Павел Працкевич 2 – 13 мая 2011

 

 

 

Зовут меня Иосиф Беришвили.
О чем мой рассказ? О моей жизни? Нет.
О моей тяжкой судьбе? Тоже нет.
Мой рассказ, о пути который прошла моя грешная душа. О том, как за 74 года, моя душа переживала реинкарнацию. Как обновлялись клетки моего мозга. Как я менял свое мировоззрение. Как маялся в бесконечных поисках. Искал смысл жизни, искал ответ на вопрос "За что и почему". За что боли, и почему в кармане нет миллиона.

И знаете, я нашел ответ. На это ушла жизнь, но ответы были найдены.

Я умираю счастливым человеком, настолько счастливым, насколько это возможно в рамках земного существования.

Я прошел путь, от ребенка, до вора. От вора, до поэта. От волка, до человека. Сотни раз меняясь, я стал человеком.

Я не хочу излагать свои мысли на пустом месте, поэтому описываю их вместе с воспоминаниями прожитой жизни. Ибо, только связывая мысли с воспоминаниями, можно полностью меня понять.

 

 

Родился я в прекрасном 37 году. Когда моя страна купалась в крови. Когда начались широкомасштабные репрессии над военными верхушками. В то время когда, в мире появилась первая электрогитара и первая вычислительная машина.

Мать моя была учительницей русского языка в местной школе, отец учителем математики. Ни братьев, ни сестер у меня не было.

С нами жила мамина сестра. Жили мы в Гомеле, до прихода войны.

Когда пришла война, а к нам она пришла первой, мы бежали в том, в чем были одеты, практически не взяв никаких вещей.

Я очень смутно помню то время, но помню, как почернело небо, помню леса, помню деревни. Сколько раз я пытался вспомнить те времена, столько раз понимал, что они бесследно потеряны в моей голове. Иногда кое-какие обрывки всплывают, но я уже не могу понять для себя, было это на самом деле или нет.

Я рад, что в те годы был ребенком, и что в моей голове сохранились лишь невнятные обрывки. Я не знаю, как бы жил с этим, будь бы я, лет на десять старше.

 

Отец мой ушел на фронт, и погиб впервые дни сражений. Мать была убита немцами. Я остался с теткой, которая не имела детей, и любила меня как родного сына.

После войны мы с ней перебрались в Минск. Что бы, как-то выжить, при первой же возможности она вышла замуж. Поскольку город лежал в руинах, первые года два, мы жили в вагончике.

Теткин муж, приносил домой мешки с мукой, тем и питались. Тетка плохо умела готовить, поскольку всегда готовила мать, но даже ее кривые лепешки на воде, казались мне чем-то волшебным.

 

 

 

Очень много времени из своей детской жизни, я был предоставлен самому себе и улице. Улице на которой жили такие же сироты или дети из не благополучных семей. Всё это не прошло даром, и как следствие, я ввязался в криминал. Бессмысленный и беспощадный.

 

 

 

Мне, поначалу, был чужд, весь этот беспризорный образ жизни. Но, человек, такая скотина, что ко всему быстро привыкает, особенно к хорошему. А пойти, к примеру, в чужой огород, или чужой подвал, украсть яблок или варенья, и есть их сколько душе угодно, это безусловно, воспринимается, как, что-то хорошее, особенно, когда в родном доме, шаром покати. Так, я постепенно, начал становится маленьким вором. Я и сейчас, отчетливо помню, то чувство адреналина, когда, что-то своруешь. Сначала страшно, а затем страх, сменяется на эйфорию. Через время, я воровал все, что можно было своровать. Не важно, что, главное – своровать.

 

 

 

 

Когда мне исполнилось семнадцать, я уже вовсю промышлял кражами и грабежами. Такой образ жизни казался мне единственно правильным и уместным при нынешней жизни.

Я с пренебрежением относился к людям, которые работали. Мне они казались глупыми и убогими. Ведь, как можно каждое утро вставать в пять утра, завтракать, целовать одну и туже женщину, одевать одну и туже одежду, садиться в один и тот же автобус, ехать в одном и том же направлении, идти на одну и туже работу, и делать одно и тоже.

А ведь это только полбеды. Затем нужно опять садиться в автобус, ехать домой, целовать всю туже жену, нянчить спиногрызов, решать житейские проблемы, и так всю жизнь, пока не состаришься, или пока счастливый случай не шарахнет камнем по голове.

И главное при всей своей убогости, они получали убогую зарплату, хотя она может и не такая убогая, но, что они могли себе позволить? Кусок колбасы по праздникам? Если эти люди вытирали свои задницы газетами, о чем вообще тут говорить.

 

Я призирал рабочий класс, и никогда не хотел бы, быть его частью. Мне даже иногда снились кошмары, что я живу как все, учусь, работаю, и сплю с обезьяной в женском обличии.

Нет. Грабить таких людей святое дело. Они просто рождены для того, что бы их имели. А мне есть, чем иметь. Значит, буду иметь…

Вроде бы моя философия была не лишена смысла, но лишь до тех пор пока не окажешься на казенных нарах, там то уж понимаешь, что рабочий класс счастливые люди, по сравнению с нами урками.

Они такие же рабы, но их условия лучше, они на ступень выше. Они спят почти спокойно, к ним относятся с уважением. А режим, их режим, их круговорот более разнообразен чем наш. Подъем, перекличка, баланда, прогулка, работа, перекличка, баланда, отбой. Но осознания этого, лично у меня было еще впереди, пока я чувствовал себя великим разбойником, бандитом с большой дороги.

 

 

Я всегда занимался самоанализом. Анализировал свою жизнь и жизнь вокруг меня.

За, что мне все мои муки? Я их заслужил? Нет, тогда за, что. За, что Бог отнял у меня моих родителей, за, что поставил мне в графу национальность жирным шрифтом «еврей». За, что одним, Бог дал хлеб на стол, а мне объедки с этого стола.

Нет, все просто, Бога нет. И все случайно, просто выживает сильнейший. Вот Царь был слаб, и его нагнули. Гитлер был хитер, но его обхитрили. Мой отец защищал Родину, а родина ему пулю в лоб. Ну. Уж нет, я буду умнее. А заберу хлеб у сытых, что бы не быть голодным. Я сам сделаю сытых, голодными, что бы они поняли мою боль, ведь иначе не поймут. Они смотрят на меня с призрением, и меня это не устраивает, пусть лучше смотрят со страхом.

 

Мы воровали все, что могли. Грабили тех, кто был слабее. Ведь против лома нет приема. Да, есть масса сильных людей, но, что будет значить их сила, когда нас трое, а он один. Правильно – ничего. Он слабее, а значит проиграл.

 

Увы, чем больше делаешь зла, и чем дольше остаешься не пойманным, тем меньше времени, что бы остановится, и подумать над своими поступками.

Чем больше имеешь, тем больше хочется. Чем больше мараешь свои руки в крови, тем меньше в тебе жалости и сострадания.

Если раньше, мы бегали зимой и срывали шапки с прохожих, и старались быстрее убежать. То через пару месяцев оставаясь безнаказанными, мы переставали быть осторожными. Мы уже просто налегке подходили, били в лицо, забирали шапку и все так же налегке уходили.

Если раньше залезая в чужую квартиру, мы старались хватать первое попавшееся под руку и скорее убежать. То теперь мы могли позволить себе выбирать, садились за стол, курили, кушали.

Господи, если бы сегодня, я мог вернуться в прошлое, я бы набил самому себе морду, я бы посмотрел на себя и сказал бы только одно «Дурак ты Еся, дурак».

 

К счастью, все в жизни, как и сама жизнь, имеет конец. Тогда концом для меня стала квартира на улице Фрунза.

Кто мог знать, что мы залезли в квартиру участкового. Вернее залезли не мы, залез я. Остальные просто не успели, и это их спасло.

 

 

Кроме этой квартиры, на меня повесили еще четыре, плюс целую серию разбойных нападений на мирных граждан. Дали мне восемь лет. Благо весь список моих деяний они раскрыть не смогли, иначе и до пятнашки могло бы дойти.

 

Никогда не любил вспоминать свои годы, проведенные на зоне. Это не самая лучшая школа жизни, но ее прошли многие.

