, эти "внемирские", т.е. прежде всего внеэкономические, цели не становятся специфической чертой религиозного поведения" [4, с. 98].

Отход от магии, когда религиозное действие приобретает новый смысл - не "принуждения Бога", а "служения Богу", - совершается по мере утверждения представления о могуществе Бога и личной подвластности ему человека. Бог становится могущественным Господином, которого нельзя принудить магическими средствами, а можно лишь умилостивить просьбами и дарами. Тотем был символом братства, а тотемизм - способом ставить братство под защиту магии. Теперь "этический" Бог охраняет правопорядок и добрые нравы, которые им созданы. Этические требования к богам растут в цивилизованном обществе по мере роста власти и притязаний к качеству правосудия внутри больших, находящихся под защитой закона политических союзов; с ростом регламентации все новых типов человеческих отношений посредством конвенциональных правил и зависимости людей от их соблюдения, и особенно - с ростом социального и экономического значения надежности слова, данного другом, вассалом, должностным лицом, партнером по обмену, т.е. с ростом значения этического подчинения человека космосу "обязанностей", позволяющему определить его поведение.

Эти представления дали импульс развитию религиозной этики, появлению нового способа воздействия на сверхчувственные силы, помимо магических, - следование религиозному за-

 

кону становится специфическим средством завоевать расположение Бога.

Но магия не исчезает - она интегрируется в религии, "ибо вера в испытанную действенность магии значительно глубже, чем вера в действенность поклонения богу, недоступного магическому воздействию в силу своего могущества. Поэтому концепция "сверхчувственных" сил в качестве богов, даже в качестве надмирного Бога, отнюдь не устраняет древние магические представления (не устраняет их и христианство)... ведь и католический священник отчасти прибегает к действию магической силы, когда он служит мессу или отпускает грехи" [4, с. 96].

Религиозная мотивация социальных действий. Религии спасения. Полемизируя с Марксом, Вебер доказывал, что "идеи" - важный фактор развития общества, что существует каузальная связь между этическими принципами, религиозными верованиями, правовыми нормами, с одной стороны, и экономической, политической и иными видами деятельности - с другой. Специфической для религии Вебер считал ее "смыслополагающую" функцию. Задача социологии - прояснить связь религии с социальными изменениями, в том числе - самыми радикальными, знаменовавшими собой крупные повороты в истории.

Сконцентрировав внимание на социологическом аспекте религии, т.е. религиозной мотивации социальной деятельности, Вебер обратился к изучению главным образом "мировых религий", которыми он считал имеющие наибольшее число последователей и оказывающие наиболее ощутимое воздействие на ход истории.

Предпринятое Вебером исследование мировых религий беспрецедентно по своим масштабам: он изучал христианство, буддизм, ислам, иудаизм, китайские религии, индуизм, изучал детально и целенаправленно, выявляя, какой образ деятельности задается тем или иным комплексом религиозных идей. Эти идеи воплощаются в каждой религии и соответствующее мировоззрение, которое включает помимо религиозных верований философские, этические, правовые и прочие идеи.

На основе сравнительного анализа мировых религий Вебер выделил три самых общих типа, каждый из которых задает специфический способ отношения к "миру". Каждому из этих трех типов свойственна своя установка, определяющая направление жизнедеятельности, вектор социального действия.

Один тип - конфуцианство и даосизм, религии Китая - это религии приспособления к миру, два других - религии неприятия мира:

индуизм и буддизм, религии Индии - это религии бегства от мира', иудаизм и христианство, возникшие на Ближнем Востоке и впослед-

 

ствии распространившиеся по всему миру, - это религии овладения миром. В каждой из этих религий уживаются, образуя неповторимый сплав, противоречивые тенденции, определяя соответствующий образ и стиль жизни больших масс людей.

Мировые религии - это этические религии, религии спасения. Каждая по-своему учит служить добру и отвергать зло. Каждой присущ свой тип рациональности, задающий общее направление дальнейшей рационализации как "картины мира", системы взглядов, культурных ценностей, так и социальной деятельности в ее разнообразных формах. С точки зрения Вебера, бессмысленно говорить о функции религии вообще, поскольку социальные последствия функционирования разных религий в разных социальных контекстах весьма различны. Скажем, в рамках христианской традиции складываются существенно различающиеся способы рационализации социальной деятельности. Католицизм - лютеранство - кальвинизм предстают в веберовской интерпретации как ступени углубления развивающегося процесса рационализации, как продвижение по пути "расколдования мира". Начало этого процесса было положено предопределившим все последующее первым шагом на пути рационализации, и этим шагом был переход от магии к религии. Этот сдвиг стал решающим, положив начало процессу дифференциации различных типов религиозно-этического отношения к миру.

