Джоан Кэтлин Роулинг Гарри Поттер и Дары Смерти
(перевод В. Сорокина)
Серия: Гарри Поттер – 7
(OCR SergeyAl www.i-text.narod.ru #AutBody_0mailto:[email protected]#AutBody_0mailto:[email protected])
www.i-text.narod.ru
Аннотация
Неофициальный, любительский перевод Виктора Сорокина
Перевод: 03.08.2007 – 15.12.2007
Проверка и редакция: 25.12.2007 – 08.01.2008
Окончательная (надеюсь) проверка и редакция: 11.04.2008 – 20.04.2008
Введение переводчика
Этот перевод сделан с соблюдением особенностей Народного перевода (форма передачи имён, названий и заклинаний), как для сохранения стилевого единства с первыми четырьмя книгами, так и в знак почтения к Народным переводчикам, благодаря которым я познакомился с повестью Джоан Кэтлин Роулинг не в переводе «Росмэна».
Пояснения (некоторые), почему я использовал те или иные варианты перевода, я привожу в конце.
Приношу искреннюю благодарность неизвестному (мне) поттероману, который выложил в Сети фотографии текста седьмой книги, а также тем, кто не поленился перепечатать книгу с этих фотографий, переведя её в текстовый формат.
При переводе я использовал подстрочники отдельных глав, которые сделали мои товарищи по сайту HP_Christmass.ru, а именно Бланш, Егор, Phoenix, qie, Eugen, Dolce, Lolik, Елена, propeller и win23asm. Им, а также всем прочим участникам Christmass-овского форума (знающим меня как Такэду Сингена), я также приношу искреннюю благодарность, и выражаю надежду, что создаваемый ими Christmass-овский перевод им самим понравится более моего и будет его лучше.
В.В.Сорокин
Посвящение этой книги разделено на-семеро:
Нилу
Джессике
Дэвиду
Кензи
Ди
Анне
и Вам,
Если вы оставались верны Гарри до самого конца.
J.K.R.
Глава первая Восход Тёмного Величества
На узкой, залитой светом дороге из ниоткуда появились двое, в нескольких шагах друг от друга. Секунду они стояли совершенно неподвижно, каждый направил другому в грудь палочку; затем, опознав друг друга, они убрали волшебные палочки под плащи и пошли, быстрым шагом, в одну и ту же сторону. – Новости? – спросил тот, что выше ростом. – Наилучшие, – ответил Северус Снэйп. С левой стороны дорогу ограждала дикая низкорослая ежевика, с правой – высокая, аккуратно подстриженная живая изгородь. Длинные, по щиколотку, плащи хлопали по ногам шагавших.
– Думал, что могу опоздать, – сказал Яксли; нависающие ветви деревьев разбивали лунный свет, и его резкое лицо то исчезало из вида, то появлялось. – Там было чуть заковыристей, чем я предполагал. Но я надеюсь, он будет удовлетворён. А ты точно уверен, что тебя хорошо примут?
Снэйп кивнул, но не стал вдаваться в детали. Они свернули направо, на широкую подъездную аллею, которая уводила от просёлка. Высокая живая изгородь изгибалась, уходя вдоль неё вдаль, за внушительные ворота узорного железа, преградившие дорогу пришельцам. Ни единый из них не сбавил шага: в молчании они подняли левые руки, в роде приветствия, и прошли прямо сквозь ворота, словно тёмный металл был дымом.
Живые изгороди из тиса заглушали звук шагов. Где-то справа раздалось шуршание; Яксли вновь вынул палочку, направив её поверх головы спутника, но оказалось, что источник звука – не более чем чисто-белый павлин, величественно и напыщенно шагающий по верху изгороди.
– Он всегда умел устроиться, Люциус. Павлины … – Фыркнув, Яксли сунул свою палочку обратно под плащ.
