Периодизация истории международного права 4 страница

Представляется, что ничто не препятствует тому, чтобы односторонний акт государства отвечал указанным требованиям, и международное право придавало ему наравне с другими юридическими актами правовые последствия. В то же время, делая вывод о неправомерности отнесения односторонних актов государств к международно-правовым актам, С. В. Черниченко, по всей видимости, подвергает сомнению другой аспект самостоятельности порождения международно-правовых последствий односторонними актами, а именно: способность одностороннего волеизъявления вызывать такие последствия независимо от проявлений воли других государств.

Необходимо отметить, что в советской доктрине международного права этот вопрос вызывал особенно скептическое отношение. Некоторыми учеными в принципе не допускалась возможность возникновения юридических последствий в результате принятия государством одностороннего акта (напр., Г. П. Жуков [8], В. А. Соколов [15, c. 115—119]), а некоторыми, если и допускалась, то лишь при условии, что такой акт был явно или молчаливо воспринят другими субъектами международного права, которые таким образом принимали участие в создании этих последствий (напр., В. М. Шуршалов [19, c. 119]).

Между тем, способность односторонних актов порождать международно-правовые последствия независимо от проявлений воли других государств признается некоторыми российскими и большинством западных авторов [см. напр.: 9, c. 27—28; 14, с. 75—76; 22, p. 171; 25, p. 7; 32, p. 33]. Так, например, российский юрист И. В. Рачков пишет о том, что односторонние акты являются основанием возникновения обязательств по международному праву, при этом действительность одностороннего акта не зависит от согласия других государств [14, c. 75—76]. Э. Сой отмечает, что в случае односторонних актов правовые последствия придаются одностороннему волеизъявлению «непосредственным образом, а не потенциально, т. е. в результате вмешательства проявления воли другого государства» [32, p. 33]. Хорватский ученый В. Д. Деган также указывает на то, что односторонний акт не зависит от согласия или признания других государств и порождает последствия по международному праву «сам по себе» [22, p. 171].

Вывод о том, что односторонний акт способен независимо от других проявлений воли вызывать последствия по международному праву, подтверждается и в ряде документов ООН. Так, в своих докладах по вопросу об односторонних актах государств Специальный докладчик КМП В. Р. Седеньо исходит из того, что государство может брать на себя международные обязательства, при этом нет никакой необходимости в том, чтобы третье государство признало их или предприняло какие-либо действия, могущие означать их признание [12, c. 33, см. также 16, c. 13]. В Шестом комитете Генеральной Ассамблеи ООН также отмечалось, что «для получения определения одностороннего акт должен иметь автономные правовые последствия», под которыми понимаются «правовые последствия, не зависящие от любого проявления воли со стороны другого субъекта международного права» [7, c. 32—33].

О том, что односторонние акты государств способны сами по себе вести к возникновению международно-правовых последствий, говорится в решениях Международного суда ООН по делу о ядерных испытаниях (Австралия против Франции, Новая Зеландия против Франции, 1974 г.). Как указал Суд: «Никаких действий, являющихся по своей природе действиями quid pro quo, ни какого-либо последующего принятия декларации, ни даже какого-либо ответа или реакции других государств не требуются для того, чтобы такая (односторонняя. — Е. К.) декларация возымела силу, поскольку такое требование было бы несовместимо со строго односторонним характером такого юридического акта…» [28, p. 267, para. 43; 29, p. 472, para. 46].

В связи с этим полагаем, что односторонний акт государства отвечает и второму признаку юридического акта по международному праву. Наконец, третьим условием наличия такого акта является соответствие международно-правовых последствий проявленной воле [20, p. 239; 26, p. 193; 32, p. 22]. Так, Ж.-П. Жаке указывает на то, что в случае юридического акта именно заявленной волей определяется значимость созданной нормы, тогда как юридический факт вызывает механическое применение существующей нормы [26, p. 193]. Э. Сой подчеркивает, что если отсутствует соответствие между волеизъявлением и юридическими последствиями, то это изъявление воли является не юридическим актом, а юридическим фактом [32, p. 22].

