Может быть, дело в рассказе «Приключения обезьяны», который прямо назван в постановлении «грязным пасквилем»?
Что же это за рассказ? Детский: причем для детей самого младшего возраста (дошколят). Сюжет – обычный для детских рассказов Зощенко. Во время бомбежки маленькая обезьянка сбежала из зоопарка. Она попадает в руки разных, не очень хороших людей, которые обращаются с обезьянкой плохо, перепродают ее друг другу то за пачку табаку, то еще за что-нибудь. И эти мытарства маленькой мартышки продолжаются до тех пор, пока она не попадает в руки одного хорошего мальчика по имени Алеша, который впервые отнесся к ней по-человечески, и обезьянка ожила, повеселела. Концовка рассказа такова. Алеша говорит: «Я воспитал ее как человека, и теперь все дети и даже отчасти взрослые могут брать с нее пример». Эта сентенция особенно возмутила партийное начальство: как это так, Зощенко считает, что советские люди должны брать пример с какой-то обезьяны?
Это обычный зощенковский рассказ для детей, каких у него много. Не лучше и не хуже. Слишком мал, незначителен повод для того, чтобы затевать такой шум-гром, который устроил Жданов.
Может быть, дело в другом произведении, упомянутом в постановлении – в повести «ПЕРЕД ВОСХОДОМ СОЛНЦА»?
Она в постановлении названа «омерзительной вещью». Первые две части повести были напечатаны в 1943 г. в 6-7 номерах журнала «Октябрь». Полностью, в составе всех трех частей, повесть была опубликована впервые в 1987 г. в З-томном собрании сочинений Зощенко.
Что это за произведение?
Это повесть о себе, произведение автобиографическое, в котором Зощенко попытался раскрыть тайну своей собственной личности.
ЗАМЫСЕЛ своей книги Зощенко сформулировал так: «Я задумался о смехе, который был в моих рассказах, но которого не было в моем сердце». Зощенко действительно был ипохондриком, был подвержен приступам острейшей тоски, страданий.
«Я решил вспомнить мою жизнь, чтобы найти причину моих несчастий.
Я решил найти событие или ряд событий, которые подействовали на меня угнетающе и сделали меня несчастной пылинкой, уносимой любым дуновением ветра.
Для этого я решил вспомнить только самые яркие сцены из моей жизни, связанные с большим душевным волнением, правильно рассчитав, что только тут и лежит разгадка».
И вот в 1-й части повести он рассказывает 63 истории, происшедшие с ним в юности и молодости, начиная с 15-летнего возраста. Истории самые разные: смерть матери, газовая атака на фронте, отношения с женщинами: как они ему изменяли, как он им изменял и т.п. Рассказывает с обнаженной откровенностью.
Каков же результат? Ответ не найден. Тайна не разгадана. Во всех этих историях, которые так потрясли когда-то автора, нет ключа к разгадке тайны его страданий.
«Я дошел до 26 года. Вплоть до тех дней, когда я перестал есть и чуть не погиб.
Передо мной 63 истории, 63 происшествия, которые меня когда-то взволновали.
Каждую историю я стал тщательно пересматривать. В какой-нибудь из них я надеялся найти причину моей тоски, моих огорчений, моей болезни.
Но я ничего особенного не увидел в этих историях.
Да, конечно, некоторые из них тягостны. Но не более тягостны, чем привыкли испытывать люди. У каждого умирает мать. Каждый когда-нибудь покидает дом. Расстается с возлюбленной. Сражается на фронте.
Нет, ни в одной из этих историй я не нашел того, чего искал».
И в совокупности всех этих происшествий Зощенко не находит ключа для объяснения причин своей хандры.
Тогда он задается вопросом: может быть, ключ этот надо искать раньше – в событиях его жизни более ранней, детской? И в следующей, второй части повести он вспоминает еще 38 историй, происшедших с ним в возрасте от 5 до 15 лет и потрясших когда-то его детскую психику.
Результат – тот же.
