Часть 2 Откуси Большое Яблоко 13 страница

―Что вы делаете? – засуетилась девушка, преследуя меня по пятам. ― Лил здесь нет.

― Ну так я оставлю ей записку. ― Распахиваю дверь в спальню Лил и в смятении останавливаюсь.

Комната пуста. Казённая кровать разобрана – без белья. Нет и фотографии Сильвии Плат, которую держала Лил на столе вместе с пишущей машинкой, пачкой бумаги и другими принадлежностями.

― Она переехала? ― спрашиваю я, недоумевая. Почему она мне не сказала?

Девушка пятится из комнаты и садится на свою постель, сжав губы.

― Она уехала домой.

―Что? ―Этого не может быть.

Девушка кивает.

― В Субботу. Ее отец приехал и забрал ее.

―Почему?

―Откуда мне знать, ― говорит девушка. ― Пегги была реально взбешена. Лил сказала ей это только сегодня утром.

Мой голос поднимается в тревоге.

―Она вернется?

Девушка пожимает плечами.

― Она оставила адрес или хоть что-то?

― Нет, только сказала, что ей придётся уехать домой, и всё.

― Ну ладно, спасибо, ― говорю я, сознавая, что из неё мне больше не вытянуть.

Покидаю квартиру и и слепо бреду к центру, пытаясь осмыслить отъезд Лил. Мучительно пытаюсь вспомнить всё, что она рассказывала мне о себе и откуда она родом. Её настоящее имя Элизабет Рейнольдс Уотерс – это для начала.

Но из какого конкретно она города? Знаю только, что она из Северной Каролины. И они с Капоте были до этого уже знакомы, ведь Лил однажды сказала, – южане все друг друга знают. Если Лил уехала в воскресенье, то уже наверняка добралась до дому, даже если поехала на машине.

Сощуриваю глаза в решимости её найти.

 

Глава 26

 

Точно не зная, куда иду, понимаю, что я уже на улице Капоте. Совсем близко вижу его дом. Я узнаю здание. Его квартира находится на втором этаже, и желтые старые шторы видно через окно.

Я колеблюсь. Если я позвоню, и он дома, несомненно, он подумает, что я вернулась получить ещё. Ещё может вообразить, что его поцелуй был столь восхитителен, что я от него без ума. А может, его будет раздражать мысль, что я пришла отругать его за недостойное поведение.

Что за чёртовщина? Нельзя же всю жизнь мучить себя тем, что же думает глупый Капоте. Уверенно жму на кнопку его звонка. Через пару секунд распахивается его окно и Капоте высовывает голову.

― Кто там?

―Это я. ― Я машу рукой.

― А, Кэрри. ― Похоже, он не особенно рад меня видеть. ― Что тебе нужно?

Развожу руками, выражая неудовольствие.

―Можно мне зайти?

― У меня есть только минута.

―У меня тоже. ― Боже. Ну и придурок.

Он на мгновение исчезает, снова появляется, крутя в руке ключами.

― Звонок не работает, ― говорит он, бросая связку мне вниз.

Звонок, вероятно, поизносился под пальчиками его знакомых дам, думаю я, карабкаясь вверх. Он поджидает у входа в белой рубашке с оборками и в чёрных брюках от смокинга, неловко возясь с лоснящейся бабочкой.

―И куда же ты собрался? ― спрашиваю я, ухмыльнувшись его наряду.

― А ты как думаешь, куда? ― он отходит, чтобы пропустить меня.

Если он и помнит о нашем поцелуе, то явно виду об этом не подает.

― Не думала застать тебя во фраке. Никак не думала, чтобы он будет тебе к лицу.

― Это почему же? ― спрашивает он, немного обиженный.

― Правый конец подсунут под левый, ― говорю я, указывая на галстук-бабочку. ― Почему было не обойтись пристяжной?

Как и ожидалось, мой вопрос его смущает.

― Так не годится. Джентльмен ни за что не наденет бабочку на кнопке.

― Верно. ― Я надменно шарю пальцем в стопке книг на его журнальном столике и пристраиваюсь на мягкой кушетке. ―Куда собираешься?

― На одно мероприятие. ― Он недовольно хмурится, глядя на мои действия.

― По какому случаю? ― Я от нечего делать беру книжку и листаю её.

-―В поддержку Эфиопии. Это очень важно.

― Как благородно.

