Переживание осознанного сновидения

 

Давайте сразу начнем с главного — предоставим слово сновидениям:

 

В компании своего друга я брел по постепенно поднимавшейся горной тропе. Насколько хватало глаз, единственным, что двигалось здесь, был молчаливый туман, окутывавший тайной величественные пики. Внезапно мы очутились возле узкого, шаткого моста, соединяющего края ущелья. Когда я посмотрел вниз, в бездонную пропасть, меня вдруг сковал страх; каза­лось, ничто не в состоянии заставить меня продолжить путь. «Знаешь, Стивен, — сказал мой друг, заметив это, — ты ведь не обязан идти дальше и можешь вернуться обратно». Он повернулся в ту сторону, откуда мы пришли, — пройденный путь казался мне огромным. В тот же момент в сознании промелькнула мысль: «Если бы я мог осознать, что это сон, у меня не было бы причин бояться высоты». Было достаточно нескольких секунд, чтобы окончательно увериться в том, что я действительно сплю. Ко мне вернулось самообладание, я перешел мост и проснулся.

 

В другом сне, описываемом Энн Фэрэдей, анонимная сно­видица оказалась перед неприятной дилеммой: ей нужно было либо отдаться «фантастическому любовнику» и впоследствии быть задушенной им, либо просто никогда больше не занимать­ся любовью. Энн Фэрэдей пишет, что возрастающее желание жить полной жизнью и не превращаться в живого мертвеца заставило женщину выбрать первое. Но когда ее вывели на арену, она вдруг обрела осознанность. Стремясь получить как можно больше от своего осознанного сновидения, она решила перехитрить всех, продолжив игру. В тот момент, когда она улыбнулась, представив, как проснется и в конце концов будет свободна, пространство сна расширилось, а краски стали ярче. Она стала подниматься вверх. Когда сцена сменилась, женщина почувствовала, что летит... Позднее в своем осознанном сне она обнаружила, что «по-прежнему страстно стремится к любви», однако теперь не было причин беспокоиться о возможной по­тере, потому что она «смогла насладиться более приятным пе­реживанием».(1)

Вот как Оливер Фоке описывает один из своих осознанных

снов:

 

... Оставив позади карнавал и фейерверк, мы вдруг ока­зались на желтой тропинке, пересекавшей диковатую вересковую долину. Когда мы вступили на тропу, она стала подниматься и превратилась в широкую, залитую золотым светом дорогу, простиравшуюся от земли к зениту. Внезапно в этой сияющей янтарными красками дымке появилось бесчисленное множество разноцвет­ных фигур. Это были фигуры людей и чудовищ, вопло­щавшие в себе различные стадии эволюции человечес­кой цивилизации. Потом фигуры поблекли, дорога утратила золотой цвет и превратилась в мириады пур­пурно-синих вибрирующих шаров, напоминавших ля­гушачью икру. Эти шары в свою очередь превратились в «павлиньи глаза». Кульминацией стало видение огромного павлина, распущенный хвост которого за­слонил небеса. «Видение Вселенского Павлина!» — воскликнул я, обращаясь к жене. Пораженный великолепием увиденного, я громким голосом произнес мантру. После этого сон прервался.(2)

 

Три отрывка, процитированные здесь, иллюстрируют многообразие форм и содержания осознанных снов. Вполне возможно, что после прочтения огромного количества свидете­льств людей, переживших осознанные сновидения, вы вдох­новитесь идеей самостоятельно испытать нечто подобное. Осоз­нанные сновидения, описанные в данной книге, позволят нам довольно полно представить всю сложность этого феномена. Вы будете хорошо информированы о том, что говорят сно­видцы о своих переживаниях. Однако сможете ли вы по-насто­ящему понять, что представляют собой осознанные сновиде­ния? Вам никогда не узнать, что такое огонь, если вас не согрело (а может, даже обожгло!) его пламя, вы не сможете представить вкус фрукта, которого вы не ели, или звучание струйного квар­тета Бетховена, которого никогда не слышали. Точно так же вам ни за что не понять до конца, на что похожи осознанные сно­видения, пока вы сами не переживете что-нибудь подобное. Однако я все же постараюсь приблизить вас к пониманию этого явления, обобщая некоторые наиболее схожие с ним пережи­вания, встречающиеся в обычной дневной и ночной жизни.

Уделите несколько минут тому, чтобы определить нынеш­ний уровень вашей подготовленности. В первую очередь, об­ратите внимание на то, способны ли вы различать образы, цвета, движения, размерность, то есть доступно ли вашему зрительно­му восприятию все многообразие и яркость окружающего мира. Затем остановите свое внимание на различных звуках, воспри­нимаемых слухом. Диапазон интенсивности и высоты тона включает в себя и привычное чудо речи, и таинство музыки. Оцените границы восприятия, доступные каждому из ваших чувств: вкусу, обонянию и осязанию. Продолжение такого са­моанализа позволит вам раскрыть свою душу, прячущуюся вну­три, в центре удивительной вселенной чувственного воспри­ятия. Постарайтесь заметить тонкую, но очень важную особен­ность: любое ваше переживание сопровождается процессом от­ражения. Вы в состоянии не только воспринимать чувственные впечатления, но, если постараться, сможете осознавать сам про­цесс восприятия.

