Накатанность динамических внутренних видений в их логике и последовательности, поддержанная непрерывной и тоже накатанной кинестезией, неминуемо создает условия для пригашения деятельности второй сигнальной системы.
Возникает физиологическая ситуация (сходная с гипнотическими явлениями), когда на фоне сниженного положительного тонуса коры головного мозга возникает какая-либо доминанта — очаг концентрированного возбуждения. Раздражителем может быть мысленная речь. Раздражитель вызывает отрицательную индукцию, которая распространяется на всю кору, поэтому он является, по выражению И. П. Павлова, «совершенно изолированным от всех влияний и делается абсолютным, неодолимым, роковым образом действующим раздражителем».
В сущности, это и есть физиологический механизм вдохновения — непроизвольно наступившего состояния, подготовленного сознательными произвольными действиями. Вдохновение, как говорил М. Горький, обычно возникает в процессе упорного напряженного труда, то есть является не возбудителем работы, а следствием ее. По выражению П. И. Чайковского, вдохновение не посещает ленивых.
Так, А. Пушкин в стихотворении «Осень», описывая минуты вдохновения, после строчки:
...думы долгие в душе моей питаю,
продолжает:
И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И просыпается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
XI
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
В этих строчках — вся последовательность явлений, сопровождающих вдохновение. Сначала — длительное, сознательное накопление материала: «...думы долгие в душе моей питаю». И как следствие — переключение механизма психики на «непроизвольный регистр» — «усыплен моим воображеньем и просыпается поэзия». На первый план выступает деятельность первой сигнальной системы, а критический контроль, связанный со второй сигнальной системой, существует на втором плане, приглушенно — «ищет, как во сне».
Эта, первая стадия вдохновения, которая характерна непроизвольным аналитическим отбором «давних знакомцев, плодов мечты», переходит во вторую стадию — синтеза и выявления его результатов, когда «стихи свободно потекут» как будто сами собой. Стоит особо обратить внимание на то, что к поэту не нисходит нечто для него неожиданное, а являются «знакомцы давние». Актер сказал бы, что многократно отрепетированные куски роли становятся в какой-то момент своими, понятными, близкими.
Итак, основное требование для проявления повышенной внушаемости и самовнушаемости — снижение положительного тонуса коры. Чем же можно при сценическом общении усилить функцию первой сигнальной системы? Это можно сделать стремлением увидеть на экране внутреннего зрения все то, что говорится партнеру, или то, что партнером сообщается.
Речь идет не об отождествлении внушения с убеждением и самовнушения с самоубеждением. Во-первых, между самым незначительным по цели убеждением и самым эффективным внушением во внушенном сне существует множество постепенных количественных переходов и качественных скачков от одного к другому. Во-вторых, нас интересует в сценическом действовании не только механизм убеждения, который осуществляется сравнительно просто, но и процесс эффективной непроизвольной реакции организма на воспринимаемые слова.
Важное значение в этом процессе играет конкретность видений.
В специальной литературе описаны опыты, в которых рентгенологически исследовалось влияние внушения на деятельность желудка, поджелудочной железы и желчного пузыря. Рентгеновские снимки желудка и желчного пузыря, сделанные во время внушения, сравнивались с контрольной рентгенограммой, снятой после реального насыщения определенной пищей, и оказывалось, что чем конкретнее было внушение, тем большую аналогию отмечали те и другие снимки.
Слова «вы съели жирную пищу» не «насыщают» организм, так как являются слишком общими, отвлеченными. Если же изменить формулу внушения на более конкретную, например: «Вы видите перед собой на столе жареную ветчину с горошком, вы отрезаете кусок, начинаете есть...» — рентгенограмма покажет результаты, сходные с картиной реального насыщения этой пищей.
Проводились также опыты, в которых конкретизированные словесные воздействия производили соответствующие изменения в составе желудочного сока и секретов поджелудочной железы. Так воображение обманывало организм.
Чтобы слово могло вызвать любые реакции организма и заменить собой реальные раздражения, оно должно быть конкретным и способным вызвать яркую картину на экране внутреннего зрения человека. Это вполне возможно, если актер сам или с помощью другого актера достиг такого состояния, при котором преобладает функция образно-чувственной системы.
Чем дальше от обобщенных понятий, чем конкретнее образ, тем он больше возбуждает деятельность первой сигнальной системы.
А абстрактное понятие, слово-обобщение откликается во второй сигнальной системе, потому что только ею оно порождено. Следы зрительных восприятий, из которых складывалось обобщение, так многочисленны, что неизвестно, какому из них нужно появиться на экране внутреннего зрения. Конкретные же слова мгновенно вытягивают свои «образные слепки» и складывают яркую картину.
Видения — оживляют слово. Это оборотная сторона того самого процесса, когда слово оживляет видения.
Конкретные видения, воспринятые пациентами неосознанно, в актах внушения, приводят в действие реакции, связанные с пищеварением. Это не частные случаи психотерапии, а закономерность, проливающая свет на природу жизненного общения.
К. И. Платонов, говоря об отношениях врача и больного, пишет, что врач должен не только понять, но и почувствовать его душевные страдания, «вчувствоваться» в них, сжиться с ними и притом так, чтобы больной это тоже почувствовал. Он указывает на давние традиции врачебной этики, на то, что успех всякого лечения вообще, а в особенности лечения психотерапевтического, зависит от доверия к врачу со стороны больного, от установившейся связи между больным и врачом, от «чувствования» больным желания врача помочь ему. Умелый и внимательный подход врача к больному, вселяющий доверие больного к врачу, — в этих словах заключен важный закон жизненного общения. Умелый и внимательный подход — это желание передать, оказать помощь. Доверие больного — желание воспринять, получить помощь. Врач, вселяющий доверие (иначе говоря, «внушающий доверие»), — протягивает линию связи. Больной, доверяющий врачу, — принимает и крепко держит этот провод. Устанавливается неразрывная взаимосвязь. А конкретные видения, сознательно внедряемые врачом-психотерапевтом и сознательно воспринимаемые пациентом (просматриваемые пациентом — осознанно или неосознанно), изменяют внутреннюю среду пациента.
Неразрывная взаимосвязь — основной закон жизненного общения. Для укрепления сценического общения и понадобились Станиславскому все его образные «токи внутреннего общения», «создание ленты видений, иллюстрирующих подтекст», «лучеиспускание и лучевосприятие».
