Глава 3. Поздний романтизм 4 страница

С глубоким уважением и даже восхищением писал Гейне о Лессинге, потому что «во всех его произведениях живет великая социальная идея», потому что «политика захватывала Лессинга больше, чем предполагали,- свойство, которого мы совершенно не находим у его современников». Борьба за передовые общественно-политические идеалы является для Гейне одним из основных критериев в оценке писателя. Поэтому в творчестве Шиллера, так же как и в деятельности Лессинга, Гейне подчеркивает большой гуманистический, общественный пафос, тесную связь с насущными нуждами современности.

Особенно много внимания Гейне уделяет Гёте – величайшему писателю и мыслителю Германии. «Король нашей литературы», гениальный автор «Фауста» (произведение, которому посвящено несколько страниц в «Романтической школе») заслуживает, однако, по мысли Гейне, осуждения за свой политический индифферентизм, за устранение от актуальных проблем общественно-политической жизни.

С конца 30-х – начала 40-х годов Гейне вступает в новый, третий этап своего идейно-эстетического развития, продолжающийся до 1848 г. На задний план в его творчестве отходят вопросы философские и литературно-эстетические. Широко развертывается теперь дарование Гейне как политического поэта-сатирика.

Первой работой Гейне, в которой отразились новые идейно-эстетические тенденции его творчества, была книга «Людвиг Берне» (1840). Характеристика Берне, по существу, послужила материалом для постановки целого круга больших социально-политических проблем.

Познакомившись с Берне в 1819 г. во Франкфурте-на-Майне, когда тот был уже известным передовым публицистом, Гейне во Франции сблизился с этим талантливым журналистом, неподкупно честным борцом [96] за республиканские демократические идеалы. Однако социально-политический кругозор Берне не выходил за рамки идеолога мелкобуржуазной оппозиции. Уравнительная республика мелких собственников, за которую так страстно ратовал Берне, не устраивала Гейне, который, сблизившись с сенсимонистами, все более и более задумывался над формами социального переустройства общества. К тому же крайность вульгарного радикализма Берне нередко проявлялась в его оценке некоторых крупных явлений философской мысли, литературы и искусства. Началась полемика, которая уже не прекращалась до смерти Берне. Спустя три года после смерти Берне Гейне выступил против своего противника и его единомышленников. Опубликование книги вызвало скандал, раздутый буржуазными радикалами. Отнюдь не в пользу автора говорили и личные выпады против Берне, которые содержались в книге. Гейне впоследствии весьма об этом сожалел и собирался исключить эти страницы в готовящемся исправленном собрании своих сочинений.

Возобновив свое сотрудничество в аугсбургской «Всеобщей газете», Гейне публикует на ее страницах новую серию корреспонденции об общественно-политической жизни Парижа, значительно позже, в 1854 г., издав их отдельной книгой под названием «Лютеция». (Так называлось в I в. до н. э. древнее селение на одном из островов Сены, положившее начало будущему Парижу.)

Повторяя в жанровом отношении «Французские дела», «Лютеция» во многом была продолжением корреспонденции начала 30-х годов. Начав в «Лютеции» с критики, буржуазных отношений, которая принимает все более конкретный и широкий характер по сравнению с «Людвигом Берне», Гейне переходит к вопросу об общих перспективах развития буржуазного общества. На первый план выступает вопрос о неизбежном падении власти буржуазии, о победе пролетариата. И Гейне был прав, когда говорил, что истинный герой этой книги – социальное движение.

Гейне верил в реальность коммунизма. Однако поэт испытывал явный страх перед ним. Коммунизм для Гейне – «страшный антагонист» буржуазного строя, «мрачный герой». В коммунизме он видел только разрушительную силу. Свои представления о будущем коммунистическом обществе Гейне основывал на имевших [97] тогда широкое хождение среди рабочих и демократических кругов Франции наивно-утопических учениях.

В еще большей степени, нежели в «Лютеции», сложность и противоречивость идейно-эстетических воззрений Гейне отразились в другом его произведении, написанном в эту же пору,- поэме «Атта Тролль» (1843).

