Однако охраны у моста не выставили, и это была первая из допущенных роялистами оплошностей. В районе сосредоточились парламентские силы общим числом до 30 тысяч солдат; Кромвель приказал генералам Ламберту и Флитвуду форсировать Северн и занять позиции у Уорчестера. Используя деревянные планки, они пересекли полуразрушенный и неохраняемый мост и, отбросив подоспевший отряд роялистов, починили его. По мосту переправились 11 тысяч солдат. Так пала первая линия обороны королевской армии, а затем подоспел сам Кромвель с силами, в три раза ее превосходящими. Многие из высших офицеров Карла, предвидя неминуемую катастрофу, «выглядели полностью подавленными». Лэсси даже говорил, что «лучше бы королю оказаться сейчас в отдаленных частях страны».
К 29 августа силы Кромвеля сосредоточились для наступления, но он отложил штурм до 3 сентября — годовщины победы у Данбара. На рассвете загрохотали орудия, и Карл поднялся в кафедральную башню, откуда удобно было наблюдать за ходом сражения. Глядя через подзорную трубу в направлении Северна, он видел, как парламентские силы наводят через реку понтонный мост. Они действовали четко и спокойно, уверенные, что подоспевшая к этому времени кавалерия всегда их поддержит. Карл выслал триста горцев, но они были отброшены, и противник начал переправлять через реку свои батальоны.
Карл решил самолично атаковать Кромвеля на юго-востоке города. Демонстрируя безупречное мужество, он достиг кратковременного успеха. Под прикрытием артиллерийского огня роялисты яростно кинулись на противника. Канонада сменилась штыковой атакой, пики — прикладами мушкетов. Атака оказалась столь стремительной, сам король действовал с такой страстью, что противник попятился. Вот когда Лесли следовало бы прийти на помощь своему повелителю, но он давно уже был слишком подавлен, ему явно не хватало энергии, и в контрнаступление пошел Кромвель. Он форсировал Северн и отбросил роялистов к городским стенам. Их войско было рассеяно, вокруг царила такая паника, что Карлу пришлось проползать между колесами перевернутой повозки: мертвых быков отбросило в сторону. Лесли, как безумный, метался по городу, явно не зная, что предпринять. И лишь Карл сохранял присутствие духа. Вынырнув из-под повозки, он пробился к воротам, сбросил панцирь, потребовал нового коня и галопом помчался к солдатам, приказывая им остановиться и продолжать огонь. «Лучше убейте меня! — возглашал он. — Зачем оставаться в живых, чтобы видеть последствия этого ужасного дня?»
Но было уже слишком поздно. Парламентские силы потоками переправлялись по понтонам, и ни угрозы, ни мольба не могли заставить роялистов перегруппироваться или хотя бы закрыть ворота. Началась самая настоящая резня. По канавам текла кровь, повсюду валялись трупы людей и лошадей; одни из уцелевших воинов бежали прочь, другие едва держались на ногах и, оказавшись за воротами, падали на землю; местные крестьяне сначала очищали их до нитки, а потом забивали дубинами до смерти. Те, кому удавалось сохранить хоть какое-то присутствие духа, двигались в сторону кафедрального собора. Ричарда Бакстера, пуританского священника, разбудил топот копыт — это город покидала кавалерия роялистской армии. Отовсюду слышались стоны отчаяния, и «до самой полуночи сквозь окна и двери летали пули, а несчастные беглецы, еще надеющиеся сохранить себе жизнь, рассказывали об ужасах войны». И лишь когда над кровавым месивом сгустились сумерки, Карл решил оставить разоренный город. Он выехал через северные ворота. От задуманного им предприятия остались одни руины, и сама его жизнь оказалась в опасности.
Глава 6
Беглец
В сопровождении немалой группы приближенных Карл оставил Уорчестер поздним вечером 3 сентября 1651 года. Он потерпел поражение, он был измучен, однако же ясно понимал, что не имеет права впадать в отчаяние, что сама его жизнь зависит от умения владеть собой. Ему исполнился двадцать один год. И он был королем в изгнании.