По мере усиления напряженности между двумя мирами - "миром дольним" и "миром горним" - происходит религиозное обесценение посюстороннего мира, святое уходит из него. Хотя и не сразу, "этот мир" оказывается в распоряжении человека - как его мастерская.

Здесь, покоряя природу, реализуя свои цели, человек ощущает себя творцом. В иудео-христианской традиции Бог - это действующий Бог, Бог-творец. Человек соответственно этому рассматривается как орудие божественного действия, божественного промысла. Отсюда - установка на активное действие, этическая установка, побуждающая к действию в мире, а не бегству от него.

Существенно отличны по своей установке на отношение к миру религии Индии. В их учениях Бог имманентен миру, и поскольку божественное слито с миром, человек осознает себя не как орудие, а как сосуд, вместилище божественного начала; отсюда мистически-созерцательная установка на уклонение от мирских забот и деятельности, побуждение к пассивности.

Для Вебера изучение вклада протестантизма в капиталистическое развитие Запада - только часть анализа влияния разных ре-

 

лигий на экономическое развитие и социальную жизнь в целом в разных культурах. Анализируя восточные религии, Вебер приходит к выводу, что они явились барьером, который помешал индустриальному развитию по западному типу таких стран, как Китай и Индия. Сложившиеся здесь общества базировались на иных ценностях по сравнению с теми, которые способствовали модернизации Западной Европы.

В начале своих исследований Вебер сосредоточился на анализе связи между религиозно-этическими принципами и формами экономической деятельности. Он сравнивает различные религии, чтобы выявить, какую степень рационализации экономической деятельности допускает та или иная религиозная этика. Степень рационализации обратно пропорциональна силе влияния магического элемента, в разной степени присутствующего в каждой религии. Оппозиция "рациональное - магическое" рассматривается в книге "Хозяйственная этика мировых религий" как один из основных инструментов анализа.

Расколдование мира. На самом деле "расколдование мира" Вебер понимает как процесс, в результате которого из отношения "цель - средства" устраняются элементы магической практики, чтобы уступить место исключительно ориентированным на успех, рационально обоснованным средствам, базирующимся на знаниях о мире. Истоки этого процесса - в пророческом иудаизме: отрицание всяческой идолатрии, запрет культов плодородия сводят мир, природу к неживой материи, которой противостоит Бог, действующий в истории. Своей кульминации этот процесс достигает а аскетическом протестантизме, кальвинизме. Такова социально-историческая перспектива, в которой Вебер анализирует воздействие религии на социальное изменение.

Протестантская этика и дух капитализма. Обращение Вебера к религии как фактору социального изменения было связано с кругом проблем, интенсивно разрабатывавшихся в конце XIX и начале XX столетия в поисках объяснения условий и причин формирования капитализма как экономической формации. Эта проблема активно разрабатывалась в политэкономии, социальной философии (Л. Брентано, В. Зомбарт, В. Парето). В России интерес к этой проблеме был связан с полемикой между славянофилами и западниками, народниками и марксистами о перспективах развитии капитализма в специфических российских условиях.

Для Вебера было важно объяснить возникновение "духа капитализма". Он нашел ключ к решению этого вопроса в протес-

 

тантской этике. Заслуга Вебера в первую очередь состоит в том, что на конкретном историческом примере он показал, каким образом религия способствовала развитию капитализма, новой стадии социокультурной эволюции западного общества. Вебер разработал действительно социологическую теорию, доступную (по крайней мере частично) эмпирической проверке.

Тот факт, что религия способна у отдельных людей вызывать кардинальные изменения в сознании и поведении, собственно, никогда не вызывал сомнений. Речь в таких случаях шла не о массовых явлениях, а о тех, кого Вебер называл "религиозными виртуозами". Теперь нужно было показать, что религиозная мотивация способна вызвать социологические изменения в масштабах общества и создать ситуацию, когда индивиды в массе своей изменяли бы свойственные им институализированные способы деятельности. Об изменениях какого рода идет речь, что означает "дух капитализма"?

Само по себе стремление к наживе, обогащению, алчность присущи самой природе человеческой, равно как лень и желание разбогатеть как можно скорее и не утруждая себя. Очевидно, прямой связи с "духом капитализма" эти стремления не имеют.