―У них совсем нет еды, Кэрри. Они голодают.

― И ты идёшь на шикарный обед. Во имя голодающих. Почему бы тебе вместо этого не послать им продовольствия?

Я попала в точку. Капоте тянет за кончики своей бабочки почти до самоудушения.

―и Зачем ты пришла?

Я прислоняюсь спиной к занавескам.

― Как называется город, из которого родом Лил?

― А что?

Я закатываю глаза и вздыхаю.

― Мне нужно знать. Мне нужно с ней связаться. Она уехала из Нью-Йорка – если ещё ты не знаешь.

― Да вообще-то, я знаю. И ты бы это знала, если бы пошла сегодня на занятия.

Я привстаю, готовая слушать.

―Что же случилось?

― Виктор объявил, что она уехала. Чтобы сменить род занятий.

―-Разве ты не находишь это странным?

―Почему?

― Потому, что единственное увлечение Лил – это писательство. Она никогда не сдавалась в классе.

― Возможно у неё семейные проблемы.

― Тебе даже не любопытно?

― Слушай, Кэрри, ― отрезал он. ― Сейчас для меня главное – не опоздать. Мне нужно заехать за Рейнбоу…

― Мне всего-то и нужно – узнать, в каком городе живёт Лил, ― говорю я уже настойчиво.

― Точно не знаю. То ли в Монтгомери, то ли в Мейконе.

― Мне казалось, вы знакомы, ― говорю я обвинительным тоном, хотя подозреваю, что моя надменность на самом деле связана с Рейнбоу. Думаю, что он с ней всё-таки встречается. Знаю, что не моё это дело, но тем не менее.

― Я собираюсь уходить.

― Приятных впечатлений от мероприятия, ― добавляю я, улыбаясь на прощание.

Я вдруг возненавидела Нью-Йорк. Нет, зачеркну это. Ненавижу в нём только некоторых. В списках нашлись трое с фамилией Уотерс в округе Монтгомери и двое – в Мейконе. Начинаю с Мейкона и с первой же попытки попадаю на тётку Лил. Она сама вежливость, и она даёт мне номер телефона Лил.

Лил озадачена, что слышит мой голос, хотя нет, подозреваю, ей это ещё и приятно, хотя видимое отсутствие энтузиазма с её стороны может быть вызвано смущением от того, что ей пришлось покинуть Нью-Йорк.

― Проходила вблизи твоей квартиры, ― говорю я голосом, в котором сквозит озабоченность. ― Девушка, которая там живет сказала, что ты насовсем вернулась домой.

― Мне пришлось удалиться.

― Почему? Из-за Пэгги? Ты могла бы переехать со мной? ― нет ответа.

―Ты не заболела? ―я спрашиваю с беспокойством.

Она вздыхает.

― Не в традиционном смысле, нет.

―В смысле?

―Я не хочу говорить об этом, ―она шепчет.

―Но, Лил, ―я настаиваю. ― Что на счет писательства? Ты не можешь просто оставить Нью-Йорк.

Последовала пауза. Потом она твёрдно говорит.

― Нью-Йорк не для меня. ― Слышу приглушённые всхлипывания, будто она прикрывает рукой микрофон. ― Мне нужно идти, Керри.

И тут мне становится всё ясно как дважды два. Не знаю, почему я не поняла этого раньше. Это было так очевидно. Просто я не представляла себе, что к нему может кого-то тянуть.

Мне не хорошо.

― Это Виктор?

― Нет! ― она кричит.

― Это Виктор? Почему ты мне не сказала?

― Что произошло? Ты с ним встречалась?

― Он разбил мне сердце.

Я потрясена. Всё ещё поверить не могу, что у Лил был роман с Виктором Грином, у которого столь нелепые усы. Как вообще можно целоваться с типом, у которого этому препятствует столь густая растительность? И вдобавок ко всему, чтобы он ещё и сердце тебе разбил.

― О Лил, это ужасно. Нельзя тебе из-за него бросить учёбу. У многих женщин случается роман с преподавателем. Хорошего в этом всегда мало. Но иногда лучше сделать вид, будто этого никогда и не было, ― спешно добавляю я, на мгновение, вспомнив о Капоте и о том, как мы ведём себя, будто и не целовались.

― Это ещё не все, Керри, ― зловеще говорит она.

