В настоящее время к лингвистике текста обычно причисляют любое лингвистическое
исследование, в котором автор обращается к тексту (в устной или письменной форме) как
основной единице человеческой коммуникации или в котором анализу подвергаются
явления, настолько далеко выходящие за рамки предложения, что фрагменты текста можно
рассматривать в качестве самостоятельных языковых единиц. И если сейчас уже ни у кого,
кажется, не вызывает сомнения сам факт выделения текста в качестве самостоятельного
аспекта лингвистического анализа, то еще совсем недавно (лет 15 назад) в этом вопросе не
было единой точки зрения. Для этого достаточно вспомнить нашумевшую в свое время
статью А. Т. Кривоносова «"Лингвистика текста" и исследование взаимоотношения языка и
мышления», в которой лингвистика текста называется «описательно-спекулятивной наукой»
(Кривоносов 1986: 36), «очередным этапом лингвистических заблуждений» (там же: 23) и т.
п. Однако с тех пор научный интерес к исследованию текста не ослабевает. Лингвистика
текста живет и развивается.
Лингвистика текста как самостоятельная научная дисциплина зародилась на рубеже
60-70-х годов XX в. Принято считать, что толчком к выделению лингвистики текста в
качестве самостоятельной научной дисциплины послужили причины как внутреннего (т. е.
собственно лингвистические), так и внешнего (т. е. внелингвистические) свойства.
Среди собственно лингвистических причин чаще всего называют невозможность
адекватно объяснить некоторые языковые явления при опоре на традиционный понятийный
аппарат, ориентированный исключительно на анализ предложения.- Прежде всего это
относится к таким хорошо известным лингвистическим явлениям, как прономинализация во
всех ее формах, употребление артикля, интерпретация темпоральных отношений и многое
другое. Видимо, не случайно названия многих «программных» исследований в области
лингвистики текста прямо отражают эти частные проблемы грамматики (см., например
(Harweg 1968; Weinrich 1969)).
Важное значение для выделения лингвистики текста в самостоятельную научную
дисциплину имели также «толчки извне», т.е. внешнее воздействие со стороны других науч-
ных дисциплин и прежде всего со стороны дисциплин, непосредственно примыкающих к
языковедению, — со стороны литературоведения, психологии, социологии. В этот ряд
попадают также такие прикладные науки, как теория перевода, автоматическая переработка
языковых данных, методика преподавания родного и иностранных языков и т. д. Как
справедливо указывает О. И. Москальская, «в данной ситуации целое речевое произведение
— текст предстал как фокус, в котором скрещиваются все эти подходы к языку. Он оказался
не только исходным материалом для названных направлений лингвистического поиска, но и
определил предмет одного из них — предмет "лингвистики текста"» (Москальская 1978: 11).
Сегодня уничижительный пафос А. Т. Кривоносова (1986: 23), называвшего
лингвистику текста «очередным этапом лингвистических заблуждений» и т. п., не может
вызвать ничего, кроме улыбки. По большому счету, всю историю языкознания (шире — всей
науки) можно назвать историей лингвистических заблуждений. «Истина — это дочь
времени» (Цицерон), она изменчива, как изменчиво само время. С течением времени
изменяются наши представления о мире, о природе вещей. Поступательное движение науки
с неизбежностью приводит к пересмотру многих казавшихся непреложными научных истин.
Появление новых лингвистических фактов побуждает ученых пересматривать традиционные
взгляды, отказываться от одних научных положений, видоизменять другие. В качестве
примера можно назвать последние экспериментально-фонетические данные о звуковом
облике корневых морфов, которые позволяют усомниться в одном из фундаментальных
лингвистических постулатов структурализма, устанавливающем ведущее место
дистинктивной функции фонемы как минимальной единицы языка (Бондарко 1997: 23).
