Культурология. XX век. Энциклопедия 22 страница

Существуют две разл. и лишь отчасти взаимосвязанные традиции П. - русская и зап.-европейская, в своем генезисе восходящие к разным источникам. Рус. версия П. ведет начало от Достоевского, к-рый в своих худож. произведениях, имплицитно содержащих самобытную и глубокую философию ("Записки из подполья", "Село Степанчиково и его обитатели", "Игрок", "Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Братья Карамазовы" и др.) поставил ряд нравственно-психол. и религиозно-фи-лос. проблем, ключевых для рус. П.: свобода и ответственность личности, ее своеволие и право, теодицея и богоборчество, кротость и насилие, власть и подчинение, страдание и сознание и т. п. Лит. форма выступала у Достоевского как способ филос. иносказания, как эстетич. дискурс этики и религ. миросозерцания, дающий основания толковать его символически и феноменологически. Вслед за Достоевским концепцию П. развивали рус. символисты - Вяч. Иванов, А. Белый, отчасти А. Блок, из других философов рус. серебряного века особенно глубоко Н.Бердяев и Л.Шестов, менее последовательно - Н.Лосский, С. Булгаков.

В своем "опыте персоналистич. философии" с названием "О рабстве и свободе человека" Бердяев выстраивает сложную типологию "прельщении" человека, вызывающих его рабство у бытия и у Бога, у природы и об-ва, у культурных ценностей и у самого себя. Трагич. зависимость человека от мира получает у Бердяева разрешение в провозглашении активно-творч. эсхатологизма как мистико-филос. интерпретации конца истории. В книге "Опыт эсхатологич. метафизики" Бердяев писал о трагич. "ущемленное(tm) бытия злом" и делал отсюда далеко идущие выводы о "несостоятельности монизма и философии всеединства". Среди причин зла Бердяев называет и порождения культуры и цивилизации - технику, орудия войны и взаимоистребления людей, множество дурных и злых идей, социальных предрассудков и затуманенных верований. Призывая к "революции сознания", т. е. к радикальному освобождению его от власти объективизации, Бердяев выразил "восстание личности человеч. против призрачной и давящей объективной "мировой гармонии" и объективного "социального порядка" как "борьбу духа против необходимости", как "переход в царство свободы".

П. Л.Шестова обнажает трагич. противоречие между правдой трагедии и ложью обыденности, скрывающей от себя собственные прозрения; между мнимостью здоровья и действительностью болезни, овладевающей человеком. Отталкиваясь от лит-ры как материала личностной экзистенции (Л.Толстой, Достоевский, Шекспир, Тургенев, Чехов, Вяч. Иванов, В. Розанов; сюда же парадоксальным образом относятся и Лютер, и Ницше, и Кьеркегор, и Вл. Соловьев), Шестов, преодолевая

разл. формы неистинного сознания, взыскует Бога. Искания Бога у Шестова подчеркнуто адогматичны: он борется со стереотипами разума, искусно разоблачает его “хитрости” и ловушки на пути к вере, реализующей прорыв к трансцендентному. Культура выступает у Шестова как едва ли не гл. помеха на пути к истинной духовности. В своих исканиях Бога личность вправе пожертвовать всем — разумом, нравственностью, свободой, чувствами, бытовой, обыденной повседневностью, человеч. общением. Только абсолютное одиночество открывает каждой личности его персональную истину, его персонального Бога, его неповторимый мир. Реальное достижение множественности миров соответственно множеству человеч. индивидуальностей представляется Шестову идеалом персоналистич. богоискательства, наиболее адекватного дробному, атомизированному состоянию мира, навсегда утратившего свое единство и цельность.

Из более поздних рус. мыслителей близко соприкоснулся с П. М.Бахтин, к-рый, следуя за Вяч. Ивановым, развил идеи филос. полифонизма и диалогизма в мире, апеллируя к идеям и образам Достоевского. Центр, метафорой бахтинского П. является уподобление Творца и отд. творч. личностей — отношениям автора и его персонажей, обладающих относительной независимостью от него, в романах Достоевского. Несводимость множества диалогич. отношений к одному, пусть и очень сложно организованному монологу, принципиальная незавершенность и незавершимость диалога, по сравнению с любой формой монологизма — таков гл. общефилос. вывод бахтинского П., и открывающего каждую личность миру, и делающего картину мира открытой для вмешательства в нее каждой ответственной личности. К традиции рус. персонализма по-разному примыкают С.Л.Рубинштейн, Г.С.Батищев, Ю.Ф.Карякин, Н.Н.Трубников, М.Б.Туровский, В.С.Библер.