Красивый господский дом вырос из темноты в конце прямой подъездной аллеи, огни играли в дверных, косыми клетками, гранёных стёклах.[1] Где-то в тёмном саду за изгородью играли струи фонтана. Гравий захрустел под ногами Снэйпа и Яксли, заторопившихся к парадным дверям, которые откинулись внутрь при их приближении, хотя не было видно никого, кто бы их открыл.
Коридор за дверьми был широкий, тускло освещённый, роскошно украшенный, каменный пол почти весь укрыт великолепным ковром. Бледнолицые портреты на стенах провожали глазами Снэйпа и Яксли, когда те шагали мимо. Двое пришельцев остановились перед тяжёлыми деревянными дверьми в следующее помещение; поколебавшись, всего на один удар сердца, Снэйп повернул бронзовую ручку.
Гостиная была полна безмолвных людей; они сидели за длинным затейливо украшенным столом. Мебель, обычно стоявшая в комнате, была бесцеремонно распихана по стенам. Весь свет был – от ревущего огня в камине под красивой мраморной полкой, увенчанной зеркалом в золотой раме. Снэйп и Яксли помедлили мгновение на пороге. Когда их взгляд привык к слабому освещению, его притянула самая странная деталь сцены: фигура человека, похоже, потерявшего сознание, висящая вверх ногами над столом, медленно вращающаяся, словно на невидимой верёвке, и отражающаяся в зеркале и в голой, полированной поверхности стола. Никто из людей, расположившихся под этим своеобразным украшением, не смотрел на него, за исключением бледного молодого человека, сидевшего прямо под ним. Казалось, он не мог заставить себя не взглядывать наверх чуть не каждую минуту.
– Яксли, Снэйп, – произнёс высокий, отчётливый голос с почётного конца стола. – Вы чуть-чуть не опоздали.
Говорящий располагался прямо перед очагом, и вновь прибывшим в первое мгновение было трудно разглядеть более, чем его силуэт. Однако, когда они подошли ближе, его лицо проступило сквозь полутьму, безволосое, змееподобное, со щёлками вместо ноздрей и тускло горящими красными глазами, чьи зрачки были вытянуты вертикально. Он был так бледен, что, казалось, излучает перламутровое сияние.
– Северус, сюда, – сказал Волдеморт, указывая на сиденье рядом с собой, справа. – Якли – рядом с Долоховым.
Двое заняли предписанные им места. Глаза большей части сидящих за столом обратились на Снэйпа, и именно с ним первым заговорил Волдеморт.
– Итак?
– Мой господин, Орден Феникса намерен переместить Гарри Поттера из нынешнего места, где он в безопасности, в ближайшую субботу, на закате.
У сидящих вокруг стола осязаемо обострилось внимание: одни замерли, другие встрепенулись, все глаза – на Снэйпа и Волдеморта.
– В субботу… на закате, – повторил Волдеморт. Его красные глаза замерли, не отрываясь от чёрных глаз Снэйпа, вглядываясь с таким напором, что иные из наблюдавших отвели взгляд, явно в страхе, что их самих опалит ярость его взора. Снэйп, однако, спокойно смотрел в лицо Волдеморту, и через одно-два мгновения безгубый рот Волдеморта скривился во что-то вроде улыбки.
– Хорошо. Очень хорошо. И эти сведения исходят…
– Из источника, который мы обсуждали, – сказал Снэйп.
– Мой господин.
Яксли подался вперёд, чтобы взглянуть через длинный стол на Волдеморта и Снэйпа. Все лица повернулись к нему.
– Мой господин, я слышал иначе.
Яксли подождал, но Волдеморт не заговорил, и он продолжил: – Долиш, аурор, проболтался, что Поттера не будут перемещать до тридцатого числа, до последней ночи перед тем, как мальчишке будет семнадцать.
Снэйп улыбнулся.
– Мой источник сообщил, что есть планы проложить ложный след; должно быть, это он и есть. Нет сомнения, на Долише чары Ложной Памяти. Это с ним не впервой, его восприимчивость к ним известна.
– Уверяю вас, мой господин, Долиш говорил с полной уверенностью, – сказал Яксли.
