Культурология. XX век. Энциклопедия 15 страница

В США гегельянская тенденция, впервые представленная сент-луисской школой во главе с У.Т. Харрисом, находилась в опр. зависимости от эволюции, совершаемой англ. сторонниками учения Гегеля. У таких мыслителей, как Боун и Ройс, Н. оказалось моментом на пути от гегельянства к персонализму; причем, в лице Ройса амер. Н. оказало обратное влияние на англ. Н., ускорив аналогичную эволюцию, наметившуюся в нем. В филос. развитии Ройса были отчасти воспроизведены, отчасти предвосхищены и др. идеи англ. Н. Идея “духовного общения”, так же как и в англ. Н., оказалась одной из итоговых идей Ройса, получив, однако, у него более абстрактную, метафизич. и теологич. формулировку.

В Голландии Н., на первом этапе развития связанное с именем блестящего популяризатора гегелевского учения Болланда, было наиболее традиционным. Традиц. подход к философии Гегеля и истолкование ее в религ. духе сближает болландовский вариант Н. с “правым” гегельянством 30-40-х гг. 19 в. в Германии. После смерти Болланда (1922) его ученики Хейзинга, Вас Нуньес и др. организовали Болландовское об-во — филос. “общину”, пытавшуюся осуществить на практике принципы подлинно человеч. общения, истинного “гемайншафта”, проблему к-рого заострил один из основоположников нем. социологии Ф. Теннис.

В Италии Н. имело двойств, характер, нашедший свое выражение в многолетней полемике двух его основоположников — Кроче и Джентиле. Размежевание внутри итал. Н. имело не только специфически философский характер; по мере радикализации итал. полит. жизни, оно усугублялось противоположностью решения социальных проблем: бурж.-либерального (Кроче) и тоталитарного антибурж. (Джентиле). Если Кроче стремился различать “необходимое подчинение индивидов Целому” (т.е. гос-ву) и способность тех или иных гос. (“авторитарных”) форм гарантировать “эффективный подъем” морального уровня граждан (иными словами, пытался сохранить критич. позицию по отношению к фашистскому гос-ву), то Джентиле, выступая апологетом “тотального гос-ва” Муссолини, целиком отождествлял военно-полит. мощь с нравств. ценностью гос-ва. Кроче выдвигает на первый план объективистские, рационалистич. и этич. моменты своей филос. концепции, чтобы преодолеть релятивистские тенденции, таившиеся в джентилеанском “активизме” и “абсолютном историцизме”, обосновать теор. позиции, обеспечивающие возможность занять критическую позицию по отношению к тоталитарному гос-ву. Джентиле, напротив, развивает именно субъективистские (феноменалистич.) и иррационалистич. (мистич.) тенденции своей философии, доходя до полного релятивизма в своей апологетике “факта как факта” и “акта как акта”. “Хаотичной и неясной религии фашизма”, к-рую прославлял Джентиле в “Манифесте мыслителей-фашистов” (1925), Кроче противопоставляет “старую веру”: любовь к правде, стремление к справедливости, интеллектуальное рвение и защиту свободы как “силы и залога всякого прогресса”. “Тотальному” подчинению личности гос. целому и “растворению” индивида в полит. истории Кроче противопоставляет теперь “этико-полит.” концепцию истории, как истории людей, стремящихся к своему моральному совершенствованию, к-рое неотделимо от совершенствования всего человечества; пружину истор. процесса Кроче видит в “нравств. воле”, понятой как сознание свободы и как воля к свободе; свобода, т.о., оказывается единств, творч. силой истории, ее истинным субъектом и высшим идеалом человека.