Поэма создавалась в пору ожесточенных нападок на ее автора со стороны немецких либералов и радикалов. В авторском предисловии к ней сам Гейне упоминал о граде гнилых яблок, которые сыпались на него в то время. Эта длительная травля, конечно, ожесточила поэта и усилила его вражду к немецкой буржуазной оппозиции. Как художник Гейне вместе с тем особенно остро ощущал пустое фразерство значительной части литературы буржуазного радикализма, бездарность «политической поэзии», которую он зло высмеял в предисловии к поэме «Атта Тролль». Своей сатире на буржуазный радикализм он придал необычную поэтическую форму, выходящую за пределы новой «тенденциозной» поэзии. «Рейнская газета», выходившая в то время под редакцией Маркса, 17 марта 1843 г. перепечатала поэму Гейне, предпослав ей редакционную заметку, в которой подчеркивалось, что газета не видит в этой поэме измены передовым идеям.

«Дерзость» нового юмора, одновременно и поэтического, и острополитического, заключалась в том, что в образе Атта Тролля нетрудно было узнать обобщенные черты немецкого буржуазного радикала – самодовольного, ограниченного, невежественного. С замечательной прозорливостью Гейне показал, что как немецкий филистер от буржуазного радикализма может быстро перейти к воинствующему национализму, так смешной и забавный Атта Тролль делается страшным, когда в нем проглядывает становящийся человеконенавистником взбесившийся немецкий мещанин.

«Последней вольной песней романтизма» назвал Гейне свою поэму. Действительно, постановка актуальных общественно-политических вопросов в поэме, черты «современного юмора» своеобразно сочетаются в ней со «старой романтикой», с поэзией прекрасных возвышенных образов, с причудливыми взлетами сказочной поэтической фантазии, якобы не подвластной никаким правилам и требованиям, кроме воли самого художника.

Все более заметная активизация общественного движения на родине Гейне и в других европейских странах [98] в 40-х годах способствовала быстрому творческому и политическому росту поэта. Задачи приближавшейся революции требовали от литературы выполнения агитационных функций. Поэтому на 40-е годы приходится период расцвета немецкой политической лирики.

К середине 40-х годов Маркс и Энгельс обращают свое внимание на Гейне как на наиболее значительного из всех передовых немецких писателей того времени. Вся предшествующая борьба за демократические идеалы, стремление осмыслить ход исторического развития привели Гейне к сближению с Марксом. Они познакомились в Париже в конце 1843 г., но их тесное общение было недолгим, так как под давлением прусского правительства Маркс был выслан из столицы Франции по распоряжению тогдашнего премьера Гизо. Дошедшие до нас материалы переписки Гейне и Маркса свидетельствуют об исключительной теплоте и сердечности установившихся между ними отношений. Поэт бывал частым гостем в семье Маркса, читал ему свои стихи и внимательно выслушивал его замечания. Сближение с Марксом укрепляется еще и тем, что Гейне сотрудничает в тех же передовых немецких изданиях, в которых печатаются работы Маркса,- в «Немецко-французских ежегодниках», издаваемых Марксом и Руге, и в газете немецких эмигрантов в Париже «Форвертс».

Сам характер общественно-политической обстановки в предреволюционной Германии и на Европейском континенте в целом обусловил обращение Гейне к жанру политической поэзии. Предшествующее десятилетие прошло для него под знаком разочарования в лирике, теперь же, в 40-е годы, Гейне твердо определяет свои новые творческие позиции. Жанр политической сатиры, возникновение которого наметилось еще в «Путевых картинах», приобрел свою наиболее четкую революционную направленность и высокую художественную форму именно в период 40-х годов в виде сатирической поэмы и политического стихотворения, посвященного актуальным проблемам немецкой современности.

В 1844 г. Гейне опубликовал сборник «Современные стихотворения», по-новому раскрывающий его поэтический талант. Сборник был составлен из стихов, написанных главным образом в период 1842-1844 гг. Само название сборника подчеркивает его общественный смысл: понятие 2е11§есИс1е в немецкой литературной традиции не только имеет значение «современность», но [99] и указывает и на общественный характер оценки современных событий.

В этих стихотворениях полнее, чем во всех предыдущих произведениях Гейне, полнее, чем во всей немецкой литературе 40-х годов, отразились общественно-политическая борьба в Германии, основные противоречия немецкой действительности.