Заключенные меня особо не трогали, у меня был даже некий авторитет, хотя бывали, конечно, разборки, куда без них. Скольких ребят убили на моих глазах за те восемь лет. Сколько драк, сколько ненависти, сколько горя таится в этих стенах.

Как много мне было дано времени, что бы осознать все, что я совершил, что бы покается, что бы потерять покой и сон.

Сколько раз я хотел вернуться, на два года назад, и переиначить свою жизнь, но этого уже нельзя было сделать, и надо было жить с этим грузом на сердце. А груз этот неимоверно тяжек, настолько, что иногда нечем дышать.

Сколько раз я хотел наложить на себя руки, сколько раз мне снились лица тех кого я грабил, лица тех кого заставлял боятся и унижаться.

Они чувствовали себя слабыми и беспомощными, а теперь я сам беспомощен. Но не слаб, это наверное единственная разница между нами.

Я вновь и вновь возвращался к этим мыслям, и начал понимать, что я забирал у людей заработанное, забирал их честь и достоинство, но я забирал у одного бедолаги, заработанное за месяц – два месяца, а сам потерял восемь лет. Сколько бы я смог бы заработать за эти восемь лет, сколько бы я мог сделать.

Я забирал у них кусок хлеба, что бы намазать на этот хлеб масло, а сейчас вынужден жрать баланду, и только ее.

Я забирал у людей честь, уверенность в себе, но ведь у них это пройдет, через месяц – другой они перестанут бояться, и забудут стыд. А я восемь лет буду отзываться на фамилию, носить казенные башмаки, спать и дышать по приказу, складывая руки за спину.

Я грабил квартиры, выносил технику, драгоценности, мебель. А теперь моя мебель это бетонные нары, и хата которую мне надо делить с ворами и убийцами. Это совсем не та красивая и кудрявая жизнь, о которой я мечтал и к которой я стремился.

 

Прокручивая раз за разом, эти мысли в своей голове, я понял, что во всем есть закономерность. Я отнял кусок хлеба, у меня отняли целую буханку.

Я отнял покой на месяц, у меня отняли покой на годы.

Значит, все подобно бумерангу возвращается. И я вроде бы уже готов был прийти к правильному решению, но мешало одно НО, один вопрос который крутил мою душу: почему первые годы моей жизни, которые я прожил безгрешно. Почему они были голодными и обделенными светом солнца.

Если бы тогда я знал ответ, я бы прожил жизнь иначе, но, увы, всему свое время, и до ответа оставались долгие годы. Что значило, я продолжаю неправильный путь.

 

 

 

Мои рассуждения рождались не с пустого места, я много общался со здешними жителями. Много историй прошло через мои уши.

Слушать рассказы мужиков было не очень интересно, они все как один мнили себя жертвами обстоятельств, и считали зону концом. В то время, как блатные гордились своими преступлениями, и считали зону школой жизни, началом или продолжением их пути. Ребята шли к успеху, присели отдохнуть.

Я от многих раз, слышал доводы, что тюрьма это конец, но для себя понял, что это только начало. В тюрьме можно вполне нормально жить, главное быть в гармонии с собой. Тогда, наверное, я и начал впервые понимать, что есть душа, а есть тело.

Тело мое гнило на казенных нарах, давилось баландой, а душа путешествовала по просторам вселенной. Конечно, тогда я не знал, таких умных слов и обозначений. Но я примерно так их чувствовал. Да и не важны слова. Как Титаник не назови, Васей или Петей, все равно об айсберг убьется.

 

 

Я только здесь понял насколько прекрасно и бездонно небо. Здесь смотря на него сквозь однообразные узоры металлических решеток, начинаешь обычное небо воспринимать, как нечто волшебное. Можно даже подключить сюда тавтологию и сказать, что небо это, что-то неземное.

Небо скрывает за своей пеленой бескрайний космос, и как выясниться шесть лет спустя с первым полетом человека в космос, небо скрывает бесконечное количество планет, звезд, галактик.

Здесь я впервые начал чувствовать свою связь с тем загадочным и далеким миром. Я впервые понял, что я нечто большее, чем рожденный, что бы умереть. Но повторюсь, для полного понимания, оставались долгие годы.

Однажды в нашу камеру привели новенького. Заселили, так сказать нового пассажира на нашу старую дряхлую подводную лодку.

Я не зря, сказал, что он был пассажиром на нашем Титанике. Ведь он именно за то и сел.

Все знают, что есть так называемые «Зайцы», которые бесплатно катаются на общественном транспорте. Их осуждают, и ими является большинство нашей страны.

Если верить рассказам, то когда Гитлер пришел к власти в Германии, надо было срочно пополнять казну. И одним из источников пополнения казны, стал общественный транспорт. Говорят, автоматчики зашли в автобус, и перестреляли всех безбилетников. С тех пор, все платили за проезд. То ли сознательность в них проснулась, то ли не хотели стать решетом.

Но, то Германия. А мы живем в Союзе, и у нас как принято считать, все через то самое место.

И вот новый пассажир был тому живым примером. Звали его Андрей, работал сварщиком. И так его достала его однообразная жизнь, что в один из мартовских дней, решил он бросить все ко всем чертям, взял в руки нож, сел в автобус и уехал в другую часть города. Вышел, покурил, и поймал такси. Сказал, таксисту ехать в соседний город, назвал улицу. Под ночь, когда небо укутывает темнота и все трамвайчики спят, такси доехало до места назначения. Андрей достал свой нож, и перерезал шаферу горло.

Чувство эйфории переполнило его тело, адреналин зашкаливал. Сердце билось со скоростью отбойного молотка. Он прошманал карманы таксиста, взял деньги, которые лежат в каждом такси для выдачи сдачи, и чуть пошатываясь, вышел из машины. Закурил и отправился в ближайшую гостиницу.

Обычно если ночью человек совершает ошибки, то утром при ясном свете и ясном уме, рассудок человека начинает заниматься самоистязанием, корить себя за ночные ошибки.

Но в случаи Андрея, рассудок повел себя иначе. Андрей, понял, что не жалеет и хочет продолжения. Еще одиннадцать не в чем неповинных водителей встретят свою страшную смерть, прежде чем милиция задержит пьяного и окровавленного маньяка, который недооценил свою тринадцатую жертву и не справился с ней, сделав ее инвалидом.

 

Вообще я не раз слышал, о том, что с цифрой 13ть лучше не шутить. Знаю, это по себе, родился я 14го июня, а должен был 13го. Мать, будучи суеверной, всячески просила меня подождать один день. Я её послушал. Это был первый и последний раз когда, не понимая причины, я послушал женщину.

Роды были тяжелыми. Мать, чуть не лишилась своей жизни, давая жизнь мне. Я родился, и шесть минут не дышал. Врачи зафиксировали клиническую смерть. Моя мать потеряла сознание, и врачи кроме спасения моей жизни, так же боролись и за ее жизнь.

По рассказам тетушки, отец в это время находился дома, отмечал с друзьями рождение сына. Когда на утро он пришел в больницу, ему сказали, что моя судьба и судьба моей матери под большим вопросом. Отец, будучи сильно пьяным, начал, выламывать двери, кричать на санитаров, и требовать, что бы его немедленно пустили к нам.

В таких случаях, обычно не церемонятся, вызывают милицию, и увозят. За такие выходки, можно получить хороший срок, потому, как это не просто вторжение в больницу, не просто мелкое хулиганство, это родильный дом.

К счастью, главврач с пониманием отнесся к ситуации, и не стал вызывать милицию. Отцу вкололи успокоительное и все обошлось. Моя жизнь была вне опасности, а вот за жизнь матери, врачи боролись еще несколько дней. Она, так перенервничала, что за одну ночь, практически потеряла все килограммы, которые набрала во время беременности.

Как рассказывает тетушка, мать до последнего не верила, что я жив. Она думала, что меня подменили, что я кем-то оставленный ребенок, но когда ей меня показали, она увидела точную копию своего отца. Тогда еще не было таких процедур, как анализ ДНК, и мысль о том, что возможно мои родители, являются мне чужими людьми, еще не раз беспокоила мой мозг.
Возможно от того. Что они погибли и я их почти не знал. И очень хотелось, что бы где-то мои родители были живы.

