Должны ли мы отказаться от позиции «здравого смысла», утверждающей, что у нас есть знание об окружающем мире? Как я уже сказал, многих философов аргументы скептика не убеждают. Проблема состоит в том, чтобы найти слабое место в этих аргументах.
Один из распространенных ответов скептицизму ссылается на обыденный язык. Против скептицизма можно выдвинуть следующее возражение. Утверждение скептика о том, что мы ничего не знаем относительно окружающего нас мира, не имеет смысла. В реальной жизни мы объясняем значение слова «знать», указывая на то, что мы знаем, что автобус подходит, что солнце завтра взойдет в восемь часов утра, что в саду у Фреда растут деревья и т.п. Но если, по крайней мере отчасти, именно с помощью таких «парадигмальных случаев» мы задаем и объясняем значение слова «знать», то предполагать, что у нас нет знания в этих случаях, было бы в какой-то мере противоречием.
Это обращение к обыденному языку, к тому, как мы обычно употребляем слова, было особенно распространено в 1950-е годы. Однако в наши дни ссылка на обыденный язык уже не пользуется таким уважением. Проблема заключается в том, что, хотя обычно мы действительно объясняем значение не-
которого слова посредством ссылки на «парадигмальные случаи» его употребления, отсюда еще вовсе не следует, что это слово действительно правильно применяется в некоторых из этих случаев. Вполне возможно, что при применении или объяснении слова таким образом мы принимаем некоторое допущение, которое на самом деле ложно.
В самом деле, в случаях со словом «знать» мы действительно принимаем такое допущение. Но как раз об этом и говорит скептик. Он обращает наше внимание на то, что, когда мы говорим, будто Фред «знает», что перед ним остановился автобус, мы неявно опираемся на предположение о том, что у Фреда есть хорошие основания считать, что он не является и никогда не был мозгом в сосуде. Скептик просто обращает наше внимание на это допущение, а затем показывает, что оно ложно. Но как только мы поняли, что это допущение ложно, мы сразу же и вполне справедливо приходим к выводу о том, что термин «знать» неправильно употребляется в этом и других подобных случаях. В выведении такого заключения нет никакого противоречия.
«Невидимый булыжник»
Можно возразить скептику иначе. Некоторые философы считают, что гипотеза о мозге в сосуде фактически бессодержательна. Допустим, я мог бы сказать, что держу в руке невидимый, невоспринимаемый булыжник. Я прошу вас протянуть руку и кладу на вашу ладонь мой «булыжник». Ясно, что вы его не увидите и не почувствуете. Однако я настаиваю, что он все же существует. Вы вправе усомниться в моем психическом здоровье. Но даже и без этого вы могли бы спросить: есть ли какой-либо смысл в предположении о существовании невидимого и невоспринимаемого булыжника? Булыжник, который не оказывает влияния на окружающие вещи, вообще не является булыжником.
Нельзя ли аналогичное возражение выдвинуть против скептика? Некоторые философы полагают, что это возможно. Гипотеза о мозге в сосуде, говорят они, столь же бессодержательна. Даже если бы она была верна, это не повлекло бы никакой разницы в наших восприятиях. Все вещи останутся такими, какие они есть, независимо от истинности или ложности этой гипотезы. Однако ситуация, не вносящая никакого изменения в наблюдаемый нами мир, вообще не является ситуацией. Но аргумент скептика как раз опирается на предположение о том, что гипотеза о мозге в сосуде описывает подлинную ситуацию. Поэтому аргумент скептика рушится.
Это искусный ответ, однако он ошибочен. Дело в том, что в отличие от моей гипотезы о невидимом булыжнике гипотеза о мозге в сосуде могла бы повлиять на наш чувственный опыт. Именно это произошло в моем кратком рассказе о Ко-лине. В конце концов он увидел, что он является мозгом в сосуде. Возможно, завтра вечером это произойдет и с вами.
Отказ от ответа
Многих современных философов аргументы скептика просто приводят в бешенство. «Да ведь это же очевидно, — кричат они, — что я знаю, что передо мной дерево! Вот оно стоит. Вы несете явную чушь».
Однако «очевидность» некоторого утверждения еще не гарантирует его истинности. Когда-то считали «очевидным», что Земля покоится. А если бесспорное рассуждение показывает, что какое-то «очевидное» суждение ложно, то разумно считать, что оно действительно ложно. Тот, кто слепо держится за него и отделывается от критических аргументов как от «чуши», сам становится похож на идиота. Он подобен тому человеку, который перед лицом неоспоримых свидетельств в пользу движения Земли все-таки топает ногой и восклицает: «Но посмотрите, очевидно же, что она покоится!»
Невероятная истина?
Скептик утверждает, что у нас нет никакого знания об окружающем мире. У вас нет оснований верить в то, что ваш дом, семья, работа и даже сама Земля не являются чем-то виртуальным. Вы вполне можете быть мозгом в сосуде, управляемым компьютером Зпап-лафта.
Это поразительное утверждение, в которое на самом деле никто реально не верит. Никто в действительности не верит в то, что он является мозгом в сосуде и не живет своей жизнью на Земле, даже скептик.
Но в этом может выражаться просто какая-то наша психологическая особенность. Мы рождены такими, что с доверием относимся к внешнему миру и не способны освободиться от этой веры. Однако несмотря на наше непреодолимое желание верить в противоположное, утверждение скептика о том, что вы не знаете, действительно ли вы сейчас держите в руках книгу, может оказаться истинным. Скептицизм относительно внешнего мира может быть истиной, хотя и невероятной.
Что читать дальше?
Вы могли бы прочитать
гл. 19 «Что такое
знание?», в которой я
обсуждаю вопрос о
том, что представляет
собой знание, и
некоторые проблемы,
связанные с
обоснованием знания.
В гл. 8 «Удивительные
рассуждения
рационального
дантиста» и гл. 14
«Почему мы ожидаем,
что Солнце завтра
взойдет?»
рассматриваются две
другие формы
скептицизма:
скептицизм
относительно
существования
сознания у других
людей и скептицизм
относительно
существования
ненаблюдаемых
сущностей.