В зап-европ. П. исходные идеи генетически связаны с традициями Шлейермахера (ему же принадлежит и сам термин “П.”), Кьеркегора и Ницше. Нек-рые принципы нем. и амер. П. восходят также к монадологии Лейбница. На французский П. Э.Мунье и Г.Мадинье повлиял и рус. П. (прежде всего Н.Бердяев).

Лит.: Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989; Он же. О назначении человека. М., 1993; Он же. Философия свободного духа. М., 1994; Он же. Царство Духа и Кесаря. М., 1995; Лосский Н.О. Условия абсолютного добра: Основа этики; характер рус. народа. М., 1991; Бог и мировое зло. М., 1994; Шестов Л. Избр. соч. М., 1993; Он же. Киркегард и экзистенциальная философия/Глас вопиющего в пустыне. М., 1992; Он же. Апофеоз беспочвенности. Л., 1991;

Бахтин М.М. Проблемы творчества/поэтики Достоевского. Киев, 1994; Он же. К философии поступка//Рабо-ты 1920-х гг. Киев, 1994; Булгаков С.Н. Свет невечерний. М., 1994.

И. В. Кондаков

* * *

Последоват. персоналистские учения в совр. зап. мысли разрабатываются амер. и франц. философами. Гл. представители амер. П. — Б.П. Боун (основатель), Дж. Хоуисон, Р. Флюэлинг, Э. Брайтмен, У. Хокинг и др. Средоточием филос. интересов амер. персоналистов явл. религиозно-этич. проблематика, осн. внимание уделяется вопросам свободы и нравств. воспитания.

П. во Франции сформировался в нач. 30-х гг. 20 в.. Основоположник его Э. Мунье, гл. теоретики — Ж. Лакруа, П.-Л. Ландсберг, Г. Мадинье, М. Недонсель. Культурологич. концепция франц. П. неразрывно связана с его центр, понятием личности; сущность своего понимания культуры Мунье выразил следующим образом:

культура — это глобальная функция личностной жизни; для человека, к-рый сам себя создает и развивает, все есть культура; культура — это сам человек. Исследование сущностных форм культуры в П. совпадает с изучением личности, ее бытия в культуре. Персоналистски понимаемую личность характеризуют три осн. направления ее деятельности: экстериоризация (самоосуществление вовне), интериоризация (внутр. сосредоточенность, духовный мир), трансценденция (самопреодоление, ориентация на высшие, божеств, ценности). Особое значение в жизни личности Мунье придавал свободе и способности самопреодолению; эти же черты он считал характерными для подлинной культуры. Говоря о свободе, Мунье постоянно подчеркивал ее зависимость от конкр. условий и выступал против тех концепций, где признается абсолютная свобода человека и его культуры: “культура не может существовать в условиях чистой свободы”. Он настаивал на связи культуры с творч. деятельностью человека-личности, в к-рой и благодаря к-рой он не только созидает культуру, но строит собственное Я и преодолевает его (трансценди-рует). Поддерживая идеи “коллективистских концепций культуры”, Мунье придавал особое значение мысли о народе как о подлинном источнике зарождения и обновления культуры. Вместе с тем его возражение вызывали тенденции отождествления культуры с “книжным знанием” и интеллектуальной деятельностью, претензии отд. слоев об-ва и целого класса (буржуазии) на монопольное владение культурой, ведущие к подмене живой культуры разного рода условностями и крикливой модой.

Мунье не оставил после себя глубоко разработанной концепции культуры; в своих культурологич. исканиях он часто отождествлял культуру с искусством, культурное творчество — с творчеством художественным, субъекта культуры — с художником, утверждая, что философия личности отводит центр, место проблемам эстетики. В самом деле, персоналистская концепция личности и ее осн. содержания — движения трансценденции — наиболее четко проясняется в эстетич. учении. Идеалом самоосуществления человека-личности вовне признается худож. творчество, к-рое по природе своей трансцендентно — оно непременно нацелено на выс-

шие ценности: искусство является специфич. видом деятельности, осуществляющей связь человеческого с божественным.