В доктрине международного права обращается внимание на прямую связь международно-правовых последствий односторонних актов государств с проявленной в акте волей. Так, например, итальянский ученый Дж. Вентурини, рассматривая основания юридической действительности такого одностороннего акта как обещание, отмечает, что проблема правовых последствий в данном случае — это проблема «правовых обязательств, соответствующих волевому содержанию обещания» (курсив наш. — Е. К.) [33, p. 402]. Э. Сой, делая выводы о специфике односторонних актов, также в качестве одной из их черт называет «последствия, полностью соответствующие проявленной воле» [32, p. 33]. На «соответствие проявленной воли и правовых последствий» односторонних актов указывает и Ф. Кайе [20, p. 239].

О том, что правовые последствия односторонних актов государств должны соответствовать проявленной воле, свидетельствует и решение Международного суда по делу о ядерных испытаниях, в котором Суд заявил, что «Франция взяла на себя обязательство, точное содержание и пределы которого должны пониматься в соответствии с действительными формулировками, в которых они были публично выражены» [28, p. 270, para. 51].

Таким образом, полагаем, что односторонние акты государств обладают всеми качествами международно-правового акта, что следует учитывать при определении понятия этого явления. Такой подход исключает из понятия «односторонний акт» односторонние действия, которые выступают в международном праве в качестве обычных юридических фактов, поскольку либо не являются проявлением воли, либо не способны самостоятельно вызывать последствия по международному праву, либо не влекут правовые последствия, соответствующие проявленной воле, а лишь вызывают правовой режим, уже установленный международным правом (например, акты, имеющие отношение к договорной сфере, разрыв дипломатических отношений, оккупация, объявление или фактическое развязывание войны, капитуляция, ультиматум и др.).

Необходимо учитывать, что односторонний акт государства — особый международно-правовой акт. Ввиду отсутствия четкой регламентации таких актов, а также с учетом сложностей, которые возникают при разграничении политических и юридических односторонних актов, особое значение при определении юридической действительности одностороннего акта имеет намерение государства принять на себя правовое обязательство.

В первом докладе по теме «Односторонние акты государств» Специальный докладчик КМП В. Р. Седеньо отмечал, что «правовые акты… продиктованы четким и однозначным намерением породить определенные правовые последствия» [12, c. 14]. Р. А. Каламкарян утверждает, что «наличие у государства намерения принять на себя… обязательство является основополагающим условием создания одностороннего обязательства. Значимость этого условия признается всеми юристами» [9, c. 72].

Решающее значение намерения государства принять на себя международное обязательство подчеркивалось государствами в ответах на вопросник КМП по односторонним актам и в Шестом комитете Генеральной Ассамблеи ООН. Так, например, правительство Израиля в своих ответах на вопросник указало: «процесс определения одностороннего акта как акта, который порождает правовые последствия, по сути является деятельностью по толкованию намерения государства, которое совершает односторонний акт» [11, c. 32]. При обсуждении Руководящих принципов в отношении односторонних актов государств в Шестом комитете Генеральной Ассамблеи представитель делегации Соединенного Королевства г-жа Уильямс, не делая каких-либо замечаний по существу принципов, указала «лишь, что в этом контексте главную роль играет намерение государства» [18, c. 18].

Следует отметить, что значение намерения подчеркивается и в решениях Международного суда ООН. В решениях по делу о ядерных испытаниях Суд указал: «Когда намерение государства, делающего подобное заявление, состоит в том, чтобы быть юридически связанным его условиями, это намерение придает заявлению характер юридического обязательства» [28, p. 267, para 43; 29, p. 472, para 46]. Рассмотрев дело, касающееся спора о границе между Буркина-Фасо и Республикой Мали (1986 г.), Суд заявил в этой связи, что «все… зависит от намерения соответствующего государства» [21, p. 573, para 39]. В решении по делу о военных и полувоенных действиях в Никарагуа и против нее (1986 г.) Суд определил, что он не нашел «ничего в этих документах, из чего можно было бы сделать вывод о наличии намерения взять на себя юридическое обязательство» [27, p. 132, para. 261].

Кроме того, важное значение при определении одностороннего юридического акта имеет его публичный характер. В Руководящих принципах КМП подчеркивается, что они касаются заявлений, сделанных публично. По мнению Комиссии, публичность «представляет собой важный элемент, подтверждающий волеизъявление автора взять на себя определенные обязательства» [6, c. 376]. Действительно, как справедливо отмечает Р. А. Каламкарян, «требование публичности носит неотъемлемый характер, так как если государство сохраняет в тайне принятое им одностороннее обязательство, оно может в принципе легко его изменить или же впоследствии от него отказаться» [9, с. 185].