― Ну разумеется. То есть, ты, конечно же, думала, что влюблена в него. Но Лил, он и впрямь того не стоит. Просто странный неудачник, который случайно отхватил литературную премию, ― приплетаю я. ― А через полгода, когда в "Нью-Йоркере" напечатают много твоих стихов и сама получишь призы, ты и вспоминать о нём не будешь.

―К сожалению, я буду.

― Почему? ― я спросила молча.

―Я забеременела, ― она говорит.

Это заставляет меня замолчать.

―Ты там? ― она спрашивает.

― От Виктора? ―мой голос дрожит.

― От кого же еще? ― она шипит.

―Ох, Лил. ― Я млею от сочувствия. ― Мне так жаль. Так жаль.

― Я избавилась от него, ― говорит она резко.

― Ох, ― я колеблюсь. ― Возможно это к лучшему.

― Я никогда не узнаю, так ведь?

― Такие вещи случаются, ― говорю я, пытаясь успокоить её.

― Он заставил меня избавиться от него. ― Я плотно сжимаю веки, чувствуя её муки. ― Он даже не спросил, хочу ли я этого. Это не обсуждалось. Он так посчитал. Он посчитал… ― она срывается, не в силах продолжать.

― Лил, ― я шепчу.

―Я знаю, что ты думаешь. Мне только девятнадцать. Я не должна иметь ребенка. И я бы, наверное. о нем позаботилась. Но у меня не было выбора.

― Он заставил тебя сделать аборт?

― Почти. Он назначил встречу в клинике. Он привел меня туда. Заплатил. А затем сел в комнате ожидания и ждал, пока я сделаю это.

― Боже мой, Лил. Почему ты не сбежала от туда?

― У меня не хватило мужества. Я знала, что это правильно, но…

―Было больно? ― я спросила.

― Нет, ― она ответила просто. ― Это была самая странная вещь, что я делала. Больно не было, и после я чувствовала себя хорошо. Как будто я стала прежней. Я снова вернулась к жизни. Но потом я задумалась. И я поняла, как это было ужасно. Не сам аборт, но тот как он себя повел. Как будто это было заключение. Я поняла, что он не любил меня. Как мужчина может любить тебя, если он не хочет думать о вашем совместном ребенке?

― Я не знаю, Лил.

― Это черное и белое, Кэрри, ― говорит она, ее голос повышается. ― Ты не можешь больше притворяться. И даже если бы я смогла, это всегда было бы между нами. Зная, что я была беременна от него, и он не захотел ребенка.

Я содрогнулась.

― Но может быть, через некоторое время, ты могли бы вернуться? ― я спросила осторожно.

―Ох, Кэрри, ― она вздохнула. ― Ты разве не поняла? Я никогда не вернусь. Я даже не хочу знать таких людей, как Виктор Грин. Я жалею, что вообще когда-то приехала в Нью-Йорк, ― с болезненным криком, она вешает трубку.

Я сижу там, изгибая телефонный шнур в отчаяние. Почему Лил? Она не тот тип человека, с которым я представляю, такое может случится, но, с другой стороны, какой тогда тип? Существует ужасный конец в ее действиях, который пугает.

Я взяла свою голову в руки. Возможно Лил права на счет Нью-Йорка. Она приехала сюда, чтобы побеждать, но город победил ее. Я в ужасе. Если это случилось с Лил, это может произойти с кем угодно. Включая меня.

 

Глава 27

 

Я сижу и стучу ногами от раздражения.

Райан читает классу свою короткую историю. Она хороша. Она действительно хороша. Это история об одной из его сумасшедших ночей, которые он провел в клубе, где выбритая налысо девушка пыталась заняться с ним сексом. История настолько хороша, что я сама хотела бы написать что-то подобное. Но, к сожалению, я не могу удержать на этом всё своё внимание. Я всё еще нахожусь под впечатлением от моего разговора с Лил и предательства Виктора Грина.

Хотя, возможно, "предательство" не совсем верное слово. Отвратительный? Вопиющий? Гнусный?

Иногда невозможно подобрать нужные слова, чтобы описать мужское предательство в отношениях.

Что с ними не так? Почему они не могут быть чуть больше похожи на женщин?

Когда-нибудь напишу книгу под названием "Мир без мужчин". Там не будет Викторов Гринов. И Капоте Дунканов тоже.