В Германии Н. выросло из социально-экон. предпосылок, во многом аналогичных тем, что питали итал. Н. Представители нем. Н., тяготевшие к проблематике философии культуры, философии истории, гос-ва и права, разделили в общем истор. судьбу неогегельянцев в Италии: приход национал-социализма к власти в Германии вызвал полит, раскол, за к-рым последовало и теор. разложение нем. Н., усугубленное (и ускоренное) тем обстоятельством, что оппозиционно настроенные неогегельянцы в большинстве своем были вынуждены эмигрировать из Германии. Однако теор. развитие нем. Н. существенно отличалось от эволюции итал. Н., вследствие различия филос. традиций. Нем. Н. возникло из реакции на методол. формализм гносеологии неокантианства, а также из осознания неспособности последнего объединить в целостном мировоззрении теорию познания и философию истории (философию культуры), науки о природе и науки о духе.

На рубеже 19 и 20 вв. к выводам, вплотную подводящим к Н., пришли виднейшие теоретики неокантианства, в особенности его марбург. школы, к-рые на новом рефлективном уровне в общем воспроизвели тот же цикл теор. развития, к-рый однажды уже проделала нем. классич. философия, перейдя от кантианства к фихтеанству, а от него к гегельянству. С тем лишь отличием, что на последнем этапе это было уже Н. (В этом смысле был особенно показателен поворот “позднего П. Наторпа” к Гегелю.)

Опр. роль в формировании нем. Н. сыграл Дильтей, выпустивший в 1905 книгу о молодом Гегеле. Он стремился доказать, что взгляды Гегеля в период, предшествующий написанию “Феноменологии духа”, могут быть истолкованы как “мистич. идеализм”. На этом основании Дильтей дополняет тенденцию к объединению гегелевской и кантовской традиций, возникшую в неокантиан-

стве, попыткой “укоренить Гегеля в русле нем. романтизма и иррационализма, связав его с Ф. Шлегелем и Шлейермахером и поставив его миросозерцание в зависимость от шеллингианства.

Объединение двух этих ветвей нем. классич. традиции (кантовско-фихтевской и шиллеровско-шеллин-говской) в неогегельянском синтезе происходит в период Первой мир. войны. В Германии получает распространение идея единства теор. основ герм. культуры, концепция “единого потока” нем. идеалистич. философии, завершающегося Гегелем — духовным отцом герм. культуры и всей кайзеровской Германии. Эта концепция открывала путь к толкованию неогегельянской тенденции как “синтетической”.

Однако возникшее из разнообр. филос. устремлений нем. Н. не сложилось в целостное образование, и признанные лидеры нем. Н. продолжали сохранять тесные связи с разноречивыми и нередко полемизирующими филос. течениями, в лоне к-рых они сформировались. Ученик баденца Риккерта Р.Кронер искал в “обновленном” гегельянстве решение той проблемы соотношения “рационального” и “иррационального”, к-рая была “задана” баденским неокантианством; он представлял в нем. Н. тенденцию к преодолению методол. формализма неокантианства путем “сочетания” последнего с иррационалистич. мотивами. Гегель был для Кронера мыслителем, к-рый сумел решить проблему “иррационального”, включив иррац. содержание “жизни” в структуру логич., точнее диалектич., понятия, превратив, тем самым, диалектику в “иррационализм, сделанный методом”. Ученик Дильтея Глокнер, издатель соч. Гегеля и признанный лидер нем. Н., доводит иррац. тенденцию в теории познания до растворения гносеол. проблематики в эстетической. Следуя за своим учителем, Глокнер выводит “истинное содержание” гегелевской философии из традиции, ведущей от кантовской “Критики способности суждения”, а не “Критики чистого разума”; причем этим “истинным содержанием” Глокнер считает синтез “рац. рассудочности” и “иррац. духовного содержания”. Глокнер полагает, что лишь тот филос. метод, для к-рого “рационально-иррац. совместность” является фундаментальной, может привести к адекватному постижению истор. образований — всегда индивидуальных и неповторимых и потому непостижимых чисто логич. средствами.

Определяющую роль в нем. Н. играла проблематика философии истории, философии культуры и особенно гос-ва и права, к-рую разрабатывали Т. Геринг, Т. Литт, Ю. Биндер, а также Ф. Розенцвейг, Ф. Блашке, Г. Геллер и др.