Обычно разум фокусируется на объектах, находящихся вне нас, но иногда он может обращаться и вовнутрь. Сосредоточить внимание на том, кто сосредоточивает свое внимание, означает примерно то же, что оказаться перед зеркалом, лицом к лицу со своим отражением. Состояние внутреннего самоотражения называется сознанием. Предупреждаю читателей, что ввожу этот термин только для обозначения описанного выше состояния самоотраженного разума. (Некоторые авторы используют сло­во «сознание», говоря об умственных способностях атомов во­дорода! Это не совсем то, что я имею в виду, однако достаточно красноречиво).

Я верю, что вам удалось раскрыть «внутреннее око» своего сознательного самоотражения. И что же теперь? Для чего это может сгодиться? Если вы высоко цените свободу, то точно так же должны отнестись и к сознанию, этого требует логика. По­чему? Да потому, что именно сознание и позволяет вам дейст­вовать свободнее и гибче. Действуя по привычке, мы можем делать только то, что делаем всегда. Лишь сознание способно направить нас и даровать нам свободу намеренно поступать так, как мы не поступали никогда прежде. В любом случае, с помо­щью сознания мы получаем возможность уделять внимание именно тому, что нам правится. Вы можете сейчас отложить в сторону эту книгу, не перевернув дальше ни страницы. Вы мо­жете свободно припомнить огромное количество фактов из вашей жизни. Вы можете, если понадобится, ясно размышлять.

Приведенный набросок вашего нынешнего восприятия вполне может служить описанием осознанного сновидения, но лишь с некоторыми важными оговорками. Во-первых, в этом состоянии вы знаете, что все происходящее — сон. Мир, окру­жающий вас, способен перестраиваться и трансформироваться (включая персонажи, участвующие во сне) гораздо сильнее, чем мы привыкли к этому в повседневной жизни. Могут случаться невероятнейшие вещи, и когда вы начнете потирать глаза, отка­зываясь верить в происходящее, образ, вместо того чтобы рас­таять, может вдруг разрастись, наполнившись новой силой и яркостью. Более того, если вы согласитесь и сможете принять этот сон как собственный, то увидите, что все окружающее сотворено вами. Вы поймете, что ответственны за происходя­щее. Вслед за этим придет удивительное чувство свободы: для человека, осознающего свой сон, нет ничего невозможного!

Вдохновленные, вы сможете летать, поднимаясь к ранее недоступным высотам. Вы сможете смело встретиться лицом к лицу с тем, кого или чего вы всегда опасались. Вы сможете позволить себе эротическую интрижку с самым что ни на есть желанным для вас партнером. Вы сможете нанести визит давно умершему любимому человеку, стоит пожелать. В своих снах вы сможете познать себя и обрести мудрость — ваши возможности бесконечны. Однако и для прозаических снов остается доста­точно места. Очень важно иметь определенную цель, знать, что бы вы хотели испытать, оказавшись в следующий раз в осознан­ном сне. Хотя содержание осознанных снов редко в чем-то повторяется, и все же существует несколько особенностей, ха­рактерных для большинства из них (если не для всех).

 

Кто такой сновидец?

 

Осознанное сновидение подразумевает наличие осознанно сновидящего. Очевидно, и здесь есть свои тонкости. Во-первых, кто такой «осознанно сновидящий»? Является ли он человеком, которого мы ощущаем во сне, или же это тот, кто уснул и видит сон? Вопрос об идентификации сновидца не так-то прост. Для того чтобы решить его, необходим полный список «подозрева­емых».

Наиболее вероятно, что первым в этом списке окажется сам спящий. Потому что мозг этого человека является своего рода полигоном для сновидений. Однако у спящего прекрасное али­би: он не может находиться в сновидении, потому что во время сна, как, впрочем, и в любое другое время, он остается в постели. Спящие принадлежат к миру внешней, а не внутренней реаль­ности. Мы всегда можем увидеть и удостовериться в том, что они спят. Сновидцы же находятся полностью во внутренней реальности, и мы не можем видеть, кто, как и что видит во сне. Поэтому обратим наше внимание непосредственно на обитате­лей мира снов.

В каждом сне обычно присутствует персонаж, роль которо­го исполняет спящий. Именно глазами этого персонажа мы и следим за событиями, происходящими во сне. Именно этим персонажем мы и ощущаем себя все время, пока длится сон. Поэтому он вполне может стать следующим «подозреваемым». Но ведь в действительности нам только снится, что мы являемся этим героем. Персонаж сна — всего лишь наш представитель. Я называю этот персонаж «актером сна» или «эго сна». Точка зрения эго сна, независимо от того, вольным или невольным участником оно является, всегда находится внутри многомер­ного мира (сновидения), оно воспринимает происходящее поч­ти так же, как мы воспринимаем наше обычное существование.