Приближенные еще препирались относительно возможностей возвращения в Шотландию, но сам Карл уже отверг этот план, справедливо полагая, что столь долгое путешествие чревато немалыми опасностями. Куда целесообразнее отправиться в Лондон, где, затерявшись среди бедноты большого города, можно спокойно подготовиться к отъезду на континент. Для успеха задуманного было нужно, чтобы о короле знало как можно меньше людей, и Карл поделился своим планом только с лордом Уилмотом, сговорившись встретиться с ним в «Трех журавлях» на Томас-стрит. Других сподвижников тем временем следовало уговорить уехать, и многие годы спустя сам Карл вспоминал: «Как не получалось у меня привлечь их на свою сторону в борьбе с противником, так не вышло и в нужный момент избавиться от них».
Вскоре путников обступила сплошная тьма. Карл обратился за советом к лорду Дерби. Нужно было срочно найти пристанище, и Дерби вспомнил, что неподалеку живет та самая фермерская семья Пендереллов, которая столь трогательно ухаживала за ним после поражения у Уигэна. Католические семьи вроде этой разработали целую систему (надо признаться, действовала она чрезвычайно эффективно) тайной переброски священников и беглецов-верующих; к тому же они были безусловно преданы короне. На таких людей Карл мог смело положиться. По счастливому стечению обстоятельств среди сопровождающих короля оказался Карл Гиффорд, владелец поместья Боскобел, где Пендереллы арендовали землю; вместе со своим слугой он вызвался проводить короля в ту сторону — только не в само поместье, а в небольшой домик в Уайтледисе неподалеку, где, собственно, Пендереллы и жили и где царственный гость будет в еще большей безопасности. Карл согласился, и вся кавалькада неслышно проследовала через Стурбридж, остановившись лишь однажды, чтобы наскоро перекусить. На место прибыли ближе к рассвету.
Громкий стук в дверь поднял Джорджа Пендерелла с постели.
— Ну, что там в Уорчестере? — осведомился он.
— Король потерпел поражение. Он здесь.
Дверь немедленно отворилась, Карла поспешно проводили в холл. Подняли слуг, изголодавшемуся королю предложили хлеб, сыр и белое испанское вино. Послали за братьями хозяина, Ричардом и Уильямом; первый принес королю необходимую маскировку — мятую рубаху, зеленые штаны из грубой ткани, камзол из оленьей шкуры, пару изрядно измазанных грязью чулок и широкополую засаленную шляпу. Католическое подполье уже накопило изрядный опыт в такого рода делах. Короля превращали в ремесленника: Ричард Пендерелл принялся за его прическу, укорачивая волосы спереди и не трогая их по бокам. Тем временем принесли башмаки — они оказались слишком тесными, пришлось надрезать. Но все равно в ближайшие дни Карлу предстояло испытывать невообразимую боль в ступнях.
Затем появился Уильям Пендерелл. Лорд Дерби подвел его к Карлу со словами: «Это король. Вы должны о нем заботиться и охранять, как меня самого». Братья поклялись, что приложат все свои силы, однако было ясно, что при такой большой королевской свите много не сделаешь, поэтому всех, за вычетом лорда Уилмота, настоятельно попросили удалиться. Большинство отправилось в Шотландию, и лишь немногие избежали плена и казни. Интуиция не обманула Карла.
И все равно опасность не миновала. Солнце поднималось над горизонтом все выше, и Карлу следовало поскорее покинуть дом. Для завершения портрета ремесленника ему вручили секач — теперь он был ни дать ни взять работник, который чинит в близлежащем местечке Спринг-Коппис заборы. Именно там, сопровождаемый Пендерел-лами, настороженно оглядывающими окрестность, Карл собственными глазами увидел отряд местной полиции.