В “реформистскую” пору франц. П. (50-70-е гг.) его лидер Ж.-М. Доменак намеревается исправить, по его словам, “слишком лирическую” позицию Мунье в решении проблемы человека и культуры путем умаления роли худож. творчества в их становлении и развитии. Культурную функцию искусства он видит в том, чтобы направлять человека к более содержат, и интенсивной духовной жизни, чтобы держать человеч. дух в постоянном напряжении. В последующие годы сторонники “нового этапа” в персонализме (О. Монжен, П. Тибо), выступают с программой переосмысления вопроса о культуре и худож. творчестве, чтобы, с одной стороны, положить конец “культурной элитарности”, господствующей в совр. зап. об-ве, с другой — противостоять экспансии массовой культуры. Они ратуют за расширение понятия культуры, в к-рую наряду с худож. ценностями, созданными художниками-профессионалами, должны входить и явления т.н. “второй природы”, созидаемые в рамках того или иного об-ва. При таком подходе “культурное” ставится характерным для повседневной жизни каждого индивида, благодаря чему остро становится вопрос об эстетич. содержании традиц. народной культуры. В культуре повседневности персоналисты последних лет видят также альтернативу “массовой культуре”, подчеркивая особое значение индивидуального характера народного творчества, смекалку, находчивость и ловкость людей, способных в своей деятельности и поведении уходить от общепринятых норм и стандартов.

Лит.: Вдовина И.С. Эстетика француз, персонализма. М., 1981; Мунье Э. Персонализм. М., 1992; Knudson А.С. The Philosophy of Personalism. Boston, 1949; Lestavel J. Introduction aux personnalismes. P., 1961; Lacroix J. Marxisme, existentialisme, personnalisme. P., 1960; Lacroix J. Le personnalisme comme anti-ideologie. P., 1972; Mounier E. Oeuvres. V. I-IV. P., 1961-63; Mounier E. Le personnalisme. P., 1971.

И. С. Вдовина

ПЕРФОРМАНС (performance — англ.: исполнение) — публичное создание артефакта по принципу синтеза искусства и не-искусства, не требующее специальных проф. навыков и не претендующее на долговечность. Его сердцевина — жест. Эпатаж, провокационность — органич. свойства П. Его эстетич. спецификой является акцент на первичности и самодостаточности творч. акта как такового (по аналогии с “искусством для искусства” за П. закрепилась характеристика “акт ради искусства”); худож. сверхзадачей — утверждение идентичности творца.

П. как один из ключевых феноменов искусства постмодернизма возник в 70-е гг. К его художественно-эстетич. предшественникам принадлежат рус. и итал. футуризм (особую роль сыграла выдвинутая Маринет-ти в манифесте “Мюзик-холл”, 1913, концепция “театра неожиданности”, профанирующего классич. искусство своей эфемерной мюзик-холльностью), дадаизм, хэппенинг, боди-арт, концептуальное искусство, фонетич. поэзия К. Швиттерса, театр жестокости А. Арто, а также творч. опыт движения “Флюксус” и япон. группы Гутай.

Если в США П. достаточно профессионализирован и близок к исполнительскому искусству (танец, музыка, пение и т.д.), то в Европе и Канаде он сохранил свой радикальный характер, раскованность, яркое личностное начало. Свидетельства тому — “концептуальное шаманство” И. Бейса, “живая скульптура” Гилберта и Джорджа.

П. — искусство мгновения, балансирующее на грани бытия и небытия. И если культура постмодернизма — своеобр. “театр памяти”, то П. входит в ее состав как символ забвения.

Лит.: Inga-Pin L. Performances. Happening, Actions, Events, Activities, Installations. Padoue, 1978; Battcock G., Nickas R. The Art of Performance. A Critical Anthology. N.Y., 1984; Labelle-Rojoux A. L'Acte pour 1'art. P., 1988; Groupes, mouvements, tendances de 1'art contemporain depuis 1945. P., 1989.

Н.Б. Маньковская

ПЛЕСНЕР (Plessner) Хельмут (1892-1985) - нем. философ и социолог, один из основоположников филос. антропологии как спец. дисциплины. Ученик Вин-дельбанда, Э. Ласка, X. Дриша, Гуссерля. С 1926 — проф. в Кёльне. В годы нацизма в эмиграции, проф. в Гронингене (Нидерланды), с 1951 — в Гёттингене.