Но и «актер сна» не может быть сновидцем. Это подтверж­дается тем, что существуют сны, в которых мы не принимаем никакого участия. В этих снах мы лишь наблюдаем со стороны за развивающимися событиями. Например, иногда нам снится, что мы смотрим пьесу. Мы кажемся себе зрителями, а на сцене тем временем разворачивается действие. В таких случаях мы в меньшей степени ощущаем себя существующими и лишь пас­сивно наблюдаем за происходящим. Известный пример такого типа сна можно найти в Ветхом Завете (Бытие 41,1-7):

 

...Фараону снилось: вот он стоит у реки; и вот, вышли из реки семь коров, хороших видом и тучных плотью, и паслись в тростнике; но вот, после них вышли из реки семь коров других, худых видом и тощих плотью, и стали подле тех коров, на берегу реки; и съели коро­вы худые видом и тощие плотью семь коров хороших видом и тучных. И проснулся фараон...

 

В других случаях сновидца может вовсе не быть во сне, как это случилось с фараоном, когда он опять уснул:

 

... и заснул опять, и снилось ему в другой раз: вот, на одном стебле поднялось семь колосьев тучных и хороших; но вот, после них выросло семь колосьев тощих и иссушенных восточным ветром; и пожрали тощие колосья семь колосьев тучных и полных. И проснулся фараон и понял, что это сон.

 

Такую бестелесную перспективу я называю «наблюдателем сна». Наблюдателя никогда нет внутри сна, он всегда остается снаружи.

В каждом сне всегда существует исходная точка, с которой мы идентифицируем себя, — роль, исполняемая нами в собст­венном загадочном театре. Природа той роли, в которой мы оказываемся или которую выбираем, подразумевает различную степень вовлеченности: от активного участия актера сна, до полной обособленности наблюдателя. Поэтому на вопрос, кто такой осознанно-сновидящий, можно ответить так: «Это тот, кто сочетает в себе качества отчасти эго сна или актера, отчасти наблюдателя».

В каждом сне рядом с нами обычно присутствует кто-то или что-то еще. Одушевленные и неодушевленные предметы попол­няют собой список действующих лип. Если среди них находится тот, с кем мы полностью идентифицируем себя в данный мо­мент, то именно он становится воплощением эго сна. Например, нам может присниться, что мы смотрим пьесу, сидя в зритель­ном зале. В этом случае мы идентифицируем себя со сторонним наблюдателем. Однако стоит нам лишь представить себя акте­ром на сцене, как может случиться, что мы тут же превратимся в этого актера. Обычно в этот момент мы забываем, что всего мгновение назад были кем-то другим. Тенденция к самоидентификации настолько сильна, что, играя роль, мы забываем о себе.

Какой же из уровней идентификации характеризует осознанно-сновидящего — участник или наблюдатель? Ответом мо­жет быть только сочетание обоих. Подводя итог, можно сказать, что эго сна всегда находится внутри сна и является его частью, наблюдатель же всегда вовне. Сочетание этих двух состояний характеризует осознанное сновидение и позволяет сновидцу быть во сне, но не быть его частью.

Можно предположить, что для осознанных сновидений необходима сбалансированность между обособленностью и участием. Человек, прочно связанный с ролью, исполняемой во сне, окажется еще сильнее втянутым в происходящее и не смо­жет отступить назад, чтобы увидеть свою роль как роль. Тот же, кто чересчур отделяет себя от сна, будет обособлен еще больше, и вряд ли его будет волновать происходящее.

В моих собственных опытах участие было необходимым условием осознанных сновидений. У меня были случаи, когда в своем сне я оказывался простым наблюдателем, но ни один из таких снов я не осознавал. Почти во всех девятистах осознанных снах, записанных мною, я находился в своем привычном теле. Только в трех случаях я осознавал себя человеком, отличным от Стивена Лабержа. Эти исключения довольно интересны: однаж­ды я чувствовал себя бестелесным источником света; в другой раз — удивительным фарфоровым сервизом; наконец, я был Моцартом. Однако все это продолжалось лишь до тех пор, пока я не обретал осознанность, потому что после этого я ощущал себя «Стивеном-Моцартом», актером, играющим свою роль, и я знал, что это всего лишь роль. Каким-то образом, скрываясь за маской, я не был кем-то другим, я был самим собой. Может быть, это лишь индивидуальное свойство, но полное ощущение тела (ощущение себя центром действий) является для меня неотъемлемым требованием обретения осознанности.

Наряду с этим необходима определенная степень обособленности, для того чтобы отступить на шаг от роли эго сна и сказать: «Все это сон». А сказать такое может лишь тот, кто, по крайней мере частью себя, наблюдает сон. Поэтому, чтобы осоз­нать себя во сне, нужно уметь посмотреть на происходящее в нем взглядом наблюдателя. Таким образом, осознанно сновидящий должен обладать по меньшей мере двумя разными уров­нями восприятия.