Полицейские уже останавливались в доме, где король был совсем недавно, справлялись о нем и выяснили, что он некоторое время назад проехал. Погоня возобновилась, но пошел сильный дождь. Это был настоящий ливень, и убежища не удавалось найти даже в самых укромных уголках Спринг-Коппис. Карл сильно проголодался и вымок до нитки. Что-то надо было делать, и Ричард Пендерелл велел своей замужней сестре раздобыть одеяло, а также хоть немного молока, яиц и сахара.
Вскоре женщина вернулась. Карл подозрительно посмотрел на нее:
— Скажите, сударыня, а вы не выдадите попавшего в беду рыцаря?
— Ни за что, сэр, скорее умру, чем предам вас.
Немного успокоившись, Карл принялся за еду. Братья всячески его опекали. Будучи католиками, поднаторевшими в нелегальной переправе священников-диссидентов через границу, они прекрасно понимали, что для хорошей маскировки важна малейшая деталь. Пендереллы учили Карла говорить с местным акцентом и косолапить при ходьбе, чтобы его благородная стать не выдала в нем монарха. А впереди были еще большие трудности. Братьям пришлось дать понять Карлу, что они не смогут поспособствовать его лондонским планам, так как по дороге в столицу у них на примете нет ни единого надежного места, где можно было бы остановиться. Что же делать? Пендереллы рекомендовали монарху некоего мистера Вулфа. Он жил неподалеку от Северна, в доме, где есть «норы для священников». Карл подумал, что, может, лучше всего туда и отправиться — пересечь Северн, а там и Уэльс, где вряд ли кто подумает его искать, хотя валлийцы и сохраняли верность короне. Этим путем, дождавшись сумерек, Карл и двинулся в сопровождении одного лишь Ричарда Пендерелла.
Не прошли они и нескольких сотен ярдов, как у них на пути возникла фигура в белом — местный мельник.
— Кто идет?
— Свои, домой возвращаемся.
— Стоять, сейчас разберемся, какие такие свои!
Это было слишком рискованно. Ричард Пендерелл свернул на ближайшую тропинку, Карл на своих кровоточащих ногах — за ним. «Так мы и бежали, — вспоминает он, — бежали, покуда были силы, вверх по грязи и камням». В конце концов король убедил своего спутника перелезть через забор и послушать, не отстала ли погоня. Убедившись, что позади никого нет, — мельник оказался роялистом, прятавшим у себя дома кое-кого из людей Карла и перепугавшимся не меньше беглецов, — Карл и Ричард Пендерелл возобновили путь к Медли, где жил Вулф. До места они добрались к полуночи.
Престарелого хозяина подняли с кровати вопросом, готов ли он оказать гостеприимство «важной персоне». Вулф склонен был отказать, ему «ничуть не хотелось рисковать собственной шеей, разве что речь идет о самом короле». Лишь убедившись, что так оно и есть, он изменил тон. Однако же, как выяснилось, опасения беглецов имели основания — в самом доме оставаться было нельзя, лучше спрятаться в хлеву. Там Карл с Пендереллом и провели весь день, а под вечер начали строить планы. Вскоре стало ясно, что дорога в Уэльс ничуть не спокойнее дороги в Лондон. Все переправы через Северн бдительно охранялись, и единственное, что Вулф мог посоветовать Карлу, — вернуться к Пендереллам. Разочарованные путешественники двинулись в обратный путь. Стараясь избежать повторной встречи с мельником, Карл решил, что лучше воспользоваться не мостом, а бродом через тот самый поток, от которого работала мельница. Пендерелл сразу признался, что не умеет плавать, и сказал, что перебираться вброд через эту «гнусную речушку» вообще дело опасное. Но Карла такими отговорками было не сбить: «Умея плавать, я ступил в реку первым; вода доходила мне только до груди, я взял Ричарда Пендерелла за руку и помог ему перебраться на противоположный берег».