Стихотворения 40-х годов условно можно разделить на две группы: произведения, призывающие к революционному действию, и сатирические, высмеивающие старую феодальную Германию. К числу первых относятся такие стихотворения, как «Силезские ткачи», «Доктрина», «Тенденция», «Только подождите». Наиболее характерным в этой группе является политическое стихотворение «Силезские ткачи».

В стихотворении Гейне восставшие ткачи – это не изголодавшиеся, требующие хлеба бунтовщики, а потенциальные борцы за новую жизнь. По словам Энгельса, это стихотворение «в немецком оригинале является одним из самых сильных поэтических произведений»[6].

Программный смысл имело стихотворение «Доктрина», где звучат те барабаны революции, грохот которых слышался мальчику Гейне в рассказах барабанщика наполеоновской армии Ле Грана.

Уподобляя поэта воину, Гейне видит в поэзии грозное оружие – она может звать вперед, как барабан, в час решительного натиска разить, как залп картечи, разрушать, как таран.

Сатирой на монархическую Пруссию и ее правителя Фридриха Вильгельма IV являются стихотворения «Китайский император» и «Новый Александр». Против Баварии как основной опоры монархо-католической реакции в Германии и реакционера Людвига I Баварского, сбросившего с себя после Июльской революции 1830 г. маску либерала, направлены «Хвалебные песни королю Людвигу».

Значительное место в цикле уделено критике либеральных иллюзий некоторых политических поэтов, в частности Гервега и Дингельштедта («Георгу Гервегу», «На прибытие ночного сторожа в Париж», «Ночному сторожу», «Политическому поэту»).

Правда, Гейне не освободился от мысли о том, что в Германии нет сил, способных действительно совершить [100] революцию. В стихотворении «Успокоение» поэт сомневается, что в Германии мог бы найтись Брут, который решится вонзить кинжал в грудь тирана Цезаря

Из этих сомнении рождались стихотворения, полные тоски и мрачных предчувствий («Жизненный путь», «Ночные мысли»), мучительных воспоминаний о друзьях, которых автор – политический изгнанник не видел много лет; многих из них уже нет в живых, и как реквием по этим безвременно ушедшим сынам Германии звучат строки «Ночных мыслей».

Новое содержание лирики 40-х годов, ее большие политические задачи повлекли за собой и изменение стилистической манеры Гейне.

Творческие достижения поэта этих лет наиболее ярко отразились в его замечательном произведении – поэме «Германия. Зимняя сказка» (1844). В ней воплотился весь предшествующий опыт идейно-художественного развития Гейне – прозаика, публициста, политического лирика. «Зимняя сказка», более чем любое другое произведение Гейне – плод глубоких раздумий поэта о путях развития Германии. Здесь наиболее полно выразилось его стремление видеть родину единым демократическим государством.

В поэме «Германия», представляющей собой, как и ранняя художественная проза, путевой дневник, автор рисует широко обобщающую картину старой Германии, со всей остротой ставит вопрос о революции, о двух возможных путях развития своей родины. В системе художественных средств поэмы эта тема выражена в резко альтернативной форме: либо гильотина (разговор с Фридрихом Барбароссой), либо тот страшный вонючий горшок, который Гейне увидел в комнатушке Гаммонии.

Главный объект политической сатиры поэмы – столпы политической реакции в Германии: прусская монархия, дворянство и военщина. Подъезжая холодным ноябрьским днем к пограничному рубежу, поэт с волнением слышит звуки родной речи. Это девочка-нищенка поет фальшивым голосом под аккомпанемент арфы старую песню об отречении от земных благ и о райском блаженстве на небе. Словами песни этой нищей арфистки говорит та старая убогая Германия, которую ее правители убаюкивают легендой о небесных радостях, чтобы народ не просил хлеба здесь, на земле. [101]

Политические круги, против которых направлены острейшие строфы поэмы,- юнкерство и трусливая немецкая буржуазия, поддерживавшая стремление немецкой аристократии к воссоединению Германии «сверху», т. е. посредством возрождения «германской империи», призванной продолжить традиции «Священной Римской империи германской нации».

Разоблачение глубокой реакционности этой теории дано в тех главах поэмы (гл. XIV-XVI), где Гейне повествует о Барбароссе, «кайзере Ротбарте»[7]. Образ старого императора, воспетого в народных сказаниях и любезного сердцу консервативных романтиков, является в поэме одним из острейших приемов сатиры на сторонников «империи», на поборников «воссоединения сверху». Сам Гейне с первых строк своей поэмы выступает сторонником иного пути воссоединения Германии – пути революционного, ведущего к созданию Германской республики.