В России Н. возникло, с одной стороны, на филос. почве позднешеллингианской традиции, к-рую развивали представители рус. идеализма и мистицизма 19 в. (начиная Хомяковым и Киреевским и кончая Вл. Соловьевым) и к-рая выступила в 20 в. в форме рус. идеал-реализма и интуитивизма (С. Трубецкой, Франк, Лосский, Эрн и др.). С др. стороны, оно явилось конечным результатом эволюции, проделанной рус. “легальными марксистами” (П. Струве, Бердяевым, Булгаковым), к-рые от марксизма через неокантианство шли в направлении к Н.

Наиболее последовательным неогегельянцем, избежавшим влияния марксизма, был рус. неогегельянец И. Ильин — автор ряда работ о Гегеле, к-рые были резюмированы в 2-томном исследовании “Философия Гегеля как учение о конкретности бога и человека” (М., 1918); он стремился вслед за теоретиками рус. интуитивизма сочетать религ.-филос. традицию, идущую от Соловьева, и новейшие, прежде всего гуссерлианские, веяния, идущие с Запада. Эти разнородные филос. устремления Ильин считал возможным слить в “обновленном” гегелевском учении, гл. обр. на основе нового истолкования самой структуры спекулятивного мышления, к-рое он интерпретирует как сплав мышления и созерцания, как одновременно логич. и мистич. акт. Развитие этой т.зр. привело Ильина к разновидности “философии откровения”; в этом смысле он несколько предвосхитил эволюцию, проделанную впоследствии Кронером.

Под влиянием кризиса либерализма на Западе рус. либеральная гос.-правовая мысль (в одном из своих ответвлений) также обнаружила тенденцию к переходу от неокантианства к Н. Эта тенденция, выразившаяся в попытке сочетать кантовскую и гегелевскую постановки вопроса о гос-ве и праве, вырисовалась уже в работе Новгородцева “Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве” (М., 1901).

Во Франции Н. получило распространение значительно позже, чем в других европ. странах, в связи с антинем. настроениями, господствовавшими в период с 70-х гг. 19 в. по перв. четв. 20 в. Начало проникновения идей Н. во Франции можно датировать 1929 — временем публикации дис. Ж. Валя “Несчастье сознания в философии Гегеля”. Валь пытался истолковать всю гегелевскую философию в аспекте проблематики “несчастного сознания”, к-рой посвящен один из разделов “Феноменологии духа”; он был также одним из тех интерпретаторов этого гегелевского труда, к-рый обратил внимание исследователей на концепцию господско-рабских отношений, лежащих в основе гегелевского понимания генезиса социальности. В целом же Н. у Ж. Валя интерпретация Гегеля отмечена печатью психологизации и экзистенциализации гегелевского учения. Причем именно эти два ракурса рассмотрения гегелевского учения приблизили его к уровню и особенностям восприятия франц. филос. публики, находившейся под сильным впечатлением философии жизни А. Бергсона. Свидетельством растущей популярности гегелевской философии во Франции начиная с сер. 30-х гг. был большой интерес к лекциям Кожева о Гегеле (1933-39), в центре к-рых — религ. и феноменологич. проблематика философии Гегеля, причем гегелевская диалектика предстает как метод, применимый исключительно к сфере “человеч. существования”, истолкованного под углом зрения гегелевской диалектики взаимоотношений господина и раба. Эта тематика стала доминирующей в социологич. экзистенциализме Ж.-П. Сартра, к-рый

вместе с Мерло-Понти, Ипполитом, Ароном, Фессаром и др. — был в числе слушателей Кожева. Все они способствовали впоследствии распространению экзистенциалистски “обновленных” гегелевских идей в разл. сферах франц. философии, социологии и теологии. Так вступающее в тесный союз с экзистенциализмом, франц. Н. укореняется в обществ, сознании стремительно “левеющей” интеллигенции. Этой ее “гегельянизации” способствовали переводы на франц. яз. “Феноменологии духа” (1939) и “Философии права” (1941).

