Солнце дуэлянтов, май 1774

 

Лес Сен‑Жермен‑ан‑Лэ

 

– Козимо… Защищайся!

Шпага Виравольты просвистела, он отступил, постукивая каблуками, а затем вновь занял позицию. Напротив находился его семнадцатилетний сын Козимо. Виравольте было сорок девять, но благодаря тонким чертам, таланту фехтовальщика, грациозности, отличной выправке в седле и, наконец, внешности ему можно было дать на десяток меньше. Козимо частично унаследовал эти качества, хотя Пьетро находил его слишком худым. У его сына был бледный цвет лица, живые глаза; складку в уголке губ можно было принять за презрительную гримасу Молодой человек был одет в красную куртку и синие панталоны, а треуголку на время занятия он снял. Сам Пьетро был в камзоле с закругленными полами, под ним виднелся украшенный цветами жилет. Манжеты он застегнул на золотые пуговицы, а поверх шелковых чулок натянул сапоги. Волосы он собрал на затылке, подражая прическе прусских военных. – Продолжим! – произнес он, вставая в позицию. Козимо последовал его примеру и дотронулся до отца кончиком шпаги. Держа ладонь козырьком, Анна сидела неподалеку на расстеленных покрывалах. В этот майский день 1774 года ярко светило солнце. Они находились на поляне у опушки леса. За спиной Анны, по ту сторону деревьев, на дороге, ведущей к Версалю и Парижу, возле запряженной четверкой лошадей кареты кучер обменивался со слугой своими соображениями о мировом порядке.

Анна Сантамария сияла. Со времен ее венецианской молодости еще сохранилось несколько светлых прядей, которые смешивались с ее золотистой шевелюрой. Когда ей не нужно было пудрить волосы, она по возможности позволяла волосам лежать свободно. Едва покинув Версаль, она забывала о румянах. Смеясь и вскрикивая, она грациозно обмахивалась веером. Ее несколько стесняло платье в сиренево‑голубую полоску, с фижмами, на пяти обручах из китового уса. Все еще великолепную грудь Анны плотно облегал корсет, позволявший разглядеть ровно столько, сколько полагалось. Над губой виднелась небольшая мушка. Она не утратила и доли своего былого величия и, несмотря на минувшие годы, все еще могла преподать урок версальским куртизанкам. В ее зрелости угадывалась чувственность, еще более манящая, чем прежде.

Пьетро с сыном сделали несколько шагов вперед. Их шпаги скрестились.

– Начали! Повторяю. Ты начинаешь с кварты,[3]рука вытянута, дужки гарды горизонтально. Контррипост,[4]атака в темп, шпага к атаке. Затем последовательность: финт, двойной финт, дополнительный шажок, колющий удар. И сгибай же колени!

– Да, да, – растерянно отозвался Козимо, – кварта, финт, удар и сгибать колени. Прошу прощения, но военному ремеслу не хватает разнообразия.

– Покуда ты не стал основоположником новой европейской философии, тебе придется усвоить го, чему я тебя учу! Тогда ты скорее достигнешь цели.

– Слушайся отца, Козимо, – произнесла Анна. – Он знает, что говорит. В один прекрасный день тебе это пригодится.

– Мама, умоляю! Если вы опять пуститесь в рассказы о своей венецианской жизни и о том, как вы спасли дожа, я просто уйду.

– Лучше сосредоточься, вместо того чтобы оскорблять своих родителей, – парировал Виравольта. – Они еще не совсем выжили из ума. Давай, защищайся. У меня пока еще достанет силы одолеть хлыща вроде тебя. И если будешь хорошо себя вести, я научу тебя тому приему, который я перенял у своего учителя фехтования, де Местра, в Терр Ферм. Он неотразим.

– Ладно, ладно. Защищайся, отец!

– Вот такие речи мне по душе.

Анна засмеялась, поигрывая веером, а Козимо вздохнул.

Раздался звон клинков.

На дуэлянтов упал луч солнца.