Концепция культуры строится у П. на базе его филос. антропологии. Он предлагает “научную философию жизни” как феноменологич. описание “ступеней органического”. Живое отличается от неживого тем, что само определяет свою границу и полагает себя внутри этой границы. Отсюда — осн. характеристика живого — “позициональность” (от лат. pono — полагаю). Следуя в русле традиции, П. различает растительную, животную и человеч. организацию. Принцип более низкой организации в предельном осуществлении дает уже возможность более высокой формы. В отличие от растения, животное опосредствованно включено в окружающую среду. В нем различаются органы для контакта со средой и сугубо внутр. органы. Значит, нужен и центр для их взаимоопосредствования; Поэтому позициональность животного — центрическая. Центр как бы дистанцирован от живого тела, но еще не осознает себя как центр. Чтобы это стало возможно, нужен “необъективируемый полюс субъекта”, “зашедшее за себя Я”, т.е. “эксцентрич. позициональность” — гл. характеристика человека. Человек, т.о., “поставлен на ничто”, вне всякого наличного бытия. Отсюда выводятся “осн. антропол. законы”. Закон естеств. искусственности означает,

что человеку приходится уравновешивать свою “поставленность на ничто” рез-тами своей деятельности, квазиприродными по весомости и объективности. По закону опосредствованной непосредственности эксцентричность сказывается в том, что человек осознает свое сознание мира, понимает, что все объективное является таковым лишь для его сознания, и разочаровывается в его непосредственности. С этим связано несоответствие намерений их выражению и реализации. В среде действительности происходит “преломление”, так что человек вынужден все время выходить за пределы сотворенного, вновь и вновь выражать себя, пытаться осуществить намерения. Отсюда третий закон — закон утопич. местоположения: человеку необходима идея мироосновы, но столь же необходимо отрицание абсолютного. Существуя как тело, в теле (внутр. мир) и вне тела на эксцентрич. позиции, человек в единстве этих трех определений есть психофиз. лицо. Но для этого ему — в силу эксцентричности — следует различать в себе индивидуальное и всеобщее Я. Он должен понимать, что и на себя, и на другого следует смотреть, выходя за пределы единичного в сферу Мы, “совместного мира”, т.е. духа. Т.о., и социальность (мы), и историчность (неуспокоенность самореализаций), и экспрессивность (самовыражение, в т.ч. и через язык) суть важнейшие антропол. характеристики.

С этим связана и трактовка понятия культуры. Специфически человеческим является для П. устремленность к нереальному. Без нравов, без привязанностей к ирреальным нормам, человек не может существовать. “Лишь потому, что по природе он — существо половинчатое и (что сущностным образом сопряжено с этим) стоит над самим собой, искусственность образует (для него) средство прийти в равновесие с самим собой и с миром. Это не означает, что культура представляет собой сверхкомпенсацию комплексов неполноценности, здесь имеется в виду вполне допсихологич., онтич. необходимость”.

Т.о., антропол. трактовка тех или иных феноменов, часто связана у П. с понятием эксцентричности и идеей дистанции. Например, исследование смеха и плача — типично человеч. поведения — говорит о потере самообладания как разрыве между личностью и телом, улыбка же есть выражение дистанцированности от выражаемого чувства. Дистанцированность человека от самого себя — ключевой момент в трактовке понятия социальной роли.

П. оказал большое влияние на формирование философии и социологии культуры, преимущественно в Германии и Нидерландах. В наст. время намечается новое повышение интереса к его концепциям.

Соч.: Gesammelte Schriften. Bd. 1-3. Fr./M., 1980-81; Macht und menschliche Natur. В., 1931; Lachen und Weinen. Bern, 1950; Die verspatete Nation. Stuttg., 1962; Die Einheit der Sinne. Bonn, 1965; Diesseits der Utopie. Fr./M., 1974; Die Stufen des Organischen und der Mensch. Einl. in die philosoph. Anthropoiogie. В.; N.Y., 1975; Mit anderen Augen. Stuttg., 1982; Ступени органического и человек // Проблема человека в зап. философии. М., 1988.

А.Ф. Филиппов

ПЛЕХАНОВ Георгий Валентинович (псевдонимы Н. Бельтов, А. Кирсанов, Н. Каменский, А. Волгин и др.) (1856-1918) — обществ, деятель, публицист, эстетик и лит. критик, переводчик марксистской лит-ры. Основатель рус. марксизма.