Отвергая феодально-монархический принцип воссоединения Германии, поэт не приемлет и буржуазный строй. Дважды говорит он (V и VIII гл. поэмы) о своем разочаровании результатами буржуазной революции во Франции. Через многие главы поэмы проходит образ поэта-гражданина – активного участника революционной борьбы. В кёльнском эпизоде (VI и VII гл.) поэт выступает как карающий судья, который обрекает на физическое истребление представителей старой, реакционной Германии, а в XII главе в иносказательной форме автор говорит о своей верности революционным убеждениям.

Там, где поэт активно зовет на борьбу с реакцией, возникает глубоко двойственная трактовка образа революционного борца. С одной стороны, Гейне подчеркивает необходимость действенного участия поэта в революционной борьбе. Но как только обрушивается карающий меч, он просыпается от страшной боли в груди: удар по старому миру ранит и самого поэта.

Художественный метод поэмы характеризуется удачно найденным единством революционно-романтического и реалистического начал. Поэме присуще органическое сочетание острой публицистичности, памфлетного [102] сарказма с поэтическим пафосом, с лирической непосредственностью и искренностью.

Творчество Гейне последнего этапа (1848-1856) определяется обстановкой, сложившейся в результате неблагоприятного исхода революции 1848-1849 гг. Реакция, наступившая в Европе после поражения революционных движений во Франции, Германии, Австрии и других европейских странах, наложила сильнейший отпечаток на характер произведений Гейне последних лет.

В мае 1848 г. Гейне последний раз выходит из дома. С этого времени для него начались годы «матрацной могилы», как он сам назвал эту страшную, длившуюся 8 лет агонию. Почти слепой, Гейне продолжает напряженную творческую работу.

Тяжелые сомнения и серьезные противоречия, мучившие поэта в последние годы его жизни, нашли отражение в его публицистических произведениях. Стихи этого периода хотя и содержат мотивы скорби и разочарования, все же сохраняют активную антифеодальную направленность, враждебность политической и духовной реакции. Опыт революции 1848 г., горечь поражения, отразившаяся в этих стихах, не сломили боевого духа поэта – он призывает к продолжению революционной борьбы.

Противоречивость мировоззрения Гейне этих лет отразилась, в частности, в его религиозных настроениях. Речь идет о послесловии к «Романсеро» (1851) и значительной части книги-исповеди «Признания» (1854). В послесловии к «Романсеро» поэт говорит, что он «возвратился к Богу, подобно блудному сыну, после того как пас свиней у гегельянцев». Однако тут же он категорически опровергает слух о том, что он якобы вошел в лоно какой-либо церкви.

«Признания» и предисловие к «Лютеции» (1855) показывают, что проблема отношения к пролетариату стала для Гейне в 50-х годах еще более острой, чем в предшествующий период.

При всех своих противоречиях публицистика Гейне на этом этапе сохраняет свой боевой дух. Он и здесь беспощаден к своим врагам – прусским националистам, клерикалам, реакционным романтикам и филистерам.

Замечательным образцом поэзии Гейне последнего этапа является сборник стихов «Романсеро», составленный [103] преимущественно из стихотворений 1848- 1851 гг. Наряду с «Книгой песен» и поэмой «Германия» этот сборник занимает заметное место в творческом наследии поэта. В ряде поэм этого сборника («Испанские Атриды», «Фицлипуцли», «Диспут», «Иегуда бен Галеви», «Биминии», «Поэт Фирдоуси» и др.) поэт выступил в новом жанре – в жанре исторической реалистической повести в стихах, своеобразной исторической стихотворной новеллистики.

Основное (направление и характер всего цикла определяются решительным стремлением Гейне противопоставить послереволюционной политической реакции в Европе традиции революционной борьбы. Лучшие стихотворения цикла направлены против монархии, дворянства и духовенства.

В «Романсеро» большое внимание уделено композиционному построению сборника. По общности тематики и тональности все стихи в нем разбиты на три книги.