 

Мне довелось, в этой жизни пообщаться, лишь с одним человеком, который пережил клиническую смерть. Ему тогда было за сорок, так, что в отличии от меня, он очень хорошо помнил, что с ним происходило.

Он рассказывал, как за четыре минуты, его душа, находясь за пределами земного тела, успела испытать неземную эйфорию. Он не помнил, что видел, но помнил, то чувство. Чувство будто бы его душа с большой скоростью парит над бескрайними просторами. Такое радостное и не с чем несравнимое чувство спокойствия. Он, прожив еще пару лет, неоднократно пытался покончить с собой, что бы уйти из земного тела, и отдаться во власть неземной эйфории. Но, его всегда спасали. Дальше судьба этого человека мне не известна, наши пути разошлись.

Его слова, его рассказы, еще не раз вставали в моей голове, заставляя вновь и вновь анализировать их.

Когда я начал читать, о клинической смерти, я понял, что мозг не должен функционировать, и человек не может, что-либо чувствовать, и переживать. Но если многие люди, говорят о том, что да они, что-то видели и чувствовали. Значит, есть душа, значит, она может жить за пределом тела. Следовательно, наше тело всего лишь обертка, коробочка в которую положили душу. И рано или поздно, при наступлении смерти, душа выйдет из тела и понесется в неведомом нам направлении.

Еще существует легенда, о свете в конце туннеля. На этот счет у меня сложилась немного странное мнение.

Человек умирает, а его душа попадает в туннель. И по этому туннелю ползет на свет. Говоря, о свете в конце туннеля, никто не говорит, о том, сколько проходит времени, пока человек его достигнет. Уходит на это час, день, или вечность. А может быть девять месяцев, а после человек рождается вновь. Ведь первое, что мы видим при рождении, это свет. Яркий, слепящий глаза свет… после полной темноты в утробе матери. А ведь есть еще люди, которые не совсем умирают, они попадают в кому, подобно тому, как ребенок умирает в утробе матери.

 

Дни в тюрьме летят долго и однообразно. Они потому и летят долго, поскольку однообразны.

Это как дураки и дороги. Дороги хреновые потому, как их строят дураки. Хотя на эту тему правильней высказался Степа Шпала «В России две беды: дураки и дуры». Но не будем отходить от темы.

Дни летят долго, недели еще дольше, а месяцы и годы почти бесконечно.

За эти восемь лет я знал, даже таких людей, которые умудрялись на моем сроку, отсидеть уже дважды, тобишь выйти от сюда, и вернутся. Их все спрашивали, ну как там, на свободке, ну как-как, пиво, бабы, много водки. Главная цитата, которая гуляла в умах зеков «День прошел, ну и хрен с ним, скорей бы ночь прошла».

Вообще оборачиваясь на годы назад, мне начинает казаться, что дедовщина пошла именно из зон. А еще смотря на такие наколки как «Лаврентий Берия – Главный жидобой Советского Союза», начинаю подумывать, что неонацизм, царящий в России 21го века, так же зародился на нарах. Но это только мои старческие доводы.

 

 

За время моего отпуска под палящим солнцем зоны, в моей хате поменялось немалое количество постояльцев. С кем-то из них у нас бывали задушевные беседы. С кем-то было противно дышать одним воздухом. Но про первых всегда приятней вспомнить, нежели про вторых. Так, что остановимся на первых.

 

Косой, все детство провел в колонии, после его перевели во взрослую зону. Дали ему два года за грабежи на грани хулиганства.

Он залазил в чужие подвалы, и брал все, что под руку попадется, впрочем, как и я. Только он делал это из-за нужды, а я потому как призирал рабочий класс.

В 12ть лет мать выгнала его из дома, ну он и начал по подвалам ошиваться, а есть-то хочется, вот и рылся в подвалах, меняя подъезд за подъездом.

Поймали с поличным. Он как раз объедался содержимым сарая. Банки с огурцами, вареньем… сказка. И вот он ест, в три горла, уцепившись в банку, а менты его за ноги тянут и дубинками бьют. Ну, а дальше все по понятной схеме. Родителей лишают родительских прав. Ребенка на малолетку. Там драки, нарушение режима. Перевод в колонию с более строгим режимом. Опять драки, убийство. Опять суд, опять другая колония, срок намотан в разы. И вот доматывает во взрослой зоне.

И таких, было немало, жертвы революции, осиротевшие и обездоленные дети страны. Выживающие по законам улицы. Сколько из них погибло, сколько из них навсегда связали свою жизнь с тюрьмой. И лишь единицы начали другую жизнь, выйдя из холодного мира решеток и камер.

 

 

Однажды после обыска в нашей камере, у меня нашли заточку. Я никогда не участвовал в местных разборках, и был знаменит спокойным нравом. Посему начальник тюрьмы, решил, что заточка не моя, и всячески уговаривал меня, сдать владельца. Предлагал не валять Ваньку, иначе отправит в карцер.

Мы сошлись, на том, что я буду валять Ваньку. Хотя за три месяца в мешке, я и Петьку валял, и Степку и вообще все существующие имена.

 

Что такое карцер, я представлял, но не думал, что все на столько плохо. Только представьте, комнату без окон, вместо пораши дырка в полу. Один день в таком месте, как неделя в хате. Три месяца, как два года. Ты один, действительно один. Ты не знаешь, что за окном, утро или ночь, день или вечер. У тебя абсолютно нет счета времени. Твой организм перестает жить по обычному расписанию дня, спит, когда хочет, встает, когда хочет. Мозг заполняется такой кислой кашей, от которой начинаешь сходить с ума.

Если в хате пацаны мечтают о свободе, то в мешке, мечтаешь, хотя бы на минуту увидеть солнца свет, подышать воздухом, а не запахом собственного пота и вони из дырки в полу. Порой я думал, что лучше бы через три месяца меня завалил хозяин заточки, чем провести эти три месяца здесь. Ведь лучше ужасный конец, чем ужас без конца.

Казалось бы, я должен воспользоваться знакомой схемой, когда весь мир исчезает, становится лишь видимостью, и живешь в гармонии с собой, но в карцере это, увы, не возможно, не возможно для меня.

Прошло три месяца, и я небритый, вонючий и бледный вернулся в родную хату. В тот момент я почувствовал себя самым счастливым человеком на земле, да, что там, на земле, во всей вселенной. А когда нас повели на прогулку, я и вовсе чуть не умер от счастья. Свет солнца не просто светил и грел мое тело, он проникал сквозь мои поры и грел мою душу.

Спустя много лет, смотря западные фильмы, в которых заключенного сажают в карцер, меня всегда напрягало то, что его сажают бритым, и спустя месяц выпускают таким же. Даже без щетины.

 

 

Я бы мог, наверное, неплохо продвинуться по иерархической лестнице. Но еще впервые месяцы отсидки, я понял, что все люди равны. Да в тюрьме, как и в жизни, есть своя иерархия, но она создана искусственно, она неправильна и бесчеловечна. Когда один человек загоняет других под свои рамки и стандарты, когда один начинает править всеми, это очень плохо, потому, как часто власть достается безумцам. И даже если обладатель власти умен и находится в трезвом уме, он все равно человек, всего лишь человек, а значит, склонен ошибаться и допускать ошибки. А эти ошибки могут стоить людям жизни.

К тому же, любая власть, даже самая незначительная пьянит человека, человек часто с высока своего положения начинает терять связь с реальностью, и при всем его уме, незнания настоящей жизни, которая идет под его престолом, делает его власть безумной. И неважно, то Царь или начальник колхоза.

В тюрьме режим выбирает администрация, а вот жизнь души определяют авторитеты. Любая власть держится на страхе тех, кем правят. Я потерял желание внушать страх, а это единственная формула для власти. Потеряв желание внушать страх, я потерял желание править. Я не хотел больше гнутся, и не хотел гнуть под себя. Это меня и спасло.

Испокон веков властители оставались одни, уничтожив всех своих друзей. Из-за страха потерять власть. Ведь друг, это тот, кто знает о тебе почти все. А знание это сила. Сила, это угроза. А властитель должен избавляться от любой возможной угрозы. Быть выше всех, это значит быть одному.