 

Пьетро Виравольта де Лансаль уехал из Венеции во Францию около двадцати лет назад, из‑за заговора Данте, разоблаченного во время праздника Вознесения в 1756 году. В то время Пьетро состоял на службе в тайной полиции Венеции при загадочном Совете Десяти и носил кличку Черная Орхидея. Он только что спас дожа от верной смерти, а республику от заговора, угрожавшего самим ее основам. Устав от интриг Светлейшей[5]и желая иных приключений, он решился отправиться к новым горизонтам. Пройденный им с тех пор путь лишь упрочил его репутацию.

 

Прибыв в Версаль зимой 1756 года со своей будущей супругой Анной и лакеем Ландретто, он не предстал перед самым роскошным европейским двором с пустыми руками. Охранная грамота и рекомендательные письма от самого дожа, а также от венецианского сената помогли ему познакомиться с самыми влиятельными лицами при дворе. Государственному секретарю иностранных дел Руйе, а затем и двум его преемникам, кардиналу де Берни и Шуазелю, моментально сообщили о том, что произошло в Венеции, когда по лагуне прокатился грохот пушек. Рапорты дошли до них довольно быстро как из самой Светлейшей Республики, так и от королевских агентов, находившихся в соседних столицах. Возможность принять у себя Черную Орхидею – того, кто спас венецианский режим и стал легендарной фигурой в кругах государственной полиции и европейских секретных служб, – показалась им радостным предзнаменованием. Особенно потому, что новоприбывший не медля сообщил о своей готовности поступить на службу к его величеству, королю Людовику XV, если этот шаг будет способствовать продвижению его дела.

 

Таким образом, прибытие в Версаль Черной Орхидеи отнюдь не прошло незамеченным, но крайней мере в кругах власть имущих. Новость разнеслась и среди агентов его величества. Об этом шептались в кулуарах и галереях дворца, тайные агенты и полицейские повторяли ее в харчевнях и в предместьях; сплетня распространялась благодаря шпионам, чиновникам и послам, игрокам и любовникам, аристократам, посвященным в секретные дела, и мечтательным дамам, мысли которых за обедней были заняты Венецией. Сплетня го ползла черепашьим шагом, то неслась семимильными прыжками. Те, у кого в Венеции были друзья, требовали у них новых сведении; в темных тавернах, в дряхлых недрах сомнительных заведений и притонов, за стенами загородных замков повторяли одно: «К нам едет Орхидея!» – «Кто же это?» – «Ну как же. Черная Орхидея! Виравольта, человек, спасший Венецию!» К его уже сложившейся репутации примешивались многочисленные выдумки, так что его прибытие было встречено с необычайным воодушевлением. Получив известие о предстоящем визите и о подробностях дела, король, находившийся в Парк‑о‑Серф, звонко рассмеялся и направился к своей любовнице. За улыбками скрывалось какое‑то необычное возбуждение, которое время от времени охватывало придворных, заставляя их самозабвенно предаваться сплетням. Но это были приветственные и заговорщические улыбки, в них было обещание перемен и развлечений, действий и неожиданных поворотов судьбы: в Версаль едет Орхидея!

 

Вопрос о том, в чем будут заключаться обязанности Виравольты во дворце, обсуждался недолго. Сделав его сначала подопечным кардинала де Берни, затем Шуазеля, Пьетро стали немедленно поручать ответственные задания. Иногда они касались внутренней безопасности королевства, иногда безопасности дворца и главных его обитателей: самого короля, разумеется, но также мадам де Помпадур, Марии Лещинской, мадам Дюбарри, покойного наследника Людовика Фердинанда, затем Людовика Августа и наконец, с момента ее прибытия из Австрии, Марии Антуанетты. Благодаря своим талантам он получал поручения иного рода. Совершенно неофициальные, более опасные и требующие больших усилий, они были ему как раз по плечу. Пьетро быстро оказался в сложной ситуации, своей двусмысленностью напоминающей его обычные занятия в те дни, когда он еще состоял на службе у Совета Десяти в Светлейшей Республике.

С 1758 года он работал на Тайную королевскую службу.

 

Возглавляемая принцем де Конти, а затем Жан‑Пьером Терсье, Тайная королевская служба, или Черный кабинет, была создана Людовиком XV. Посоветовавшись с самодержцем, граф де Брогли предложил венецианцу пополнить ряды этой маленькой теневой армии королевских шпионов. Вскоре Пьетро был уже одним из тридцати двух правительственных агентов, занимающихся параллельной дипломатией и наблюдением за государственными министрами.