К числу лучших стихотворений первой книги относятся «Карл I» и «Мария Антуанетта». Оба стихотворения актуальны. Идея стихотворения «Мария Антуанетта» в том, что монархический принцип давно изжил себя. Как реакция на неудачный исход революции 1848 г. в первой книге резко звучит мотив гибели истинных героев и торжества всякого рода проходимцев («Валькирии», «Поле битвы при Гастингсе», «Мавританский король»). Эта тема приобретает характер трагического пессимизма. Поражение революции вызывает у Гейне временные сомнения в возможности победы прогрессивных сил.

Вторая книга «Романсеро» – «Ламентации» – ценна прежде всего стихотворениями, являющимися непосредственным откликом на ход революционных событий.

Поистине драматически звучит стихотворение «В октябре 1849 года». Оно проникнуто глубокой душевной скорбью по поводу поражения революции в Венгрии, гибели ее героев, страстной ненавистью против реакции.

Несмотря на мотивы скорби, преобладающие в книге, они, однако, далеко не главные здесь. Не случайно завершает книгу стихотворение «Enfant perdu» – одно из лучших и сильнейших по своему боевому оптимистическому духу произведений Гейне. Поэт, страдающий и физически и духовно, сохранил волю к борьбе, веру в победу над реакцией. [104]

В «Ламентациях» есть ряд стихотворений, представляющих собой блестящие образцы общественно-политической сатиры Гейне.

Есть здесь и интимно-бытовая лирика, в которой мрачно звучат мотивы скорби и пессимизма. Однако в этих стихах вырисовывается трагический образ больного и старого поэта, неустанно боровшегося за идеи революции и оставшегося совершенно одиноким перед лицом реакции.

В третьей книге – «Еврейские мелодии» – поэт обращается к мотивам еврейского фольклора, к темам из истории еврейского народа.

Среди поздних стихотворений Гейне немало, конечно, печальных, наполненных думами о смерти, мотивами тоски и одиночества.) В некоторых как бы слышны стоны больного поэта, испытывающего физическую боль («Ах, как медлительно ползет...», «Три пряхи сидят у распутья» и др.).

Гейне-поэт оказал мощное и непреходящее воздействие на немецкую литературу, увлекая и задушевностью своей поэзии, и разящей силой своей сатиры, и искусством иронии, и боевым пафосом революционных стихов. Не менее значительно влияние Гейне на немецкую реалистическую прозу.

Глава 8. Ф. Геббель

Выходец из социальных низов (сын каменщика и прачки) Кристиан Фридрих Геббель (1813-1863), благодаря своему незаурядному дарованию и упорному труду, ценой многих лишений, едва перешагнув порог третьего десятилетия своей жизни, становится одной из самых значительных фигур в немецкой литературе. Уроки романтиков (в частности, Уланда) органично вошли в идейно-эстетическое сознание Геббеля, творчество которого, как и многих его собратьев по перу, стало одним из звеньев на пути развития литературного процесса Германии. Там, где у Геббеля явственно складываются принципы реализма, они, как правило, соседствуют с романтической поэтикой или вырастают из нее. Но в целом Геббель – художник второй половины века – заметно менее связан с традициями [105] романтизма, нежели большинство его ближайших предшественников.

Геббель вступает в литературу как одаренный самобытный драматург в начале 40-х годов, в годы общественного подъема, предшествовавшего революции. К этому времени стала очевидной полная несостоятельность основных позиций идейно-эстетической и философской программы романтиков – надежда на переустройство мира силами одной гениальной личности или по меньшей мере преобразование отвергаемой ими действительности (тоже неизвестно какими путями) в некую эстетическую утопию (ранние романтики); столь же призрачной утопией оказалась и патриархально-общинная народность гейдельбержцев. И тогда стало казаться, что романтический идеал полностью себя исчерпал, а с ним исчерпало себя и «изящное искусство», основной составной частью которого полагали поэзию. Теперь ей противопоставляется проза, преимущественно публицистическая, а от литературы требуется не художественность, а актуальность и злободневность.