Лит.: Ильин И. О возрождении гегельянства // Рус. мысль [отд. З]. 1912. № 6; Лифшиц М. Судьба литературного наследства Гегеля. (К столетию со дня смерти философа) //Лит. наследство. М., 1932. Т. 2; Аббате М. Философия Бенедетто Кроче и кризис итальянского общества. М., 1959; Давыдов Ю.Н. Борьба вокруг “Феноменологии духа” в современной буржуазной философии // ВФ. 1959. № 2; Он же. Критика иррационалистических основ гносеологии неогегельянства // Современный объективный идеализм. М.. 1963; Гарэн Э. Хроника итал. философии XX в. (1900-1943). М., 1965; Богомолов А.С. Англ. буржуазная философия XX века. М., 1973; Кузнецов В.Н. Франц. неогегельянство. М., 1982; Lasson G. Was heisst Hegelianismus? В., 1916; Kroner R. Von Kant bis Hegel. Bd. 1-2. Tub., 1921-24; Idem. Hegel zum 100. Todestage. Tub., 1932; Glockner Н. Der Begriffin Hegels Philosophic. Tub., 1924; Levy Н. Die Hegel-Renaissance in der deutschen Philosophie mit besonderer Berucksichtigung des Neukantianismus. Charlottenburg, 1927; Wahl J. Le Malheur de la conscience dans la philosophie de Hegel. P., 1929; Kojeve A. Introduction a la lecture de Hegel. P., 1947; Litt Th. Hegel. Versuch einer kritischen Emeuerung. Hdlb., 1953; Hyppolite J. Logique et existence. P., 1953; Idem. Etudes sur Marx et Hegel. P., 1955.

Ю.Н.Давыдов

НЕОКАНТИАНСТВО - господствующее течение филос. мысли Германии втор. пол. 19 — перв. четв. 20 в., решавшее осн. вопросы философии путем нового истолкования учения Канта. Возникнув и утвердившись в Германии, затем в Австрии и Швейцарии, Н. распространилось в России (Введенский, Гессен, Лапшин и др.), Франции (TI1. Ренувье, О. Гамелен, Л. Брюнсвик и др.), др. странах. Н. оказало влияние на взгляды нескольких поколений европ. философов, ученых, деятелей культуры и политики, сформировав у них характерное понимание человеч. познания, отношения между философией и наукой, а также соответ. видение природы и культуры, об-ва и истории.

Н., с т.зр. социологии науки, — университетско-академич. движение в Германии в 1850-80 гг., связанное с историей развития нем. ун-тов. Интерпретация философии Канта служила своего рода идеол. орудием в стремлении профессуры отстоять автономность ун-тов в гос-ве, полит, нейтральность (с либеральным уклоном) в об-ве и толерантность со стороны церкви. При этом многие из тех, кто в 1860-1900 гг. внес свой вклад в неокантианское движение, не были или не считали себя “неокантианцами” (напр., Э. Арнольд, Г. Ромундт, Ф. Шульце, И. Витте, К. Фишер, Р. Ойкен, К. Гюттлер, И. Ремке, X. Зигварт, К. Штумпф и др.), или даже относились к оппонентам Н., критиковавшим его с позиции гегельянства, позитивизма, филос. пессимизма Шопенгауэра, Э. ф. Гартмана, других течений (напр., Э. Лаас, Т. Циглер, К. Геринг, Г. Вольф, Ф. Йодль, П. Дойссен, Ю. Бауманн, Дилыпей, Ф. Брентано, Я. Фрошаммер, К. Шааршмидт, Р. Зейдель, Г. Ульрики и др.). С 80-х гг. 19 в. до начала Первой мир. войны Н. во все возрастающей мере влияет на культурные и полит, процессы в Германии и др. странах, становясь филос. фундаментом для ревизионизма идеологов II Интернационала (М. Адлер, Э. Берн-штейн, К. Форлендер и др.) и связанных с ним полит. партий и групп.

Историография Н. представляет собой сплетение множества “историй Н.”, написанных с позиций разных направлений философии, в первую очередь с позиций школ и течений, имевшихся внутри самого Н. Первыми крупнейшими историками Н. были неокантианцы Виндельбанд, Г. Файхингер, Кассирер.