В моих осознанных снах нередко возникала путаница из-за такого дуалистического восприятия. Вспомним пример, приведенный в начале этой главы. Сначала я подумал о том, что если бы я находился в осознанном сне, то у меня не было бы причин для страха. Мгновение спустя я понял, что действительно сплю. Имеют место случаи, когда осознанно сновидящие ощущают, будто тело, принадлежащее им во сне, не соответствует их реаль­ному телу. Эти факты заслуживают отдельного разговора, и мы коснемся их позже. Отметим пока лишь один важный момент: такие сновидцы рассматривают собственное эго как модель са­мих себя, и это избавляет их от ошибочного представления о реальности такого эго.

 

Познавательные функции

 

Форма, которую принимает осознанное сновидение, зави­сит от уровня умственного развития сновидца. Во сне, так же как и в бодрствующем состоянии, индивидуальные способности памяти, мышления и воли сильно различаются. Обычно сно­видцы могут ясно мыслить, свободно запоминать и действовать по своему усмотрению, полагаясь на рефлексы. Однако иногда не все умственные способности могут быть доступны в полной мере, это зависит от степени осознанности. Только относитель­но опытные сновидцы могут действовать на уровне, сравнимом с лучшими моментами бодрствования.

В осознанных сновидениях нередко встречаются неболь­шие изъяны в мышлении. Например, некоторым сновидцам нелегко удерживать в сознании четкое различие между миром сна и реальностью. Сен-Дени писал, что всегда испытывал труд­ности, пытаясь убедить себя, что персонажи его осознанных снов не являются реальными людьми, разделяющими его пе­реживание. Он описывает сон, в котором вместе с товарищем поднялся на колокольню и восхищался оттуда великолепной панорамой, раскинувшейся перед ними. Он отлично знал, что это сон, однако просил друга запомнить все происходящее, чтобы завтра они могли его обсудить.

Тем не менее осознанно сновидящие очень редко не по­нимают, что персонажи, сопровождающие их во сне, всего лишь вымышленные люди. Гораздо чаще их сбивают с толку те роли, которые они играют. Сновидцы считают себя реальными, а окружающих воспринимают как плод своего воображения. То­лько настоящие осознанно сновидящие отдают себе отчет в том, что все персонажи сна, включая собственное «эго», не более чем образы.

Способность к запоминанию также приводит к различному восприятию происходящего во сне. Может показаться стран­ным, но уровни сознания и памяти связаны между собой. Низкий уровень сознания в обычных снах сопровождается за­быванием того, что человек недавно уснул. Все связанное с происшедшим во сне человек склонен объяснять, прибегая к небылицам — историям, ошибочно возникающим в памяти и никак не связанным с реальной памятью о событиях. Например, если вас спрашивают во сне, откуда взялись деньги, находя­щиеся у вас в руке, вы скорее всего ответите: «Я нашел их в водосточной трубе», вместо того чтобы вспомнить, что в дей­ствительности вы нашли их во сне! В противоположность этому полное вхождение в осознанное сновидение приносит с собой свободный доступ к памяти. Например, осознанно сновидящий всегда может вспомнить, где он спит в данный момент, — немаловажный факт для лабораторных исследований.

Индивидуальные характеристики памяти различаются у отдельных осознанно сновидящих так же, как мыслительные и волевые способности. Один довольно опытный сновидец сооб­щал, что «ни в одном из осознанных снов не мог мыслить так ясно и помнить так полно, как во время бодрствования». В противовес множеству экспериментов, проводимых нами в Стэнфордской лаборатории сна, тот же сновидец заявлял: «Ни в одном эксперименте мне не удавалось уверенно вспомнить где я спал»(3). Нужно всегда помнить, что в состоянии осознанного сна у людей могут встречаться ощутимые индивидуальные раз­личия в доступе к умственным способностям. Тем не менее наиболее часто проявляются те из них, которые доступны чело­веку в бодрствующем состоянии.

 

Мотивации и ожидания

 

Мотивации — это то, что заставляет нас действовать. Во сне, так же как и во время бодрствования, они приобретают различные формы. Мы способны разделять четыре уровня мо­тиваций, влияющих на происходящее во сне, независимо от степени его осознанности. Низшим уровнем мотивации явля­ются инстинкты (drives), которые, к примеру, побуждают нас в случае необходимости посещать во сне ванную. К следующему уровню относятся желания (desires), которые могут заставить нас оказаться в постели с любимой кинозвездой. Затем идут ожидания (expectations) и, наконец, идеалы (ideals) или цели (goals). Если ожидания характеризуют уровень нашего привы­чного поведения, то идеалы по своей природе надуманны. Сле­довать им мы можем, опираясь лишь на свое сознание. Таким образом, только в осознанных снах мы можем действовать в полном соответствии со своими идеалами. Позже, когда в главе 10 мы обсудим трансперсональные сновидения, эта особенность покажется нам чрезвычайно важной. Так как в своем поведении мы чаще пользуемся привычками, а не надуманностями, то бесспорным оказывается тот факт, что в снах, как и в обычной жизни, мы руководствуемся, в основном, ожиданиями, а не идеалами.