 

 

Спотыкаясь и шатаясь, пронеслись мимо меня еще шесть лет. Я уже был совершенно другим человеком. От того 18ти летнего пацана с большой дороги, не осталось почти и следа. Мне было 26ть. Я изменился в лице, я изменился в восприятии жизни и жизненных событий.

 

На дворе стоял 1963 год. За эти восемь лет в Италии прошли олимпийские игры, в которых впервые приняла участия наша советская сборная. Хрущёв выступил со своим легендарным докладом о разоблачении культа личности Сталина, что практически обесчестило нашу страну, в каком-то смысле это показало, что все герои войны дурачки, боровшиеся и умиравшие за ложное знамя поднятое Тираном и убийцей. Так вот новое правительство возвышалось за счет опускания прежней власти. Очень уместна к этому фраза о том, что пнуть мертвого льва, может любой осел – так оно и было.

А еще, думалось мне, что если не Сталин выиграл войну, а сам советский народ. То, наверное и не Гитлер напал, а сам немецкий народ.

А, то что был культ личности. Ну, так простите, и личность то была.

 

 

Части советской армии расстреляли мирную манифестацию в Тбилиси. С одним из этих чудом выжавшим манифестантов мне удалось посидеть. Он рассказывал, что все началось с возмутительного доклада Хрущева о культе личности Сталина. Они требовали отставки Хрущева и формирования нового правительства. Они требовали объявить день смерти вождя днем траура.

Тогда я понял, как сильно советская пропаганда ест нам мозги. Он долго рассказывал про те события, и про то, что им предшествовало, а через неделю блатные по указке администрации убили его.

Тогда вообще это было в порядке вещей. Всех политических ломали и топтали блатные. Все это знали, и всем это было удобно. Это сейчас в 21 веке, в тюрьмах почти нет понятия «Идейный» или «Полит. Заключенный», сейчас все ради денег. А тогда, это было наравне с петухом или чертом. Да разница была большая, но полит. заключенным как и чертям с петухами, спокойно жить не давали.

 

Произошел первый запуск искусственного спутника земли «Спутник-1». Что стало началом космической эры человечества. Запуск произошел 4 октября 1957 года, но мы узнали об этом только в начале ноября. Не зная подробностей и очень поверхностно представляя, как этот спутник выглядит, я понимал, что произошла революция.

На зоне я был один, или одним из немногих кому это было интересно. Представить только, земное тело в открытую, шагнуло за пределы земли. И мы были первыми. Вот тут я впервые после победы в великой отечественной, гордился своей страной. Когда в 61ом Гагарин стал первым человеком в объятиях космической пыли, я и вовсе понял, что нет ничего невозможного. Эти события еще не раз сыграют важную роль в моей жизни и моем мировоззрении. Но об этом позже.

Много разного, произошло за восемь лет. Но самым главным событием, для меня, стал мой выход на свободу.

Когда я первый раз вышел на свободу, я вдруг осознал, что совершенно не понимаю жизни вне зоны.

Вроде бы прошло не так много времени, всего несколько лет, но как оказалось, достаточно одного дня, что бы мир перевернулся, и черное стало белым, чего уж говорить про годы.

Вспомнить, хотя бы 22 июня сорок первого года, тогда за короткий миг все привычное, стало непривычным, союзники стали врагами, все разделилось на чужое и наше.

Вот и с волей так же. Вчера я спал с одним открытым глазом. Вчера одна половина моего мозга спала, а вторая стояла на шухере. Вчера я понимал, зачем живу, а жил я, что бы жить, что бы выжить, что бы не стать куском мяса в голодной пасти зверя. А сегодня, когда нечего боятся и не с кем воевать, я не знаю, как быть. Первое, что играло в моей голове: «Надо украсть», украсть, гульнуть и вернутся в привычную и понятную среду обитания. Но в противовес стояли другие мысли: «Надо попытаться жить, надо брат, надо»

 

Я вернулся к постаревшей тетке, она к тому времени уже покрылась сединой и успела овдоветь. Мне было ее искренни жаль. Ведь она верой и правдой прожила свою несчастную жизнь, пережила войну, похоронила всех родных. И даже под старость лет не нашла простого счастья.

 

Когда я вышел, я первым делом сел в трамвай. Есть в трамваях, что-то волшебное. Я катался до тех пор, пока последний из них не ушел в депо.

Я катался, и смотрел на свой город, который любил больше жизни, по которому скучал, и который почти каждую ночь, видел во снах.

Я так долго ждал, что бы просто пройтись по нему. Подышать этим пьянящим воздухом. Каждая девушка казалась мне красавицей. Столько лет среди мужчин, а тут такие букеты красоты, легко одетые гуляют по улицам. В их головах мысли, мечты. А в моей счастье, счастье от полученной свободы.

Когда последний трамвай все же ушел в депо, я пошел пешком домой. Шел долго, но никуда не торопился. Мне просто некуда было торопится. Кто понял жизнь, тот не торопится, особенно если часть этой жизни он маялся от избытка времени.

 

Вернувшись в родной двор, я пошел к своей старой подруге, моей вишне. И тут меня ждало первое разочарование, моя вишня срублена. Грудь защемила боль. Такая боль, которая бывает, когда теряешь близкого человека, такая боль и обида на всё и всех…

Меня нет полжизни с лишним.
Без меня загнивает старая вишня.
По горло в грязи хочет мира страна
Свой потертый стакан осушая до дна.

До дна. До краев и снова.
И снова по новой круг.
Хреново братец. Хреново.
Что стрелы есть. Но пропит лук.

Изрублены наши деревья.
На спички ушли. На дрова.
От куриц остались перья.
А мяса кусок откусила братва.

Братва кипишует по-своему.
По-своему прессуют и их.
Сегодня убьют нас по-моему.
Как только закончим мы стих.

Осталось не много не мало.
Полжизни еще отстрадать.
На подвиги помню бросало.
А сегодня разумней поспать.

Горячая кровь остыла.
И сердце накрылось тоской.
Когда отболело что было
Когда я вернулся домой.

Где дом. Там все та же вишня.
Вот только прогнила она.
Потерял я полжизни с лишним.
А вместе со мною страна.

Но эти боли в груди прошли, хотя эта вишня была для меня больше чем просто дерево, для меня она была символом надежды, дверцей в детство. Но, детство прошло, а вместе с ним прогнила вишня, а гнилое надо рубить и убирать.

 

 

Поскольку с моей судимостью у меня не было возможности устроится на нормальную работу, я устроился по блату грузчиком на местный рынок. Работа была не сложная, утром я приходил на вещевую часть рынка, грузил баулы, собирал палатки. Полтора часа непыльной работы и до вечера я свободен, вечером я разбирал палатки, и отвозил баулы на склад.

 

С теткой у меня никогда не было проблем, и жили мы душа в душу. Вечерами играли в карты, смотрели телевизор. Она работала к тому времени в библиотеке, что дало мне возможность много читать.

За два года, я прочел столько книг, сколько не прочел, за долгие 26ть лет своей жизни. Я узнал для себя столько нового, но главного ответа «Зачем я живу», «В чем смысл мироздания», я найти не мог. Не те книжки читал, однако.

Затем спустя два года, я вконец разочаровался в этой жизни. Я начал пить. Пил запоями. Перестал работать. И в конце концов, взялся за старое.

Когда попадаешь в капкан к алкоголю, начинаешь забывать, как много отдал, что бы жить нормально. Лазить по квартирам я не хотел, да и не осилило бы такую сложную задачу мое вечно пьяное тело. Я просто ходил с раскладным ножиком по улицам и занимался гоп-стопом. К счастья никого не убил, и даже не порезал. Как и 10ть лет назад, я был совсем не осторожен, только раньше я был неосторожен, потому, что верил в свою безнаказанность, а теперь, потому, что мне было на все плевать. Моим разумом правил алкоголь.

 

На этот раз мне дали пять лет. Когда я протрезвел, и понял, куда я вляпался, было уже поздно. Опять нары. Опять баланда. Опять борьба за выживание. Одно утешало, тюремную жизнь я знал довольно хорошо, а значит, не было страха перед неизвестностью.

