Культура Византии IV

Византийская культура имела огромное значение в становлении европейской цивилизации. Ее роль выходила далеко за пределы тысячелетних хронологических рамок существования самой империи. Почти половина христиан всего мира в духовном отношении являются и поныне прямыми наследниками восточно-христианской, византийской культуры.

Общие особенности византийской культуры. Византийской культуре в целом присущ ряд ярко выраженных особенностей сравнительно с культурой других европейских стран в средние века. 1) В IV-ХП вв. ее отличал значительно более высокий уровень. 2) Античное наследие в византийской культуре, хотя и в адаптированной и переработанной форме, находило проявление во всех областях, начиная с философии и кончая прикладным искусством и бытовым распорядком. 3) В органическом сплаве собственно греко-латинской культуры с традициями местных культур (египетской, сирийской, армянской, грузинской и др.) преобладал творческий гений греческого народа, особенно в ее языке — с VII в. она окончательно стала грекоязычной. 4) Ее специфика состояла и в ее открытости влиянию культур народов, живших не только в пределах империи, но и вне их — отсюда ее отчетливый восточный колорит. 5) Яркая черта культуры Византии — ее традиционность, приверженность канону, скрывающая под издревле принятыми формами борьбу идей, критериев, стилей. 6) Отличалась, наконец, византийская культура и большей типологической однородностью по сравнению с западноевропейской.

В культуре Византии, как в никакой иной в средневековой Европе, слились развитые культурные традиции весьма разных древних народов. Это объяснялось многовековым воздействием таких факторов, как: сильная централизованная власть, единство системы управления, принципов налогообложения и комплектования армии, права и судопроизводства, религии и организации церкви, государственного (греческого) языка; континуитет городской жизни с прямой культурной преемственностью между поколениями; сравнительная интенсивность общения и обмена информацией между центром и провинциями, благодаря государственной почте и обширной сети морских коммуникаций; наконец, чрезвычайная роль гигантского очага культуры — Константинополя, главного для всей империи источника новых идей, критериев и принципов, законодателя мод и вкусов.

Ранневизантийская культура. С IV до середины VII в. (т.е. в ранневизантийский период) совершалось формирование основ византийской культуры как целостной системы проявлений духовной жизни общества. Рождалась принципиально новая культура, пронизанная христианским миросозерцанием. В острой идейной борьбе христианский монотеизм приходил на смену языческому политеизму. Приверженность христианству стала идеологическим императивом — необходимым условием самого существования индивида как полноправного члена общества и подданного империи.

До конца существования империи византийское общество сохраняло древние традиции уважения к знанию. Восточнохристи-анскому богослову VIII в. Иоанну Дамаскину принадлежит распространенное и поныне изречение: «Ученье — свет, а неученье — тьма». В городах империи знание грамоты (чтения и счета) было обычным не только в высших, но и в средних и низших по достатку слоях населения. Резкое падение уровня образования и сокращение числа грамотных людей имели место лишь в «темные века», т.е. в VII—VIII столетиях, в условиях всеобщего кризиса и нашествия варваров. Тягу к учебе стимулировал стойкий спрос государства на образованных людей, необходимых для пополнения штата многочисленного чиновничества. Уже в IX в., в условиях упрочения аппарата власти, начался новый подъем образования.

К ак и в других странах средневековья, Византия не знала единой всеобщей системы образования, хотя сеть школьных учреждений была здесь гораздо более широкой. Организация школы, состав дисциплин и порядок обучения были унаследованы от античности. Школы делились на две ступени: начальную и среднюю. В начальной дети с 6-9 лет изучали цикл наук, обозначаемый по традиции как «тривиум» (некогда он включал грамматику, риторику и диалектику). На деле круг дисциплин в разных школах был различным и изучались в них лишь начатки знаний. Общим было обучение в течение двух-трех лет чтению, письму, счету, основам христианского вероучения и элементам светской и библейской истории. Вместо Гомера читали теперь «Псалтирь» - главный учебник школяров. Школы были как платными — частными, так и бесплатными — монастырскими, церковными, городскими, доступными даже для бедняков. В круг дисциплин школы средней ступени — «квадривиум» — входили арифметика, геометрия, музыка (гармония) и астрономия. Но и здесь царило разнообразие в выборе наук. На более высоком уровне изучали грамматику, риторику и логику (диалектику). Всю совокупность наук определяли как философию — чисто теоретическое знание. К практическим относили этику, политику, юриспруденцию. Знания же физических или химических свойств веществ, приобретаемые опытным путем, считались не наукой, а ремеслом. С победой христианства науку делили также на священную и светскую («внешнюю»), причем первая объявлялась госпожой, а вторая ее служанкой. Сколь ни избирательным был подход к наследию античной литературы, ее изучению отдавалось много сил. По старой традиции совершенным литературным (письменным) языком считался только аттический диалект, уже мало понятный большинству населения. Именно его, однако, изучали, на нем образованные люди говорили друг с другом и создавали свои сочинения. Между языком культуры и живой речью народа увеличивался разрыв. Попытки его преодоления начались в конце XII в., но полностью он был ликвидирован только в новое время.

