Философские позиции Соловьева четко обозначились уже в его магистерской диссертации "Кризис западной философии. Против позитивистов" (1874). Исходя из убеждения, что западная философия, опираясь на данные положительных наук, утверждала в форме рационального познания те же самые истины, которые в форме веры и духовного созерцания прокламировали теологические учения Востока, он выступил за осуществление "универсального синтеза науки, философии и религии". Это означало создание "свободной теософии, или цельного знания", не просто отвергающего всю прежнюю философию, что характерно для позитивистов, но возводящего ее в новое, "высшее состояние". Предмет цельного знания - "истинно-сущее", т.е. Абсолют, Бог, а последний его результат - учение о Богочеловечестве. Подробно свою систему Соловьев изложил в докторской диссертации "Критика отвлеченных начал" (1880), а также в трактате "Чтения о Богочеловечестве", опубликованном впервые в журнале "Православное обозрение" (1878-1881).
а) Метафизика. Принимая за основу бытия сущее, Соловьев тем самым противополагал бытие и сущее. Сущее не есть бытие, хотя ему принадлежит всякое бытие. Так человек не есть мышление, однако ему принадлежит мышление. Сущее может быть всем и во всем, оставаясь в то же время абсолютной единичностью, безусловным началом бытия. Оно одинаково во всяком познании, и есть то, что познается во всяком познании. Сущее - это субстанция бытия, в том числе "первоначальная субстанция и нас самих", "наша собственная основа". ". "Абсолютное есть ничто и все - ничто, поскольку оно не есть что-нибудь, и все, поскольку оно не может быть лишено чего-нибудь". Оттого в нем необходимо различаются два начала; одно - безусловного единства, т.е. само абсолютное, превосходящее всякое бытие; другое - потенциального бытия или "первая материя", которая служит источником "множественности форм", т.е. всего отдельного, частного. Эти начала соотносятся между собой как свобода и необходимость, а свобода действительна лишь через осуществление необходимости.
Первая материя не обозначает ни вещество, ни даже понятие вещества. Она есть сущность абсолютного, воплощающая в себе его влечение или "жажду бытия". Это "второе абсолютное", или "душа мира", как еще называл его Соловьев, характеризуется тем, что с одной стороны, заключает в себе божественное всеединство в качестве своей вечной потенции, а с другой - несет начало природное, материальное, в силу чего оно не есть всеединство, а только "становящееся всеединое", т.е. конкретное, единичное.
В материальном мире его образом и подобием выступает человек. Именно в нем душа мира впервые "получает собственную, внутреннюю действительность, находит себя, сознает себя". Следовательно, первая материя поистине есть Богочеловечество, и Бог ни в какой момент своего бытия не существовал без человечества как некой идеальной данности: причастность души мира, материи к абсолютносущему делает человечество совечным Богу. Русский мыслитель ни слова не говорит о сотворении мира и человека, что само по себе означало уклонение от церковного христианства. Он рядополагал божественное и природное бытие в их совечной нерасторжимости друг с другом. В этом чувствовалось влияние арабо-исламского перипатетизма, прежде всего Авиценны, что вполне согласуется с его увлечением магометанством.
В осмыслении Богочеловечества Соловьев склонялся к пантеистической схеме, выводя из нее онтологическую трактовку проблемы зла, которая составляла стержневой момент его антропологии. Поскольку составляющие мир элементы субстанционально пребывают в Боге, то из этого следует, что Бог сам служит источником и причиной всякого зла в мире. Зло - часть природы, а не вина одного человека. Согласно Соловьеву, настоящий, реальный мир, лежащий, по словам апостола Павла, во зле, не есть какой-то совершенно новый, полностью обособленный от мира божественного, а есть только другое, "недолжное" взаимоотношение тех же самых элементов, которые образуют бытие божественного мира. "...Вся тварь, - заключал Соловьев, - подвергается суете и рабству тления не добровольно, а по воле... мировой души как единого свободного начала природной жизни". Для творческой самореализации Божества необходима свобода, а свобода чревата злом - такова исходная моральная максима философии Богочеловечества.
б) Историософия. Методология всеединства - основа историософии Соловьева, Явившейся своего рода оформлением и завершением идей Чаадаева.
Для Соловьева идеал византизма, на котором держалась вся система славянофильства, означал отречение от самой сущности христианства, разобщение с цивилизованным миром. Принятие евангельского учения при Владимире Святом и особенно реформы Петра I, на его взгляд, со всей очевидностью показывают, что "Россия не призвана быть только Востоком, что в великом споре Востока и Запада она не должна стоять на одной стороне, представлять одну из спорящих партий, что она имеет в этом деле обязанность посредническую и примирительную, которая должна быть в высшем смысле третейским судьей этого спора"2. Но для этого необходимо отказаться от национального эгоизма, сковывающего ее духовные силы, и "действовать всегда по-христиански", в соответствии с духом справедливости и любви.
Может создаться впечатление, будто Соловьев вообще выступает против государства как органа обособления национально-политической жизни. Но это не так. Вопрос о государстве он трактует гораздо шире, стремясь определить его истинное значение. Оно, на его взгляд, состоит в том, что государство, обособляя на каком-то этапе исторического развития определенный народ от остального человечества, упрочивает в то же время его роль во всемирном процессе.
Русский народ, по Соловьеву, только благодаря созданному им государству, могучему и всевластному, сохранил величие и самостоятельность России, которую он, желая выразить свои лучшие чувства к родине, называл "святой Русью". Эта "святость" есть особенность национального идеала Соловьева. В ней нет ничего аскетического, что столь характерно для восточного идеала святости. Его понимание святости отмечено "живым практическим и историческим смыслом", который "ясно выразился в прошедший нашей истории... в создании и постоянном охранении русского государства, единой верховной власти, избавлявшей нас от хаоса и самоуничижения". Но полнота идеала святости требует, чтобы святая Русь возжелала "святого дела", а именно: соединения церквей, духовного примирения Востока и Запада в Богочеловеческом единстве вселенского христианства. Это и есть святое дело, есть то действенное слово, которое Россия должна сказать миру.