– Если он был под чарами, естественно, что он говорил с уверенностью, – заметил Снэйп. – Я уверяю вас, Яксли, что Отдел ауроров больше не будет привлекаться к защите Гарри Поттера. Орден считает за верное, что наши люди просочились в Министерство.
– Тогда одну-то вещь Орден верно ухватил, а? – сказал приземистый мужчина, сидевший недалеко от Яксли; его визгливый смешок, как эхом, подхватили тут и там за столом.
Волдеморт не засмеялся. Он отрешённо смотрел на тело, медленно вращавшееся над головами, и казалось, погрузился в раздумья.
– Мой господин, – продолжил Яксли, – Долиш уверен, что для перевозки мальчишки будет задействован целый отряд ауроров…
Волдеморт поднял большую белую руку, и Яксли тут же стушевался, обиженно следя, как Волдеморт вновь обращается к Снэйпу.
– Где они собираются потом прятать мальчишку?
– В доме у кого-то из Ордена, – сказал Снэйп. – Этому месту, согласно источнику, даны все виды защиты, которые могут предоставить Орден вместе с Министерством. Я полагаю, что как только он окажется там, у нас будет мало шансов взять его, если, конечно, Министерство не падёт к ближайшей субботе. Тогда у нас может появиться возможность раскрыть и снять достаточно чар, чтобы проломиться сквозь оставшиеся.
– Ну как, Яксли? – обратился Волдеморт к нижнему концу стола; свет очага странно отблёскивал в его красных глаза. – Министерство точно падёт к ближайшей субботе?
И вновь все головы повернулись. Яксли расправил плечи.
– Мой господин, у меня хорошие новости на сей счёт. Я смог – с трудом, после изрядных усилий – успешно наложить Заклятие Подвластия на Пия Тикнесса.
Многие из сидевших по сторонам от Яксли были очевидно впечатлены; его сосед, Долохов, мужчина с длинным дёргающимся лицом, хлопнул его по спине.
– Начало положено, – сказал Волдеморт. – Но Тикнесс – лишь один человек. Скримджер должен быть окружён нашими людьми, прежде чем я начну действовать. Одно неудачное покушение на жизнь министра отбросит меня далеко назад.
– Да – это так, мой господин – но вы знаете, что, как глава Департамента по соблюдению Магических законов, Тикнесс регулярно общается не только с самим министром, но и с главами всех других департаментов Министерства. Я полагаю, что теперь, когда мы взяли под свой контроль столь высокопоставленного чиновника, будет легко подчинить других, и тогда они совместно возьмутся за работу по свержению Скримджера.
– Если нашего друга Тикнесса не раскроют, прежде чем он обратит остальных, – сказал Волдеморт. – В любом случае, по-прежнему не похоже, что Министерство станет моим к ближайшей субботе. Если мы не можем достать мальчишку там, куда он направляется, значит, мы должны сделать это, пока он в пути.
– И здесь мы в выгодной позиции, мой господин, – сказал Яксли, явно намеревающийся получить свою порцию похвалы. – У нас теперь несколько наших укоренено в Департаменте Магического транспорта. Если Поттер телепортирует или воспользуется Дымолётной Сетью, мы немедленно узнаем об этом.
– Ни того, ни другого он не сделает, – сказал Снэйп. – Орден избегает любых способов перемещения, которые контролируются или регулируются Министерством; они не доверяют ничему, что с ним связано.
– Всё к лучшему, – сказал Волдеморт. – Ему придётся передвигаться в открытую. Раз так, проще брать.
Волдеморт вновь поднял глаза не медленно вращающееся тело и продолжил: – Я лично позабочусь о мальчишке. В том, что касается Гарри Поттера, было сделано слишком много неверных шагов. Некоторые сделал я сам. Этот Поттер жив больше благодаря моим ошибкам, чем своим победам.