Средняя, платная школа, создаваемая обычно частным образом самими преподавателями (грамматиками), была редкостью даже в крупных городах. Продолжали образование главным образом в столице. Самого по себе понятия «высшее образование» византийцы не знали, хотя среди них было немало высоко образованных людей. Высших ступеней знания они достигали порой самостоятельно, но чаще через обучение по частному соглашению у известных эрудитов (риторов, философов, правоведов). В IV—VI вв. своими учеными славились Афины, Антиохия, Бейрут, Газа, Александрия — крупнейшие очаги высшей образованности, центры античного знания. Однако во второй половине VI—VII в. они пришли в упадок. В V в. сгорела дотла богатейшая библиотека в Александрии и была убита фанатичными монахами известная ученая — математик Ипатия. Особым эдиктом Юстиниан I закрыл прославленную в империи школу философов-неоплатоников в Афинах, еще одним своим актом подводя черту под позднеантичной эпохой. Единственным крупным рассадником учености надолго стал Константинополь, а с XII в. также Фессалоника и Трапезунд, и лишь в XIII—XV вв. многие другие города.

Философия в ту эпоху была неотделима от богословия: оба понятия были почти синонимами. Разрабатывая христианскую богословскую доктрину, способную выстоять в идейной борьбе с язычеством, иными культами и ересями, византийские богословы были вынуждены опираться на логику и идеалистические учения античности. Как и западные схоласты, византийские мыслители уделяли особое внимание логике Аристотеля, однако они изучали и комментировали труды не только Аристотеля, а широкого круга философов древности. В создание христианского вероучения как системы основополагающий вклад внесли в IV в. «три великих каппадокийца», канонисты-эрудиты Василий Великий (Кесарийский), Григорий Богослов (Назианзин) и Григорий Нисский, а также патриарх Константинополя в 398—404 гг. Иоанн Златоуст. Помимо чисто теологических концепций, они рассмотрели немало важных и поныне проблем христианской антропологии, психологии, этики, возлагавшей главную ответственность за социальный мир на государственную власть и состоятельные круги общества.

Разработка богословских тонкостей сочеталась с примитивизацией позитивного античного знания о мироздании и окружающем материальном мире: ничто не должно было противоречить Священному писанию. Гигантский культурный переворот, сопутствовавший торжеству христианства, захватил практически все сферы духовной жизни общества, основу которой составляла отныне религиозная идея. Примером замещения античной космогонии библейским мифом о сотворении и устройстве вселенной является «Христианская топография» Косьмы Индикоплова (греч. «плававшего в Индию»). Сообщая правдивые данные о путях сообщений, о народах, которых они связывали (а в этих данных всегда нуждались дипломаты и купцы империи), о флоре и фауне Восточной Африки, Аравии и Индии, Косьма пишет о Земле как о плоском четырехугольнике, окруженном водой и накрытом твердым небесным сводом.

Вопреки принципиальному недоверию к познаниям древних о материи, нужды сельского хозяйства, ремесла, ирригации, судостроения, зодчества, фортификации, медицины и т.д. диктовали необходимость хранить и развивать знания, добытые путем опыта. Византийцы не только изучали труды Галена и Гиппократа -они совершенствовали диагностику, хирургию, антисептику, расширяли набор лекарств растительного происхождения. Подобным было положение дел в производстве стекла, мозаичной смальты, красок, керамики, эмалей, в металлургии, ювелирном деле — во всем этом мастерство византийцев нашло международное признание. Но подобные знания не считались научными, ибо относились к сфере приземленных забот человека не о духовном, а о материальном.