Привычный набор ожиданий, руководящий нами во время бодрствования, оказывает на нас первостепенное влияние и во время обычного сна. В обоих случаях мы молчаливо предпола­гаем, что бодрствуем, и наше восприятие сна искажено, чтобы соответствовать такому предположению. В качестве примера позвольте привести известный психологический опыт с кар­тами. В 1949 году в одном из экспериментов Брюнер и Постмен предложили испытуемым идентифицировать игральные кар­ты, разложенные перед ними на короткий промежуток времени. Уловка состояла в том, что некоторые карты были нестандарт­ными: например, красный пиковый туз. Поначалу испытуемым казалось, что это туз червей. И только после того, как карты стали оставлять на более длительный промежуток времени, не­которые испытуемые начали замечать нестандартные карты. Для большинства же понадобилось дальнейшее увеличение вре­мени. После подсказок со стороны исследователей: «Пики обычно черные, но может оказаться...», многим испытуемым удава­лось изменить восприятие и довольно быстро отыскать необыч­ные карты. Однако некоторых такие подсказки, наоборот, сму­щали, и для правильного определения карт им требовалось больше времени.

Здесь можно провести аналогию с осознанными снови­дениями: подобно тому как испытуемые в нормальном состо­янии полагают, что пики черные, а черви красные, сновидцы считают себя в обычном сне бодрствующими. Когда нам снятся причудливые события, а такое часто бывает во время БДГ-сна, мы каким-то образом воспринимаем их как нечто обыденное. Если приходится замечать или переживать что-то необычное, то мы в любой момент способны это рационализировать. Такая способность основана на уверенности, что в (иллюзорной) кон­цептуальной модели мира для сновидца всегда «существует ло­гическое объяснение».

Случалось, что люди, узнав от меня о существовании осоз­нанных сновидений, в первую же ночь переживали этот фено­мен. Эта категория людей очень походит на тех испытуемых, которые легко воспринимают подсказки. Они знают, что, хотя для некоторых несоответствий в реальном мире и можно найти «логические объяснения», лучшим объяснением для аномалий служит иногда осознание того, что ты спишь.

Наши сознательные и бессознательные ожидания и предположения удивительным образом влияют на форму, которую приобретает осознанное сновидение. Как я уже говорил, аналогичное влияние они оказывают и на нашу обычную жизнь. В качестве примера сознательного ограничения человеческих способностей можно привести известный миф о невозмож­ности пробежать милю быстрее, чем за четыре минуты. На протяжении многих лет это казалось невероятным... пока кто-то не пробежал, сделав невозможное возможным. Почти сразу многие другие смогли повторить это достижение. Концептуаль­ный барьер был преодолен.

Есть основания полагать, что в мире снов ожидания играют еще более важную роль. В конце концов, в физическом мире существует множество ограничений, связанных со строением нашего тела, не говоря уже о законах физики. И хотя барьер «четырехминутной мили» оказался непреодолимым, сущес­твуют абсолютные пределы человеческой скорости: обладая на­шим сегодняшним физическим телом, пробежать ту же милю за минуту невозможно. Между тем в мире снов физические законы полностью игнорируются: в снах, например, нет гравитации.

Эквивалентом физических законов в мире снов являются законы психологические. Именно эти законы, обусловленные функциональной ограниченностью человеческого мозга, сдерживают поведение осознанно сновидящего. Например, осознанно сновидящий иногда обнаруживает, что не в состоянии прочесть больше одного-двух слов. Как отмечал Моэрс-Месмер, буквы в осознанных снах катастрофически не желают оставать­ся в покое. Когда он пытался сфокусироваться на словах, буквы превращались в иероглифы. Заметьте, я не говорю, что мы не можем читать во сне. Мне самому несколько раз снилось, как я делал это, однако это были не осознанные сны, в которых на­писанное появляется в результате сознательного напряжения воли. Следующий пример возьмем из свидетельств Сен-Дени, который рассказывал, что часто оказывался не в состоянии изменять уровень освещенности в собственных осознанных снах. Мне приходилось испытывать аналогичную трудность, которую Хирн окрестил феноменом «выключателя света». Ко­нечно, психологические ограничения кажутся незначительны­ми по сравнению с теми, которые налагаются на нашу обычную жизнь физическими законами. Тем не менее слишком большое количество психологических обусловленностей может ухуд­шать качество осознанных сновидений.

Переживания, испытываемые конкретным сновидцем, подвергаются мощному давлению со стороны ожиданий. Приводимые ниже примеры красочно иллюстрируют это. Русский философ Успенский, основываясь на теоретическом фундамен­те, полагал, что «спящий не может думать о себе до тех пор, пока эта мысль сама не станет сном». Отсюда он заключал, что «че­ловек не может во сне произнести своего имени». Неудивитель­но, что, по словам Успенского, можно «ожидать», что «если я произнесу во сне свое имя, то немедленно проснусь»(4). Экспе­римент, скорее даже упражнение, предложенное Успенским, должно было ясно продемонстрировать влияние, которое пере­живание оказывает на события, происходящие во сне.