Общество вокруг стола следило за Волдемортом с дурными предчувствиями, лицо каждого и каждой выражало страх, что именно их обвинят в продолжающемся существовании Гарри Поттера. Но Волдеморт, похоже, говорил больше сам с собой, чем с кем-либо из них, и обращался к бесчувственному телу наверху.
– Я бывал беспечен, и мне пересекали путь невезение и случай, эти сокрушители всех планов, кроме безупречно продуманных. Но сейчас я знаю больше. Я понял то, чего не понимал прежде. Я должен быть тем, кто убьёт Гарри Поттера, и я им буду.
При этих словах, словно в ответ на них, внезапно раздался печальный крик, жуткий, протяжный вопль тоски и боли. Многие из бывших за столом изумлённо посмотрели вниз, потому что звук исходил, казалось, у них из-под ног.
– Червехвост, – сказал Волдеморт, не меняя спокойного, задумчивого тона, и не отводя взгляда от вращающегося тела, – разве я не велел тебе утихомирить нашего пленника?
– Да, м-мой господин, – выдохнул маленький человечек с середины стола, так низко сидевший на своём стуле, что тот мог, на первый взгляд, показаться пустым. Человечек сполз с сиденья и суетливо выбежал из комнаты; перед тем, как он скрылся, что-то диковинно сверкнуло серебром.
– Как я сказал, – продолжил Волдеморт, вновь оглядывая напряжённые лица внимавших ему, – теперь я понимаю лучше. В частности, мне нужно будет позаимствовать палочку, у кого-то из вас, перед тем как я отправлюсь убить Поттера.
Лица окружавших его не выражали ничего, кроме потрясения; словно было объявлено, что он хочет позаимствовать у кого-то руку.
– Нет добровольцев? – сказал Волдеморт. – Давайте посмотрим… Люциус, я не вижу причин тебе впредь когда-либо владеть волшебной палочкой.
Люциус Малфой поднял глаза. В свете очага стало видно, какая у него желтоватая и восковая кожа, и что глаза у него запавшие, с тенями. И заговорил он хриплым голосом.
– Мой господин?
– Палочку, Люциус. Я требую твою палочку.
– Я…
Малфой мельком взглянул вбок, на жену. Та сидела, глядя прямо перед собой, такая же бледная, как он, откинув длинные светлые волосы на спину, но под столом её тонкие пальцы быстро сжали запястье мужа. Почувствовав её прикосновение, Малфой сунул руку за пазуху мантии, извлёк палочку, и передал её – вдоль стола – Волдеморту, а тот поднёс её к своим красным глазам и тщательно рассмотрел.
– Из чего сделана?
– Вяз, мой господин, – прошептал Малфой.
– А сердцевина?
– Дракон – сердечная жила дракона.
– Годится, – сказал Волдеморт. Он вытянул собственную палочку и сравнил их длину. Люциус Малфой сделал непроизвольное движение: это выглядело – какую-то долю секунды – так, словно он ожидает получить палочку Волдеморта в обмен на собственную. Его жест не укрылся от Волдеморта, чьи глаза грозно расширились.
– Дать тебе мою палочку, Люциус? Мою палочку?
В ряду сидящих за столом кое-кто подавил смешок.
– Я уже дал тебе свободу, Люциус, разве тебе этого мало? Но я замечаю, что последнее время ты и твоя семья не очень-то счастливы… Люциус, что там насчёт того, как моё присутствие в вашем доме тебя стесняет?
– Ничего… ничего, мой господин!
– Вот так лжёт Люциус…
Казалось, тихий свистящий шёпот продолжается даже после того, как жестокий рот сомкнулся. Один или два волшебника, не скрываясь, старались унять дрожь, когда шипение стало громче; было слышно, как что-то тяжёлое скользит по полу под столом.
Исполинская змея появилась и потянулась вверх по креслу Волдеморта. Она поднималась, словно ей не было конца, и остановилась, устроившись на плечах Волдеморта: шея толщиной с человеческое бедро, немигающие глаза со зрачками – вертикальными щёлками. Волдеморт рассеяно потрогал тварь длинными тонкими пальцами, продолжая глядеть на Малфоя.