Богословские труды были преобладающим жанром литературы во все века истории империи. Сопоставимой с ним, однако, по общественному значению была историография, продолжавшая как никакой иной жанр византийского литературного творчества богатые традиции античного историописания. Историки империи почти до ее конца сознательно подражали своим великим предшественникам (особенно Геродоту, Плутарху, Ксенофонту и Фукидиду). Вершиной историографии ранневизантийской эпохи были труды Прокопия из Кесарии, Менандра Протиктора, Агафия Миринейского. Все они владели аттической речью и все писали свои труды в VI в., в канун крушения высокой культуры империи. По сути дела их творчество не столько «открывает» средневековую византийскую историографию, сколько «закрывает» позднеантичную. Наиболее выдающимся среди них был Прокопий Кесарийский, близкий ко двору обладатель высоких постов и титулов, очевидец важнейших событий. Он создал широкую историческую панораму — «Историю войн Юстиниана с персами, вандалами и готами». Позиция автора, стоявшего на грани двух эпох, отразилась и на его творчестве: прославляя деяния Юстиниана I в своей «Истории» и в трактате «О постройках» как христианнейшего и мудрого правителя, Прокопий в своей «Тайной истории» (для близких и друзей из сенаторской оппозиции) создал образ жестокого и безнравственного самодура, ответственного за все беды империи.

Собственно средневековый жанр исторического повествования — хронография — возник в конце III — начале IV в. и постепенно стал выдвигаться на первый план. Основоположником жанра был церковный писатель Евсевий Кесарийский. Характерными признаками созданной им хроники, как и большинства позднейших, были: начало изложения «от сотворения мира» (от Адама) с кратким обозрением истории древних (упоминаемых Библией) народов, начиная с халдеев и кончая римлянами, и лишь затем — относительно подробный, погодный, рассказ о хронологически близких автору событиях, из которых чисто субъективно отбирались и регистрировались важнейшие. «Мировая хроника» не имела логической концовки: она обрывалась годом, до которого ее доводил данный автор или его преемник. Предполагалось, что у каждой такой хроники в последующем может появиться продолжатель. Авторская индивидуальность, аналитичность были чужды хронисту: без какой бы то ни было критики самые разные источники, включая легенды и исторические анекдоты, использовались с равной степенью доверия. Всякого рода чудеса, явления природы, казусы частной жизни героев и крупные сражения, государственные перевороты и народные бедствия излагались как факты, равнозначные по их важности. Авторами хронографов были обычно представители духовенства, в частности — монахи. По своему происхождению, миропониманию и кругу общения они были близки к низшим и средним социальным слоям, их язык и стиль были понятны народу, и хроники стали со временем популярны. Их переводили на свой язык ближние и дальние соседи, как, например, хронику Иоанна Малалы (VI в.).

Христианское мировоззрение постепенно овладевало и другими жанрами византийской культуры, которые можно определить как собственно художественные, но до конца VI в. и в этой сфере преобладали античные традиции. Они пронизывали и любовную лирику, и эпиграммы, и речи по поводу тех или иных событий общественной и частной жизни, и эротические повествования, и всегда распространенную в империи эпистолографию как особый вид литературного творчества, выходившего далеко за рамки обмена письменной информацией. Новым, религиозным жанром, сложившимся в то же время, была церковная поэзия, или гимно-графия. Огромную роль в становлении высокого искусства вос-точнохристианского церковного сладкогласия (хорового песнопения) сыграл в первой половине VI в. Роман Сладкопевец — поэт, певец, музыкант. Его гимны (он создал их около 1000) отличали совершенная форма, высокий накал чувств, покоряющая мелодика, близкая по ритму к народной песне.

Яркий колорит поздней античности характерен в IV—VI вв. и для важнейших областей византийского искусства (живописи, архитектуры, мелкой пластики). Новое, христианское идейное содержание облекалось на первых порах еще в старые формы. Наиболее наглядно это проявлялось в мозаичных, как правило - масштабных, изображениях. Мозаики Большого императорского дворца представляют с большим мастерством и реализмом сцены из сельской жизни, выполненные в многоцветной гамме мозаики храма-ротонды в Фессалонике — галерею ликов святых с ясно выраженными индивидуальными характеристиками, как и мозаики церкви Сан-Витале в Равенне со знаменитыми изображениями Юстиниана и Феодоры. Однако в других мозаиках того же храма и того же времени уже четко отражена христианская эстетика: изображение воспроизводило не облик конкретного человека, а заключенную в нем религиозную идею. Такая же эволюция свойственна и другим жанрам византийской живописи: настенной росписи (фреске) и книжной миниатюре. Однако особенно полно и выразительно духовная символика воплощена в специально созданном в ранней Византии для этой цели жанре живописи — иконе. Она стала наиболее характерным и оригинальным видом восточ-нохристианского изобразительного искусства. Иконописцы владели и отточенной техникой мастеров древности, и искусством передачи глубокого психологизма, присущего позднеантичному портрету, но они переосмыслили его с позиций новой функциональной роли изображения и новых эстетических принципов, утверждавших примат духа над материей: икона запечатлевала не столько облик того или иного святого, сколько присущие ему добродетели.