Одна из испытуемых Селии Грин, называемая «Субъектом С.», услышав об этом упражнении, решила поэкспериментировать с эффектом произношения собственного имени во вре­мя осознанного сна. Вот что она сообщает об этом: «Я подумала о феномене, описанном Успенским, и ощутила своеобразный провал в сознании. Мне не удавалось найти два нужных слова. Все это сопровождалось чувством какого-то головокружения, и я остановилась»(5).

А вот как Патриция Гарфилд описывает собственный осоз­нанный сон, который можно отнести к тому же разряду: «Я подошла к двери, на которой было вырезано мое имя. Попы­тавшись прочитать его, я поняла, почему Успенский полагал невозможным произнесение своего имени в осознанном сне. Все вокруг начало дрожать и греметь, и я проснулась»(6). П.Гарфилд, пережившая нечто схожее с переживанием Субъекта С., заключает: «Нет ничего невозможного в том, чтобы про­изнести свое имя в осознанном сне, однако это действует раз­рушительно».

Когда я читал Успенского, то не намерен был принимать ни его выводов, ни его предпосылок. Я абсолютно не видел причин, мешавших кому-либо произносить во сне свое имя. Я решил проверить собственные ожидания, и в одном из моих ранних осознанных снов мне удалось произнести магические слова: «Стивен, я — Стивен». Я услышал звук своего голоса, однако больше ничего не произошло. Единственным объяснением это­му может служить то, что переживания Успенского, Субъекта С. и Патриции Гарфилд были обусловлены их предваритель­ными ожиданиями. Кроме того, вполне возможно, что описан­ный феномен объясняется нашей привычкой слышать во сне свое имя только в тот момент, когда нас кто-нибудь будит.

Другой иллюстрацией влияния ожиданий на осознанное сновидение могут служить два разных подхода к сексуальности в подобного рода снах. В первом случае женщина утверждала: «Осознание того, что спишь, приносит удивительное чувство свободы — расширяются рамки восприятия, и можно испытать все, что хочешь». «Природа осознанных сновидений,— добавляет она, — позволяет достигнуть мистических переживаний, одна­ко существует некое неотъемлемое сопротивление всему эро­тичному (курсив мой)»(7).

Свидетельства Патриции Гарфилд совершенно противо­положны. Она сообщает, что «добрых две трети» ее осознанных сновидений были наполнены «сексуальной энергией. Половина таких сновидений достигала кульминации и заканчивалась вспышками оргазмов». И далее: «Оргазм — естественная часть осознанного сновидения (выделено ею). Собственные пережи­вания убедили меня в том, что сознательное сновидение, это оргазмическое сновидение... Многие мои ученики, — продол­жает она, — рассказывали о схожих экстатических пережива­ниях во время осознанных сновидений, подкрепляя феномен моих индивидуальных особенностей»(8).

Дело не в том, являются осознанные сновидения «естест­венно» эротичными или нет, потому как они, возможно, не являются ни теми, ни другими. Скорее всего,«каков сновидец, таков и сон».

Из приведенных примеров можно извлечь два полезных урока. Первый из них заключается в том, что предположения, касающиеся потенциального развития событий в осознанном сне, полностью или частично определяют то, что в действительности происходит. Второй урок— это логическое следствие пер­вого: индивидуальные особенности оказывают очень сущест­венное влияние на феноменологию осознанных сновидений.

 

Разнообразие действий:

К вопросу о контроле

 

Поступки осознанно сновидящих отличаются таким же разнообразием, как и поступки бодрствующих людей. Некото­рые из наших действий чисто рефлекторны. Находясь в осоз­нанном сновидении, мы можем, например, ходить, не теряя равновесия. Другие — инстинктивны: если нас что-то испугало, мы бежим. Большинство действий обусловлены привычкой: мы не теряем способности вести машину даже тогда, когда по­нимаем, что спим. Наконец, существуют намеренные действия: иногда мы сдерживаем желание убежать, даже несмотря на пугающие события, происходящие в осознанном сновидении. (Отказ от действия — это форма намеренного действия.) Я перечислил здесь четыре формы действий — от самых бессозна­тельных и автоматичных до наиболее сознательных и добро­вольных. Чем выше уровень наших действий, тем большей свободой мы обладаем. Свобода — это выбор. Нередко этот выбор пугает нас, и мы, как правило, выбираем одно и то же. Однако во многих случаях намеренное действие более приемле­мо, чем привычное или инстинктивное. Намеренное действие может заставить нас не бежать от опасности, добровольно встретиться лицом к лицу со своими страхами и преодолеть их. Большинство наших поступков представляют собой сложное сочетание всех четырех уровней действий. Наивысший уровень, доступный нам, определяется тем, насколько в данный момент мы руководствуемся своим сознанием.