Учился в Петербург. Горном ин-те. В к. 1870-х гг. включился в революц. движение на платформе народников. В 80-е гг. познакомился с марксизмом и стал его активным пропагандистом в России. В 1880 уехал за границу, где прожил 37 лет. В 1883 в Женеве организовал группу социал-демократич. ориентации “Освобождение труда”.

С к. 90-х гг. П. активно выступал как лит. критик. Исследование произведений искусства П. подчинял задаче анализа социальных отношений, стремясь сблизить эстетич. анализ с социологическим. В “материалистич.” критике П. выделял “два акта” — “перевод” худож. произведения с языка искусства на язык социол. понятий (поиск “социол. эквивалента”) и лишь после этого оценка его худож. достоинств. Художественность произведений П. связывал с идейностью и соответствием формы содержанию.

П. продолжал традиции рус. революционно-демократич. критики. Он подчеркивал обществ, значение лит-ры и искусства, был последоват. сторонником реализма, отрицая “декаданс”. Объектом его исследований были рус. классики 19 в. (Толстой, Достоевский), писатели народнич. ориентации (Г. Успенский, С. Каронин, Н. Наумов), рус. критики (Белинский, Чернышевский, Добролюбов). Своей задачей П. видел объяснение явлений культуры. Говоря о ранних формах искусства, он отмечал роль труда в их возникновении (“Письма без адреса”). Анализируя худож. произведения 18-19 вв., П. обращался к принципу социального детерминизма. Явления худож. ряда, в частности, психологию писателя, лит. персонажей и читателя П. объяснял воздействием экон. условий, идеол. тенденциями и стремился показать писателя и его героев как представителей опр. класса. В любом произведении искусства выражаются “общест. настроения” эпохи и обществ, психология. В творчестве каждого писателя П., развивая принципы “реальной критики” Добролюбова, демонстрировал противоречия между теор. взглядами (“миросозерцанием”) и их худож. воплощением, а также противоречия в мировоззрении автора.

Осн. культурологич. и эстетич. работы П. — “Письма без адреса” (1899-1900), “Искусство и обществ. жизнь” (1912-13), большой незавершенный труд “История рус. обществ, мысли”, а также цикл статей “Судьбы русской культуры” (1897). Для работ П. характерна концептуальность, стремление раскрыть законы развития об-ва и нац. культуры. Недостатком методологии П.

была скрытая тенденция упрощения ряда явлений искусства, приводившая к их недооценке (например, творчества Пушкина, Толстого, Чехова), рассмотрению их только как “иллюстрации” обществ, жизни, отождествлению личности писателя с образом автора (или персонажей) в худож. тексте. В то же время П. был менее прямолинеен и односторонен, чем многие его последователи — “вульгарные социологи” 1920-30-х гг. П. стремился раскрыть “промежуточные инстанции” между явлениями общест. жизни и худож. творчеством и видел ограниченность “принципа партийности” искусства.

П. был сторонником эволюц. развития об-ва и предлагал разл. партиям искать пути взаимопонимания. В годы Первой мир. войны он выступил как патриот, призвав рус. людей забыть идеол. разногласия и объединиться для борьбы с общим врагом. Огромная эрудиция, знание рус. истории и культуры, владение методами научного анализа позволили П. глубже, чем другим марксистам, понять сущность происходящих в России процессов и выступить с рядом предупреждений и прогнозов о перспективах страны в 20 в., к сожалению, оправдавшихся. П. отчетливо представлял вероятные последствия ленинских авантюр и предсказал их закономерный итог — установление в России диктаторского режима.

Великолепный теоретик, П. часто не умел убедить в своей правоте современников и предложить им конкр. программу практич. действий.

Соч.: Соч.: В 24 т. М.;Пг., 1923-27; Искусство и литра. М., 1948; Избр. филос. произведения: В 5 т. М., 1956-58; Философско-лит. наследие Г.В. Плеханова: В 3 т. М., 1973-74; История в слове. М., 1988.

Лит.: Андрузский А.Я. Эстетика Плеханова. Л., 1929; Розенталь М.М. Вопросы эстетики Плеханова. М., 1939; Трофимов П.С. Эстетич. взгляды Плеханова. М., 1956; Николаев П.А. Эстетика и лит. теории Г.В. Плеханова. М., 1968; Лифшиц М. Г.В. Плеханов: Очерки обществ, деятельности и эстетич. взглядов. М., 1983;

Бережанский А.С. Г.В. Плеханов: от народничества к марксизму. Воронеж, 1990.

