Наименование в обыденной речи, публицистической прозе, эпистолярном жанре - в связи с проблемой точки зрения

Необходимо заметить, что смена авторской позиции, формально выражающаяся в использовании элементов чужой речи (в частности, наименований), никоим образом не является исключительным достоянием художественного текста. В равной мере она может присутствовать и в практике повседневного (бытового) рассказа и вообще в разговорной речи; тем самым здесь также могут присутствовать элементы композиции - в том смысле, что говорящий, строя повествование (высказывание), может менять свои позиции, последовательно становясь на точки зрения тех или иных участников повествования или каких-то других лиц, не принимающих участия в действии.

Приведем элементарный пример из практики повседневной диалогической речи.

Положим, лицо X беседует с другим лицом Y о некоем третьем лице Z. Фамилия Z, допустим, «Иванов», зовут его «Владимир Петрович», но X обычно зовет его - при непосредственном с ним общении - «Володей», тогда как Y обыкновенно называет его «Владимиром» (при общении Y и Z); сам же Z может думать при этом о себе как о «Вове» (скажем, это его детское имя).

В разговоре X и Y относительно Z - X может называть Z:

а) «Володей» - в этом случае он говорит о нем со своей собственной точки зрения (точки зрения X), т.е. тут имеет место личный подход;

б) «Владимиром» - в этом случае он говорит о нем с чужой точки зрения (с точки зрения Y), т.е. он как бы принимает точку зрения своего собеседника;

в) «Вовой» - в этом случае он говорит о нем с чужой точки зрения (с точки зрения самого Z) - при том, что ни X, ни Y не пользуются этим именем при непосредственном общении с Z;

г) Наконец, X может говорить о Z и как о «Владимире Петровиче» - несмотря на то, что X и Y в глаза называют его коротким именем. Этот случай не так уж редок (он же может быть и в более простой ситуации, когда и X и Y называют его в глаза «Володей», но тем не менее говорят о нем как о «Владимире Петровиче» - хотя каждый из них и знает о том, как его собеседник называет данного человека). В этом случае X как бы становится на абстрактную точку зрения - точку зрения постороннего наблюдателя (не являющегося ни участником беседы, ни ее предметом), место которого не фиксировано.

д) В еще большей степени последний случай (точка зрения абстрактного наблюдателя, постороннего по отношению к данной беседе) проявляется тогда, когда X называет Z по фамилии («Иванов») - при том, что и X и Y могут быть коротко знакомы с Z.

Все эти случаи реально засвидетельствованы в русской языковой практике⁵.

Совершенно очевидно, что принятие той или иной точки зрения здесь прямо обусловлено отношением к человеку, служащему предметом разговора⁶, и выпол­няет существенную стилистическую функцию.

Подобное же употребление личных имен характерно и для публицистической прозы. Здесь нельзя не вспомнить прежде всего известный случай с именованием Наполеона Бонапарта в парижской прессе по мере того, как он приближался к Парижу во время своих «Ста дней». Первое сообщение гласило: «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан». Второе известие сообщало: «Людоед идет к Грассу». Третье известие: «Узурпатор вошел в Гренобль». Четвертое: «Бонапарт занял Лион». Пятое: «Наполеон приближается к Фонтенбло». И, наконец, шестое: «Его императорское величество ожидается сегодня в своем верном Париже»⁷. (Замечательно, что наименования меняются здесь по мере приближения именуемого объекта к именующему - подобно тому как величина объекта в перспективном опыте обусловлена расстоянием его от позиции наблюдателя.)

Подобный прием вообще в большей или меньшей степени типичен для газетного очерка или фельетона: то или иное отношение к герою проявляется прежде всего в том, как он именуется (в первую очередь - в именах собственных), а эволюция героя отражается в смене наименований.

Интересно обратить внимание также на определенную разницу позиций (по отношению к лицу, о котором идет речь), проявляющуюся в постановке инициалов до или после фамилии. Ср.: «А.Д.Иванов» и, с другой стороны, «Иванов А.Д.»; последнее обозначение - по сравнению с первым - несомненно, свидетельствует о более официальной позиции по отношению к данному лицу.

Очень сходное употребление личных имен находим в мемуарах Эренбурга (на произведениях которого вообще лежит большой отпечаток публицистического стиля). Эренбург, вводя новое лицо, обыкновенно характеризует его положение и указывает его фамилию и инициалы, иными словами, он как бы представляет его читателю. Непосредственно вслед за этим - то есть когда лицо уже представлено - он называет его по имени-отчеству, то есть переходит на тот этап отношений, когда автор и данное лицо стали знакомыми (причем читатель может догадаться, что речь идет об одном и том же лице, только по совпадению имени и отчества с инициалами): «В мае ко мне неожиданно пришел сотрудник "Известий" С.А.Раевский... Стефан Аркадьевич сказал...», «...Я пошел к нашему послу В.С.Довгалевскому... Валериан Савельевич превосходно знал Францию». «Меня разыскал В.А.Антонов-Овсеенко... Владимира Александровича я знал с дореволюционных лет»⁸.

Таким образом Эренбург как бы воспроизводит процесс знакомства, приобщая к нему читателя - помещая читателя на собственные позиции.