В эволюции Н. выделяют три осн. периода: 1) раннее, или физиол., Н.; 2) классич. Н.; 3) позднее Н. К представителям раннего, или физиол., Н. относят прежде всего Ф.А. Ланге и О. Либмана. Классич. Н. датируют с 70-х гг. 19 в. до 1914, причем его наибольший расцвет приходится на 1890-1910 гг., когда Н. завоевало прочные позиции в университетско-академич. среде Германии и начало распространяться в соседних странах. Внутри него выделяются два наиболее влият. направления: марбург. школа (Г. Коген, П. Наторп, Кассирер) и юго-западно-герм., или баденская, или фрейбургская, школа (Виндельбанд, Риккерт, Г. Кон, Э. Ласк). Третье, менее влият. направление — неокритицизм, или неокантианский реализм — представляют А. Риль, О. Кюльпе, Э. Бехер. Для позднего Н. характерен отход от первоначальных идейных установок (напр., Наторп в своей последней работе 1912, Кассирер с начала 20-х гг., поздний Риккерт и др.).

Различают также Н. в узком и широком смысле. К первому относят вышеуказанные направления, кроме реалистического. К Н. в широком смысле относят помимо всех перечисленных выше направлений также психологическое, развивавшее взгляды Я. де Фриза и его школы (Л. Нельсон). Однако за рамками любой типологии Н. всегда остаются те или иные видные представители Н., о к-рых вследствие этого забывают. К числу последних относятся, напр., И.Б. Мейер, Ф. Убервег, Ф. Паульсен, Б. Эрдманн, И. Фолькельт, Г. Мюнстерберг, А. Либерт и др.

Наиболее заметный след в истории филос., социол. и культурологич. мысли оставили марбург. и фрейбург. школы. Их общие мировоззренч. установки нашли выражение в истолковании (“критике”) учения Канта с позиций более последоват. идеализма. Гл. достижением Канта они считали мысль, что формы наглядного созерцания (пространство и время) и формы рассудка (ка-

тегории) суть функции познающего субъекта, а главным заблуждением — признание объективно существующей, хотя и непознаваемой “вещи в себе”. Последняя была объявлена ими “предельным понятием опыта”, “задачей чистого мышления”, т.е. продуктом рац. мыслит. деятельности познающего субъекта. Фактич. отказ от “вещи в себе” в кантонском понимании привел Н. к отрицанию онтологии с позиций рационалистич. гносеологизма: активность мышления стала рассматриваться как источник априорных сущностных определений самого бытия и одновременно — как деятельность по конструированию человеч. культуры.

Вынужденное считаться с критерием объективности познания, Н. обосновывало его на пути трансцендентализма. Обе школы отмежевывались, с одной стороны, от “метафизики” объективного идеализма (прежде всего — Гегеля), с др. — от “психологизма” субъективно-идеалистического толка. Марбург. школа исходила при этом из “трансцендентально-логич.” толкования учения Канта. Она утверждала примат “теор.” разума над “практическим” и разрабатывала “трансцендентальный метод” как “логику чистого познания”. Фактически ею строился метод интерпретации “фактов культуры”, “заданных” в сферах научного познания, морали, искусства, религии,права.

Фрейбург. школа исходила из “трансцендентально-психол.” истолкования учения Канта. Она утверждала примат “практич.” разума над “теоретическим”, доказывала трансцендентальный статус “ценностей”. Последний обосновывался тем, что ценности хотя и не существуют эмпирически, но зато реально “значат”.

На базе трансцендентализма обе школы Н. строили культурфилос. концепции, ядро к-рых составляла детально разработанная методология исследования культуры, охватывавшая как “науки о природе” (естествознание), так и “науки о духе” (гуманитарное знание). Поздний Кассире? и баденская школа утверждали методич. автономность обеих. Для “наук о природе” характерен номотетич. (генерализирующий) метод, ориентированный на установление законов. Для “наук о духе”, или истор. наук — идиографич. (индивидуализирующий) метод, ориентированный на установление данных во времени и неповторимых в своей индивидуальности событий действительности. Но если для баденской школы звеном, связующим обе научные сферы, был субъект познания, либо относящий познаваемый предмет к априорным ценностям (в истор. науках), либо нет (в естеств. науках), то Кассирер усматривает всеобщий принцип опосредствования в символич. функции сознания, выражающейся в символизации, обозначении.

