Научно-методологическая основа. Опыт и практика

Макиавелли первым из писателей Нового времени указал на центральное место политики в социальной практике и по существу выдвинул "постулат самостоятельной трактовки политики". Объяснение политических

событий, ранее безнадежно оторванных "от лежащей в их основе эмпирической действительности", нашло научные критерии, а сама политика получила возможность из утопической стать опытной, реальной и в конечном счете прогнозируемой.

Хотя интересы Макиавелли целиком лежат в сфере практики, у него голова теоретика. Переписка с Веттори заполнена подробнейшими выкладками по поводу текущих политических дел, служащих вместе с тем опытной нивой, на которой выращиваются и проходят проверку умозрительные формулы “Государя”. В событиях его более всего занимает общий смысл, вся история для него состоит в проявлении человеческой природы. Никаких иных (провиденциальных. метафизических, отчужденно-вещных) перводвигателей истории Макиавелли уже не желает знать или еще не знает. Ничто его не удивляет и не выводит из себя, ибо он понимает; потому же он не доказывает и не описывает, он видит и все проверяет на ощупь, не отвлекается на отступления и цветистые фразы сам и не отвлекает читателя. Здесь перед нами прежде всего человек, а не писатель, вернее, писатель лишь постольку, поскольку он человек, который мыслит и чувствует, разрушает и созидает, наблюдает и размышляет, дух его всегда активен, всегда присутствует. Его интересует сам предмет, а не его окраска, тем не менее под пером его этот предмет получается таким, каким он запечатлелся в мозгу писателя, то есть окрашенным в свои естественные тона, пропитанным иронией, грустью, возмущением, достоинством. Макиавелли не признает априорных истин, абстрактных принципов, не признает ничьего авторитета как критерия истины, для него теология, философия, этика - все едино: все они в сфере вымысла, вне реальности[6].

“Имея намерение написать нечто полезное для людей понимающих, я предпочел следовать правде не воображаемой, а действительной, - пишет он в 15 главе “Государя”, - в отличие от тех многих, кто изобразил республики и государства, каких в действительности не знавал и не видывал. Ибо расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велика, что тот, кто отвергает действительное ради должного. действует скорее во вред себе, нежели на благо, так как, желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь с множеством людей, чуждых добру”.

Само появление этой антитезы, сама такая постановка вопроса - замечательное достижение Макиавелли и преддверие научного мышления Нового времени. Истина для него есть сущее, “правда настоящая”, а поэтому искать ее можно лишь с помощью опыта, сопровождаемого наблюдением, путем разумного изучения фактов. В соответствии с этими принципами и строится методологический подход сочинений Макиавелли.

Тот же “Государь” - это руководство в ремесле политики, построенное вокруг типовых примеров и выводимых из них разумных оснований, т.е. по жанру нечто очень близкое к трактатам о ремесле живописи Леона Баттисто Альберти или Леонардо да Винчи. Макиавелли рассматривает опыт(“случаи”), рассуждает по этому поводу, всесторонне взвешивает целесообразность, эффективность тех или иных действий, и выводит некоторое правило, поучение. Факты практически во всех сочинениях Макиавелли изложены так, что они подкрепляют и объясняют друг друга - это двойной ряд: один, простейший, объясняет причины событий на основании внешних, поверхностных данных, которые толкают людей на действия, другой, сложный, характеризует истинные причины событий, видимые лишь для умного человека. Факты описываются в той же последовательности, в какой они наблюдаются в природе и в истории, в описании их не чувствуется ничего нарочитого, они взаимосвязаны, подчинены друг другу, согласованы размышлением так, что каждому и них отведено свое место, своя роль причины и следствия, своя функция в общей цепи событий: факт уже не только факт, случайность, а довод и соображение. Натурализм макиавеллиевской политической философии с необходимостью приводит к идее “подражания” примерам далекого и нынешнего времени: “ Государь должен читать истории и в них взвешивать поступки выдающихся людей, рассматривать, как они руководили военными действиями, исследовать их победы и поражения, чтобы иметь возможность подражать первым и избегать вторых”. Политическая практика дала стимул и опору для “Государя”, в котором Макиавелли, как и во всех своих сочинениях, выступает в качестве человека, “pieno di esperienza”, т.е. рассуждающего на основе опыта, практики. Макиавелли, как и вся его эпоха, не видит особой разницы между современной практикой и опытом древних, разве что “тогда царила добродетель, а теперь - порок, и это ясно, как солнце”.