– Почему это у Малфоев, всех как есть, такой вид невесёлый? Или моё возвращение, мой подъём к власти – не то самое, чего они желали, не таясь, так много лет?
– Конечно, мой господин, – сказал Люциус Малфой. Его рука дрожала, когда он стирал пот с верхней губы. – Мы желали этого… мы желаем.
Налево от Малфоя, его жена кивнула, странно, как скованная, не поднимая глаз на Волдеморта и змею. Направо их сын, Драко, не отрываясь смотревший на бесчувственное тело над головой, быстро взглянул на Волдеморта и тут же отвёл взгляд, страшась поглядеть ему в глаза.
– Мой господин, – сказала темноволосая женщина с середины стола, скованным от чувства голосом, – это честь – принимать вас здесь, в нашем родовом жилище. Здесь не может быть радости выше.
Она сидела рядом с сестрой, так же, со своими тёмными волосами и глазами под тяжёлыми веками, непохожая на неё внешне, как непохожа была манерой держаться и поведением; если Нарцисса сидела скованная и неподвижная, то Беллатриса тянулась к Волдеморту, словно простые слова не могли изъяснить её страстное желание быть ближе к нему.
– Нет радости выше, – повторил Волдеморт; он испытующе смотрел на Беллатрису, чуть наклонив голову набок. – В твоих устах, Беллатриса, это много значит.
Её лицо залилось краской, глаза затуманились слезами восторга.
– Мой господин знает – я не говорю ничего, кроме правды!
– Нет радости выше… даже в сравнении с тем счастливым событием в вашей семье, которое, я слышал, имело место на этой неделе.
Она уставилась на него, приоткрыв рот, с явным непониманием.
– Я не знаю, что вы имеете в виду, мой господин.
– Я говорю о твоей племяннице, Беллатриса. И о вашей, Люциус и Нарцисса. Она только что вышла замуж за оборотня, Ремуса Люпина. Вы должны гордиться.
Весь стол взорвался глумливым смехом. Многие подались вперёд, обмениваясь ехидными взглядами; кое-кто барабанил по столу кулаками. Гигантская змея, раздражённая беспорядком, широко раскрыла пасть и злобно зашипела, но Пожиратели Смерти её не слышали, таким праздником стало для них унижение Беллатрисы и Малфоев. Лицо Беллатрисы, только что румяное от счастья, покрыл мерзкий неровный багрец.
– Она нам не племянница, мой господин, – крикнула она сквозь половодье веселья. – Мы – Нарцисса и я – навсегда отвернулись от нашей сестры, когда она вышла за грязнокровного. Нам нет дела до таких выродков, как и до животных, с которыми они венчаются.
– Драко, а что ты скажешь? – спросил Волдеморт, и хотя голос его был тих, он донёсся отчётливо сквозь улюлюканья и смешки. – Будешь щенков няньчить?
Радостное веселье ширилось; Драко Малфой в ужасе посмотрел на отца, который сидел, уставясь себе на колени, потом поймал взгляд матери. Та еле заметно мотнула головой, и вновь замерла, не сводя глаз со стены напротив.
– Довольно, – сказал Волдеморт, поглаживая рассерженную змею. – Довольно.
Смех умер мгновенно.
– Многие из древнейших фамильных дерев со временем зачахли, – говорил Волдеморт, а Беллатриса забыла дышать, не отводя от него умоляющего взгляда. – Должны ли вы – должны или нет? – обрезать ваши, чтобы сохранить их здоровыми? Обрубите сучья, которые грозят здоровью целого.
– Да, мой господин, – прошептала Беллатриса, и её глаза вновь поплыли слезами благодарности. – При первой возможности!