Византийские архитекторы также в совершенстве усвоили опыт своих древних предшественников. В крупных городах сохранились от античности и водопроводы, и термы, и стадионы, хотя в планировке постепенно восторжествовал средневековый принцип: на центральной площади располагались главный храм и здания администрации, а жилые кварталы разбегались от центра к периферии, возведенные обычно без всякого плана, с использованием особенностей ландшафта. Сохранившиеся доныне шедевры строительной техники, созданные в ранней Византии, свидетельствуют о глубоких познаниях зодчих в математике и геометрии, в физических и химических свойствах материалов, в законах гармонии и акустики. Самым выдающимся архитектурным памятником ранней эпохи является храм Божественной Премудрости (Св. Софии) в Константинополе. Он был построен в 532—537 гг. Исидором из Милета и Анфимием из Тралл. Грандиозные размеры храма, залитого светом из сорока окон у основания гигантского купола, как небосвод венчавшего здание, мрамор многочисленных колонн, золото мозаик, краски фресок — все было призвано символизировать могущество и единство богоизбранной христианской империи.

Культура ранней Византии находилась на перепутье: она изживала старый, позднеантичный облик, утрачивая немало былых высоких ценностей. Она проникалась новыми духовными идеалами, используя старые и обретая новые формы. Но процесс был далек от завершения — синтез местных разноэтнических и разноликих традиций еще не привел к рождению единой, гомогенной системы.

Культура центрального периода истории империи. В «темные» века глубокий кризис с особой силой отразился именно на культурной жизни общества. Именно от VII—VIII вв. сохранилось неизмеримо меньше источников, чем от предыдущих. Круг даже элементарно грамотных людей резко сузился, общий уровень культуры упал и в среде высшей знати. Однако образованность высоко ценилась в византийском обществе во все эпохи. Уже в середине VIII в. грамотность снова была достоянием широких слоев горожан, включая женщин.

Настоящим гимном науке, в том числе античной, явился созданный тогда христианским богословом, проживавшим в Багдаде, Иоанном Дамаскином труд «Источник знания», первый грандиозный опыт его систематизации. Иконоборческие споры и борьба с ересями стимулировали жажду образования и побуждали императорскую власть содействовать развитию школы. Высшая школа при дворе существовала уже в первой половине IX в., а в середине этого столетия высоким уровнем обучения славилась Магнаврская школа, названная по имени одного из самых больших залов императорского дворца. Преподавал в ней и просветитель славян Кирилл-Константин, по прозвищу Философ. Особую роль в организации образования, повышении его уровня и возрождении интереса к античному знанию сыграл патриарх Фотий, один из самых просвещенных людей того времени. Он утверждал идею о ценности положительного (светского) знания, независимо от его источника, включая знания древних о природе и материи, считал вредными даже принятые ранее церковью суеверия (включая космогонию Косьмы Индикоплова). Патриаршеством Фотия (858—867, 877—886), совпавшего с правлением Василия I Македонянина, основателя новой династии, датируют начало «Македонского возрождения» наук и искусств в империи.

Во второй половине IX в. были заложены предпосылки нового расцвета византийской культуры, длившегося вплоть до захвата Константинополя крестоносцами в 1204 г. Контроль церкви над духовной жизнью общества сохранялся и в этот период, временами он даже ужесточался (например, при Алексее I и Мануиле I Комнинах), однако в целом не был уже столь всеобъемлющим и жестким. Сохранялась и почти безраздельная преданность вос-точнохристианскому исповеданию, но она сочеталась теперь, даже в среде иерархов, с уважением к античному наследию и с глубоким его изучением. Под влиянием идеалов античности и культа власти василевса, нуждавшейся в прославлении не только церковными, но и мирскими средствами, относительную независимость приобрели светские направления в литературе и искусстве. Среди византийских интеллектуалов уже имелись сторонники идеи о сферичности земли и теорий о геоцентрическом или гелиоцентрическом строении вселенной. В 1045 г. в Константинополе открылось новое высшее училище, условно называемое университетом, с двумя факультетами (философским и юридическим), где преподавали авторитетнейшие эрудиты того времени, а в конце XI в. — и «Патриаршая Академия» для подготовки высших иерархов церкви. В X—XII вв. почти все императоры, независимо от уровня собственной образованности, считали своим долгом содействовать расширению сети школ и помогать им материально. На более высокую ступень культура империи — по широте распространения ее высших форм, по сюжетному, жанровому и стилевому разнообразию — поднялась в XII в., в эпоху так называемого «Комниновского возрождения». Интенсивность духовной жизни Византии обусловила превращение ее культуры в течение X—XII вв. в единую, типологически однородную систему.