Пришедшие на смену Н. новые филос., социол. и культурологич. течения — феноменология, экзистенциализм, филос. антропология, социология знания, понимающая социология, формальная социология и др. — не отбросили Н., а выросли на его почве, вобрав в себя наиболее важные идейные разработки неокантианцев. Об этом свидетельствует тот факт, что общепризнанные основоположники указанных течений (Гуссерль, Хайдеггер, Шелер, Мангейм, М.Вебер, Зиммель и др.) прошли в молодые годы через школу Н.

Лит.: Виндельбанд В. История новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками. Т. 1-2. СПб., 1902-1905; Он же. Избранное. Дух и история. М., 1995; Он же. Философия культуры и трансцендентальный идеализм // Культурология. XX век: Антология. М., 1995; Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий. СПб., 1903; Он же. Введение в трансцендентальную философию: Предмет познания. Киев, 1904; Он же. Философия истории. СПб., 1908; Он же. Науки о природе и науки о культуре. СПб., 1911; Он же. Философия жизни. Пг., 1922; Кассирер Э. Познание и действительность. Понятие о субстанции и понятие о функции. СПб., 1912; Он же. Философия символич. форм. Введение и постановка проблемы // Культурология. XX век: Антология. М., 1995; Наторп П. Кант и марбургская школа // Новые идеи в философии. Сб. 5. Теория познания. II. СПб., 1913; Богомолов А.С. Нем. бурж. философия после 1865 г. М., 1969; Кант и кантианцы. М., 1978; Cohen H. Kants Theorie der Erfahrung. В., 1871; Windelband W. Die Erkenntnisslehre unter dem volkerpsychologischen Gesichtspunkte // Zeitschrift fur Volkerpsychologie und Sprachwissenschaft. В., 1874. Bd. 8, Н. 2; Idem. Geschichte der neueren Philosophie in ihrem Zusammenhang mit der allgemeinen Kultur und den besonderen Wissenschaften. Bd. 1-2. Lpz., 1904; Natorp P. Forschungen zur Geschichte des Erkenntnisproblems im Alterthum. В., 1884; Rickert H. Der Gegenstand der Erkenntnis. Ein Beitrag zum Problem der philosophischen Transcendenz. Freiburg, 1892; Cassirer E. Substanzbegriff und Funktionsbegriff. Untersuchungen uber die Grundfragen der Erkenntniskritik. В., 1910; Idem. Das Erkenntnisproblem in der Philosophic und Wissenschaft der neueren Zeit. Bd. 1-4. В., 1920-1957; Idem. Philosophic der symbolischen Formen. Bd. 1-3. Darm., 1980-85; Idem. An Essay on Man. New Haven; L., 1944; Idem. The Myth of the State. New Haven, 1946; Koehnke K.Ch. Entstehung und Aufstieg des Neukantianismus. Die deutsche Universitatsphilosophie zwischen Idealismus und Positivismus. Fr./M., 1986.

А.И. Малинкин

НЕОКЛАССИЦИЗМ (др. назв. - неоклассика) -направление в европ. худож. культуре, сложившееся в к. 19 — нач.20 в. и отличавшееся постоянным обращением к античной культуре как смысловому пространству своего самоосуществления.

В отличие от классицизма как большого стиля 18-19 вв. или “классицизма” эпохи Возрождения, Н. рассматривает античность не как культурный идеал или стилевой эталон, но как материал для символизации ассоциативных вариаций и деконструкций при отражении сугубо совр. социокультурных и интеллектуальных проблем. Сюжеты и герои античных мифов, архитектурные и пластич. формы античного искусства, обобщенные

представления об античной культуре и цивилизации в контексте мировой истории выступают в Н. как условный код совр. культурных рефлексий, архетипич. “каркас” художественно-филос. аллюзий 20 в., культурно-истор. “фон” (контекст) решения “вечных” проблем в стремительно и трагедийно меняющемся мире совр. культуры и цивилизации.