Подобное различие точек зрения особенно наглядно в том случае, когда имена, представляющие противоположные точки зрения, сталкиваются в одной фразе. Ср. традиционную форму начала русских челобитных или вообще писем к высокопо­ставленному лицу:

Государю Борису Ивановичу бьет челом твоей государевы арзамаския вотчины села Екшени последний сирота твой крестьянинец Терешко Осипов ⁹.

Здесь в одной фразе противопоставлены точки зрения двух разных людей - отправителя и получателя сообщения (в данном случае: челобитной), причем имя получателя сообщения дано с точки зрения его отправителя, а имя отправителя сообщения дано, напротив, с точки зрения получателя: наименование боярина Бориса Ивановича Морозова дается с позиции отправителя челобитной (его крестьянина Т.Осипова), в наименовании же Терентия Осипова представлена позиция получателя челобитной (Б.И.Морозова).

Такое противопоставление точек зрения отправителя и получателя сообщения является непременным этикетом в подобной ситуации, причем может соблюдаться на всем протяжении челобитной. Ср.:

...а я, холоп, твой человеченка [точка зрения получателя сообщения. - Б. У ], у тебя, государя [точка зрения отправителя сообщения. - Б. У. ], новой, не отписать к тебе, государю [точка зрения отправителя сообщения. - Б. У ], о таком деле не посмел¹⁰

Отметим как особенно характерные для приведенных случаев формы уменьшительности при наименовании отправителя сообщения. Функционально эти формы выступают как этикетные формы вежливости: возвеличивание адресата происходит за счет самоумаления (самоуничижения) адресанта, то есть говорящего или пишущего. (Аналогичный способ образования форм вежливости известен, между прочим, и в других языках, например, в японском и китайском¹¹.)

При этом формы уменьшительности могут распространяться на все вообще относящееся к данному адресанту, то есть происходит в каком-то смысле согласование по уменьшительности¹². С этим непосредственно связано и употреб­ление уменьшительных форм в значении форм вежливости или просьбы в современной русской разговорной речи (ср.: «У меня к вам дельце», «Дайте, пожалуйста, вилочку», «Налейте щец», «Я пройду пешочком?» и т.п.; при этом формы типа «пешочком» или «щец», конечно, не могут иметь значения уменьшительности в собственном смысле (характерно отсутствие уменьшительной формы в именительном падеже у последнего слова и наличие ее только в партитивном «втором родительном», особенно употребительном вообще при обращениях).

Еще пример такого же рода (начало письма опричного думного дворянина Василия Григорьевича Грязного-Ильина царю Ивану IV Васильевичу из крымского плена):

Государю царю и великому князю Ивану Васильевичю всеа Русии [точка зрения отправителя сообщения.- Б. У. ] бедный холоп твои полоняник Васюк Грязной плачетца¹³.

Здесь характерны не только уменьшительная форма собственного имени отправителя письма (Васюк), но и личное местоимение (твои), с несомненностью свидетельствующие об использовании в данном случае точки зрения того, кому адресовано письмо, - Ивана Грозного.

Естественно, здесь следует учитывать еще и определенные социальные нормы наименования, имеющие абсолютный, а не относительный характер, то есть сословное значение того или иного способа наименования (так, полное имя и отчество на -ич в России XVI-XVIII веков являлось честью, на которую не все имели право). Нам, однако, важен в данном случае именно относительный характер наименования, обусловленный местом в процессе коммуникации. Так, когда представитель высшей аристократии обращается к еще более высокому по социальному положению лицу (например, князь к царю), он пишет так же, как пишет простой холоп, обращаясь к своему барину¹⁴; но таким же образом обращается, например, и учитель к отцу своего ученика¹⁵. Путешественник Олеарий специально отмечал, что и русский великий князь, когда обращается к кому-либо, также пользуется уменьшительными именами¹⁶.

Мы можем заключить, следовательно, что рассматриваемая особенность относится к специфике не столько общественного положения адресанта по отношению к адресату (хотя и оно, разумеется, весьма существенно), сколько вообще эпистолярного стиля; иначе говоря, подобное использование разных точек зрения обусловлено здесь требованиями вежливости, принятыми при написании обращения, которые и предписывают данный прием¹⁷.

Ошибочно было бы рассматривать этот прием как архаический, приписывая его исключительно специфике старинного эпистолярного стиля. Совершенно аналогичное столкновение противоположных точек зрения (отправителя и получателя сообщения) в одной и той же фразе нетрудно обнаружить и сегодня - в некоторых специальных жанрах. Ср., например, достаточно обычную - разумеется, при определенных отношениях - форму надписи при подарке или посвящении (книги, картины и т.д.): «Дорогой Берте Яковлевне Грайниной от ее Илюши Блазунова». Можно сослаться также на распространенную форму в разного рода заявлениях, надписях на конвертах и т.п.: «Андрею Петровичу Иванову от Сергеева Н.Н.», где обозначения адресата и отправителя противопоставляются как по признаку полноты наименования, так и по признаку расположения имени и отчества по отношению к фамилии¹⁸.

Здесь - опять-таки в одной фразе - имеет место точно такое же столкновение различных точек зрения, какое мы наблюдали выше¹⁹.