В то же время употребление термина «публичность» в этом контексте требует пояснения. Известный польский юрист-международник К. Скубишевски указывает, что односторонние акты, сформулированные публично, дают право требовать их соблюдения всем заинтересованным государствам, в то время как акты, доведенные до сведения определенных государств, порождают обязательства лишь в отношении этих государств [31, p. 245]. Таким образом, публичность является необходимым элементом одностороннего юридического акта erga omnes [13, c. 18]. Что же касается акта, адресованного ограниченному количеству субъектов международного права, то здесь достаточно доведения его до сведения адресатов. Это признает и Комиссия, которая в комментарии к принципу 1 уточняет, что такое требование не относится к актам, касающимся двусторонних отношений между государствами [6, c. 376].

В связи с этим считаем необходимым включение элемента публичности в определение одностороннего акта, однако трактовать его следует применительно к государству, которому адресован акт. Более удачным, чем итоговый («заявления, сделанные государством публично и отражающие волю…» [6, c. 374]), представляется в этом смысле первый вариант определения одностороннего акта, предложенный во втором докладе Специального докладчика, в котором за словами «…волеизъявление, сформулированное публично» следуют слова «в отношении другого государства или государств, международного сообщества в целом или международной организации» [3, c. 10], что указывает на направленный характер как самого акта, так и требования публичности.

Еще одной особенностью одностороннего юридического акта является его относительный характер, который заключается в том, что посредством такого акта государство «может создать новые обязательства только применительно к себе, а никак не для третьих государств» [9, c. 38]. Эта особенность отражена в принципе 9 Руководящих принципов, согласно которому «одностороннее заявление какого-либо государства не может порождать никаких обязательств для других государств» [6, c. 374].

Основополагающие принципы международного права, и в первую очередь принцип суверенного равенства, не допускают возможности наложения одним государством каких-либо обязательств на другое государство без его на то согласия. Это относится в равной степени как к договорным актам, так и к односторонним. В отношении же предоставления прав третьим сторонам проявляется различие между конвенционными и односторонними актами. Специальный докладчик КМП В. Р. Седеньо отмечает, что «международное право… не оставляет сомнений в том, что в принципе договор не может наделять правами государства, которые не являются его участниками» [13, c. 16]. Для того чтобы это произошло, необходимо согласие государств на получение прав в соответствии с этим договором (ст. 34 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г.) [2, c. 354].

В отношении же одностороннего акта, как уже отмечалось, не требуется какого-либо выражения согласия государств для того, чтобы он возымел действие, что подтверждается, в частности, в решениях Международного суда по делу о ядерных испытаниях. Разумеется, вопрос о пользовании предоставленными правами остается на усмотрении государства, которое может посредством одностороннего акта и отказаться от них, что, однако, не говорит о том, что такие права для него не существовали вообще, поскольку на то не было выражено согласия.

В этой связи австрийский юрист-международник А. Фердросс указывает, что международно-правовые последствия одностороннего акта могут проявляться только в форме обязательств для государства — автора акта и прав для третьих государств [см.: 32, p. 33]. Полагаем, что такое утверждение, хотя и соответствует общему духу концепции односторонних актов государств, но все же является не совсем точным. Разнообразие односторонних актов, встречающихся в практике государств, свидетельствует о том, что международно-правовые последствия односторонних актов могут проявляться и в других формах (например, защита прав и законных интересов государства посредством акта протеста). В то же время абсолютно правы те ученые, которые обращают внимание на невозможность порождения односторонним актом государства обязательств для третьих государств как на обязательный признак одностороннего акта (напр., Р. А. Каламкарян [9, c. 29], Э. Сой [32, p. 33]).

Прежде чем перейти к формулированию определения односторонних актов, исходя из вышеизложенных доводов, необходимо также рассмотреть формальный признак одностороннего акта, односторонний акт как «волеизъявление, единственное в своем роде» [12, c. 31].