Капитализм начинается в том случае, когда хотят производить для получения прибыли и получаемый доход не "проедается", а вновь вкладывается в "дело" в целях получения прибыли, - и так без конца, без какой-либо другой цели, кроме получения прибыли. Вебер полагал, что поведение субъекта, ведущего такого рода хозяйственную деятельность, не является "естественным", данным от природы. Необходимые для такой деятельности качества не относятся и к числу тех, которыми обладает какая-то нация. Объяснить национальными особенностями появление необходимого для капиталистической экономической деятельности образа мышления, неутомимой жажды деятельности и т.д. невозможно. Эти качества, очевидно, основываются не на свойствах человеческой натуры и не на национальных чертах характера. Тогда на чем же? Не связаны ли они с религией?

К началу XIX в. экономически более развитыми оказались не католические и православные, а протестантские страны. Это бросалось в глаза при сравнении хозяйственных успехов реформатских Нидерландов и Англии, ставшей промышленной мастерской мира, с католическими Испанией или Италией. Объяснение этому обстоятельству сводилось обычно к указанию на веротерпимость, не свойственную в ту пору католицизму,

 

которая позволила оседать в этих странах экономически активным и состоятельным пришельцам, часто - тем, кто изгонялся "за веру" из католических стран (как были изгнаны из Франции гугеноты). И еще одно обстоятельство приводилось в качестве объяснения - протестантская церковь была более "дешевой" - меньше расходов на духовенство, меньше церковных праздников, отсутствие бездельников-монахов, т.е. меньше непроизводительных расходов, традиционной праздности и безделья.

Эти объяснения были очевидными и не объясняли сути дела. Следовательно, рецепт экономического процветания - не закрытие церквей и сокращение численности духовенства, равно как не имена православия протестантизмом. В чем усмотрел Вебер связь между протестантской этикой и "духом капитализма"?

Прежде всего он локализовал предмет анализа во времени, обратившись к эпохе Реформации, ко времени пробуждения "духа капитализма". Вебер анализирует огромное число письменных источников, включая большое число проповедей - лютеранских и кальвинистских. Его интересуют не этические теории протестантских теологов, а практические импульсы к действию, коренящиеся в практических и психологических религиозных установках, т.е. характер религиозной обусловленности поведения верующих людей на житейском уровне. Его интересует, откуда берется "рациональное стремление к капиталистической прибыли". Он сравнивает хозяйственную деятельность разных исторических эпох и разных цивилизаций - Китая, Индии, Вавилона, Египта, средиземноморских государств древности, Средних веков и Нового времени. В итоге он констатирует, что появление капитализма на Западе было связано с появлением действительно нового в человеческой истории - такого, чего "раньше нигде не было".

Вебер подчеркивает, что в чисто экономическом аспекте для него главной проблемой является не капиталистическая деятельность как таковая, не стяжательство и стремление разбогатеть, в разных странах и в разные эпохи меняющее только свою форму. Капитализм в этом смысле может выступать в многообразных формах - кик авантюристический, торговый, ориентированный на войну, политику, управление и связанные с ними возможности наживы. Вебера интересует возникновение буржуазного промышленного капитализма с его рациональной организацией свободного труда, и в культурно-историческом аспекте - возникновение западной буржуазии во всем ее своеобразии, возникновение специфического "рационализма", характеризующего западную культуру.

 

Он предположил, что хозяйственная этика протестантизма могла способствовать развитию рационализма и мотивации на успех, присущих развивавшемуся предпринимательству. Но это влияние нельзя объяснить такими традиционными добродетелями, как трудолюбие, бережливость, умеренность и т.п.

Если Маркс акцентирует внимание на том, что современная буржуазия является продуктом "ряда переворотов в способе производства и обмена", а "духовное производство" его интересует прежде всего как производная от изменений экономического базиса, то Вебер, не сбрасывая, конечно, со счетов такой важный фактор, как "материальное производство", концентрируется на изучении именно духовных стимулов этого процесса.

Маркс показал, что возникновение капитализма было революционным процессом, разрушившим власть традиций: "Буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения... и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана ". В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности....Эксплуатацию, прикрытую религиозными и политическими иллюзиями, она заменила эксплуатацией открытой, бесстыдной, прямой, черствой" [15, с. 426]. Действуя таким образом, "буржуазия менее, чем за сто лет своего классового господства создала более многочисленные и более грандиозные производительные силы, чем все предшествовавшие поколения, вместе взятые", и "впервые показала, чего может достигнуть человеческая деятельность" [там же, с. 427].