Всё бы хорошо, но у Карла в ссадины на ступнях забился песок, которым было устлано дно реки. До этого времени монарх вел себя исключительно мужественно, но теперь, с трудом пробираясь в полной тьме, от боли и чувства безнадежности всего предприятия пал духом. В первый и последний раз за долгое путешествие его охватило отчаяние. Карл упал на землю, заклиная спутника бросить его и повторяя, что он скорее умрет, чем сделает еще хоть шаг. Ричард насколько возможно старался успокоить короля, повторяя, что дорога скоро станет лучше и идти осталось всего ничего. В конце концов путники добрались до дома, где узнали, что Уилмот в сопровождении Джона Пендерелла благополучно укрылся в близлежащем Мозли-Холле. Сами они очутились в Боскобеле около трех утра. Ричард Пендерелл оставил Карла, все еще сильно страдающего от боли в ногах, в безопасном уединении усадьбы, окруженной со всех сторон лесом, а сам отправился будить обитателей поместья.
Выяснилось, что в поместье скрывается некто Уильям Карлис, доблестный полковник-роялист. Карлис оставил Уорчестер одним из последних, и сейчас, когда его представили королю, тот со слезами на глазах обнял мужественного воина. В доме жена Уильяма Пендерелла предложила высокому гостю кружку нежирного молока и небольшой стакан пива. Промыв ноги, надев свежую пару чулок и попросив миссис Пендерелл высушить башмаки, для чего она использовала каминный уголь, Карл вновь вернулся к планам на ближайшее будущее. Вопрос о передвижении в светлое время суток по-прежнему даже не стоял, и было решено, что король с Карлисом проведут день где-нибудь поблизости, в Боскобельском лесу. У Карлиса уже был на примете большой дуб, в дупле которого он собирался укрыться; места там вполне хватало на двоих, и, одолжив у Уильяма Пендерелла лестницу, подушки, немного пива, хлеба и сыра, мужчины отправились в путь.
«Сидя на дереве, — вспоминал впоследствии Карл, мы видели, как сквозь заросли в поисках беглецов то и дело шныряли солдаты». Опасность была велика, но за последние несколько суток Карл так измучился, что уснул прямо у Карлиса на груди. В конце концов у того затекли руки и, боясь не выдержать тяжести монаршего тела (но ведь и слова не скажешь, вражеские солдаты могут услышать), Карлис «вынужден был проявить большое неуважение и ущипнуть короля за ляжку — только так можно было его разбудить и избежать тем самым нависшей угрозы». Выбравшись из своего укрытия, король и его спутник вернулись под более спокойную сень усадьбы.
Выяснилось, что минувший день Пендереллы потратили не напрасно. Уильям с женой внимательно отслеживали передвижение солдат парламентской армии. Ричард съездил в Вулверхэмптон за вином и бисквитами, а еще один брат, Хамфри, привез в Боскобел важную, хотя и тревожную новость. В местном участке полиции, куда он заходил платить налоги, его допросил некий полковник. Он знал, откуда приехал Хамфри, как знал — от разведки — что там же появлялся король. Полковник холодно проинформировал Хамфри о наказании, которое ждет тех, кто укрывает короля: смертная казнь безо всякой надежды на пощаду; а тех, кто предоставит информацию о его местонахождении, напротив, ожидает награда в тысячу фунтов. Ничуть не соблазнившись премиальными, Хамфри ловко ушел от прямого ответа. Действительно, сказал он, группа роялистов проезжала через поместье, как говорят, в ней был и сам король, но вряд ли он там остановился. В конце концов, в доме живут три семьи, отношения между ними натянутые, и никто из них не посмеет укрывать беглого короля. Нет, нет, это решительно невозможно.