Проблема заключается в том, что во многих определениях одностороннего акта, которые предлагаются в доктрине международного права, содержатся формулировки, указывающие на то, что такой акт приписывается одному субъекту международного права. Так, П. де Вишер определяет односторонний акт как «акт волеизъявления, исходящий от одного субъекта международного права, направленный на создание собственных юридических последствий и способный порождать такие последствия в силу общего международного права» [24, p. 461]. Э. Сой отмечает, что «первым необходимым элементом, по которому существует общее согласие» в доктрине международного права, является «наличие единственного проявления воли, то есть проявления воли, исходящего от одного субъекта международного права» [32, p. 28]. «Факт наличия волеизъявления одного субъекта права» в качестве одного из отличительных признаков одностороннего акта приводит и Р. А. Каламкарян [9, c. 29].

Ж. Деосси, критикуя такой подход, указывает на предпочтительность использования термина «сторона». Смысл слова «односторонний» свидетельствует о том, что «на одной стороне может находиться несколько субъектов международного права». При этом акт будет являться односторонним, «если две воли в действительности выражают один и тот же интерес» [23, p. 51—52]. К. Гудмэн в связи с этим отмечает, что «"односторонность" акта характеризуется не количеством его авторов, а их позицией по отношению к создаваемой норме» [25, p. 6]. «Единственное в своем роде волеизъявление», как полагает В. Р. Седеньо, означает в данном случае, что государства, осуществляющие односторонний акт, «оказываются по одну сторону правоотношений» [12, c. 32]. В случае так называемого коллективного одностороннего акта все его авторы окажутся связанными обязательством, предпринятым в пользу адресатов этого акта [25, p. 7].

Таким образом, определив, что односторонний акт государства является международно-правовым актом, что предполагает наличие волеизъявления, способного самостоятельно породить последствия по международному праву, соответствующие проявленной воле, и выявив его особенности — особую значимость намерения взять на себя юридическое обязательство, роль публичности одностороннего акта, его относительный характер, а также рассмотрев значение формального признака одностороннего акта, полагаем, что наилучшим образом рассматриваемое явление отражает следующее определение.

Односторонний акт государства — это одностороннее проявление воли, сформулированное публично в отношении его адресатов, выражающее намерение вызвать последствия по международному праву и способное независимо от вмешательства воли других государств породить, согласно проявленной воле, такие последствия, которые, будучи способны предоставлять права, не могут выступать в форме обязательств для третьих государств.

7. Вопрос 16 Понятие и виды вспомогательных средств для определения норм международного права.

Источниками международного публичного права называются те внешние формы, в которых выражается это право.

Общепризнанно, что источники современного международного права перечислены в пункте 1 статьи 38 Статута Международного суда ООН, который гласит:

Суд, который обязан решать переданные ему споры на основании международного права, применяет:

а) международные конвенции, как общие, так и специальные, устанавливающие правила, определенно признанные спорящими государствами;

b) международный обычай как доказательство всеобщей практики, признанной в качестве правовой нормы;

с) общие принципы права, признанные цивилизованными нациями;

d) с оговоркой, указанной в статье 59, судебные решения и доктрины наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм.

Таким образом, источниками международного права являются:

• Основные (первичные):
• международный договор
• международно-правовой обычай
• общие принципы права

Не существует четкой иерархии между основными источниками. С одной стороны, международные договоры удобнее толковать и применять. С другой — нормы договоров действуют только в отношении государств—участников, в то время как международно-правовой обычай обязателен для всех субъектов международного права.

· Вспомогательные источники МП:

· 1) Судебные решения (решения МС ООН; решения иных м/н и региональных судов (МУС ООН, Европейского суда по правам человека), а также в известном смысле решения национальных судов).

· 2) Доктрина наиболее квалифицированных специалистов (использование доктрины допускается только в качестве доказательства наличия права, а не как правотворческий фактор).

· 3) Односторонние акты государств (заявление о признании государств или правительств, информация (нотификация) соответствующих государств в случае военной блокады во время войны и др.).

Вопрос 17. Место и роль доктрины как источника международного права.