Подчиняясь непосредственно графу и Людовику XV, Тайная служба действовала без ведома двора. Она состояла из отделов, ведающих перепиской с зарубежными странами, а также из разведки, деятельность которой заключалась в перехвате корреспонденции, наблюдении за отдельными лицами, а при необходимости и в саботаже. Изначально созданная для того, чтобы позволить принцу де Конти заполучить польский престол, эта служба вскоре после Семилетней войны перешла к выполнению иных задач, таких, например, как подготовка планируемой высадки французского десанта в Англии. Ее целью была защита интересов Франции, а также оказание влияния на внешнюю политику европейских государств, в частности путем поддержания связей с Австрией и Россией. Пьетро естественным образом стал посредником в делах, связанных со Светлейшей Республикой, а также совершал поездки в Силезию, Лондон, в Священную Римскую империю, Голландскую республику и австрийские Нидерланды. Он сотрудничал с крупными агентами: Верженном, Бомарше, Бретеем или шевалье д'Эоном; все они вели двойную жизнь, были эксцентричны и неизменно опасны. Козимо ничего не знал об этой стороне деятельности отца, чего нельзя было сказать об Анне, бывшей Черной Вдове Венеции, которой давно были известны скрытые таланты ее мужа.

 

Освободившись от дел Светлейшей Республики, Пьетро оказался вовлечен в интриги Франции. Сын актрисы и сапожника, зачарованный благородством и славой, он всегда выбирал в жизни самые необычные пути. Перипетии его судьбы напоминали сказку. Искушенный дуэлянт, как в прямом, так и в переносном смысле слова, привыкший жить под двойным именем, по‑своему тоже актер и дерзкий игрок, он, ранее неспособный контролировать свои эмоции, постепенно утратил былую легкость и обрел мудрость и глубокомыслие. Но неизменными оставались его энергия и вкус к неизведанному. Женившись на Анне и занявшись воспитанием Козимо, он научился разрешать былые противоречия собственного характера и превозмогать внутреннюю дрожь, связанную с глубоким страхом небытия, издавна терзавшим Пьетро. Он так и не отказался от свободы мысли, но научился принимать ограничения, диктуемые избранным им образом жизни.

Сегодня он был богат, хотя и не показывал этого: за оказанные услуги Венеция учредила для него пожизненную ренту. Он также получал солидную компенсацию за свою двойную службу – неофициальную, под началом де Брогли, и официальную, в министерстве иностранных дел, где он состоял. Для видимости ему пожаловали титул маркиза; его семья жила в отдельном особняке, расположенном на улице Серсо, примыкавшей к Версалю, на дороге, которая вела в Марли. Король хорошо их разместил, ведь жизнь при дворе имела свою цену, и весьма высокую. Кроме того, исходя из требований его должности, Людовик XV решил предоставить венецианцу одну из пятисот комнат, расположенных под самой крышей дворца. Версаль был напичкан маленькими квартирками, в которых теснились придворные; при этом не предпринимались никакие меры безопасности. Пьетро использовал эту комнату как кабинет, а на ночь оставался в ней крайне редко. И все же предоставленная во дворце комната, даже размером с мышеловку, была бесспорной привилегией.

 

Однако в мае 1774 года обстановка в Версале была напряженной. Людовик XV находился при смерти, что делало положение Пьетро весьма щекотливым. Соперничество между двумя его патронами, герцогом д'Эгийоном, министром, под началом которого он выполнял свои официальные обязанности, и таинственным графом де Брогли, шефом Тайной королевской службы, продолжалось с давних пор, но сейчас их отношения окончательно зашли в тупик. В один прекрасный день, выбранный на основе произведенных в министерстве иностранных дел вычислений, граф де Брогли был вытеснен д'Эгийоном. Последний пользовался солидной протекцией, оказываемой любовницей короля мадам Дюбарри. Заняв пост, д'Эгийон узнал всю правду о Тайной службе. Возможно ли, что Черный кабинет существовал столько лет, подчиняясь непосредственно приказам монарха и без ведома официальных министров? Очень быстро дело приняло нежелательный оборот. Пустившись по следу Тайной службы, д'Эгийон выявил существование секретных миссий, направленных в королевские дворы северных стран, и перехватил депеши весьма поучительного содержания. Речь в них шла о разрыве альянсов, и говорилось даже о том, чтобы избавиться от него самого! Он обвинил Брогли в заговоре. Король не мог защитить главу Тайной службы, не признав тем самым ее призрачного существования. Шах и мат. Таким образом, граф де Брогли был заключен в тюрьму, а затем из соображений государственных интересов выслан в край Рюффек.