 

Шел 1965 год, мне было 28 лет, и выйти я должен был в 33. В 33 распяли Христа, он к тому времени успел стать учителем, а после войти в историю, как сын Божий. А, что успел я? Я успел отсидеть два срока, обидеть много людей. Обокрасть и оболгать. Загубить свою юность, и вляпаться в тоже дерьмо, из которого не так давно вышел.

 

Единственное, что дали мне эти пять лет за решеткой, это лишний повод и время задуматься над своей жизнью. Мне больше никогда не хотелось брать в руки нож. Я точно решил, что никогда больше не сяду на стакан. Я часто вспоминал, те два года, которые провел на свободе. Тетю, работу, картишки вечерами, книги.

Я не мог понять только одного, почему, из-за чего я вновь оступился. Почему начал пить, чего мне не хватало в жизни.

Да нам всегда чего-то не хватает, на то мы и люди, и без этого никак.

Но. Тут было, что-то более серьезное. Что-то чего мне действительно не хватало. И тут я понял, что никогда никого не любил.

Да до первой отсидки у меня были девчонки, и за те два года я тоже иногда ночами коротал время в компании девушек. Но, я не любил. У меня не было отношений, которые длились дольше, чем одну ночь. Не было человека, ради которого я хотел бы бриться по утрам. А это важно.

 

 

На этот раз, я сидел близко к дому. Ну, как сказать близко, ближе, чем в прошлый раз. И раз в три месяца тетка привозила мне книги.

Днем и ночью я читал, дочитав последнюю книгу, я начинал перечитывать старые. Книги были разные, от философии до истории. Увы, тогда книги про религию, и скажем мистику, были нежелательны, и даже опасны, для читающего, да и вряд ли их можно было найти в закромах наших библиотек. Такие книги я открыл для себя позже. Ну, это я так… к слову.

Еще среди всего прочего, тетушка привозила мне поэтические сборники. От безделья я наизусть заучивал самые сложные стихи. Развивал свою память, и поднимал так сказать культурный уровень.

Пописывать стихи я начал еще до первой ходки, но все они были вялые, и не интересные мне самому. Я не предавал им особого значения, и относился к ним, как к одноразовым выплескам эмоций. Это позже, уже выйдя на свободу, я на практике узнал, что девушки любят стихи. Девушки вообще более чувствительны к творчеству. Мы мужчины это творчество создаем, а девушки им наслаждаются. Вот тогда-то, поняв это, я начал серьезно заниматься стихами. Ну, как сказать серьезно, понравилась мне девушка, надо ее не только цветами и ухаживаниями купить, надо ей еще польстить, а как лучше всего польстить? Конечно через стихи. Ведь, через стихи любые глупости, можно передать читателю или слушателю в красивой форме. В общем обернуть в красивую обертку одуванчики. Ведь даже одуванчики, в красивой обертке не просто одуванчики, а нечто большее.

 

 

За пять лет новой отсидки, мне уже совершенно не были интересны задушевные беседы с зеками. Мне были не интересны их рассказы. Я все это уже знал и слышал, сотни раз. Ничего нового. Все пройдено и переварено.

Но, был один человек, который мне запомнился. Его звали Владислав. У него не было кликухи, он был просто Владислав. Он был худощавый, среднего роста, с выбитыми передними зубами и очень честными и добрыми серыми глазами. Он долго присматривался ко мне, и однажды все же решился подойти.

Он рассказал мне, за, что попал сюда, он рассказал, какую боль и вину он несет в своем сердце. Он сидел уже третий год за участие в каком-то маленьком политическом заговоре, но не за это он чувствовал вину.

Он рассказал, как три года назад увидел из окна, что к дому подъезжает машина с сотрудниками НКВД. То, что это они, он понял сразу, глаз был наметан, и то, что они за ним, он тоже понял сразу.

Дома была жена и двое детей. Он испугался, он знал, что его заберут, и недолго думая сиганул в окно. Он не собирался убиться, он просто бежал. Бежал, оставляя жену и двух детей. Его очень быстро догнали, бежал-то он зимой в домашней одежде. Он не думал о детях, он думал только о себе. И только спустя полгода, когда жена приехала на первое и последнее свидания, на котором сообщила ему о разводе. Только тогда он узнал, как сотрудники НКВД обыскали весь дом, как трех летнему сыну приставили пистолет к виску, угрожая убить его, если супруга не выдаст документы. Как мальчик описался, и стал заикой.

Я спросил, зачем он мне это рассказывает, он ответил, что я должен это знать. И ушел. Спустя несколько часов его нашли мертвым. Получается, он открыл мне душу, исповедался, и наложил на себя руки. Он не сумел жить с этой болью и виной. И видимо так было предначертано судьбой, что именно я, стал тем человеком, которому он доверил свою историю.

Я слышал много ужасных историй, но никогда люди не исповедовались мне перед тем, как наложить на себя руки. В моем мозгу, что-то сыграло. Во-первых я понял, насколько моя жизнь хороша по сравнению с его, во-вторых, я осознал, что мои грехи не столь тяжелы, я не предавал родных, я вообще не предавал. А значит, у меня есть время искупить мои грехи. Принести людям в несколько раз больше радости, чем принес им горя.

 

Как я уже не однократно говорил, и как я еще не раз скажу, мое мировоззрение в силу возраста и разных жизненных событий неоднократно менялось. В тюрьме, начинаешь на привычные вещи смотреть иначе. Порой настолько иначе, что здравомыслящему человеку не под одним наркотиком не причудится.

Так, я начал сравнивать тюремную систему с системой мироздания. Аналогия была очень даже логичной. Тогда я, еще не знал, о теории мультивселенной, но начал рождать свою теорию, о том, что есть наша земля.

Я с раннего детства не мог понять, почему есть войны, голод, смерть. Почему люди несчастны. Мне тогда казалось, что если Бог и есть, и если он действительно создал нашу планету, то он, наверное, забыл о нас. Вот так вот взял, создал, и ушел. У него нашлись дела поважнее, или он просто ленив. Потому, что наша Земля совсем не идеальна, а значит, либо не закончена, либо создана специально таким образом, что бы земные души мучились.

Мне порой казалось, что Бог – это Дьявол, иначе почему так плохо жить. Казалась бы, человек рождается на свет, в котором все есть. Но, ему дают лишь малую часть. Происходит дисбаланс, у одних есть кусок хлеба, которым они не могут наесться, у других есть целый вагон хлеба и тележка с маслом, но только они не могут съесть весь вагон, и хлеб гниет. А на утро опять, у одних кусок, у других вагон.

Я никогда не понимал, почему те, у кого есть вагон, не возьмут себе столько, сколько им надо, а остальное разделят между теми, у кого нет ничего. Ведь всего хватит на всех. Но, человеку всегда мало. Даже если ему, что-то не нужно, он все равно это возьмет, если он может взять.

Казалось бы, в том, что есть этот самый дисбаланс, виноваты сами люди, и Бог тут не причем. Ведь он дал нам хлеб насущный, но мы не смогли его разделить по совести. Но, если Бог все знает и все может, значит, он должен был понимать, что одни возьмут все, оставив другим ничего. Почему, имея абсолютную власть, он не изменит эту несправедливость. Почему Бог пускает к власти тиранов и маньяков, позволяя им из века в век насиловать народ. Либо Бог не всемогущ, либо он это делает специально. Может в том, что плохим хорошо, а хорошим плохо, есть обратная сторона?

 

Я знал, что в нашей солнечной системе девять планет. Но, я был точно уверен, что за пределами нашей солнечной системы, их миллионы и миллиарды. Я очень часто думал об этом. Мне почему-то казалось, что там далеко, где мы не властны, обязательно есть другие планеты, где живут такие же люди как мы. Но, живут иначе. Это как мы здесь в тюрьме, живем так как живем, а там за калиткой живут такие же люди, но живут иначе. Они работают, учатся, заводят семьи. Они вкусно питаются, они спят в уютных постелях, и занимаются разными делами. Для них открыт целый мир, а мы заперты в камерах. Вот так, же и земля. Мне верится, что за пределами нашей земли все иначе. И мы здесь в тюрьме, отдалены он обычного мира, сквозь полосатые окна, мы не видим, того другого мира. Так же и Земля, отдалена от других миров, и сквозь небо мы не можем разглядеть других планет.