В первое столетие центрального периода главное внимание общества было вновь приковано к проблемам богословия. Встала необходимость во всеобъемлющей систематизации христианского вероучения. Эту задачу выполнил Иоанн Дамаскин в труде «Точное изложение православной веры», всегда пользовавшемся авторитетом у богословов. Следуя принципу «не люблю ничего своего», автор привел в стройную систему учение церкви, устранив имевшиеся там противоречия и решительно встав на сторону иконопочитателей.

В философских исканиях X—XI вв. противоборствовали две тенденции. Первая была связана с увлечением части византийских эрудитов идеями Платона, позволявшими усомниться в преимуществах слепой веры перед возможностями просвещенного разума. Поэт Иоанн Мавропод, учитель Михаила Пселла, ученого, писателя, историка второй половины XI в., молил в стихах Бога допустить в рай язычника Платона, который просто не мог знать веры Христовой. Пселла современники-богословы порицали за элементы рационализма в его «Логике», недопустимые, на их взгляд, для «ипата (т.е. главы) философов», каким его назначил император при столичном университете. Ученик же Пселла Иоанн Итал, преемник учителя на посту ипата, за упорство в «платонизме» был лишен должности и осужден церковью. Вторая — господствующая — среди мыслителей-богословов тенденция выражалась в утверждении идеи совершенствования в добродетелях в духе христианской этики. Наиболее оригинальным среди мистиков был Симеон Новый Богослов (949-1022), согласно учению которого человек способен благодаря молитве и духовному очищению достигнуть при жизни реального единения с Богом. Для духовной жизни XI—XII вв. характерно периодическое появление богословских полемических трактатов, направленных против «заблуждений» и неправоверия, как правило, «латинян», армян-монофизи-тов и иудеев. Сложился обычай, побуждавший каждого из видных церковных деятелей создать хотя бы один трактат на эту тему.

Крупными успехами культура Византии в центральный период отмечена и в сфере естественных наук (в математике, механике, химии, биологии и т.п.). К середине VII в. относится изобретение «греческого огня». Современник Фотия, один из основоположников алгебры, Лев Математик изобрел световой телеграф, позволявший узнавать в столице о вторжении арабов на восточных рубежах всего через несколько часов, а также механизмы-автоматы, заставлявшие во время приемов трон императора вдруг вздыматься ввысь, статуи львов — бить хвостами и рычать, металлических птиц — порхать и щебетать. Расцвели в это время и такие жанры «искусств» чисто практического назначения, как картография, составление «путеводителей» для путешественников по суше. При Константине VII Багрянородном (913—959) был предпринят грандиозный труд по систематизации знаний, накопленных со времен древности. Было составлено более 50 своего рода «энциклопедий» и трактатов по агрономии, медицине, воинскому искусству, дипломатии и т.п. Самому императору приписывают (частичное или полное) авторство таких трудов, как «О фемах», «Об управлении империей», «О церемониях царского двора».

В течение трех с половиной столетий (вторая половина VII—X в.) византийская историография находилась в стадии постепенного возрождения. Видное место на рубеже VIII—IX вв. принадлежит историописаниям патриарха Никифора и Феофана Исповедника, а в X в. — Льва Диакона, подробно осветившего войны князя Святослава на Балканах. Подлинный расцвет историографии Византии приходится на XI—XII вв., когда было создано более полутора десятков выдающихся исторических сочинений. Одним из самых ярких среди них, талантливым повествованием, написанным в конце XI столетия, является «Хронография» Михаила Пселла, представляющая жанр исторической биографии. С блестящим мастерством и беспощадным цинизмом Пселл вскрывает всю подноготную личной жизни и государственной деятельности 12-ти венценосцев, воздавая каждому должное за достойные деяния и с лихвой — за все недостойные (восьмерых из них он знал лично, будучи их фаворитом). «Алексиада» Анны Комнины, дочери Алексея I, — также историческая биография, но лишь одной личности — ее отца, деятельность которого она посмертно прославляет, демонстрируя высокую образованность, верность аттицизму и литературное мастерство (Анна подражает Фукидиду). На рубеже XII—XIII вв. как непосредственное продолжение «Алексиады» создал свой труд видный сановник Никита Хониат. Его «История» — обширное повествование о судьбах империи с 1118 до 1206 г. (особенно подробное — о падении столицы в 1204 г.). Труд проникнут гуманистическими мотивами, автору присуща четкая гражданская позиция, он глубоко переживает события, свидетелем которых был сам. Размышляя над прошлым и лично пережитом, Никита честно ищет причины крушения великой империи.