Я пыталась сконцентрироваться на Райане, но отсутствие Лил наполняло комнату. Я продолжала оглядываться, думая, что она появится, но там была только пустая парта. Виктор обосновался в конце класса, так что я не могу рассматривать его, не оборачиваясь назад. Тем не менее, перед занятиями я провела свою собственную небольшую разведку.

Я пришла в школу на 20 минут раньше и направилась сразу в кабинет Виктора. Он стоял около окна, поливал одно из своих тупых растений, которые приводили меня в ярость, идея заключалась в том, что растения каким-то образом будут производить дополнительный кислород в этом городе.

– Что? – сказал он, оборачиваясь.

Все слова, что я хотела сказать ему, застряли в горле. Я уставилась на него, а потом неловко улыбнулась.

Виктор был уже без усов. Растительность подверглась тщательному искоренению, подобно – и я не могла об этом не думать – его нерождённом ребёнке.

Я не спешила, хотелось увидеть, что он будет теребить руками, когда усов уже нет.

И в самом деле, они направились к верхней губе, лихорадочно ощупывая кожу – вот так и человек, потерявший конечность, не осознаёт, что её нет, пока не попытается ей пошевелить.

– Эээээ, – промычал он.

– Я хотела узнать, прочитали ли вы мою пьесу, – спросила я, приходя в себя.

– Ммм? – Осознав, что усов у него уже нет, он безвольно опустил руки по бокам.

– Я закончила ее, – сказала я, наслаждаясь его неудобством. – Я сдала ее вчера, помните?

– Я еще не добрался до нее

– И когда вы собираетесь добраться до нее? – потребовала я. – Есть человек, который заинтересован в прочтении.

– На выходных, возможно, – он слегка кивнул головой в подтверждение.

– Спасибо, – я уносилась по коридору, почему-то уверенная в том, что он знает, что я от него не отстану. Что он знает, что я знаю, что он натворил.

Смех Капоте вернул меня обратно в реальность. Как будто проводят ногтем по доске, и всегда без причины. На самом деле мне нравился его смех. Это один из тех смешков, которые заставляют сказать тебя что-то забавное, чтобы услышать его еще раз.

Рассказ Райана, видимо, очень забавный. Счастливчик. Райан – один из тех парней, чей талант затмевает все его недостатки.

Виктор легким шагом переместился в другой конец класса. Я смотрю на голые участки кожи вокруг его губ и меня передергивает.

Цветы. Мне нужны цветы для Саманты. И туалетная бумага. И может быть плакат. "Добро пожаловать домой". Я бреду по цветочному кварталу на 7 Авеню, обходя лужи, в которых плавают лепестки. Помню, я как-то читала про общество дам на Верхнем Ист-Сайде, которые каждое утро посылают своих ассистенток за свежими цветами. У меня возникает мимолётное желание оказаться на месте человека, озабоченного тонкостями букета свежих цветов, но это стремление начинает мне казаться всепоглощающим. Будет ли Саманта посылать кого-нибудь за цветами, когда выйдет за Чарли? Он похож на тот тип мужчин, которые этого ожидают. И внезапно вся эта идея с цветами показалась мне настолько удручающе глупой, что я решила прекратить свои поиски.

Но Саманта оценит их. Она возвращается завтра, и они поднимут ей настроение. Кто же не любит цветы? Но какие? Розы? Не думаю. Я заглянула в самый маленький магазинчик, где попыталась купить лилии. 5 долларов. – Сколько вы хотите заплатить? – спросила меня продавщица.

– Два доллара? Может три?

― За такие деньги вы можете взять дыхание ребенка. Загляните в продуктовый магазин, что вниз по улице.

В магазине я наткнулась на отвратительную кучу разноцветных цветов неестественных оттенков розового, фиолетового и зеленого цветов.

Вернувшись, домой, я поставила цветы в стеклянную вазу и оставила их напротив кровати Саманты. Цветы могли сделать Саманту счастливой, но я не могу избавиться от своего собственного чувства страха. Я продолжаю думать о Лил и о том, как Виктор Грин разрушил ее жизнь.

С ощущением недоделанного дела, я придирчиво разглядываю постель. Хотя в последнее время в ней мало что происходило, не считая употребления крекеров с сыром, мне надо бы выстирать простыни.