Традиционно в качестве источника международного права выделяется доктрина. Дореволюционные исследователи констатировали: источником международного права может быть сама наука международного права; прежде всего, она может разъяснить, истолковать спорные места в применении разных норм права. Затем наука обрабатывает и очищает от ненужных примесей обычаи и вообще влияет на правосознание цивилизованного человечества, внушая ему те или иные мысли можно сказать, просветляя его[7].
Доктрина сыграла существенную роль в признании за международным правом юридической силы. Особую роль в становлении международного права в целом играют труды видных и авторитетных юристов. Еще в далеком прошлом (VI в. н. э.) в Древнем Риме Дигесты Юстиниана представляли собой важную правовую доктрину. Именно в теоретических трудах правоведов впервые была высказана сама идея международного права. Это было сделано Гуго Гроцием, Эммер де Ваттелем и др. Долгое время для международного права роль нормативного факта выполняли изречения Гроция, Ваттеля, Литтлетона, Бартола, Оппенгейма и др.

Здесь доктрина играла особую роль, как в обосновании самой идеи такого права, так и в его развитии.

Доминирующим направлением в доктрине стало смешанное, сочетающее естественно-правовой подход с позитивно-правовым. В силу того что в практике государств нормы права утверждались с трудом, в доктрине получила развитие тенденция выдавать желаемое за действительное. По этой причине доктрина зачастую опережает нормы, практику.

Поскольку теория опережала практику в формулировании международных норм, необходимых для регулирования межгосударственных отношений, постольку в литературе получили распространение взгляды о прямом участии теории в правотворческом процессе. В середине XIX в. швейцарский юрист И. Блюнчли утверждал: "Если в настоящее время Уитон и Филлимор, Вильден и Кент, Гефтер и Оппенгейм согласны между собой относительно известного теоретического положения, мы, естественно, склонны признать его за начало современного международного права даже тогда, когда оно не подтверждается трактатами и приложение его на практике еще сомнительно"[8].
Именно по этой причине доктрина выступает несменным источником международного права.

Исходя из данного нами понятия доктрины, доктрину международного права можно определить как систему взглядов и концепций о сущности и назначении международного права в конкретных исторических условиях.
В настоящее время также нельзя недооценивать значение доктрины международного права, которая в некоторых случаях способствует уяснению отдельных международно-правовых положений, а также международно-правовых позиций государств. В частности, спорящие стороны в своих документах, представляемых в международные судебные органы, используют иногда мнения специалистов по различным вопросам международного права.
В конкретных судебных решениях суды ссылаются на доктринальные определения, понятия, категории, классификации. Так, например, в Решении Экономического Суда СНГ от 15 января 2002 г. №01-1/3-2001 суд сослался на доктрину, положив доктринальное знание в основу решения: «Национальное законодательство не определяет, что понимается под местом постоянного жительства. В доктрине международного частного права под ним понимается "место средоточия жизненных связей лица, центр его существования". Следовательно, является ли место жительства супруга в государстве, гражданином которого он не является, местом его постоянного жительства, решается судом на основе выяснения всех обстоятельств, характеризующих его, как место "средоточения его жизненных связей" (проживание совместно с ним детей, постоянная работа, длительность проживания, наличие вида на жительство и т. д.)».
При определении места доктрины среди иных источников права необходимо сослаться на положения статьи 38 Статута Международного суда ООН, согласно которой "доктрины наиболее квалифицированных специалистов по международному публичному праву различных наций" наряду с судебными решениями применяются Судом "в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм".

8. Вопрос 18.. Юридически обязательные решения международных организаций как источник международного права.