Вебер рассматривает этот же процесс, но под другим углом зрения. Он показывает, что буржуазии, чтобы ринуться к этим свершениям, потребовался на первых порах тот именно "священный трепет религиозного экстаза", который потом она заменила "бессердечным чистоганом".

Аскеза - мирская и внемирская. Сердцевину и средоточие образа мышления, который мотивировал предпринимательскую деятельность, образует, в понимании Вебера, "аскетизм" (от греч. askesis- упражнение). Христианский аскетизм у монахов и "аскетов" - подавление и умерщвление чувственной природы человека.

Мировые религии использовали аскезу как средство, помогающее сосредоточиться на главном - спасении души, освобождении от мирских пут. Чтобы достичь "возвышенного" состояния духа, аскетическая практика предлагала ограничения разно-

 

го рода: временное воздержание от удовольствий жизни (в еде, питье, комфорте, сексе, сне); "обет молчания" или полное прекращение общения с другими людьми и достижение таким образом особого состояния, отличного от обычной повседневной жизни с ее заботами, трудами, радостями и горестями. Это "внемирская аскеза". Аскеза, в которой Вебер усматривает сердцевину "духа капитализма", ориентирована иным образом, это "внутримирская аскеза", "мирской аскетизм", направляющий высвобожденную религиозным аскетизмом энергию в профессиональную | рудовую деятельность.

Внутримирскую аскезу Вебер обнаружил в аскетической этике протестантизма, в наиболее чистом и последовательном виде - в кальвинизме, и особенно - в пуританстве. Вебер буквально заклинает понять его правильно и не приписывать ему утверждение, будто Кальвин или кто-то другой из реформаторов в каком бы то ни было смысле считал целью своей деятельности пробуждение того "духа", который он называет капиталистическим. Никому из вождей Реформации в голову не пришло бы рассматривать само по себе стремление к мирским благам как этически достойную цель. Их экономические взгляды могли быть, как, например, у Кальвина, даже негативными в отношении капиталистического типа хозяйствования в его конкретных проявлениях, например в налоговой политике. Прямой связи в этом смысле между протестантизмом и капитализмом нет.

Вебер нашел эту связь там, где не приходило в голову искать другим. Он увидел исток этоса "внутримирской аскезы" в кальвинистской теологии, в ее учении об абсолютном предопределении. Социально значимые этические цели и повлиявшие на экономическую деятельность установки реформированного христианства оказалась "лишь следствием чисто религиозных мотивов". И это при том, что, как отмечал Вебер, культурные, социальные последствия Реформации в подавляющей своей части были непредвиденными или нежелательными для самих реформаторов - во всяком случае, не отвечали их намерениям.

Учение о предопределении направлено на решение одной из основных проблем христианства: как связать учение об искуплении, о смерти и воскресении Иисуса Христа с правильной ориентацией мирской жизни христианина? Кальвинистское учение о предопределении - одно из разработанных в христианской теологии решений этого вопроса. Его основные положения: 1) спасение m достигается "добрыми делами" верующего; 2) человек не может

 

оправдать и освятить себя, он спасается только божественной благодатью, достигает оправдания единственно верой; 3) учение о предопределении (у Августина, Лютера, но наиболее последовательно - у Кальвина) основывается на представлении о том, что еще при сотворении мира все люди, еще до первородного греха, определены божественным избранием: одни для вечных мучений, другие - для вечного спасения.

Согласно этому учению каждый из людей, еще не родившись, предопределен либо к спасению (за его спасение умер Иисус Христос и он - один из "избранных"), либо к гибели, "вечной тьме" (он "неизбранный"). Это учение, которое Лютер считал "темным" и которое многие даже из принимавших его теологов старались смягчить, Кальвин внедрял в церковную практику в самой радикальной форме как наиболее важное в христианской вере. Христианин тот, кто пронизан убеждением в абсолютной греховности, отверженности человека и неограниченном могуществе и величии Бога.

Чтобы религиозное учение могло стать социально значимым фактором, оно должно влиять на поведение, деятельность достаточно больших масс, как формирующая сознание сила войти в жизнь верующих, стать достоянием рядовых членов церкви, иначе оно останется учением теологов для теологов. По мнению Вебера, кальвинизм и развившееся из него английское пуританство стали массовым религиозным движением. Именно это имеет решающее значение. Вебер должен был найти эмпирическое подтверждение тому, что учение о предопределении стало для последователей реформированного христианства руководящей жизненной идеей. Вебер тщательно подбирает свидетельства в пользу этого предположения, на котором держится вся его теория.

