Миханор Степаньевич Никитьич был заядлым охотником. Он любил лес и несколько раз в месяц по обыкновению со своим верным псом и в гордом одиночестве выходил рано утром, с восходом Солнца из дома, целуя спящую жену. Проходил пять минут по пустым, подметаемым улицам и уже отпирал гаражные ворота, одной рукой придерживая рюкзак с разными, взятыми из дома вещами. Сумка была почти пустой, лишь на дне что-то побрякивало. Все остальное нужно было взять из гаража. Миханор Степаньевич собирал маленький топорик, саперную лопатку, толику сухого горючего, нож, разумеется, компас, но без какой бы то ни было карты – там, куда он отправлялся, карты не работают. Миханор Степаньевич также никогда не пользовался новомодными навигаторами. Хотя они и были даже в самом задрипанном запорожце, на свой старенький жигуленок баклажанового цвета Миханор Степаньевич ставить такую штуку не хотел. Друзья долго ему объясняли все прелести нового устройства, они даже пошли против его просьб и на день рождения подарили ему самую новую модель. Миханор Степаньевич побурчал, но на уговоры все равно не сдался – взял, да отдал навигатор сыну – тот поставил его на свою иномарку. Так закончилось его знакомство с технологиями. Миханор Степаньевич доукомплектовал сумку армейским сухпайком, которого у него по старым знакомствам было очень много. Собаку он посадил на заднее сиденье, туда же бросил рюкзак – знал, что пес не тронет – а сам раскрыл ворота до конца, отцепил дачный прицеп, бережно провел рукой по отпадающей краске на правом заднем крыле, завел свою ладу и выплыл из коробки гаража, осветляя цвет автомобиля под лучами раннеутреннего Солнца.
Город был на чуть больше, чем полмиллиона человек, но и здесь постепенно начали чувствоваться стеснения автомобильными пробками. Жители становились обеспеченнее, покупали иностранные марки машин, даже по нескольку экземпляров на семью – словно жили при капитализме и протестантизме. В каждом транспортном средстве было минимум по одному высокоинтеллектуальному устройству вроде этого навигатора. Вот только это не сильно помогало людям утром быстро добираться до работы, а вечером так же скоро возвращаться домой – в новохлынувших пробках, которых три года назад еще даже не предвещалось, стояли все. Но Миханор Степаньевич не выходил на дорогу во время основных волн, «часов пик». Утром он выезжал наравне с транспортными службами, моющими проезжую часть для приближающихся табунов из лошадиных сил, а вечером освобождался только ночью, уже при пустых, запыленных дорогах. Зато Миханор работал всего три дня в неделю. Еще несколько раз в месяц выезжал в лес, охотился на оленей, барсуков или уток в поле со своей немецкой овчаркой. Ну а остальное время что-то мастерил в одной из своих крепостей – в гараже или на балконе. Когда Миханор был молод, он увлекался выжиганием по дереву. Даже делал красивые картины для своей будущей жены. Потом за суетностью и рождением сына увлечение забылось, но уже после, в зрелом возрасте, когда Миханор, так сказать, «расставил приоритеты», он вновь открыл для себя это ремесло. Человеку всегда нужно, чем заниматься. Затем сменились увлечение папье-маше и гипсом, маленький период японского оригами, собирание фигурок и архитектуры из картона, а сейчас Миханор весьма успешно занимался складыванием домиков и церквей из спичек.
Баклажановый жигуленок в привычном месте съехал с автострады на проселочную дорогу, а через час свернул на самостоятельно выдолбленную заросшую колею. За две минуты овсяное поле сменилось лесом и по краям побежали молодые березки, которые рубились «на веники» в конце лета. Здесь было прекрасно. Солнце за время пути поднялось настолько, что уже щебетало через березовые листья калейдоскопом лучей. Травы были в конце своего цветения, по лесу можно было ходить в сапогах, не обращая внимания на невысокие кустики под ногами. Где-то недалеко, в чаще располагалось несколько лакомых кустов дикой малины, но еще не наступил сезон, поэтому Миханор не стал останавливаться. Как только въехал в лес, он открыл два передних окна и угловые форточки, чтобы наслаждаться прекрасным запахом и звуками. К тому же запыленные дорогой вдоль полей стекла не могли передать лесных красок. Птицы перелетали с ветки на ветку, зайцы и ежики разбегались от непривычного звука мотора, резкого и редкого для этих краев. В глубине деревьев раздавался голос кукушки. Миханор притормозил и задал ей самый обыкновенный вопрос: сколько ему жить осталось. Кукушка вдоволь упивалась своей песней. Единственный человек в этом лоне природы глубоко вдохнул наливающийся запахом растущих деревьев воздух и с наслаждением поехал дальше. Он был здесь как дома. Лето было любимым временем года Миханора. Он и без отпуска чувствовал себя прекрасно, ел лесную землянику и пил здесь же собранный березовый сок. Ему однажды пришла в голову идея пометить деревья вдоль самодельной дорожной колеи, чтобы не заблудиться, если заплутает. Но потом отказался от такой задумки – пометками пришлось бы нарушить первозданность этого места, и без того затронутую человеческими тропинками. Он был здесь как дома, чувствовал себя даже роднее. Здесь был его личный маленький лес.
Миханор в удовольствии закрыл глаза. Собака на заднем сидении загавкала, машину повело в сторону, она сорвалась с колеи и полетела на дерево. Удар! В машину вошла огромная вмятина, в пол метра. Из-под согнутой крышки от капота лобовое стекло обдало черным дымом. Миханор панически нащупал ручку от двери, нажал на нее и вместе со щелчком уже был снаружи. Он начал манить собаку выбраться из машины, стоя на безопасном расстоянии. Пес смекнул, перепрыгнул на передние сиденья и выбежал к хозяину. Тот вспомнил про рюкзак, хотел подбежать и схватить его с задних сидений, но как только он сблизился с машиной до расстояния метра, она мгновенно вспыхнула огнем. Миханор испугался скорого взрыва и побежал прочь. Он еще немного постоял перед сверкающей трескающейся от жара баклажановой краской, схватился за голову и что есть мочи помчался в ближайшую деревню или к егерю – предупредить о пожаре. Собака залаяла на раскалившуюся груду железа и побежала за хозяином. Пара березок уже полыхала, когда двое скрылись из виду в лесу.
В ту пору шел медведь по лесу, видит – машина горит. Сел в нее и сгорел.