Б. В. Кондаков

ПОВСЕДНЕВНОСТЬ, повседневная жизнь — процесс жизнедеятельности индивидов, развертывающийся в привычных общеизвестных ситуациях на базе самоочевидных ожиданий. Социальные взаимодействия в контексте П. зиждутся на предпосылке единообразия восприятия ситуаций взаимодействия всеми его участниками. Другие признаки повседневного переживания и поведения: нерефлективность, отсутствие личностной вовлеченности в ситуации, типол. восприятие участников взаимодействия и мотивов их участия. П. противопоставляется: как будни — досугу и празднику; как общедоступные формы деятельности — высшим специализир. ее формам; как жизненная рутина — мгновениям острого психол. напряжения; как действительность — идеалу.

Существует огромное количество филос. и социол. трактовок П.; в них, как правило, проводится прямо или косвенно негативная оценка феномена. Так, у Зиммеля рутина П. противопоставляется приключению как периоду наивысшего напряжения сил и остроты переживания; момент приключения как бы изымается из П. и становится замкнутым, на самого себя ориентированным фрагментом пространства-времени, где действительны совсем иные, чем в П., критерии оценки ситуаций, личностей, их мотивов и т.д. У Хайдеггера П. отождествляется с существованием в “das Man”, т.е. считается неаутентичной формой существования.

В совр. марксистской теории П. играет двоякую роль. С одной стороны, у Маркузе в его противопоставлении культуры как праздника, творчества, высшего напряжения духовных сил, с одной стороны, и цивилизации как рутинной технизированной деятельности — с др., П. оказывается на стороне цивилизации. Ей, в конечном счете, предстоит быть превзойденной в высшем творч. диалектич. синтезе. С др. стороны, у А. Лефевра П. выступает как подлинный локус творчества, где создается как все человеческое, так и сам человек; П. — это “место дел и трудов”; все “высшее” в зародыше содержится в повседневном и возвращается в П., когда хочет доказать свою истинность. Но это в идеале. П. исторична и в своем истор. существовании переживает состояние отчужденности, к-рое проявляется в “оповседневливании” высокой культуры и стиля, в забвении символов и замене их на знаки и сигналы, в исчезновении общины, ослаблении влияния сакрального и т.д. Ставится задача “критики повседневной жизни”, к-рая мыслится как средство “реабилитации” П., т.е. восстановления роли П. как посредника и “соединителя” природы и культуры в непосредственности человеч. жизни. Так же — как инстанция-посредник между природой и культурой — трактуется П. в работах А. Хеллер; с ее т.зр., в П. происходит реализация насущных потребностей человека, к-рые при этом приобретают культурную форму и значение. Ни Лефевр, ни Хеллер, в отличие от Маркузе не ставят задачу диалектич. “снятия” П. Они ставят задачу возвращения в П., нового обретения мира П., в к-ром человеч. взгляды и действия ориентировались бы не на абстр. и анонимные институты, а обрели бы прямо ощутимый человеч. смысл. Фактически речь идет о “возвращении” в жизненный мир.

Согласно Гуссерлю, отцу идеи “жизненного мира”, к-рый он называл также “миром “П.”, жизненный мир есть мир опыта живого деятельного субъекта, в к-ром субъект живет в “наивно-естеств. непосредственной установке”. Жизненный мир, по Гуссерлю, — культурно-истор. мир. Гуссерль исходил из опыта изолированного субъекта, некоторые его последователи перенесли центр тяжести анализа на обществ, и конкретно-истор. ситуацию, на “социальную конструкцию” повседневного мира. Именно эта феноменологич. трактовка П.