Н. можно рассматривать как дань европ. культуры 20 в. обобщенному “гуманитарному образу” греч. классики, веками выступавшей как непреходящий образец для последующих худож. направлений и культурных эпох. Интерес к античности активизировался обычно в периоды, когда на первый план в культуре выходило тяготение к мере и типизации, свойственное классич. мировосприятию как проявление неких всеобщих объективных законов, “схваченных” художниками и мыслителями. Разл. эпохи искали и находили в античной культуре нечто близкое собственному мировосприятию, пытаясь т.о. глубже вникнуть в свои тайны. Однако только в 20 в. реалии совр. культуры находились в таком вопиющем противоречии всем представлениям о мере и типичности, что их парадоксальное сопоставление с античностью не могло не обретать смысла трагич. иронии, гротеска, оксюморонности (ср. Улисс у Джойса, Дионис у Ницше и его последователей, Эдип у Фрейда, Сизиф у Камю, Орфей у Маркузе, кентавр у Апдайка и т.д.).

В 20 в. традиц. отношение к античности как к идеалу лишь частично возрождается. Интересно сравнить модификацию этого идеала, напр., в сознании Т. Манна с концепциями нем. классицизма. Если для Лессинга, Гёте, Шиллера и других Эллада была тайной всего человечества, выражением общепланетарной, даже вселенской “природы” и “сущности”, пришедшей к самой себе (Шиллер), то для поколения Т. Манна уже само собой разумеется, что Эллада — это тайна Европы (или, точнее, “Запада”). То, что было “детством человечества” для просветителей, в 20 в. стало “молодостью Европы”, маленькой части раздвинувшего свои границы света. Универсализм и обобщенность восприятия античности, этого “чужого прошлого” локализуется и дифференцируется. “Европа” Т. Манна представляет собой “традицию либерального гуманизма, взирающего на демокр. Афины как на свою прародину”. Не случайно античная мифология в художественно-филос. рефлексиях 20 в. причудливо переплетается с библейской, вост., афр., амер. и новоевропейской (Т. Манн, Г. Гессе, Ф. Кафка, У. Фолкнер, Г. Миллер, Н. Саррот, Акутагава Рюноскэ, Кобо Абэ, X. Борхес, X. Кортасар, Гарсия Маркес, Л. Мештерхази и др.). В этом плюралистич. культурном контексте античность лишалась ореола единственности, а классич. узнаваемые формы культурного эталона размывались и переосмыслялись в новом смысловом контексте.

Обращение к античности создавало возможность Н. реализовать идею интегрального стиля культуры и мировоззренч. универсализма; при этом античные образы, сюжеты, мотивы, как и сама воссоздаваемая атмосфера античности (“дионисийство”, “аполлонийство” и т.п.) выступали как условные коды культуры, транспонировавшие современность и вечность. Таковы реинтерпретации античных образов, сюжетов, идей в пьесах Ж. Жироду, Ж. Ануя, Сартра, в художественно-филос., мифопоэтич. мышлении Ницше и Хайдеггера, Валери и Камю, в поэтич. творчестве Рильке, Сен-Жон Перса, Д. Томаса.