В автопрачечных, правда, мерзко. Между стирающими и гладящими случаются всяческие преступления. Ограбления, кражи одежды и драки за то, чтобы занять машину. Тем не менее, я с осознанием долга разбираю постель, засовываю грязные простыни в наволочку и перекидываю её через плечо.

В автопрачечных плохое освещение, зато нет толпы. Покупаю в автомате упаковку порошка и надорвав, открываю её – от едких частичек начинаю чихать. Запихиваю в машину простыни и сажусь на неё сверху, обозначив, что "занято".

Что в автопрачечных, такого угнетающего?

Является ли это просто буквальная демонстрация вашего грязного белья незнакомцам, как вы его быстро пихаете в стиральную машину надеясь, что никто не заметит ваши рваные трусы и постельное белье из полиэстера? Или это знак поражения? Как будто вам ни разу не удалось сделать это в здании с собственным подвальным помещением для стирки.

В конце концом, может быть, Венди была права на счет Нью-Йорка. Независимо от того, что вы думаете, может быть, когда вы вынуждены остановиться и посмотреть на то, где вы на самом деле находитесь, это очень уныло

Иногда невозможно избежать правды.

Два часа спустя, когда я тащу чистое бельё вверх по лестнице в квартиру, я вижу Миранду на лестничной площадке, плачущую в Нью-Йо́рк по́ст.

О нет. Опять! Что случилось за последние два дня? Я опустила свою сумку.

– Марти?

Она кивнула и опустила газету от стыда. На полу рядом с ней из бумажного пакета выглядывает бутылка водки.

– Я не смогла ничего поделать. Я должна была, – сказала она, объясняя алкоголь.

– Ты не должна передо мной извиняться, – сказала я, открывая дверь. – Ублюдок.

– Я не знала куда мне еще пойти, – она поднялась и сделала решительный шаг до того как ее лицо скорчилось от боли. – О, Господи, как больно! Кэрри, почему это так больно?

 

* * *

 

– Я не понимаю. Я думала, что все было здорово, – говорю я, закуривая сигарету, так я собираюсь, чтобы привести себя в порядок, анализируя ситуацию их отношений.

– Я думала, нам было весело вместе, – Миранда опять стала захлебываться слезами. – Мне никогда не было так весело с другими парнями. И вот, когда мы проснулись этим утром, он стал вести себя как-то странно. У него была такая жуткая улыбка, пока он брился. Я ничего не сказала, потому что не хочу быть одной из тех девушек, которые всегда спрашивают: " Что случилось?". Я пыталась сделать все правильно хоть один раз.

– Уверена, так и было.

Снаружи послышался раскат грома. Она вытерла свое лицо.

– Даже при том, что он не был в моем вкусе, я думала, что делаю успехи. Я сказала себе, что сломала этот стереотип.

– По крайней мере, ты пыталась, – сказала я успокаивающе. – Тем более, если тебе не нравятся парни. Когда я встретила тебя, ты не хотела иметь ничего общего с ними, помнишь? И это было здорово. Потому что когда ты действительно задумываешься об этом, то понимаешь, что парни – большая трата времени.

– Возможно ты права, – всхлипывает Миранда, но в следующую секунду она снова начинает плакать. – Раньше я была сильной. Но потом я слишком погрузилась в… – она старается подобрать слова. – Я предала… собственные убеждения. Я считала себя более твердой, чем это оказалось на практике. Я думала, что могу просчитать все на несколько ходов вперед.

Вспышка молнии заставила нас подпрыгнуть.

– О, милая, – вздохнула я. – Когда парень хочет затащить тебя в постель, он ведет себя наилучшим образом. С другой стороны, он хотел постоянно быть с тобой. Таким образом, он, должно быть, действительно был без ума от тебя.

– Возможно, он использовал меня ради моей квартиры, потому что она больше его. И у меня нет соседей. У него был один сосед, Тайлер. Он рассказывал, что он вечно пердел и называл всех "педиками".

– Но это как-то нелогично. Если он использовал тебя только ради квартиры, тогда почему порвал с тобой?

– Откуда я могу знать? – она подтянула колени к груди. – Прошлой ночью, когда мы занимались сексом, я должна была догадаться что что-то не так. Потому что секс был…странным. Хорошим, но странным. Он гладил мои волосы и смотрел мне в глаза с этим печальным выражением. А потом сказал: "Я хочу, чтобы ты знала, что я забочусь о тебе, Миранда Хоббс. Это так".