была развита А. Шюцем и его последователями, в частности П. Бергером и Т. Лукманом. Шюц переосмыслил идею У. Джеймса относительно “миров опыта”, превратив джеймсовские “миры” в “конечные области значений”, к-рые конечны в том смысле, что замкнуты в себе и переход из одной области в другую невозможен без особого усилия и без смыслового скачка, перерыва постепенности. Одной из конечных областей значений, наряду с религией, игрой, научным теоретизированием, душевной болезнью и т.д., является П. Каждой из конечных областей значений свойствен особый когнитивный стиль. Шюц выделяет шесть особых элементов, характеризующих когнитивный стиль П.: активная трудовая деятельность, ориентированная на преобразование внешнего мира; epoche естественной установки, т.е. воздержание от всякого сомнения в существовании внешнего мира и в том, что этот мир может быть не таким, каким он является активно действующему индивиду; напряженное отношение к жизни (attention a la vie, говорил Шюц вслед за Бергсоном); специфич. восприятие времени — циклич. время трудовых ритмов; личностная определенность индивида; он участвует в П. всей полнотой личности, реализующейся в деятельности; особая форма социальности — интерсубъективно структурированный и типизированный мир социального действия и коммуникации. По Шюцу, П. — лишь одна из конечных областей значений. В то же время он именует П. “верховной реальностью”. “Верховность” объясняется деятельной природой П. и ее закрепленностью в телесном существовании индивида. Все другие реальности можно определять через П., ибо все они характеризуются по сравнению с П. к.-л. рода дефицитом (отсутствием компонента деятельности, изменяющей внешний мир, неполнотой личностной вовлеченности и т.д.).

Типол. структуры П. (типич. ситуации, типич. личности, типич. мотивы и т.д.), как они детально анализируются Шюцем в др. работах, представляют собой репертуар культурных моделей, используемых повседневными деятелями. П., в шюцевском социально-феноменолог. понимании, есть существование культуры в ее инструментальном смысле. Не случайно пафос социально-феноменологич. видения мира П. был усвоен т.н. новой этнографией (Фрэйк, Стюртевант, Псатас и др.), ставящей своей целью постижение культуры из перспективы автохтонов, причем вершиной такого постижения является усвоение этнотеории, состоящей в совокупности повседневных классификаций. В своем развитии новая этнография стремится соединить анализ П. как культурно-специфич. мира переживаний и смыслов с изучением мира П. традиционно научными, т.е. позитивистскими методами. Еще дальше в направлении реализации феноменологич. подхода к анализу П. идет этнометодология Г. Гарфинкеля, анализирующая процесс конструирования мира П. как процесс, состоящий в интерпретационной деятельности самих участников повседневных взаимодействий.

Лит.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социол. знания. М., 1995; Ионин Л.Г Социология культуры. М., 1996; Schutz A. Collected Papers. V. 1-3. The Hague, 1962-66; Understanding Everyday Life. /Douglas J. (ed). ChL, 1970; Schutz A., Luckman T. Strukturen der Lebenswelt. Neuwied; Darmstadt, 1975; Alfred Schutz und die Idee des Alltags in den Sozialwissenschaften. / Hrsg. von W.M. Sprondel und R. Grathoff. Stuttg., 1979.

Л.Г. Ионин

ПОЛИМОРФИЗМ КУЛЬТУРЫ - множественность форм культуры, многообразие; чем сложнее об-во, тем значительнее дифференциация присущих ему ценностей, что создает П.к., не сводимый к к.-л. однозначным характеристикам. Это многообразие имеет несколько источников: социальная разнородность об-ва (элита —- народ: дворянство; духовенство; крестьяне; город; деревня и т.д.), соответственно и его культурное разнообразие; различие в содержании каждого социокультурного компонента (разные элиты, разные этнич. группы, конфессии, страты и т.д.); функциональное различие ценностей по уровням и сферам.

Символич. выражением такого расхождения для европ. культуры эпохи Возрождения и Реформации стала формула “дворец, собор, костер”. Известная метафорич. формула русскую культуру определяет как “икону и топор” (Д. Биллингтон), японскую — “хризантему и меч” (Р. Бенедикт), а филиппинскую — “сампагита (местный цветок), крест и доллар” (И.В. Подберезский).

Известны практич. оппозиции, часто встречающиеся в жизни и получившие разработку в философии и социологии: быть-иметь, работа-досуг, богатство-солидарность, наука-мораль и т.д. Эти оппозиции по-разному распределяются в зависимости от социальной принадлежности индивида, от типа культуры или от характера функциональной деятельности. Культивирование досуга — в большой степени привилегия богатых и знатных, а солидарность имеет более высокий статус, чем “бессердечный капитал” в среде с устойчивой религ. регуляцией. Когда эти различия переносятся в идейную сферу, возникает острая идеол. борьба “трудящихся” против “праздных”, “мира” против “кулаков” (или “кровопийц”), “высокой человеч. морали” против “бесчеловечной науки и техники” и т.д.