Полковник, похоже, удовлетворился этим объяснением, но Карл был встревожен. Лицо его потемнело. Для таких людей, как Пендерелл, тысяча фунтов — огромные деньги. Однако же полковник Карлис небрежно заметил, что тысяча либо сто тысяч в данном случае не имеют никакого значения — верность не продается. Карл покачал было головой, но потом черты лица его разгладились: ведь Хамфри не выдал его врагу. Заявив, что ему как можно скорее надо увидеться с Уилмотом, чтобы сообщить об изменении планов, король засобирался спать. «На обед в воскресенье неплохо бы поесть немного жареной баранины» — с этими словами он направился в одно из многочисленных в этом доме укромных мест. Ночь король провел беспокойно, то и дело просыпаясь, и встал чуть свет. Все тело у него болело, ссадины на ногах кровоточили, он не столько ходил, сколько ковылял, и тем не менее чувство юмора ему не изменяло. Пендереллов Карл буквально очаровал. Но увы, просьба насчет баранины оказалась весьма стеснительной: такая роскошь была членам семьи не по карману, и если они спросят о чем-нибудь в этом роде по соседству, это наверняка вызовет подозрения. Единственная возможность — «расправиться с чьим-нибудь барашком». На поиски отправился Карлис. Ему сопутствовал успех, он зарезал барана, освежевал его и торжествующе принес в дом. Карл с улыбкой отрезал кусок, насадил его на острие ножа, потребовал, чтобы принесли сковороду и масло, и сам зажарил мясо.
Тем временем Джон Пендерелл, находившийся последние несколько дней в Мозли при лорде Уилмоте, после завтрака отправился в Боскобел посмотреть, что там происходит. Застав в доме Карла, он был несказанно удивлен, поскольку думал, что тот давно уже в Уэльсе. Джона тут же отправили назад, в Мозли-Холл, с сообщением для Уилмота, что его срочно требует к себе король, но, увы, лорд успел за это время куда-то скрыться. Бормоча про себя, что все идет «наперекосяк», Джон Пендерелл сообщил о неудаче Томасу Уитгриву, владельцу Мозли, католику по вероисповеданию. Ясно было, что для спасения короля надо принимать какие-то срочные меры, и Уитгрив, прихватив с собой Джона и церковного служку, отправился в близлежащий Бентли-Холл, где жил друг и армейский сослуживец Уилмота полковник Лейн. К этому времени они вдвоем уже составили четкий план бегства Уилмота. У Джейн, младшей сестры полковника, были знакомые — семейство Нортонов, ярых роялистов, жителей городка Эбботс Ли, что неподалеку от Бристоля. Миссис Нортон была беременна, и незадолго до битвы при Уорчестере Джейн и ее слуге-мужчине удалось получить пропуск, позволяющий навестить подругу. Загримировать беглого роялиста под этого самого слугу — лучшего не придумаешь.
Уилмот при всем своем эгоизме и бонвиванстве господина средних лет был человеком долга и прежде всего подумал, что такую редкую возможность следовало бы предоставить королю. Но будучи уверен, что Карл в Уэльсе, он решил воспользоваться ею сам и уже назначил отъезд в Эбботс Ли на следующее утро. Получив сообщение, что Карл ждет его, он немедленно отменил все приготовления.
Королю сразу же следует отправляться в Мозли-Холл. Туда же подъедет и Уилмот, и они выработают детали дальнейшего маршрута. Джон Пендерелл вновь отправился в Боскобел, на этот раз за королем, который провел мирный воскресный день в молитвах, а затем удалился с книгой в укромный сад. С утра у него, правда, неожиданно пошла кровь носом, но потом кровотечение прекратилось, и он с энтузиазмом выслушал новости.
Карл был готов, не теряя ни минуты, отправиться в Мозли в сопровождении минимального эскорта, но Пендереллы, искушенные в подпольных делах, сочли, что лучше взять людей побольше — на случай столкновения с солдатами, прочесывающими местность. Решено было, что с Карлом отправятся все братья и еще кое-кто, однако план пешей прогулки до Мозли Карл отверг со всей решительностью: ссадины на ногах у него только-только зажили. Пришлось согласиться. Пендереллы отыскали для него старое седло — до окрестностей своего нового убежища он поедет на рабочей лошади Хамфри. А уж остаток пути, никуда не денешься, придется проделать пешком. В окружении Пендереллов, каждый из которых был вооружен либо пикой, либо вилами, Карл взгромоздился на самую жалкую, по его собственным словам, клячу, на которой ему когда-либо приходилось ездить.