9. Решения международных органов и организаций. Юридическая сила решений соответствующей международной организации определяется учредительным документом международной организации. Они могут иметь определенное значение как начальный этап процесса международного нормотворчества или могут подтверждать уже действующие международно-правовые принципы и нормы.
Особое значение имеют некоторые решения (резолюции) Генеральной Ассамблей ООН, которые подтверждают те или иные положения Устава ООН, другие общепризнанные принципы и нормы международного права, содержат общие правила поведения и принимаются государствами единогласно. Такие решения приобретают обязательную силу для членов ООН. Они не создают непосредственно нормы международного права, а оказывают влияние на нормотворчество, определяя те вопросы, которые нуждаются в международно-правовом регулировании, принципы этого регулирования, а также указывая на те нормы, которые уже устарели и должны быть отменены.
Международные суды, в том числе и Международный Суд ООН, и арбитражи не создают новые нормы международного права, а только применяют их при разрешении конкретных вопросов. Их решения носят юридически обязательный характер только для участников спора и только при условии, если спорящие государства заранее согласились на это. Сами решения источником международного права не являются, но они могут оказать определенное влияние на практику отдельных стран, на правосознание народов.
Резолюции международных организаций - новый метод создания норм международного права. Во всех развитых международных организациях имеются определенные категории резолюций их органов, которые являются юридически обязательными не только для органов данной организации, но и для государств-членов. Это, прежде всего, принимаемые этими органами правила их процедуры, резолюции по вопросам распределения взносов в бюджет организации, правила ООН, касающиеся регистрации международных договоров, и т.д. Речь идет о резолюциях, создающих нормы, касающиеся функционирования органов международной организации и составляющих часть права данной международной организации.
Однако в ряде случаев международные организации создают нормы, выходящие за рамки их внутренней деятельности. Ряд специализированных учреждений и других специальных международных организаций принимают имеющие различные названия нормативные регламенты, которые устанавливают нормы поведения, обязательные для государств в области, входящей в компетенцию данной международной организации (Всемирный почтовый союз, Международный союз электросвязи, Всемирная организация здравоохранения, Всемирная метеорологическая организация, Международная организация гражданской авиации, Международная морская организация и т.д.). Главная причина возникновения подобных регламентов - рост числа технических вопросов, с которыми приходится иметь дело соответствующим международным организациям. Международные правила, касающиеся этих вопросов, изменяются довольно часто, и, чтобы обеспечить быстрое их изменение, они выносятся за рамки основных конвенций. Правила принимаются обычно пленарными органами международных организаций, а в некоторых случаях (например, в ИКАО) - органами с более ограниченным составом (Советом).

 

Вопрос 19. Концепция «мягкого права».