Византийская литература центрального периода тоже пережила время медленного возрождения в конце VII—VIII в. и последовавшего затем расцвета при императорах Македонской и Комни-новской династий. Для конца VII—VIII в. характерно безраздельное господство в литературе жанра житий святых (агиографии). Наряду с рассказами о чудесах и мученичествах святых, в житиях отразились яркие картины повседневного быта, условия труда и жизни народа, а порой и исторические события. Положение в литературе стало меняться с начала IX в. К первой его трети относится творчество поэтессы Касии, бичевавшей невежд и самодуров среди власть имущих. С середины IX в. в кругах знати стали распространяться романы в прозе и стихах на темы античной мифологии и истории. Отвечая широкому интересу к трудам древних, патриарх Фотий составил сборник отзывов о 280 сочинениях христианских и античных авторов с подробными выписками из них. Сборник получил название «Мириовивлион» («Описание множества книг»). Немало утраченных позднее трудов известны только по выпискам Фотия. Большой популярностью у византийцев и у их соседей пользовался созданный в IX—X вв. на основе народных песен о борьбе с арабами эпос о Дигенисе Акрите, прославляющий подвиги юного воина и его любовь к прекрасной девушке. «Поэма» проникнута идеей патриотизма, сознанием человеческого достоинства, независимости, ценности простых радостей жизни. «Поэма» была переведена на древнерусский язык. Расцветает в XII в. и басенный жанр с остро выраженной и социально ориентированной критикой властей и существующих порядков. Важная особенность созданной на базе эпоса литературы состояла в доступности ее языка широким кругам населения империи.

Восхождением к высокой степени совершенства отмечено и изобразительное искусство IX—XII вв. Образцов икон VII — первой половины IX в. сохранилось немного: они были уничтожены иконоборцами. Мастерство иконописцев X—XII вв. по-прежнему подчинялось требованиям религиозной эстетики: именно в этой сфере искусства контроль церкви был особенно строгим. Канон, трафарет, образец, глубокий спиритуализм и стилизация стали нормой, включая набор сюжетов, галереи образов, расположение фигур, сочетание цветов и светотеней. Все это соединялось, однако, с предельной выразительностью воплощаемой в иконе религиозной идеи. На те же принципы были ориентированы и книжная миниатюра, и фресковая роспись, широко представленная в церквах, которые в это время обрели новую форму: на смену базилике пришел крестово-купольный храм с богатым внешним и внутренним декором. Живописный канон господствовал и в комниновскую эпоху, но существенно возросло число сюжетов, улучшилась техника, возросло внимание к индивидуальности характеристик. Одной из особенностей творчества византийских живописцев являлась повышенная эмоциональность при восприятии ими образа и при воплощении замысла: иконописец выступал в роли некоего ходатая за слабого человека перед Богом, умоляя его о смягчении кары за людские грехи.

В конце XI—XII в., несмотря на углубляющиеся расхождения между константинопольской и римской церквами и все более частые столкновения с военными силами Запада, его культурный обмен с империей стал более интенсивным. Стало более активным санкционированное и несанкционированное властями и церковью заимствование неидеологизированных форм западной культуры и искусства, особенно в сфере прикладного искусства, в музыке, одежде, повседневном жизненном распорядке. Эти влияния ничуть не меняли, однако, сущности культуры империи. Наряду со свойственными ей высокими ценностями общечеловеческого значения, ей по-прежнему были присущи такие черты, как неприятие нового, традиционализм, внешняя помпезность, приверженность к строгой обрядности, надменность и дидактика, порождаемые сознанием своего превосходства над культурой народов всего остального мира.