Хамфри не полез за словом в карман: «Разве можно, сир, винить лошадь за то, что она тяжело идет, если у нее на спине три королевства?»
Если Карл и улыбнулся, то через некоторое время улыбка с его лица сошла. Процессия доехала до места, откуда надо было продолжать путь пешком. Карл спрыгнул с седла и устремился было — со скоростью, какую только мог себе позволить, — в путь, но тут же опомнился. Пендереллы все поставили на карту, лишь бы выручить из беды своего беглого монарха, а он и слова на прощание не сказал. Карл повернул назад и догнал уже удаляющихся братьев.
«Извините, собственные беды заставили меня обо всем забыть. Благодарю всех». — И он протянул Пендереллам руку для поцелуя.
Выполнив свой долг, Карл захромал в сторону проводников. Вскоре он оказался в поле зрения мистера Уитгрива, ожидавшего гостей в вишневом саду. Карл был загримирован настолько удачно, что хозяин узнал его только из-за спутников. Едва король оказался в доме, как его провели наверх, к Уилмоту, а затем — в «нору для священников». Это было относительно просторное, хотя и темное, душное помещение с двойным укрытием: одно — обшитая деревянными панелями стена спальни, другое — находящаяся сразу за ней ложная дверца посудного шкафа. В ближайшие дни ей еще предстоит доказать свою эффективность, а пока Карл, вполне удовлетворенный своим новым убежищем, разговорился с хозяевами. Служка мистера Уитгрива омыл ему ноги, и Карл, явно повеселев, заметил, что, если Богу будет угодно дать ему еще одну десятитысячную армию хороших и верных солдат, он наверняка вернет себе трон.
Все участники свиты короля, за исключением Джона Пендерелла, пошли по домам. Наутро большинство слуг отправились с различными поручениями в Мозли. Карлу представили старую миссис Уитгрив. Чуть позднее он имел возможность наблюдать, как она обихаживает — перевязывает раны, кормит — его прежних солдат, ныне бредущих проселочными дорогами в Шотландию. Это было печальное зрелище, и, быть может, под его впечатлением и из-за оказавшегося свободного времени Карл вдруг разоткровенничался со своими хозяевами и принялся рассказывать им о жизни в Шотландии и о событиях, приведших к сражению при Уорчестере.
Помимо всего прочего, в Мозли Карлу выпала возможность потолковать о разных предметах с местным священником, отцом Джоном Хаддлстоуном. Монарх рылся в его книгах и манускриптах, особое внимание уделив «Короткому и ясному пути к вере и церкви» — католическому трактату, принадлежащему перу родного дяди Хаддлстоуна. Книга эта, судя по всему, произвела на него сильнейшее впечатление. «Выводы настолько убедительны, что опровергнуть их просто невозможно». Это было исключительно сильное заявление в устах главы англиканской церкви; в иных обстоятельствах оно могло бы кого-то и покоробить, но беглецу, укрывшемуся в Мозли-Холле, было не до дипломатии и теологических дебатов. Жизнь его зависела от доброй воли подданных-католиков, и об этом он не имел права забывать. Добросердечие — вот лучшее обличье короля, что он в очередной раз и продемонстрировал в местной часовне. «Чудесная церквушка», заметил Карл, и действительно, алтарь и все убранство напоминали ему о детстве, когда он молился в такой же церкви. Хаддлстоун был попросту очарован королем. «В каком-то смысле ваше величество находится в том же положении, что и я, — кругом угрозы и опасности, — сказал он и добавил: — Надеюсь, Бог, который привел вас сюда, здесь же вас и оборонит».
«Если Богу будет угодно вернуть мне корону, — растроганно ответил Карл, — у вас и ваших единоверцев будут те же права, что и у всех других моих подданных».