Он обращает внимание на то, что люди, жившие в эпоху Реформации и Контрреформации, придавали гораздо большее значение, чем современные люди, таким вещам, как спасение души, толкование христианских догматов, потому что в этих абстрактных теологических понятиях они размышляли о насущно важном в их жизни, о своих практических интересах.

Для европейца, жившего в XVII в., вопрос о вечном блаженстве имел гораздо большее значение, чем вопрос о его земном благополучии. Веря в предопределение, он прежде всего хотел бы знать, принадлежит ли он к "избранным". Это учение в своей патетической бесчеловечности должно было иметь для поколений, покорившихся его грандиозной последовательности, прежде всего один результат: ощущение неслыханного дотоле внутреннего одиночества отдельного индивида, - констатировал Вебер. Согласно этому ре-

 

шению важнейшей для христианина жизненной проблемы - проблемы обретения вечного блаженства - христианин, если он кальвинист, обречен одиноко брести своим путем навстречу от века предначертанной ему судьбе. Ему не могут помочь ни церковь, ни таинства, ни проповедник. Основной жизненный фон, все мироощущение таким образом настроенного индивида - ощущение безнадежности, пессимизм.

Это невыносимое бремя могло быть переносимым только при условии выработки таких духовно-терапевтических механизмов, которые были бы способны облегчить неимоверное психологическое напряжение. Здесь-то и совершается переход к внутримирской аскезе. В религиозно-проповеднической литературе XVII в., как показывает Вебер, предлагались в основном два способа справиться с этой проблемой: во-первых, обязательно верить в свое избранничество, почитать эту веру прямо-таки своим долгом, и во-вторых, посвятить себя неустанной деятельности, которая помогла бы задушить всякие сомнения и колебания на этот счет. Какой деятельности? "Добрые дела" (подаяния бедным и пр.), религиозные подвиги (медитация, пост, паломничество и пр.) в качестве путей спасения были кальвинизмом отвергнуты. Оставалось одно поле деятельности, значимой в этом смысле, - активная деятельность, понимаемая кик призвание в его мирском значении, призвание как профессиональная деятельность. Внутримирской аскетизм указывает именно такое применение высвобожденной благодаря религиозно-аскетической установке энергии. Профессия становится призванием, имеющим не только мирское, но и религиозное значение. Трудовая профессиональная деятельность становится средством прославлении Бога в этом мире и организующей основой всей жизни личности в целом: ничто не должно мешать главному "делу". Пуританская этика требовала довольствоваться малым, ограничивать себя самым необходимым, осуждала роскошь и праздность. Всякая поблажка своим слабостям непростительна. Нужно работать, и грех использовать плоды трудов своих для самоублажения.

Неутомимый труд приумножал богатство, оно должно было вновь вкладываться в дело, служить его развитию и процветанию. Таким образом, концентрирующаяся в труде аскеза формировала линию поведения, без которого немыслимо капиталистическое хозяйствование: добросовестность, расчетливость, обязательность, фанатическая приверженность избранной деятельности как делу долга, как служению. И при этом - для "призванных" недопустимы, недостойны гедонистические поползновения. Так обосновы-

 

вает Вебер вывод о том, что одним из важнейших конститутивных компонентов духа капиталистического предпринимательства и буржуазной культуры является рациональное жизненное поведение на основе идеи профессионального призвания.