Поздневизантийская культура. После развала империи в 1204 г. развитие культуры в каждом из ее «осколков» совершалось, по крайней мере до 1261 г., изолированно, без живых постоянных связей. Несмотря на это важное обстоятельство, она осталась, как и была до этого, византийской в своей основе, вековые ценности и традиции остались во всем главном непоколебленными. Непосредственная преемственность с культурой Константинополя была особенно характерна для культурного развития Никейской империи. В никейский период и было в основном подготовлено то «Палеологовское возрождение», которое началось через 20 лет после отвоевания столицы (1261 г.). Именно в никейский период в духовном облике византийца появилась новая черта — осознание принадлежности к греческому этносу, имевшему, помимо «об-щеромейских», свои особые свойства и свое особое место среди других народов.

На территориях, захваченных крестоносцами, темпы развития местной культуры замедлились (ее элита эмигрировала, а у оставшихся не доставало средств на поддержание прежнего уровня образованности и искусства). Тем не менее и под иноземным владычеством общий культурный облик и внутренний мир населения остались также византийскими, восточнохристианскими. Проявления синтеза местной и западной культур здесь были более отчетливыми, но и тут он происходил на почве преимущественно византийской культуры, даже в кругах высшей знати завоевателей: «латиняне» огречивались. Латинская Романия сыграла роль посредника в передаче на Запад сочинений античных и византийских авторов. В свою очередь, под влиянием латинского Запада в Византии возник рыцарский роман, проникали в поэзию мотивы куртуазной лирики.

Культурный подъем XIV—XV вв. происходил на фоне быстрого заката империи как могущественного государства, изнемогшего от внутренних бед и ударов внешних врагов. В VII в. сходная ситуация привела к временному культурному упадку, теперь же, напротив, — к активизации культурной жизни. Причина этого отличия состояла прежде всего в более высоком уровне, в большей устойчивости культуры Византии к началу XIII в. На этот раз драматизм общей ситуации вызвал более широкий резонанс в обществе. Вопреки неистребимым представлениям византийцев о «богоизбранности» империи, претендовавшей на первенство в цивилизованном мире, она недавно, на свежей памяти, была разгромлена и унижена крестоносцами и ныне снова, после непродолжительного укрепления, теряла силы, а в последнее столетие опустилась вообще до положения вассала иноверцев-турок. Все это накаляло эмоциональную сферу, побуждало культурные круги лихорадочно искать выход, жить в постоянном интеллектуальном напряжении. Активные связи с представителями западной культуры, в особенности с итальянскими гуманистами, давали новую пищу для размышлений. В VII в. империя была одинокой перед полчищами варваров, теперь она составляла часть христианского мира. Вопреки небеспочвенным опасениям перед Западом, в сознании многих видных византийцев теплилась надежда, представлялась реальной альтернатива: либо купить помощь западных держав ценой конфессиональных уступок папству, либо найти компромисс с османами, не поступаясь верой.

Культура эпохи Палеологов свидетельствует о развитии в ее лоне качественно новых процессов и об убыстрении темпов прогресса в самых разных сферах духовной жизни общества. Новое состояло: в большей свободе суждений по вопросам веры и в критике ортодоксального христианства, в большей терпимости к иноверцам, в более рационалистическом понимании явлений природы, в нарастании внимания к внутреннему миру человека, в уважении к его личности, в признании добродетелью не только благочестия и смирения, но и порядочности — как нормы поведения и служения отечеству, как нравственного долга. Такова в целом была позиция той части византийских интеллектуалов, которые были носителями гуманистических тенденций. К ним принадлежали выдающиеся ученые Феодор Метохит, Мануил Хрисолор, Георгий Гемист Плифон, Виссарион Никейский. Тесно связанные с деятелями итальянского Ренессанса, они однако не стали в подлинном смысле идеологами гуманизма. Почва для этого социокультурного течения оказалась еще не подготовленной процессами исторического развития империи. Наиболее радикальные идеи высказывал Плифон, а именно: отказ от частной собственности на землю, государственное руководство производственной деятельностью, возврат к реформированному античному язычеству как религии подлинных греков, ликвидация монастырей. Позиция «гуманистов», в особенности их тезис, что церковные уступки папству — вполне приемлемая плата за спасение империи, вызвали острую критику, получившую общественно-политическое значение. Их непримиримыми оппонентами оказались гораздо более многочисленные круги и среди образованной светской знати и особенно среди духовенства.