Публицистическая злободневность равно была чужда и Геббелю-поэту, и Геббелю-драматургу, что, однако, совсем не означает, что он творил в полном отрыве от жизни, от современной действительности. Напротив, и для Геббеля революция 1848 г., как и для большинства немецких писателей того времени, явилась важным рубежом в его идейно-эстетическом развитии. В творчестве Геббеля сказалось как дыхание «предмарта», так и атмосфера послереволюционного торжества феодально-юнкерской реакции. Соответственно этому и творчество его делится на два периода. В первый, до 1848 г., были созданы пьесы «Юдифь», «Геновева», «Алмаз» (комедия), «Мария Магдалина», «Трагедия в Сицилии» и «Юлия»; во второй – «Ирод и Мариамна», «Рубин» (комедия), «Микеланджело», «Агнеса Бернауэр», «Гиг и его кольцо», трилогия «Нибелунги» и «Деметриус» (не закончена).

Первая оригинальная трагедия Геббеля «Юдифь» (1840) на известный библейский сюжет, отмеченная ярким блеском самобытного дарования, принесла ее автору заслуженный успех. Влияние предреволюционного подъема отчетливо звучит в драме «Мария Магдалина» (1844), единственной пьесе Геббеля, обращенной к конкретной реальной современности. В этой трагедии, которую сам Геббель назвал «первым знамением новой [106] весны», выражен бунтарский протест против косной, отживающей свой век мещанско-бюргерской морали, выразителями которой являются в пьесе столяр Антон и жертва этой морали, его дочь Клара, кончающая самоубийством. Как и в «Юдифи», Геббель демонстрирует здесь выдающееся мастерство глубокого психологического анализа, которое станет характерной чертой художественной манеры драматурга во всех его последующих драмах, в чем он выступает как воспреемник романтиков. Однако уже в этой драме – характерном произведении немецкого критического реализма – сказалась склонность Геббеля (пока еще только склонность) переносить реальные общественные конфликты современности в область нравственно-этических абстракций, в сферу мифологии. Именно этой тенденцией следует объяснить замену первоначального названия трагедии «Клара» (явная традиция реалистической мещанской драмы Шиллера «Луиза Миллер») на название библейско-аллегорическое «Мария Магдалина». Но и в этой конкретно-исторической социальной драме Геббель весьма далек от последовательных выводов о коренном переустройстве общественной системы.

Большинство драм Геббеля разрабатывают исторические и историко-мифологические сюжеты. Поэтому многие раздумья Геббеля-теоретика направлены на постижение сути исторического процесса и исторической драмы. Трагедия, полагает Геббель, является не только вершиной искусства, но и вершиной историографии, поскольку она призвана изображать жизнь в высшем напряжении, раскрывающем ее противоречия и глубинные процессы, которые, в свою очередь, и определяют рельефность и значимость характеров персонажей. Историю Геббель изображал в драме в ее двух основных аспектах – в статике, как «бытие», и в исторической перспективе, как «становление-долженствование». Геббель-художник великолепен и ярок в изображении конкретно-исторического реального фона в своих драмах, в раскрытии сиюминутной взаимосвязи ситуаций и характеров. Но он метафизичен в истолковании истории как процесса, ибо развитие истории для него лишь смена идей, а общественный процесс он уподобляет законам развития природы. Принимая революцию как историческую необходимость в разрешении противоречий исторического развития, Геббель вместе с тем отрицал возможность и целесообразность новых форм [107] общественных отношений, возможность социального прогресса вообще. Убежденность в благотворности твердых незыблемых устоев для индивидуума и общества приводит Геббеля к принятию идеи объединения Германии сверху, под эгидой послереволюционной бисмарковской Пруссии, что, впрочем, отнюдь не делало из него апологета буржуазно-юнкерского общественного уклада, многие частные стороны которого он подвергал резкой критике, хотя и выраженной в иносказательной форме.

В историко-мифологических драмах Геббеля раскрываются широкие исторические и жизненные горизонты, речь в них идет о столкновении цивилизаций («Гиг и его кольцо»), («Ирод и Мариамна»), об антитезе язычества и христианства, о гибели патриархального родового строя («Нибелунги»). И здесь, как и в дореволюционных драмах, с различными интонациями и акцентами Геббель утверждает гуманистическую идею суверенных прав отдельной человеческой личности. Филигранный психологический рисунок в раскрытии характеров, психологическая острота конфликтных ситуаций соседствует с тщательно выписанным конкретно-историческим фоном.