В отличие от обычных людей, поступки осознанно сно­видящих носят более добровольный характер и более сознатель­ный. Опытный осознанно сновидящий способен проявлять во сне такую же свободу выбора, как и в обычной жизни. Так же как вы можете решить, читать вам следующее предложение или нет, осознанно сновидящий может выбрать то, что будет делать дальше. Проиллюстрируем это сном Сен-Дени:

... Мне снилось, что погожим днем я прогуливался вер­хом. Вдруг я понял, что сплю, и решил определить, могу ли я применить волю для управления своим пове­дением во сне. «Ладно, — сказал я себе, — эта лошадь — лишь иллюзия. Местность, по которой я проезжаю, не более чем сценическая декорация. Даже если бы все вокруг не было плодом моего воображения, я все равно мог бы управлять всем этим». Я решил перейти на галоп — и перешел. Решил остановиться — и оста­новился. Я оказался перед дорожной развилкой. Пра­вая дорога уходила в густой лес, левая вела к раз­валинам какого-то поместья. С особой ясностью я ощутил, что могу выбрать любую, заставив тем самым свое воображение дорисовывать образы либо раз­валин, либо леса.(9)

 

Нет сомнений, что способность добровольного действия является одной из самых замечательных особенностей осознан­ных сновидений. Сновидцы испытывают неописуемый восторг, открывая, что могут делать почти все, что хотят. Они могут, например, отменить закон тяготения и воспарить в небеса. Они могут отправиться в Гималаи и взобраться на высочайшую вершину без страховок и проводников. Они могут даже заняться исследованием Солнечной системы, отказавшись от скафандра!

Возникают два вопроса, касающиеся контроля над осознан­ными сновидениями. Первый звучит так: как далеко может заходить этот контроль? Это зависит от множества факторов: от опытности сновидца, от степени психологического развития, достигнутой в бодрствующем состоянии, от ожиданий отно­сительно собственного поведения в мире осознанных снови­дений.

В один ряд с перечисленными психологическими факто­рами стоит поставить и психологическое состояние. Мгновен­ное состояние мозга осознанно сновидящего ограничивает сте­пень доступности намеренного контроля. В особой мере это касается способности управления обстановкой сна — специфи­ческой формы «эго сна». Сам Сен-Дени отмечал, что ему ни­когда не удавалось руководить всеми частями сновидения. С другой стороны, тибетцы утверждают, что мастера йоги сно­видений могут делать в своих снах все, что захотят, включая визиты на любые уровни существования.

Второй вопрос касается того, какой тип контроля наиболее желателен и приемлем. Существуют два его вида. Один из них — магическое манипулирование персонажами сна, отличными от эго. Иными словами, это управление «ими» или «этим». Именно этот тип контроля чаще всего не срабатывает для боль­шинства из нас (исключая опытных мастеров). Однако подоб­ное ограничение поистине благословенно. Дело в том, что, на­учившись в осознанных снах решать свои проблемы с помощью магического участия, мы можем начать ошибочно надеяться на то же самое в реальной жизни. Допустим, например, что в своем сне о великане мне бы захотелось обратить своего противника в жабу и что я действительно был бы способен разрешать все­возможные неприятности таким образом. Смогла бы помочь мне эта способность, если бы я однажды столкнулся в конфликте со своим боссом или другой авторитетной фигурой, кажущейся мне настоящим великаном, несмотря на мое бодрствующее состояние?

Другой тип контроля, доступный осознанно сновидящим, это самоконтроль — управление нашим собственным эго во сне. Мы можем соразмерять нашу ответственность за содержание сна, эту способность можно с успехом применять и в бодрству­ющей жизни. Таким образом, сны могут научить нас лучше жить и ночью и днем. Например, сражаясь с великаном в своем сне, я приобрел достаточное количество самоконтроля и уверен­ности в себе — качеств, полезных и в обычной жизни. По этой причине я хочу дать совет тем осознанно сновидящим, которые хотят стать мудрыми: «Управляйте собою, а не сном».

 

Эмоциональные качества

 

Что чувствует осознанно сновидящий? Этот вопрос могут задать многие читатели. Как уже говорилось, чувства, испыты­ваемые в осознанных сновидениях, как положительных, так и сравнительно нейтральных, могут представлять весь диапазон человеческих эмоций — от агонии, смягченной пониманием, что «это только сон», до экстаза, сексуального или религиозного.

Понимание того, что вы спите, часто сопровождается очень позитивными эмоциями. Это могут подтвердить высказывания Раппорта и Фэрэдей. Для Раппорта обретение осознанности «мгновенно» трансформировало его сон в «сказочно прекрасное видение»(10). Для Фэрэдей «свет внезапно приобрел невероятную интенсивность... пространство показалось шире и глубже, при­мерно так, как это бывает после приема психоделических пре­паратов»(11). Нечто похожее испытал Ирам (1967): «... превра­щение было мгновенным. Словно повинуясь магическому за­клинанию, мое сознание вдруг стало необычайно чистым, как в лучшие моменты бодрствующей жизни»(12). Фокс (1962) по-сво­ему описывает первое переживание осознанных сновидений: «Внезапно яркость жизни возросла в сотни раз... никогда прежде я не чувствовал себя настолько хорошо, настолько ясно, над­еленным божественной мощью и невыразимо свободным»(13).