А если все это произошло еще раньше – «в далеком тумане забвения»? И Зощенко пытается воспроизвести еще несколько – не историй, не случаев, а, скорее, образов-видений, оставшихся в его памяти с самого раннего возраста – от 2-х до 5 лет. И они тоже не открывают тайны. Тогда – может быть, то, что он ищет, произошло в еще более раннем возрасте – до 2-х лет? Что может вспомнить человек из этого периода своей жизни? Всего лишь какие-то смутные ощущения, цветовые пятна и т.п. Это мир хаоса, в который нельзя проникнуть с помощью разума, это в основном мир бессознательного. Чтобы проникнуть в него, Зощенко обращается за помощью к Фрейду, к его теории бессознательного, к методам психоанализа. Таково направление его поисков, таково основное содержание первых частей книги.
И вот эти 2 части повести опубликованы в «Октябре» летом 1943 года.
Реакция на книгу со стороны критики и значительной части читателей была отрицательной.
Это надо понять.
Если бы книга, о которой идет речь, была опубликована в другое время, скажем, в собрании сочинений, даже в том усеченном виде, как в 1943 году, – она представляла бы огромный интерес для читателя. Особенно для читателя-психолога или читателя-литературоведа.
Но – представьте себе: 1943 год. Лето. Битва на Курской дуге. Танковое сражение на Прохоровском поле – тысяча танков сошлись лоб в лоб, около 20 танковых таранов тогда произошло, когда советский танк врезался в немецкий, и оба взрывались… Это была своего рода Куликовская или Бородинская битва Великой Отечественной. Решаются судьбы страны. Гибнут сотни тысяч, миллионы людей. А Зощенко (такое возникало у многих впечатление) сидит себе в далеком тылу, в эвакуации, в Алма-Ате и занимается разысканием причин своей хандры! Даже самые расположенные к Зощенко читатели расценили появление повести в тот момент как несвоевременное, как бестактность со стороны писателя, если хотите. Повесть для многих прозвучала как страшный диссонанс с реальными условиями, с реальными настроениями людей в тот тяжелейший период. Осудили публикацию повести и писатели.
Печатание повести было приостановлено, она так и осталась усеченной, без 3-й части – ключевой, все ставящей на свои места. Эта часть представляла собой гимн разуму, утверждала его торжество над страданием. Она была опровержением философии фашизма, с его пониманием разума как источника несчастья, с его идеей необходимости возвращения к дикости, варварству, торжеству бессознательных инстинктов.
Таково второе, кроме «Приключений обезьяны», произведение Зощенко, названное в постановлении «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Но для 1946 года это было уже прошлое. Все произошло, отшумело в 1943 – начале 1944 годов.
Может быть, дело в некоей папке с газетными вырезками, которая однажды легла на стол «вождя народов»?
Произведения Зощенко (его рассказы о мещанах) часто публиковались во время войны в гитлеровской прессе, в том числе во фронтовых газетах. Цель понятна: смотрите, доблестные солдаты вермахта, каков он, русский Иван! И кто-то аккуратно собирал эти газеты, делал вырезки, вкладывал в папочку, а потом в один несчастный день папочка эта оказалась перед глазами Сталина.
Несет ли ответственность за это писатель? Ведь тогда никто об этом обстоятельстве не упоминал. И Жданов в своем докладе не сказал об этом ни слова. Но, может быть, именно в этом неупоминаемом обстоятельстве все дело?
А может быть, все дело в «Голубой книге», где были острые сатирические выпады и аллюзии на современность, хотя сам материал был историческим?
· Вот, например, одна тема: художник и власть, правитель и художник.
В ней целый «букет» «исторических новелл» – поучительных фактов из истории, сопровождающихся многозначительным комментарием рассказчика.
Пример: при Павле 1 поэту Акимову отрезали уши и язык и сослали Акимова в Сибирь.
Комментарий: «Сибирь – да, но чтобы уши кромсать, такого теперь не водится».
Любая из названных причин и все они в совокупности могли привести к резкой критике М. Зощенко в 1946 г.