Мне начало казаться, что Земля, всего лишь тюрьма во вселенной. Одна из многих. Ведь только в России более 700та тюрем. Вот и наша Земля, всего лишь тюрьма, в которую людские души попадают, за разные преступления совершенные на других планетах. Эта теория казалась мне логичной, еще по той причине, что каждый из нас рождается и умирает в разное время и в разном возрасте. Подобно тому, как людей сажают в тюрьму на год, или на двадцать лет.

Почему люди болеют, или почему одни успешны, а другие неудачники, одни живут в домах, другие топчут помойки. Ну, это как в тюрьме, одни садятся за хулиганство, и попадают в простую тюрьму, другие убивают, и садятся в тюрьмы строгого режима.

Я помню, как в девстве, я спрашивал свою тетушку, почему погибли мама с папой, они ведь были так молоды. На, что тетя отвечала мне, что Бог всегда рано забирает лучших, они ему нужнее. Меня грели эти слова, но я не понимал, почему тогда много других, хороших людей, живут так долго, они разве не хорошие и не нужны Богу, на, что тетушка отвечала, что они пока нужнее на Земле.

Когда я начал развивать эти темы в своей голове, я задумался о побегах. Ведь из тюрем иногда бегут, а как сбежать с тюрьмы под названием Земля. И тут я вспомнил, про самоубийство. И вправду, при таком раскладе, самоубийцы это беглецы, дезертиры. Но, когда беглецов ловят, их либо убивают по ходу дела, либо добавляют срок. Наверное, так же и самоубийцы, пытаясь решить все свои проблемы, уйдя от них в мир иной, возвращаются сюда и получают еще более жестокие условия. Ведь во многих религиях, говорится о том, что самоубийство смертельный грех, и души самовольно ушедшие в мир иной, обрекают на вечные муки в аду.

 

Наступил 1970 год. Во второй раз мне предстояло вкусить сладость свободы, после долгих лет заключения.

Воздух, свежий весенний воздух, как же он пьянит. Мне 33, за спиной полжизни. За спиной 13 лет тюрьмы. За спиной 5000 загубленных дней. Но, не смотря на это, оставляя за спиной тюрьму и вдыхая запах весны, я чувствую себя 17 летним пацаном, который этой ночью осчастливил себя и свою одноклассницу.

 

Увы, радоваться мне оставалось не долго. Вернувшись домой, я застал пыльные столы, испорченные продукты в холодильнике, и календарь на стене, на котором последним перечеркнутым днем было 17 января. Я все понял, и ничего мне объяснять не нужно было.

В ту ночь я тихо пил, пил за единственную женщину, которая вела меня по этой нелегкой жизни. Которая любила меня и считала сыном. Которая, никогда не осуждала меня за мои ошибки. Единственная женщина, которая, навещала меня в тюрьме. Единственная женщина, которая помнила, когда мой день рожденье.

Со смерти родителей, у меня была только она, а у нее только я. Я всегда был самостоятелен, но никогда не был по-настоящему один. Но, теперь мне предстояло быть одному. Меня в этой жизни, не могли напугать вертухаи, матерые убийцы, голод и смерть. Но, теперь мне стало страшно. Я впервые за последние лет двадцать, почувствовал себя маленьким беззащитным ребенком, который потерялся и не знает дороги домой. Я вдруг почувствовал ту боль, которую моя тетушка несла в своем сердце. Ведь она была одна. Жила одна, и умерла одна. Я понял, что не хочу так. Что должен завести семью, найти работу и готовится к старости.

 

Меня по ночам мучили кошмары, мне снилось, как за мгновение пролетает моя жизнь, как я становлюсь дряхлым стариком, как умирая от жажды, беру стакан воды, но роняю его и не могу поднять, зову на помощь, но меня никто не слышит, я один, я беспомощен.

 

Пересидев несколько дней, я все же набрался сил, и начал жить. Первым делом, я навел порядок в доме. Выбросил много вещей, продал, что мог. Многие из вещей, вновь и вновь, будоражили мою память, унося меня в рани годы.

 

 

После того, как я навел порядок в доме, который теперь был моим, я принялся наводить порядок в своей жизни. Искать, какие-то новые пути, я не считал нужным, и по старинке, пошел к друзьям, которые немного поломавшись, все же устроили меня на рынок.

За эти пять лет, на рынке, почти не осталось, знакомых мне лиц. Сменились продавцы, сменились грузчики. Но все же, несколько знакомых, мне удалось встретить. Мне было с кем общаться, и большую часть своего времени, я проводил на рынке. Да, на работу уходило часа четыре, но идти домой, мне не хотелось. Не хотелось, быть одному.

Я пытался, флиртовать с несколькими продавщицами, но мне это, не особо удавалось. Слишком много времени я потерял, а вместе с временем, и опыт, в войне полов.

А затем, я встретил Катю. Ей было чуть меньше чем мне, и мы быстро нашли общий язык. Её, я грузил бесплатно. С ней я проводил много времени, и между нами возникла, взаимная симпатия, которая позже переросла в роман.

Все шло своим чередом, и в один из дней, я предложил ей, переехать ко мне. Сначала, она ломалась, а потом, и вовсе порвала наши отношения. Как позже выяснилось, кто-то из мужиков, тоже положил на нее глаз, и выбрав легкий путь, стал наговаривать на меня разные гадости. Я был человеком откровенным, поэтому, всегда отвечал искренне, на любые вопросы. Так же, я отвечал, и на вопрос о своем уголовном прошлом. И вот, именно это, некий никто, и рассказал Кате. Естественно приукрасив. Понятное дело, Катя, испугалась. Ведь, в ее понимании, я стал, каким-то чудовищем. Не спасало положение, не то, что я не был чудовищем, ни то, что писал ей стихи. В общем, разошлись.

Катя, была первой девушкой, которую я полюбил, которой писал искрении стихи. И разрыв, дался мне тяжело. Почти полгода, я не мог её забыть, а затем она сменила место работы.

 

За те, полгода, я действительно, долго, не мог найти себе место. Такая боль, была мне незнакома, и я не знал, как быть с ней. Однажды, сильно напившись, я даже пытался вскрыть себе вены, к счастью не умер. Раны зажили, боль отболела.

 

Еще через полгода, я встретил Диану. Она была, просто случайной покупательницей на рынке, с которой я столкнулся плечами. Извинился, что-то промямлил, и пошел свой дорогой. Спустя неделю, она опять появилась на рынке. Я узнал ее, и подошел к ней. Разговорились. Она, как и я, была увлечена поэзией, и нам нашлось, о чем поговорить. Уходя. Она обещала зайти на днях, и принести свой любимый сборник стихов, я ответил, что непременно буду ждать, и тоже принесу свой любимый сборник.

Любимого сборника, у меня не было, и я решил пойти иным путем. За несколько дней, я вооружившись ручкой и тетрадкой, переписывал, самые сильные свои стихи.

Через три дня, Диана, появилась на рынке. Покупок, она не делала, она пришла ко мне. Как выяснилось, она жила рядом. Она отдала мне книжку, а я ей тетрадь. Мы обменялись телефонами, и договорились, не терять связь.

Вечером следующего дня, она позвонила. Рассказала, свои впечатления, о прочитанном. Это был первый раз, когда, кто-то хвалил меня, за мои стихи. Да, что там хвалил, это был первый раз, когда, кто-то читал мои стихи.

Проговорив, около получаса, мы договорились встретиться, на выходных, поводом послужили, остальные стихи, которые я обещал ей показать.

Стихов, у меня было мало, поэтому за ночь, я перетряс весь дом, в поисках заметок, записок, и прочего. Из этого, начал составлять стихи. За семь часов, долго перечитывая, одно и тоже, я все таки набрал стихов, на одну тетрадь. Эта ночь, настолько вымотала меня, что впервые, за долгое время, во мне не было сил идти на работу, но я пошел. Кое-как пролетел тот день. И я с огромной радостью, отправился спать.