Противоречия общественных позиций Геббеля после революции наиболее ярко отразились в его исторической трагедии «Агнеса Бернауэр» (1851), которую он сам не без оснований считал своей лучшей драмой. В пьесе разрабатывается реальный сюжет, почерпнутый Геббелем из истории Баварии XV столетия. Наследный принц юный Альбрехт полюбил дочь аугсбургского аптекаря и хирурга красавицу Агнесу. Поправ все сословные предрассудки и феодально-монархические установления, он женится на ней. Так завязывается узел острых социальных и нравственно-этических противоречий. Интересы Агнесы и Альбрехта, отстаивающих свое право на личное счастье, сталкиваются с высшим государственным интересом, носителем которого выступает отец Альбрехта суровый герцог Эрнст. Во имя любви к Агнесе Альбрехт не только готов забыть свое высокое сословное положение и права на престол, но даже поднимает горожан и крестьян против своего отца. Тогда во имя интересов династии и государства герцог Эрнст и его канцлер Прейзинг выносят Агнесе смертный приговор – ее насильно увозят из замка и топят в Дунае. [108]

Противоречия общественного и философского сознания Геббеля ощущаются в этой драме наиболее резко. Совершенно очевидна не только гуманистическая идея драмы, связанная прежде всего с великолепно разработанным полнокровным психологически и исторически детерминированным характером Агнесы и целым рядом других персонажей, представляющих низы средневековой сословной иерархии, но и резкий социально-критический план трагедии, раскрывающий мрачную картину немецкого феодального средневековья с рыцарским разбоем, произволом феодалов и полным бесправием бюргерства и крестьянства. В то же время, с другой стороны, носителем «высшей правды» в трагедии оказывается все-таки герцог Эрнст как блюститель государственных интересов: через него Геббель утверждает свою идею об отказе индивидуума от личных интересов во имя консервативных государственных установлений.

В трилогии «Нибелунги» (1861) – «Роговой Зигфрид», «Смерть Зигфрида», «Месть Кримгильды» – Геббель, как и многие его предшественники, обращается к древнегерманскому эпосу. В выборе этого материала сказалось характерное для идеологической атмосферы Германии 50-х годов увлечение национальным прошлым. Но неизбежные в подобном случае элементы модернизации, равно как и конкретно-исторические проблемы средневековья, осмысляются Геббелем в больших философско-психологических обобщениях. Так или иначе уже современники видели в трилогии призыв к объединению Германии на основах христианской религии и общегерманской государственности, т. е. по сути своей бисмарковскую идею. Во всяком случае, торжество христианства в столкновении с отживающими институтами и представлениями родоплеменного строя является генеральной идеей трилогии, воплощенной с большой художественной убедительностью. Однако в композиционной стройности, в глубине и полноте разработки основных образов, в динамике развития сюжета и ситуаций эта трилогия заметно уступает большинству предшествующих драм Геббеля.

Яркая одаренность и высокий гуманистический пафос драматургии и поэзии Геббеля выдвигают его в авангард немецкой национальной литературы, а в своей философско-психологической драме он явился предшественником философской драматургии конца XIX -начала XX в. (Ибсен, Шоу). [109]

Глава 9. Р. Вагнер

Феномен творческого гения Рихарда Вагнера (1813-1883) – одно из многих убедительных опровержений прямолинейных негибких схем, налагаемых нами порой на процесс развития искусства, ибо и его творения, и его эстетика свидетельствуют о том, что романтизм, в частности в немецкой литературе и музыке (несмотря на отмеченную выше антиромантическую реакцию), в своих поздних модификациях через ряд явлений литературы 30-40-х годов пришел к своему новому мощному взлету. Свидетельство тому – творчество Вагнера. Следует подчеркнуть, что, в отличие от связей с традициями романтизма у младогерманцев, осмысление их у Вагнера не имело ни малейшего оттенка эпигонства. В самом деле, многие, если не все основные принципы его эстетики, последовательно воплощенные в его практике, разработаны на основе эстетики ранних романтиков, плодотворно развивают ее положения. Прогрессивно-романтическое мировоззрение Вагнера, связанное с идеями революционного республиканизма, порой осложнялось различными философско-эстетическими и социально-политическими влияниями – левых гегельянцев, Фейербаха, мистики и пессимизма (Шопенгауэр), идеями национализма и монархическими идеями, но основа его всегда оставалась исходной.