– Она у тебя будет, – сказал Волдеморт. – И в вашей семье, как и в целом мире… будем вырезать раковую опухоль, заражающую нас, пока не останутся лишь те, что с чистой кровью…
Волдеморт поднял палочку Люциуса Малфоя, наставил её прямо на висящую над столом, медленно вращающуюся фигуру, и легонько ею тряхнул. Фигура со стоном вернулась к жизни и начала вырываться из невидимых пут.
– Ты узнаёшь нашу гостью, Северус? – спросил Волдеморт.
Снэйп поднял глаза на перевёрнутое лицо. Теперь все Пожиратели Смерти смотрели вверх, на пленницу, словно им было дано позволение проявить любопытство. Когда женщину повернуло лицом к свету очага, она проговорила надтреснутым перепуганным голосом: – Северус! Помоги!
– А, узнаю, – сказал Снэйп, пока пленницу медленно поворачивало прочь от него.
– А ты, Драко? – спросил Волдеморт, поглаживая не занятой палочкой рукой змеиную морду. Драко рывком кивнул головой. Сейчас, когда женщина была разбужена, он, казалось, уже не был в состоянии на неё смотреть.
– Но тебе не придётся брать у неё уроки, – сказал Волдеморт. – Тем из вас, кто не знает: этой ночью нас посетила Чарити Барбейдж, которая, до последнего времени, преподавала в Школе волшебства и колдовства Хогвартс.
Вокруг стола – лёгкий шумок узнавания. Коренастая сутулая женщина с неровными зубами хмыкнула.
– Да… Профессор Барбейдж учила детишек ведьм и волшебников всему про магглов… как они совсем мало отличаются от нас…
Кто- то из Пожирателей Смерти сплюнул на пол. Чарити Барбейдж опять повернулась лицом к Снэйпу.
– Северус… пожалуйста… пожалуйста…
– Тихо, – сказал Волдеморт, вновь качнув Малфоевой палочкой, и Чарити смолкла, словно ей заткнули рот кляпом. – Ей было мало разлагать и загрязнять умы колдовских детей; на прошлой неделе профессор Барбейдж написала в Ежедневный прорицатель вдохновенную защиту грязнокровок. Волшебники, пишет она, должны принять как своих этих воров знания и магической силы. Сокращение числа чистокровных, говорит профессор Барбейдж, есть самое желанное обстоятельство… Она хотела бы всех нас породнить с магглами… или, что тут сомневаться, оборотнями…
В этот раз никто не засмеялся. В голосе Волдеморта без ошибки слышались ярость и презрение. Чарити Барбейдж в третий раз повернулась лицом к Снэйпу. Слёзы стекали от её глаз к волосам. Снэйп взглянул на неё с полным безразличием, когда её снова медленно отворачивало от него.
– Авада Кедавра!
Вспышка зелёного цвета осветила каждый угол комнаты. Чарити упала с раскатистым стуком, и стол задрожал и заскрипел. Некоторые из Пожирателей Смерти отшатнулись на своих стульях, Драко упал со стула на пол.
– Обед, Нагини, – мягко сказал Волдеморт, и огромная змея зашевелилась и заскользила с его плеч на полированное дерево.
Глава вторая Вспоминая…
Г арри порезался до крови. Сжимая правую руку левой и выражаясь про себя, он плечом открыл дверь своей спальни. Захрустел битый фарфор – он наступил на чашку с холодным чаем, которую пристроили на полу под его дверью.
– Какой…?
Он огляделся вокруг, но на лестнице дома номер четыре, Бирючинный проезд, было совершенно пусто. Возможно, чашка чая была Дадлиным представлением о хитром сюрпризе. Держа кровоточащую руку кверху, Гарри другой рукой соскрёб осколки чашки в кучку и бросил их в уже полное мусорное ведро, виднеющееся у самой двери в спальню. Потом он протопал в ванную – сунуть палец под кран.