 

В тот момент, когда король находился на смертном одре, Брогли все еще был в опале, и его агентам, включая и Виравольту, оставалось только выжидать. Виравольта подозревал, что, несмотря на ссылку, Брогли все еще руководит Тайной службой и что король не предал его окончательно. Но в случае кончины Людовика XV граф вряд ли сможет когда‑либо вернуться ко двору. А что касается самого Виравольты, то он отныне находился в черном списке д'Эгийона из‑за того, что все это время был слугой двух господ. Поэтому он даже не очень удивился, увидев трех вооруженных эмиссаров, украшенных султанами, верхом приближавшихся по версальской дороге.

 

Поприветствовав его и представившись, они вручили ему запечатанное письмо.

– Господин де Лансаль? Послание от герцога д'Эгийона. Он требует вас ко двору.

Пьетро распечатал письмо.

То, что он прочел, лишь усилило его беспокойство.

 

«Господин маркиз де Лансаль!

Мне необходимо видеть Вас в моем кабинете завтра на рассвете. Я ожидаю от Вас некоторых объяснений по поводу небезызвестной Вам деятельности; мы слишком давно откладывали этот разговор. Но наша встреча обусловлена еще более тревожными соображениями. Король находится в плачевном состоянии. Двор и вся Франция молятся о его здоровье. И еще кое‑что. Одного слова, думаю, будет достаточно. Баснописец. Вас подозревают в совершении уголовного преступления. Я жду Вас до восхода солнца. У меня есть все основания полагать, что Вы играете важную роль в той драме, которая разыгрывается в настоящий момент».

 

Как же так?

Пьетро закусил губу. Герцог желает переговорить с ним о его деятельности под началом графа де Брогли… Баснописец?… Но ведь Пьетро убил его собственными руками четыре года назад! О чем же может идти речь? На какую драму намекает герцог? Его, Пьетро Виравольту, подозревают в совершении уголовного преступления? Не было ли это просто уловкой герцога, с помощью которой он хотел избавиться от него? Эти и подобные мысли теснились у него в голове. Венецианец казался озадаченным. Вдруг он заметил, что в конверт была вложена еще одна страница.

Ее текстура поразила его.

Пьетро медленно поглаживал зернистую поверхность этого странного листка.

«Пергамент или… человеческая кожа?» – подумал он.

Какое‑то мгновение чудовищное предположение казалось реальностью.

«Человеческая кожа?»

У него замерло сердце.

Нет… Скорее, бычья.

Но цвет букв, из которых был составлен текст, напоминал кровь.

Кровавые буквы…

И на сей раз… не бычья кровь.

«Но зачем посылать это именно мне?»

 

«Лисица и Аист

Волк и Ягненок

Лягушка и Вол

Ворона и Лисица

Лев и Мышь

Собака и ее тень

Обезьяна‑Король

Стрекоза и Муравей

Заяц и Черепаха

Лев состарившийся

 

 

Ну так вот, Виравольта;

Десять выбрано басен для наших утех,

Так начнем же игру без дальнейших помех».

 

Баснописец

Пьетро поднял голову.

– Отец, что происходит? – спросил Козимо, который все еще держал в руке шпагу.

– Пьетро? – подхватила Анна.

Солдаты, посланные д'Эгийоном, окружили его.

Капитан приказал ему последовать за ними.

– Господин де Лансаль… Это… не совсем письмо.

– Ах так?

– Это мандат. Господин де Лансаль…

Капитан сделал знак.

– Вы находитесь под арестом.

 

И пока его везли под конвоем, Пьетро вспоминал то, что произошло четыре года назад – в день свадьбы Марии Антуанетты.