Несомненно, это наиболее яркие примеры. Однако даже самые прозаические осознанные сны всегда начинаются с ощу­щения восторга и восхищения, которые ни с чем не спутать. Для меня это остается правдой даже после сотен осознанных снов, пережитых мною, — уходит новизна, но остается трепет.

Эмоциональный подъем, сопровождающий наступление осознанности и характерный для всех сновидцев, в особенности для новичков, может создать некоторые проблемы. Например, послужить причиной немедленного пробуждения, особенно ес­ли осознанность приходит во время кошмара. Как справиться с этим? Очень просто: без паники и сохраняя спокойствие. Пона­чалу это легко сказать, но трудно сделать, однако с опытом такая реакция станет автоматической и не будет требовать особых усилий.

Согласно утверждению Селии Грин, «опытные сновидцы почти в один голос настаивают на том, что для продолжения переживания и достижения высокой степени осознанности очень важно освободиться от влияния эмоций»(14). Следует рас­смотреть две особенности, связанные с этим. Первая из них касается борьбы за сохранение осознанности. Опасность эмо­циональных потрясений состоит в том, что сознание сновидца может быть снова поглощено сном. Как только осознанно сновидящий испытывает такое эмоциональное поглощение, он полностью идентифицируется со своей ролью во сне. Начи­нающие сталкиваются с такой проблемой чаще, чем опытные сновидцы. По мере накопления опыта все легче становится удерживать себя в состоянии осознанности, несмотря на все эмоциональные ловушки.

Другая особенность, связанная со стремлением продлить осознанное сновидение, также требует высокой степени эмоционального контроля. Как бы то ни было, об этом единодушно твердят все осознанно сновидящие. «Субъект Л» Селии Грин категорично заявляет, что «эмоциональная независимость име­ет первостепенное значение»(15). Оливер Фокс, кажется, чувство­вал то же самое:

В загадочном мире сна очень трудно было сохранить за собой роль безличного наблюдателя. Я понимал, что если позволю эмоциям взять контроль над своим пове­дением, то сон тут же прекратится. Я мог войти в ресто­ран и заказать себе что-то, однако после нескольких распробованных кусков блюда просыпался...

Я мог пойти в театр, но, после того как поднимался за­навес, мне не удавалось сохранять осознанность доль­ше нескольких минут, растущий интерес к пьесе лишал меня контроля над происходящим. Я мог встретиться с великолепной женщиной и разговаривать с ней, но малейшая мысль о возможности объятий становилась фатальной.(16)

Вполне вероятно, что причиной поспешных пробуждений, часто угрожающих осознанно сновидящему, становятся не сами эмоции, а эмоциональные конфликты. То, что имел в виду Оливер Фокс, говоря, что «малейшая мысль... становилась фа­тальной» для его сновидения, в случае других, возможно, менее закомплексованных сновидцев, заходило еще дальше. Патри­ция Гарфилд писала, например, что в своих ранних опытах с осознанными сновидениями немедленно просыпалась перед оргазмом, во время или сразу после него. Позднее, когда она набралась опыта и, кроме того, стала более сексуально раскован­ной в обычной жизни, она «стала переживать во сне оргазмы, отличавшиеся глубиной, силой, захватывающие ее целиком и редко встречавшиеся в бодрствующем состоянии. Я испытыва­ла невероятное, потрясавшее тело и душу переживание»(17).

 

Качество восприятия

 

Наряду с познавательным и эмоциональным аспектами, большой вклад в разнообразие осознанных сновидений вносит качество восприятия. Одни образы могут быть подернуты дым­кой или лишены четких очертаний, другие — доводить до го­ловокружения своим редкостным великолепием и экстраваган­тностью деталей. Некоторые могут показаться даже «реальней реальности». Обычно осознанный сон воспринимается намного ярче обычного сна. Существует по крайней мере два источника, подтверждающие такое положение вещей. Косвенным доказа­тельством могут служить наши психологические исследования, подтверждающие, что осознанное сновидение характеризуется относительным увеличением активности мозга, которая, воз­можно, и вызывает увеличение яркости восприятия.

Психолог Джейн Гакенбах является самым авторитетным исследователем осознанных сновидений. Вместе со своими единомышленниками из Университета Северной Айовы она занималась интенсивным изучением личностных факторов, влияющих на способность переживать осознанные сновидения, а также отличий этих сновидений от обычных. Опыты Джейн Гакенбах лишний раз продемонстрировали, что осознанные сновидения на самом деле ярче обычных(18).

Мы завершаем нашу прогулку по измерениям мира осоз­нанных сновидений. Мы разобрались с тем, как себя чувствует человек, оказавшийся в осознанном сне. Давайте теперь за­дадимся вопросом: как он туда попадает.