Наступили выходные, мы встретились в парке. Долго гуляли. Я рассказывал о себе, она о себе. Она была учительницей русского языка, у нее был шести летний сын, а муж погиб в автокатастрофе. Она с пониманием, отнеслась, к моему прошлому, и обещала, никогда не возвращаться к этой теме, если я сам того, не захочу.

Спустя, пару месяцев, я продал свою квартиру, и переехал к ней. Спустя еще месяц, мы поженились. Она взяла мою фамилию, а я усыновил ее ребенка. Жили, душа в душу, и до 1978 года, почти не знали бед.

 

Наступил 1978 год. Мне был уже 41 год. Я был женат на любимой женщине. Я растил её сына, и думал, что так будет всегда. Но жизнь не стоит на месте, и взрывается, как долго спящий вулкан.

К тому времени, мой пасынок, учился в восьмом классе, и было ему четырнадцать лет. Именно тогда, у него начался переходный возраст. Сначала, он ссорился с матерью по мелочам, становился скрытным, и зажатым. Потом, днями мог не ночевать дома.

Я конечно, пытался с ним поговорить. Делился своим горьким опытом, объяснял, как важно в этой жизни иметь мать. Как просто, свернуть не на ту дорожку, и как сложно, потом вернутся. Но, мои доводы, влетали в одно ухо, и вылетали из другого, ничего не задевая в его горячей голове.

Бить и наказывать его, я не отваживался, поскольку считал, что не имею на это право, хотя и воспитал его. А супруга моя, и вовсе была гуманисткой, и за восемь лет совместной жизни, я ни разу не видел, что бы она ударила его, или хотя бы накричала.

 

Летом 1979 года, он ехал на заднем сидении мотоцикла, которым управлял, его выпивший друг. Не справившись с управлением, они врезались в грузовик. Оба погибли на месте.

Моя жена, не смогла это пережить, и спустя две недели, выбросилась из окна.

 

Моя жизнь, была полностью разбита. Я не знал боли сильней, чем та боль, которая пришла ко мне, со смертью этих двоих людей. Людей, которые стали мне семьей. Которых я безумно любил, и ради которых я жил. Их смертью, жизнь перечеркнула все. Не было больше, светлого в мире. Чай стал безвкусным, мир стал пустым.

 

Водителя грузовика, не осудили, поскольку, водитель мотоцикла был пьян. И спустя месяц, водитель все же, нашел в себе силы прийти, и попросить прощение за произошедшее.

Я к тому времени много пил, пытаясь забыться. И визит водителя, был совсем ни к месту.

Я не видел его до этого, посему, впустил в дом. Предложил ему выпить. Когда он сказал, кто он, в меня вселилась звериная злоба, я ударил его бутылкой по голове. Бутылка разбилась, и он рухнул на пол. Прибывая в неуправляемом состоянии, я схватил нож и перерезал ему горло. После этого, я за мгновение протрезвел. Осознав весь ужас содеянного, я позвонил в милицию.

 

Конечно, мне могли бы смягчить приговор, списав это на состояние аффекта, приняв во внимание, недавние события. Но это было не перовое мое преступление, и мне дали десять лет.

 

Диана, так звали мою покойную жену, навсегда осталась, в моем сердце единственной любимой женщиной. Эту любовь, я пронес через всю оставшуюся жизнь. И другим женщинам, не было места в моем сердце. К тому же, когда я вышел в 1989, мне было уже 52 года, и как-то само собой, я перестал интересоваться женщинами. Как впрочем и они мной.

За десять лет, я смирился со своей утратой. За десять лет, я смирился с тем, что все кого я любил, умерли, что нет и не было, в моей жизни настоящих друзей, что я один. Но все же, я нашел в себе силы жить дальше. Я не знал, зачем, но знал, что надо.

 

Когда наступил девяносто второй год, я для себя решил, что дальнейшее мое нахождение на обломках великой империи просто не имеет смысла. Я очень не любил беспредел, и очень не хотел быть его частью, и еще меньше хотел, что бы этот беспредел затронул меня. Учитывая, какой я человек, я решил, что долго ходить в тени не смогу, а выйдя на солнце, обязательно сгорю. А мне так хотелось еще хоть немного подышать полной грудью.

Все кричали свобода, все были одурманены этой свободой. Никто как бы, не понимал, или не хотел понимать, что это лишь видимость, но все быстро очнулись.

Не скажу, что понимал, каким будет дальнейшее развитие страны и куда поплывет этот корабль без капитана. Но понимал, что вокруг десятки айсбергов, а имя кораблю «Титаник», и если он и не потонет на полпути, то как минимум основательно поцарапает свои хрупкие бока. И весь экипаж корабля, упиваясь грядущими переменами, и дрожа от естественного страха, перебьют друг друга. Я не хотел быть среди заранее обреченных утопленников, и я решил сойти с корабля, пока он не слишком далеко отплыл от причала.

 

Через время, в году 97-98ом, я в очередной раз размышляя, сделал интересное, на мой взгляд, историческое сравнение. Я сравнил Сталина с Ельциным. Казалась бы, что общего между этими двумя личностями. А сходство огромное. Они оба приняли правление над страной после ее развала. Сталин после развала Российской Империи, Ельцин после развала СССР. Даже предыстория имеет общие черты, оба были с густой шевелюрой и оба пришли на смену лысым. Вот только Ленин стал вечно живым, а Горбачев просто живым. В этом то и есть главное отличие, которое связывает логическую цепочку происходивших в последствии, событий. Если брать обобщено и говорить словами простого народа то, Сталин был бесом, который умыл страну в крови, Ельцин же был ангелом, который наблюдал за тем как страна сама умывает себя в крови. Сталин относился к стране как отец «Я тебя породил, я же тебя и убью», Ельцин относился к стране как к соседскому мальчишке «Я не имею права тебя убивать, сам убивай себя». Сталин убивал пачками и был стальной порядок, страна развивалась, будучи брошенной из-за революции на десятилетия назад, пыталась догнать и перегнать. Ельцин смотрел, как страна катится в преисподнюю, захлебываясь в беспределе, как люди сами себя убивают пачками.

 

Но вернемся к девяносто второму году. Начались экономические реформы в России. Между Россией и Америкой был подписан договор о завершении холодной войны. Отмена сухого закона. На смену звания «Герой Советского Союза» приходит гордое «Герой Российской Федерации». Ввод миротворческих сил Российской федерации в зону Молдово-Приднестровского конфликта. Андрея Чикатило признали виновным в 53х убийствах.

Я как и несколько миллионов моих сограждан решил попытать счастье за бугром. Хотя нет, оговорился, искать счастья я не собирался, я лишь собирался не стать пушечным мясом в растущем беспределе.

Были варианты ехать в Германию, но хотел я того или нет, во мне все же жила память о том, как в сорок первом мир перевернулся. Я не дурак, и прекрасно понимаю, что дети и внуки за отцов не в ответе, но это чувство слишком глубоко и не подвластно мозгу. Оно в сердце, оно в душе. А с сердцем и душой трудно договориться, когда речь идет о боли. А боль эта будет жить вечно, пока жив я, пока жива моя душа.

Можно было ехать в Америку, но опять, что-то заиграло в душе и не дало мне принять эту идею. И оставался один вариант – Израиль.

Я никогда не забуду как восторженно Тетя Рая приняла новость о том, что у нашего народа наконец есть своя земля. Она всю свою жизнь мечтала хотя бы одним глазком увидеть этот рай на земле. И я решил, осуществить её мечту. Пусть хотя бы один, из нашей семьи, погреет свои старые кости, на земле обетованной. Увидит своими глазами стену плача, увидит страну трех морей.

Три месяца я собирал документы. Еще два месяца продавал все, что успел нажить за эти долгие годы. Благо миллионов у меня не было, так, что процесс прошел быстро.

И вот я уже в самолете, впервые столько лиц не скрывающий своей национальности уселись вокруг меня. Было странное чувство, я впервые за столько лет почувствовал себя своим среди своих. Хотя все молчали, но в этом молчании было, что-то, что трудно описать словами.

Да я летел почти в неизвестность. Я не знал языка, я практически ничего не знал о стране, в которой собирался доживать свой век.