"В католической (и православной. - В.Г.) религии "расколдование мира " - устранение магии как средства спасения - не было проведено с той последовательностью, которую мы обнаруживаем в пуританской, а до нее в иудейской религии. Католику (и православному. - В. Г.) предоставлялась возможность обрести благодать, сообщаемую таинствами его церкви, и тем самым преодолеть несовершенство человеческой природы; священник был магом, совершавшим чудо пресуществления, в руках которого была "власть ключей": к нему мог обратиться верующий, преисполненный раскаяния и готовности к покаянию; священник даровал умиротворение, надежду на спасение, уверенность в прощении и снимал тем самым то невероятное напряжение, которое было неизбежным и ничем не смягчаемым уделом кальвиниста. Кальвинист не знал этого милосердного человечного утешения и не мог, подобно католику или даже лютеранину, надеяться на то, что минуты слабости и легкомыслия будут уравновешены последующей концентрацией доброй воли. Кальвинистский Бог требовал от своих избранных не отдельных "добрых дел ", а святости, возведенной в систему. Здесь не могло быть и речи о столь характерном для католицизма (и православия. - В.Г.), столь свойственном природе человека чередовании греха, раскаяния, покаяния, отпущения одних грехов и совершения новых; ни о сбалансировании всей жизни с помощью отдельных наказаний или посредством находящихся в распоряжении церкви средств сообщения благодати. Практическая этика кальвинизма устраняла отсутствие плана и системы в повседневной жизни верующего и создавала последовательный метод всего жизненного поведения. Ведь не случайно в XVIII в. носителей последнего возрождения пуританских идей называли "методистами "... Ибо только посредством коренного преобразования всего смысла жизни, ощущаемого в каждое мгновение и в каждом действии, могла быть достигнута уверенность в наличии благодати, возвышающей человека из "естественного состояния " в "состояние благодати ". Жизнь "святого "была ориентирована только на трансцендентную цель - на загробное блаженство, однако именно поэтому его посюстороннее существование было строго рационализировано и заполнено единственным стремлением - приумножить славу Божию на земле. И никогда ранее к этой идее не относились со столь всепоглощающей серьезностью. Лишь пронизанная постоянно рефлек-

 

сией жизнь рассматривалась как путь преодоления "естественного состояния"" [7, с. 154].

Протестантская этика освятила "дух капитализма", но капитализм уже в XVIII в. перестал нуждаться в религиозной мотивации. Если пуританин хотел быть профессионалом, замечает Вебер (а в ту пору существовали и другие, освященные традицией варианты выбора жизненного призвания), то мы сегодня просто вынуждены быть таковыми. Но это не отменяет того исторического факта, что религия была силой, вызвавшей к жизни ту духовную структуру, без которой современный западный мир был бы иным, чем он есть сегодня.

Рассмотренная концепция Вебера была принята многими социологами как парадигма теории религиозно мотивированного социального изменения. Она строится на посылке, согласно которой для социального действия важна не только материальная, но и духовная культура, личность - ее установки, предпочтения, эмоции, убеждения, которые не являются врожденными. Вебер предостерегал от "доктринерского" понимания его концепции - утверждения, что для возникновения капитализма нужен протестантизм. Он исследовал одно из условий возникновения капитализма, и именно - той хозяйственной этики, которая в Европе в эпоху Реформации сложилась на основе протестантизма и стала действенной силой в определенной конкретно-исторической ситуации. И принципе, предпринимательская деятельность может иметь и другую религиозную или светскую мотивацию.

Именно так воспринял главную идею веберовской "Протестантской этики" С.Н. Булгаков, одним из первых в России оценивший значение этой работы в статье "Народное хозяйство и религиозная Личность" (1908). Булгаков отмечает, что религиозно-нравственное отношение к труду свойственно не только эпохе Реформации, оно вообще свойственно эпохам с преобладанием религиозного мировоззрения. Труд входит в общую систему аскетики, и в первую очерет. благодаря аскетической дисциплине труда монастыри сыграли в свое время огромную роль в экономическом развитии и Западной Европы, и России. Булгаков сожалеет, что подобные веберовскому исследования отсутствуют применительно к русской хозяйственной жизни, изучению православной трудовой этики. Он видит одну из причин тому в "экономизме" - отсутствии интереса к изучению духовных факторов экономического развития. Но это связано и с внутренними для православия факторами, преобладанием в нем мистической ориентации, духа "внемирской аскезы".

 

Веберовская тема - религия и социальное изменение - получила развитие в целом ряде направлений послевеберовской социологии. Одно из них - изучение взаимоотношений между экономикой и культурными символами. Таково исследование Р. Беллы (на материале Японии эпохи Токугавы) тех способов, посредством которых религиозные убеждения стимулируют или тормозят экономическое развитие. Другое направление в более общем плане исследует поставленный Вебером вопрос: что является специфической причиной единственного в своем роде процесса развития западного общества с такими его отличительными чертами, как институализированная рациональность в правовой системе, в бюрократическом государстве и капиталистической экономике и ее последствия в "расколдованном", ставшим секулярным, современном постиндустриальном обществе. В разработку темы "религия и социальное изменение" значительный вклад после Вебера внесли исследования П. Сорокина, Р. Мертона, Т. Парсонса и Р. Белла.