Тупо, бессмысленно, невообразимо раздражающе, что он ещё целых четыре дня не может колдовать… но он должен был признаться самому себе, что этот рваный порез на пальце ему бы не поддался. Он никогда не изучал, как заживлять раны, и сейчас начал думать об этом – особенно в свете своих нынешних планов – как о, пожалуй, серьёзном пробеле в своём магическом образовании. Делая заметку в памяти – спросить Эрмиону, как это получается, он потратил здоровый кусок туалетной бумаги, чтобы собрать с пола как можно больше чая, прежде чем вернуться в комнату и громко хлопнуть за собой дверью.
Гарри провёл утро, опустошая до дна свой школьный чемодан, впервые с того дня, как он уложил его шесть лет назад. В начале очередного учебного года он просто выгребал верхние три четверти содержимого и заменял их или обновлял, оставляя на дне залежи главного хлама – старые перья, сушёные жучиные глаза, носки, к которым не было пары. И только что, полезши рукой в эту заваль, он ощутил острую боль в безымянном пальце правой руки, и, выдернув руку назад, увидел её всю в крови.
После этого он стал немного осторожнее. Снова став на колени у чемодана, он пошарил на его дне и, после извлечения старого значка, на котором попеременно слабенько вспыхивало МЫ ЗА СЕДРИКА ДИГГОРИ и ПОТТЕР ВОНЮЧКА, треснувшего и сработавшегося Плутоскопа, и золотого медальона, в котором была спрятана записка с подписью Р.А.Б., в конце концов обнаружил тот острый край, который наделал бед. Он сразу его узнал. Это был двухдюймовый осколок заколдованного зеркала, которое дал ему Сириус, его покойный крёстный. Гарри отложил его в сторону и осторожно ощупал весь чемодан в поисках продолжения, но от подарка его крёстного не осталось ничего, кроме разбитого в пыль стекла, которым нижний слой хлама был пересыпан, словно блестящим песком.
Гарри уселся и исследовал неровный кусочек, о который он обрезался, но если что и увидел, так только отражение собственного ярко-зелёного глаза. Потом он пристроил осколок на утренний Ежедневный прорицатель, лежавший на кровати нечитанным, и попытался преградить путь приливу горьких воспоминаний, острой боли потери и тоски тем, что набросился на остатки мусора в чемодане.
На это ушёл ещё час – на полное опустошение чемодана, выбрасывание всего бесполезного и раскладывание оставшегося на кучки, в зависимости от того, может оно или нет пригодиться Гарри в будущем. Школьная и квиддитчная форма, котёл, пергамент, перья и большая часть учебников были свалены в углу, чтобы здесь и остаться. Он пофантазировал, что сделали бы со всем этим его тётя с дядей; сожгли бы, наверное, под покровом ночи, словно следы какого-нибудь ужасного преступления. Маггловская одежда, Плащ-невидимка, набор для составления зелий, избранные книги, альбом с фотографиями, который когда-то подарил ему Хагрид, пачка писем и волшебная палочка были переложены в старый рюкзак. В переднем кармане помещались Карта Грабителя и медальон с запиской, подписанной Р.А.Б., внутри. Медальон был удостоен этого почётного места не за свою полезность – во всех обычных смыслах он был штукой никчёмной – но ради уплаченной за его приобретение цены.
Ещё оставалась объёмистая стопка газет, на столе рядом с его полярной совой, Хедвиг: по одной на каждый день, который Гарри провёл в Бирючинном проезде этим летом.
Он поднялся с пола, потянулся, и перебрался к столу. Хедвиг не ворохнулась, когда он начал просматривать газеты, швыряя их одну за другой в кучу хлама. Сова то ли спала, то ли притворялась; она сердилась на Гарри за то, что сейчас её выпускали из клетки очень ненадолго.
Добравшись почти до основания стопки, Гарри начал листать медленнее, отыскивая один номер, который, он знал, пришёл вскорости после того, как он вернулся на лето в Бирючинный проезд; ему помнилось, что там на первой странице была маленькая заметка об уходе Чарити Барбейдж с должности преподавателя маггловедения в Хогвартсе. Наконец он нашёл газету, пролистал до десятой страницы, опустился на стул около стола и перечитал статью, которую искал.