Я оставлял за плечами целую жизнь, холодную и страшную. Но мне было легко, мне было немыслимо хорошо. Это был мой первый шаг к новой жизни, и то чувство внутри меня, которое было со мной на протяжении всего полета, оно натолкнуло меня на долгие мысли, которые встретили меня через пару недель. Но пока остановимся на полете.

На самолете я летел впервые. И как все, что происходит впервые, это было странно и незабываемо. Летели всего четыре часа. Была ночь, и к моему большому сожалению я не увидел красоты с высоты птичьего полета, я вообще ничего не видел кроме самолета и кусочка ночного полотна сквозь окошко.

Самолет пошел на посадку. Мне резко заложило уши. А после сильная боль. Примерно такая же боль бывает, когда пройдешься по улице, при минус тридцати градусах, а потом резко зайдешь в теплое помещение.

 

В аэропорту нас встретили несколько человек. Очень плохо помню, что было дальше, но помню, что меня очень насторожила духота, такая мерзкая духота в четыре утра, и запах, странный запах востока. Где только не пропадало мое тело, но такого запаха моим легким вдыхать не приходилось. Он был душным и сладким. Из-за духоты я не чувствовал вкуса сигареты. К счастью через пару дней и духота и запах стали мне родными.

Не имея родственников и знакомых, я разместился в гостинице. Через несколько дней снял практически первую попавшуюся квартиру. В квартире было две комнаты, решетки на окнах, кондиционер которым хозяин мне советовал не пользоваться, и еще тараканы. Я думал, что видел в своей жизни все, но то, что тараканы бывают размером со спичечный коробок и умеют летать, это стало для меня открытием. Они были очень похожи на наших майских жуков, только были побольше, и попротивнее. Как позже выяснилось, они есть в каждом израильском доме, они залетают в окна. К счастью если за домом следить и вести пригодные санитарные условия, то больше двух штук в доме не будет, а то и вовсе до поры может не быть.

Не знакомые запахи и ощущения преследовали меня повсюду. Ведь русскому человеку никогда не бывавшему за пределами Советского Союза очень трудно привыкнуть, что все вокруг говорят на незнакомом и не понятном языке. Что названия улиц написаны на иврите и английском. Через полгода, я и вовсе, с удивлением, вспоминал, что где-то, есть страна, где все, говорят на родном русском языке.

 

 

Как оказалось, я оставил на территории бывшего СССР, не только свое обычное прошлое, но и уголовное прошлое. Здесь, не один полицейский, не мог узнать, о моих отсидках, так же как и работодатели.

Мне было уже 55 лет, но я как мальчишка, почти ничего не умел. Надо было, за, что-то жить, и я устроился на типографию, в которой проработал до 2004 года. Работа была посменная, 12 часов день. Так прошло двенадцать лет. С утра до вечера я работал, а затем спал, ел, писал стихи, смотрел телевизор, ходил на море.

 

Когда наступил упомянутый мной 2004 год, мне было 67, и у меня случилось прединсультное состояние. К счастью, врачи быстро поставили меня на ноги. Я ушел с работы, и жил на пособие по старости.

За первые двенадцать лет, прожитые мной в Израиле, почти не происходило интересных вещей. Толи из-за того, что страна такая, толи из-за того, что я уже стал стар. Я все больше читал, и все больше думал о жизни. Ведь жизнь, как таковая, уже давно прошла, и я просто доживаю, а вовсе не живу.

 

 

Еще в 1997, я купил себе собаку, она была мне единственным верным другом, все эти годы, и единственной, кто не покинул меня, до конца моих дней.

Был у меня все-таки, один хороший знакомый, с которым мы иногда выпивали. Он жил, со мной в одном подъезде, и работал в Тель-Авиве.

В 2005 году, когда теракты в Израиле, давно сошли на нет, среди белого дня, прогремел взрыв. Кто-то, взорвал закусочную, в которой обедал после работы мой товарищ. Его смерть, в очередной раз напомнила мне, о том, как парадоксальна жизнь. Ведь, он прошел Афган, воевал в Чечне, а смерть встретила его, когда он мирно обедал. Сколько раз, он мог погибнуть, сколько раз, жизнь бросала его в такие места, из которых мало, кто возвращался живым, а он выжил, что бы умереть нелепо, без оружие и знамени. С его уходом, мне даже не с кем было выпивать.

 

 

Сегодня август 2010 года. Мне уже без малого 73 года. Очень скоро мое время закончится. Закончится мой земной путь в этом теле. И наверное моя жизнь, как песочные часы. Еще немножко и последняя песчинка упадет на большую горку песка, и создатель просто перевернет песочные часы, и моё «вечное Я» начнет по новой свой путь на земле. В другом времени. В другой стране и под другим именем. В другом теле. С другими возможностями. Я верю в это, ибо это единственное, что долгие годы пугало и грело мою душу. Единственное, что не давало мне сдаться. Не давало мне опять встать на неверную дорожку.

Я начал свой жизненный путь ребенком. Пройдя сквозь голод и войну. Я был подростком, который воровал и грабил. Я был заключенным, который смотрел на жизнь глазами волка. Из волка я превратился в человека. За эти 73 года я уже не раз переживал реинкарнацию. Одно моё «Я» умирало, давая жизнь другому. Я менял, свой внешний вид, взрослея и старея. Я менял своё мировоззрение. Свои убеждения. Свои идеалы и приоритеты. Я жил, так как велело мне моё сердце. Не всегда правильно, но всегда честно по отношению к себе. Я не играл роль, я жил.

Жизнь давала мне шансы, которыми я пользовался, иногда хорошо, иногда очень плохо. Я не заработал миллионов, и не отлюбил всех красивых женщин этой планеты. Я не стал главой государства, и моим именем не назовут улицы. Мое имя не украсит заборы. Да и вообще завтра обо мне никто не вспомнил, так же как никто не помнит обо мне сегодня.

Все кого я любил, и кто был мне дорог, все давно закончили свой путь. Но, не смотря на это, я счастливый человек, который рад, что родился в то время и в том месте, в котором родился. Рад, что прожил жизнь так, как прожил.

Я поистине не о чем не жалею. Все было не зря. Каждый день был нужен. Каждое слово и каждое действие было правильным. Я не хотел бы ничего менять. Да будь бы у меня возможность все изменить, наверное, что-то я все же изменил бы, не причинял бы людям боль и страдания. Но, это лишь эпизоды моей жизни, их я бы поменял, но, менять всю жизнь я бы не стал.

Мне было дано много времени на осознание сути вещей и сути мироздания. Мне было дано время на искупление моих грехов и ошибок. Никто не идеален, но каждый должен стремиться, быть идеальным. Не быть идеалом, а именно быть идеальным.

Каждая наша жизнь на земле, это еще одна возможность совершенствования души. Возможность стать лучше, тише, светлее. Возможность познать свое вечное Я. Возможность стать ближе к вселенной и Богу. И не важно, кто во, что верит. В Бога, Аллаха, или полководца. Важно, что каждый должен отвечать перед самим собой за свои мысли и поступки.

Не один из прожитых мною дней, не был потрачен впустую. Даже те дни, когда я ничего не делал, я уберегал себя от ошибок, а это уже действие. Те, дни, когда я делал ошибки, я накапливал опыт. Все имеет смысл. Все связанно. Каждая тля нужна вселенной.

Я понял, что все проблемы, горя и несчастия, всего лишь тени. Их нет, мы их видим, но их нет. Я осознав это, старался не тратить жизнь на бой с тенью. Бой с тенью, это как завтрак из воздуха, пользы никакой.

 

Что будет, когда я умру? Все просто, комната, сигареты на столе, кружка с кофе, тетрадные листы исписанные стихами и заметками, книги, лампа. Все тоже самое, только меня нет. Я в другом месте, жду своего дня, что бы родится опять. Пройти сквозь боли и утраты. Радости и триумфы. Что бы рождаться и умирать. Вновь и вновь. Жизнь за жизнью. И когда-нибудь я окончу свой путь, и наконец сольюсь со вселенной, переставая быть частью, и став целым. Смерть это не страшно. Смерть это естественно и необходимо..

 

 

Я уже упоминал в этой книге, что много раз пытался понять