– Он использовал полное имя типа "Миранда Хоббс"?

– Я думала, это романтично, – причитала она. – Но этим утром, когда он закончил принимать душ, он вышел держа бритву и крем для бритья и спросил, есть ли у меня сумка для шопинга.

– Что?

– Для его вещей.

– Ой.

Она изумленно кивнула.

– Я спросила, почему он этого хочет. Он ответил, что у нас ничего не получается и мы только тратим время друг друга.

У меня отвисла челюсть.

– Как это?

– Он говорил так официально. Типа он в суде или типа того, а я приговорена к тюремному заключению. Я не знала, что делать и дала ему эту чертову сумку. Она была от Saks. Из таких больших красных дорогих.

Я села опять на корточки.

– О, милая. Ты всегда можешь получить другую сумку для шопинга.

– Но я не могу получить другого Марти, – причитала она. – Это я, Кэрри. Что не так со мной. Я отталкиваю парней.

– Послушай. Деле не в тебе. Это с ним, что-то не так. Возможно, он боялся, что ты его бросишь и порвал с тобой первым.

Она подняла голову.

– Кэрри, я бежала за ним по улице и кричала. Когда он увидел, что я приближаюсь, то начал убегать. В метро. Ты можешь в это поверить?

– Да, – сказала я. Учитывая то, что случилось с Лил, я могла бы сейчас поверить в что угодно.

Она высморкалась в клочок туалетной бумаги.

– Возможно, ты права. Возможно, он думал, что я слишком хороша для него, – и до того, как я уже начала надеяться, упрямое, замкнутое выражение вернулось на ее лицо. – Если бы я могла его увидеть. Объяснить. Возможно, мы могли снова быть вместе.

― Нет! – завопила я. – Он уже ушел. Если ты его вернешь, он сделает опять тоже самое. Это его стиль.

Она опустила туалетную бумагу и подозрительно посмотрела на меня.

– Откуда ты можешь знать?

– Верь мне.

– Может быть, я могу изменить его, – она потянулась к телефону, но я выдернула шнур, прежде чем она смогла взять его.

– Миранда, – я сжала телефон в своей руке. – Если ты позвонишь Марти, я перестану тебя уважать.

Она посмотрела на меня свирепым взглядом.

– Если ты не дашь мне этот телефон, мне будет очень тяжело, учитывая, что ты мой друг.

– Это отвратительно, – сказала я, неохотно передавая ей телефон. – Ставишь парня превыше своих друзей.

– Я не ставлю Марти превыше тебя. Я стараюсь понять, что случилось.

– Ты знаешь что случилось.

– Он должен мне надлежащие объяснения.

Я сдаюсь. Она поднимает трубку? и хмуриться, нажимает на телефонный рычаг несколько раз и смотрит на меня осуждающе.

– Ты сделала это нарочно. Твой телефон не работает.

– В самом деле? – спрашиваю удивленно. Беру у нее телефон и пробую сама. Ничего. Ни гудка. – Я уверена, что утром пользовалась им.

– Может ты не оплатила счет?

– Может Саманта не заплатила по счетам. Она поехала в Лос-Анджелес.

– Шшш, – Миранда прикладывает палец к губам и шарит глазами по комнате, – Ты что-то слышала?

– Ничего?

― Это верно. Ничего. – Она вскакивает и начинает листать переключатели. ― Кондиционер выключен. И лампы не работают.

Мы подбежали к окну. Движение на Седьмой авеню остановилось. Сразу несколько сирен сигналили. Люди выходили из машин, размахивали руками, указывая на светофоры.

Мои глаза проследили за направлением их жестов. Огни раскачивались в темноте Седьмого Авеню

Я посмотрела на пригород. Дым клубился где-то возле реки

― Что происходит? – Я кричала.

Миранда скрестила руки на груди и одарила меня торжествующей улыбкой.

– Это затемнение, ― заявила она.

 

Глава 28

 

– Хорошо. Я все правильно поняла? – Сказала я. – Функциональные ткани матки мигрируют в другие части организма, и когда приходит время, они кровоточат?

– И иногда ты не можешь забеременеть. Или плод будет развиваться вне матки, – Миранда говорила это с гордостью, демонстрируя свои знания.

– Типа в желудке? – Спросила я в ужасе.

Она кивнула.