Худож. направлением перв. четв. 20 в., когда элементы “гуманитарного разума” (термин B.C. Библера) проявились наиболее отчетливо и последовательно, явился Н. Несмотря на то что большая часть призывов и деклараций его осталась “гласом вопиющего в пустыне”, почву для всякого рода медитаций и рефлексий культур философски настроенным умам давали, в основном, неоклассич. произведения, хотя предпосылки для такой интерпретации исторически удаленных культур дал символизм. В разных формах данное течение затронуло нац. культуры всех стран Европы. В Германии, Франции, Италии, России Н. имел свои индивид. особенности, нередко ярко-своеобразные и в художе-ственно-эстетич., и в философско-интеллектуальном плане. Общим же для разл. нац. традиций в феномене Н. было то, что античная культура становится тем метафизич. и метаистор. пространством, в к-ром воплощается пафос одновременности разновременных этапов, диалог культурных эпох, традиций и стилей. Культура понимается ее творцами как общение культур, в том числе исторически удаленных друг от друга. При этом в Н. мы находим лишь отголоски классич. мировосприятия и его сознат. модернизацию (оно само становится мифом). Это связано с тем, что Н. формируется не без влияния модернизма, в к-ром главное — переосмысление классики, полемич., подчас демонстративное отталкивание от нее. И с категорией Красоты (в классич. ее понимании), и с классич. античностью, и с ближайшей классикой 19 в. модернизм связан по принципу отрицания (пересмотра традиций, реинтерпретации наследия, демонстративного новаторства). Н. во многом усваивает дискурс модернизма, делая акцент на утверждение классики (хотя и в переосмысленном, реинтерпретированном виде).

Диапазон античных реминисценций в Н. чрезвычайно широк. Он простирался от моды на “греч.” хитоны и прически до гипноза соответствующих идей (увлечение неоплатонизмом и обращение к жанру трагедии, жажда синтеза искусств и аллюзии мифол. сюжетов, персонажей, мотивов); от хореографии А. Дункан до метроритмич. поисков в стихосложении. При разработке античных сюжетов Вяч. Иванова привлекала трагедия титанич. начала; Брюсова, Анненского и Цветаеву — возможности психологизации и аффектации, скрытые в архетипах античной мифопоэтики. Свои трактовки Н. в рус. культуре представляли Врубель и Скрябин, М. Кузмин и Мандельштам, Н. Гумилев и Ахматова.

В 20 в. мы сталкиваемся с интенсивной “ремифологизацией” всей культуры, причем идущей параллельно на нескольких уровнях (худож. творчество, наука, эт-

нография и т.д.). Такие художники, как Джойс, Кафка, Лоуренс, Йитс, Элиот, О'Нил, Кокто, Т. Манн, Маркес, Камю, сознательно обращаются к мифологии — либо как к инструменту худож. организации материала (для Камю и Джойса “миф как прием” особенно характерен), либо как к средству выражения “вечных” ценностей и психол. начал (архетипов).

Уже в эстетике символизма ведущую роль играли ритуальные формы искусства. В театре Анненского, Брюсова, Вяч. Иванова, Ф. Сологуба воссоздаются “жреческие просодии”, “музыкально-пластич. эволюции хора”, завораживающий “заклинательный ритм” магич. сцен, “вакхич. опьянения” и “дионисийные пляски”; все эти характерные черты античного театра — не просто внешняя стилизация др.-греч. культуры или буквальная реставрация формы античной трагедии (конкр. античные формы символисты весьма свободно переосмыливали), а худож. средства, через воздействие на эмоц. состояние зрителей и читателей добивающиеся преодоления границ реальности, экстатич. освобождения духа. В “новом театре мистич. драмы” (Г. Чулков) Вяч. Иванов ставил целью достижение эстетич. катарсиса — соборного “очищения страстей” публики (олицетворяющей человечество) посредством переживания ею аффектов, аналогичных тем, что вызывала quasi-греч. драма, ее образно-символич. язык. “Свет античности” изменял смысл лирики, эпич. жанров, философско-культурологич. эссе, публицистики символистов, исподволь способствуя становлению феномена Н., тяготеющего к совмещению прошлого и будущего в бесконечности настоящего, к синхронизации, пространств, истолкованию времени и истории (Л. Баткин). В искусстве 20 в. возникает иллюзия, будто творч. ум преодолевает истор., линейное время. Античность, трактуемая как культурное пространство, в к-ром самоосуществяются искусство, философия, обществ. мысль нач. 20 в., становилась мощным фактором метаистор. мышления, к к-рому тяготели уже символисты. Общий интерес к античному искусству и мифологии в этот период так возрос, что это дало основание говорить об “античном буме рубежа веков”.