Это были исихасты — последователи популярного в империи в течение последнего столетия ее существования мистического учения. Основы этого учения были заложены много веков назад в монашеской среде, в особенности Симеоном Новым Богословом. Оно долго оставалось теоретической базой истового подвижничества для немногочисленных кругов аскетического монашества. В середине XIV в., в условиях нестабильности и острой тревоги за судьбы империи и веры, оно было обстоятельно развито Григорием Паламой, архиепископом Фессалоники (ок. 1297—1359). Палама учил, что спасение возможно через прижизненное слияние с Богом путем индивидуального религиозного подвижничества и экстаза, путем углубленной мысленной молитвы в состоянии абсолютного физического покоя («исихии») и полного отрешения от материальных помыслов. Против теории Паламы выступили происходивший из Калабрии монах Варлаам, отстаивавший примат разума над верой, писатели и теологи Никифор Григора и Григорий Акиндин. В споры вокруг исихазма были вовлечены придворные круги и сам император. В 1351 г. церковный собор в столице, при активном вмешательстве императора-узурпатора Иоанна VI Кантакузина (1347-1354), не только подверг осуждению оппонентов Паламы, но и признал его учение канонически безупречным. Исихазм быстро стал господствующей идеологической доктриной в империи и скоро широко распространился в других православных странах, пережив на несколько веков своего теоретика.

Общественную роль исихазма нельзя оценить однозначно. Вряд ли исихазм в политической обстановке последнего столетия империи оказался своевременной, вызванной жизнью доктриной, способной дать идеологический импульс для мобилизации сил общества в период смертельной опасности. Исихасты, укрепляя верующих в беззаветной преданности православию, проповедовали как путь к спасению сознательное отстранение от насущных проблем жизни, в то время когда были необходимы энергичные и решительные действия и трезвая оценка реального положения дел. (Известно, что множество византийцев возлагали все надежды на Бога, до последнего часа борьбы ожидая сверхъестественного чуда). Иначе оценивается культурно-идеологическая роль исихазма. Он утверждал высоко гуманный нравственный кодекс, разработал систему духовного самосовершенствования верующих, создал стройную эстетическую концепцию, сконцентрированную на отражении духовного мира человека, оказал влияние на развитие изобразительных искусств, укрепляя их традиционную верность «классицизму». Исихазм не обрел безраздельного господства в живописи: ему противостояло новое течение, тяготевшее к реализму. Для этого течения характерны динамизм, экспрессия, эмоциональность рисунка, как и новые приемы письма — свежая игра светотени, красочная палитра, многомерность пространства и композиций. Ярким образцом поднимающегося к новым высотам византийского изобразительного искусства являются мозаики монастыря Хора близ Константинополя (ныне мечеть Кахрие-Джами), который дает представление и о мастерстве зодчих поздней Византии.

Трактуя идеи «гуманистов» как еретичество, а склонность к унии как предательство православия, исихасты при поддержке высшей власти одержали победу, лишив «гуманистов» всякого влияния на общественную жизнь и подтолкнув многих из них к эмиграции на Запад (в основном — в Италию), к чему, впрочем, часть их была и без того готова.

Богатая историография ХШ-ХУ вв. развивала традиции жанра историописания комниновского времени. Среди историков поздней эпохи выделяется Иоанн Кантакузин, писавший свой труд после отречения от престола как изворотливую, умную апологию деяний своей персоны, повинной в гражданской войне (он был узурпатором) и в появлении первых орд османов на земле империи (они были его союзниками в борьбе с законными императорами). Историк XV в. Дука описал трагические дни осады, штурма и падения Константинополя в мае 1453 г. Своеобразен историко-этнографический труд Лаоника Халкокондила. Его сочинение представляет собой серию новелл; в поле зрения автора не только турки, но почти все страны и народы Европы. По характеру изложения материала труд Халкокондила, хотя и отличается архаизацией стиля, приближается порой к художественной прозе, которая в эту эпоху отличалась большим разнообразием жанров.

Османское завоевание поразило византийскую культуру на небывалом взлете. Но закат империи не означал исчезновения ее культуры. Во-первых, она осталась фундаментом дальнейшего развития культуры греков, питая сознание их собственной идентичности и этнокультурного своеобразия. Во-вторых, ее традиции сохранялись во всех православных странах (Руси, Болгарии, Сербии, Грузии), при всех превратностях их судеб. В-третьих, наследие этой культуры продолжало развиваться в единственной православной стране, остававшейся вне власти мусульман, — в Московской Руси. В-четвертых, наконец, духовные ценности культуры Византии составили неотъемлемую часть мировой культуры, обогатив как культуру Ренессанса, так и культуру Европы в целом в последующие периоды ее истории.

Глава 23

Культура Византии IV—XV вв