– Или в заднице. У моей тети была подруга, которая не могла ходить по большому. Оказалось что ребенок рос в нижней части её кишечника.

– О, нет! – восклицаю я, прикуривая еще одну сигарету. И задумчиво затягиваюсь её дымом. Разговор потек не в том русле, но мне нравится его непристойность. Я навсегда отмечу этот день как нечто исключительное – это тот самый день, когда нарушены все правила.

Целый город остался без света. Метро не работало, и на улицах творился беспорядок. Наша лестница погрузилась в темноту. И там, снаружи ураган. Что означало, что Саманта, Миранда и я застряли. По крайней мере, на несколько часов.

Саманта неожиданно приехала минутой позже после отключения света.

На лестнице было шумно, люди обменивались информацией. Кто-то сказал, что в старое здание телефонии ударила молния, а другой жилец рассказывал, что ураганом снесло все телефонные линии и повалило кондиционеры, поэтому и отключилось электричество. В любом случае, мы остались без света и телефонной связи.

Огромные тучи заслонили городской небосклон, окрасив его в зловещий серовато– зеленый оттенок. Бушевал ветер и в небе сверкали молнии.

– Это как Армагеддон, – заявила Миранда. – Кто-то пытается сказать нам что-то.

– Кто? – спросила Саманта с привычным ей сарказмом.

Миранда пожала плечами.

– Вселенная?

– Моя матка моя вселенная, – сказала Саманта, и с этого начался весь разговор

Оказывается, что у Саманты был эндометриоз, поэтому ей всегда было так больно в эти дни. Но прямо во время поездки в Лос-Анджелес эти боли стали непереносимы, и она вдруг потеряла сознание прямо во время фотосессии. Когда ассистент фотографа обнаружил ее лежащей на полу уборной, им пришлось вызвать скорую. Ей сделали операцию, и затем отправили обратно в Нью-Йорк, для отдыха.

– У меня останутся шрамы на всю жизнь, ― стонет сейчас Саманта.

Она приспускает джинсы, демонстрируя большие эластичные бинты, стягивающие с двух сторон ее нереально плоский живот, и счищает с кожи клей. Внизу виден большой красный рубец с четырьмя швами.

– Посмотрите, – приказывает она.

– Это ужасно, – соглашается Миранда, и ее глаза блестят в странном восхищении.

Я боялась, что Миранда с Самантой возненавидят друг друга, но, как ни странно, Миранда признала ее вожаком стаи.

Она не просто впечатлена мировоззрением Саманты, но и делает все возможное, чтобы понравиться Саманте. Что означает, соглашается с каждым ее словом. Что заставляет меня вставать на позицию несогласия.

– Я не волнуюсь из-за шрамов. Я думаю, они прибавляют характера. – Я никогда не могла понять, почему женщины так переживают из-за таких крошечных несовершенств.

– Кэрри! – произносит Миранда, неодобрительно тряся головой, горячо сопереживая беде Саманты.

– Чарли о них никогда не узнает, – говорит Саманта, откидываясь на подушки.

– Почему шрамы должны волновать его? – спрашиваю я.

– Потому что я не хочу, что бы он знал, что я несовершенна, Воробушек. И если он позвонит, ты должна сделать вид, будто я все еще в Лос-Анджелесе.

– Хорошо. – Это выглядит странным для, меня, но, опять же, вся сложившаяся ситуация с этим ураганом очень странная. Возможно, это прямо шекспировское произведение. Как в его комедии Как вам это понравится, где каждый герой принимает чью-то сторону.

– Воробушек? – шутливо переспрашивает Миранда.

Я одариваю ее тяжелым взглядом, а Саманта заводит речь о моей сексуальной жизни с Бернардом. – Ты должна признать, что это странно, – говорит она, опирая ноги на подушки.

– Должно быть, он гей, – добавляет Миранда, сидя на полу.

– Он не гей. Он был женат. – Я встаю и начинаю расхаживать в мерцающем свете свечей.

– Еще одной причиной больше, чтобы хотеть секса, – Саманта смеется.

– Не гей встречается с девушкой месяц, и ни разу не пытается с не заняться сексом, – не верит Миранда.

– У нас был секс. Просто без полового акта.

– Милая, это не секс. Это то, чем занимаются шестиклассники, – подает реплику Саманта.

– Ты видела у него? – хихикает Миранда.

– На самом деле, да, – указываю я на нее сигаретой.