Он описывает почерпнутые из истории примеры, сопоставляет их с собственными наблюдениями над своей эпохой, на этой основе выводит законы политической жизни и дает практические ответы властвующим лицам.“Умные люди не случайно и не без основания имеют привычку говорить, что, чтобы знать, что должно случиться, достаточно проследить, что было, потому что все происшествия мира имеют всегда соответствующее отношение с теми, которые уже прошли. Это происходит из того, что все человеческие дела делаются людьми, которые имели и всегда будут иметь одни и те же страсти, и поэтому они неизбежно должны давать одинаковый результат”. (“Рассуждение”) Однако человеческая природа не только неизменна, но и разнообразна: “ Со временем не происходит всегда одно и то же, и фортуна не всегда одна и та же “. Макиавелли любое конкретное событие возводит к некоторому общему правилу, закону природы и истории, но это правило бытийствует не как собственно всеобщая сила, не над историей или до истории, а как сама история, пример ее, вариация, и политическая норма каждый раз словно бы рождается заново. Распознать в казусе норму - и есть ремесло политика. История у Макиавелли - не река, которая течет из одной точки в другую, а море, волнуемое ветрами и течениями, всегда одно и то же и всегда разное[7].

Но где пределы этого смелого отказа от рассуждений о “воображаемых республиках и принципатах”, которых никто не видел и не знал, в пользу реальной политики?

Вопрос соотношения политического реализма и утопизма у Макиавелли достаточно сложен уже потому, что сложна и противоречива его эпоха. Возрождение, настроенное против церкви и религиозных догм, реалистично, оно же, индивидуалистичное и антропоморфное по природе, утопично. Не случайно именно это время характеризуется деятельностью гуманистов (Салютати, Бруни, Верджерио), выступавших с проектами совершенных государств. В этом смысле макиавеллиевский "Государь" - тоже "своего рода утопия": ведь он не олицетворяет собой конкретного государственного деятеля, а представляет скорее символ идеального кондотьера.

И в то же время теоретические положения Макиавелли в высшей степени реальны, так как являются отражением совершившегося на его глазах исторического прогресса. Дальновидный теоретик национально-освободительного движения, Макиавелли подчеркивал, что государственный деятель должен жить политическими реалиями, если не хочет обречь себя на поражение, ибо "кто оставит в стороне то, что есть, для изучения того, что должно быть, скорее придет к гибели, чем к спасению". Он инициативно и творчески подходил к делу, но вынужден был оставаться в границах полученных полномочий. Макиавелли-ученый стремился постичь смысл законов социальной жизни, но был лишен возможности их использовать. Другое дело Макиавелли - активный политик: он не может не учитывать того, что "должно быть", не делать политических прогнозов. При этом макиавеллиевское "должно быть" не есть нечто неопределенное и неясное. Макиавелли определил свою цель и видит средства ее достижения в самой действительности. Поэтому макиавеллиевское "должно быть" является конкретностью, и, больше того, для своего времени оно "является единственным реалистическим, основанным на историзме истолкованием действительности... единственной верной политикой". Поэтому его произведения - не утопии, в подробностях описывающие идеальные государственные порядки, а "книги непосредственного действия"[8].

Приемы, использованные Макиавелли в его трудах, оказались чрезвычайно удачными с точки зрения замысла автора - протянуть прямую нить от практического опыта к теории и от теории снова к политической практике своего времени. Благодаря такому подходу политическая сфера, включающая в себя самые актуальные события, становится полем научного анализа, а политические отношения - самостоятельным объектом исследования, выделенным из религиозной, схоластической, нравственной, социально-экономической и иных сфер жизни. Макиавелли, несмотря на свое древнеримское облачение, настоящий буржуа нового времени, он сошел с пьедестала и запросто беседует с нами. То был, несомненно, опасный ход мышления, - и многие потом не могли простить Макиавелли даже не его рассуждения, а саму манеру рассуждать, - но и чрезвычайно плодотворный, который приоткрыл завесу над тщательно скрываемой областью жизни общества.

Гуманистический идеал свободного познания позволил сделать Макиавелли громадный шаг к научному описанию общественных отношений, шаг революционный, за который его сравнивали с Галилеем.