Сказано это было скорее всего вполне искренне, однако шансы Карла вернуться на трон были, казалось, грубо порушены, когда однажды в полдень по лестнице взлетела служанка с криком: «Солдаты! Здесь солдаты!» В Уайтледисе было уже все перевернуто вверх дном, теперь пришла очередь Мозли-Холла. Карла немедленно засунули в «нору для священников», Уитгрив же, разумно распорядившись распахнуть настежь почти все двери, спокойно вышел навстречу отряду. Поначалу с ним обошлись довольно грубо, но когда он пояснил, что здоровье не позволяет ему принимать участия в общественной жизни и тем более укрывать беглецов, солдаты недовольно удалились. Мужество и самообладание этого человека спасли королю жизнь. В то же время стало ясно, что пора отсюда уезжать. В полночь появился полковник Лейн, изъявивший готовность проводить Карла к себе в Бентли. Первый и самый тяжелый этап путешествия короля близился к концу. Доныне он всего лишь двигался по замкнутому кругу, но теперь, оставляя преданных бедняков-католиков и переходя под крыло дворян-роялистов, должен будет демонстрировать не только мужество и физическую выносливость, но также ум и дипломатические способности.
По прибытии в Бентли было решено, что на рассвете Карл продолжит путь в Эбботс Ли в сопровождении Джейн Лейн, а также ее кузена Генри Лэссела и сестры с мужем, мистера и миссис Петре. Полковник приготовил для Карла — или, как его теперь стали называть, «Уильяма Джексона» — костюм и плащ, какие обычно носили сыновья фермеров-арендаторов, однако эта маскировка, помимо преимуществ, таила в себе и некоторую угрозу. Король Англии был весьма мало знаком с жизнью рядовых фермеров, а ведь подозрения могла возбудить малейшая неточность. К примеру, он явно не так, как следовало, подсадил Джейн Лейн в седло, на что ему и указал полковник. А вскоре Карлу предстояло столкнуться с иными, уже более серьезными трудностями. Путники направлялись к дому одного из друзей полковника, жившего в Лонг-Марстоне, деревушке под Стратфордом, примерно в сорока милях от Бентли. Все шло как по маслу до тех пор, пока сразу после полудня у лошади, на которой ехали король и Джейн, не сломалась подкова. Позаботиться о ее замене явно должен был Карл, то есть «Уильям Джексон». Но это означало, что нужно говорить с местным кузнецом. Предприятие было явно небезопасное, но тут в Карле заговорил актер, и впоследствии он описал эту историю в виде остроумного и сделавшегося весьма популярным анекдота:
«Придерживая ногу лошади, я спросил у кузнеца, что нового. Он сказал, что с тех пор, как побили этих негодяев — шотландцев, ничего не слышно. А как насчет англичан, продолжал я расспросы, из тех, что стали на сторону шотландцев, никого не схватили? Да кого-то вроде взяли, откликнулся кузнец, но этому подлецу Карлу Стюарту удалось скрыться. На что я заметил, что если негодяя найдут, то он заслуживает веревки больше, чем кто бы то ни было другой, ведь это он привел сюда шотландцев. Кузнец назвал меня честным малым, и на том мы расстались».
В Стратфорде процессию покинула чета Петре, а Карл и Джейн Лейн в сопровождении Лэссела продолжили путь в Лонг-Марстон. Здесь «Уильям Джексон» занял положенное ему место в людской, и ему снова, причем сразу же, пришлось проявить смекалку. Велено было продуть меха, с помощью которых вращают вертел. «Уильям Джексон» принялся за дело, но весьма неловко.
— Что же ты за селянин, если даже с мехами не умеешь обращаться? — сердито бросила кухарка.
Карл сразу же нашелся, что его и выручило.
— Видишь ли, я сын бедного издольщика на землях полковника Лейна из Стаффордшира, у нас редко когда бывает на столе жареное мясо, но когда все же едим его, вертелом не пользуемся.
На следующий день добрались до Гиренчестера, а утром отправились в Эбботс Ли, куда и прибыли к полудню. Через Бристоль проследовали более или менее благополучно, но теперь уже Джейн Лейн пришлось демонстрировать свое искусство актрисы, иначе Карлу, которого вновь поместили с другими слугами, неизбежно пришлось бы отвечать на разного рода вопросы. Пожаловавшись хозяйке, что «Уильям Джексон» заболел, Джейн попросила уложить его в постель и покормить беднягу. Добрая миссис Нортон отдала нужные распоряжения, но в то время как врач, осмотревший больного, его не узнал, Поуп, дворецкий, принесший ему ужин, взглянул на пациента с немалым подозрением. На следующее утро, когда они столкнулись в холле, взгляд повторился, а чуть позднее Карла отвел в сторону явно встревоженный Лэссел.
— Что делать? — спросил он. — Кажется, Поуп узнал вас, во всяком случае, мне он это сказал твердо. Я, конечно, все отрицаю, но…
Карл спросил, насколько дворецкий надежный человек, и, получив необходимые заверения, принял мудрое решение. «Я решил, что лучше довериться ему, — вспоминал впоследствии Карл, — чем уехать, бросив на него тень сомнения». Поупа привели к королю и рассказали всю правду.
Восхищенный дворецкий, часто видевший Карла мальчиком и служивший впоследствии в армии его отца, предупредил короля, что нескольким слугам в доме доверять не следует, но он, Поуп, «всегда в распоряжении его величества». Карл как-то сразу ему поверил. Он сказал Поупу, что завтра ожидает лорда Уилмота, и не на шутку перепугавшийся дворецкий, уверенный, что многие в Эбботс Ли знают вельможу в лицо, пообещал провести его в дом тайком, ночью. «А после, — продолжал он, — поеду в Бристоль и попробую найти судно, на котором ваше величество сможет перебраться на континент».
Поуп выполнил свое обещание. Ему удалось провести Уилмота в дом под покровом ночи, однако с судном вышли затруднения. В ближайший месяц ничего подходящего через Ла-Манш не отправлялось. В то же время Карл явно не мог так долго оставаться здесь инкогнито. Изобретательный Поуп выдвинул идею. У него есть знакомые, они живут в деревушке под названием Трент, милях в сорока от границы Сомерсета и Дорсета. Оттуда нетрудно навести справки в близлежащих портах Лайм Реджис, Портсмут и Саутхэмптон. Знакомые оказались семейством Уиндэмов, Карл хорошо их знал, ибо Эдмунд, старший из братьев, женился на дочери его старой кормилицы, а затем эмигрировал во Францию. Уиндэмы были и среди многочисленных знакомых лорда Уилмота, так что план Поупа оба — и король, и лорд — приняли с энтузиазмом. Было решено, что Уилмот отправится в Трент первым и все подготовит к приему короля, а Карл проследует за ним в сопровождении Джейн Лейн и Лэссела.
Но этот прекрасный план едва не рухнул из-за одного совершенно непредвиденного обстоятельства. Миссис Нортон родила мертвого ребенка. И приличия, и осмотрительность не позволяли Джейн сразу же уезжать из Эбботс Ли, а Карлу нужно было как раз отправляться в путь как можно скорее. Судьба его вновь повисла на волоске, и он нашел, может, и мелодраматический, но действенный выход из положения. Джейн по его плану должна получить письмо из дома с сообщением о серьезной болезни отца и призывом немедленно вернуться в Бентли. Кто мог доставить такое письмо лучше и надежнее верного Поупа? Уловка сработала. На следующий день Карл вместе с Лэсселом и Джейн двинулись сначала в сторону Бристоля, а затем, убедившись, что все спокойно, повернули на юг, к Тренту. На ночь остановились в Сэсл Кэри, где их приютил один верный человек, тоже из числа знакомых Уилмота, а наутро продолжили путь. Добравшись до места, Карл вздохнул с облегчением.