Концепция международного «мягкого права» в международно-правовой доктринеОтсутствие юридической силы позволяет объединить в рамках термина «мягкое право» различные международные неправовые (рекомендательные, политические) нормы. Сравнительно-правовой анализ международно-правовых и «мягко-правовых» норм способствует более детальному уяснению особенностей «мягкого права». В то же время обращение к форме закрепления международных неправовых норм, принятие во внимание специфики их действия позволяет провести более четкую грань между ними, не допустив при этом стирания границы между правовыми и морально-политическими обязательствами в целом. Преимущества и удобства изучения иностранных языков у нас: возможно индивидуальное и групповое изучение иностранных языков. Изучение иностранных языков, вся подробная информация на сайте http://lingust.ru Обзор международно-правовой доктрины позволяет заключить, что среди исследователей существует лишь общее представление о «мягком праве». Подходы начинают различаться при попытке определить содержание данного явления, присущих ему особенностей. Наибольшее распространение получила точка зрения, согласно которой «мягкое право» используется как антипод юридически обязательному («твердому») праву, праву в привычном для нас понимании. Представляется, что рассмотрение «мягкого права» по остаточному принципу, путем простого перечисления актов, не являющихся юридически обязательными, нецелесообразно и не учитывает особенности различных актов в процессе нормообразования. В результате концепция может необоснованно «раздуваться» в зависимости от субъективных пристрастий конкретного автора, что может отрицательно сказаться на системе международного права. В качестве наглядного примера такого расширения можно привести позицию Р.Бакстера, относящего к «мягкому праву» наряду с рекомендациями международных организаций соглашения pactum de contrahendo, несамоисполнимые положения международных договоров. Представляется совершенно справедливым утверждение Дж.Хууфа, который, отмечая положительные свойства «мягкого права», не без оснований обращает внимание на необходимость сужения «серой зоны». Обилие точек зрения делает любую классификацию весьма условной. В целом термин международное «мягкое право» используется для обозначения двух различных явлений: неопределенных по своему содержанию норм международных договоров и положений, содержащихся в неправовых актах (резолюции международных организаций, конференций и т. д.). Сравнительно реже в качестве проявления «мягкого права» приводится соответствующий характер процедуры рассмотрения споров. Иными словами, «мягкое право» представляет собой не только альтернативу международно-правовым нормам, но также метод улаживания возникающих межгосударственных разногласий с помощью использования услуг дипломатических представителей, посредников, арбитров. Тем не менее, вряд ли возможно рассматривать подобные процедуры как содержание категории «мягкое право», поскольку при политических способах разрешения спора не исключено применение правовых норм. Перечисленные «срезы» «мягкого права» («форма», «содержание», «процедура применения») приводятся либо в совокупности, либо выборочно. Однако при характеристике природы морально-политических (рекомендательных) норм следует рассматривать как специфику соответствующего вида международной нормы, так и характер внешнего ее оформления. Признаки норм международного «мягкого права». Правовой анализ международных норм, не обладающих юридической обязательностью, позволяет судить о наличии определенных черт сходства между правовыми и неправовыми нормами. Отсутствие юридической силы – основной признак, свидетельствующий о специфической природе «мягкого права», он позволяет во многом «сблизить» различные виды международных норм. Как правило, нарушение «мягко-правовых» норм влечет политическую или экономическую ответственность, но также не исключены принудительные меры, подобные тем, что предусматривает международное право. Следует согласиться с К.Томушатом в том, что «общие принципы формируют среду, в пределах которой будущим в полном смысле слова правовым инструментам придется найти свое место». Более того, создание механизмов контроля над соблюдением морально-политических обязательств свидетельствует о том, что нормы «мягкого права» не представляют собой исключительно пожелания на будущее. При изучении особенностей международных юридически необязательных норм в отечественной доктрине были разработаны концепции рекомендательной и политической норм. В качестве главного отличия международной политической нормы от рекомендательной, как правило, отмечается возможность создания на ее основе международных обязательств, предписывающих конкретное поведение. Несмотря на неоднозначную оценку возможности существования международных неправовых норм, достоинством разработанных концепций является тезис о способности положений юридически необязательных актов регулировать межгосударственные от-ношения. Как правило, в рамках «мягкого права» рекомендательные и политические нормы рассматриваются в совокупности. Поскольку рекомендательные акты являются индивидуальными актами международных организаций, обособленными от воли государств-участников, то в данном случае вести речь о согласовании правил поведения, в отличие от международных политических обязательств, нельзя. Поэтому, как видится, норма «мягкого права» создается либо в одностороннем порядке, либо с помощью достижения согласия государств в отношении ее содержания и характера обязательности. Форма закрепления актов международного «мягкого права». В международном праве общепризнано, что, участвуя в нормативном регулировании широкого круга международных отношений, государства, как основные субъекты международного права, вольны избирать такую форму закрепления достигнутых ими соглашений, которая, на их взгляд, наиболее полно соответствует специфике конкретной сферы международного сотрудничества, степени ее развития. Среди зарубежных исследователей распространено мнение о том, что форма соглашения не имеет большого значения, и лишь намерение государств свидетельствует о характере достигну-того соглашения. Позиция подкрепляется практикой Международного Суда ООН и решениями Постоянной палаты международного правосудия. Разумеется, для определения намерения участников соглашения относительно природы согласованных между ними норм следует обратиться непосредственно к анализу текста соглашения, условиям его принятия, позициям официальных лиц, подготовительным материалам рабочих групп и комиссий и т. п. Очевидно и то, что явно недостаточно использовать только формальный подход с целью обнаружения характера возлагаемых на стороны обязательств. Тем не менее, категория «намерения» как таковая, на наш взгляд, включает в себя не толь-ко направленность на достижение согласия в отношении природы норм и характера возлагаемых обязательств, но также распространяется на вопросы, касающиеся формы, внешнего оформления достигнутых договоренностей. Поэтому следует отказаться от применения термина «мягкое право» к положениям международных договоров, хотя и декларативным. Такие положения, бесспорно, имеют правовой характер. Как отмечал А.Н.Талалаев, «формулируемая в договорах цель является совместной целью, которая есть результат соглашения субъектов международного договора. …В случае неясности и сомнений в отдельных формулировках текста международного договора они должны толковаться в соответствии с целью, ради которой международный договор был заключен». О придании значения форме заключаемого международного соглашения высказывался Х.Лаутерпахт. В данном случае речь скорее идет о «мягкости» соответствующих формулировок, чем самих международных соглашений. В рамках одного международного договора можно встретить наряду с нормами, обладающими качеством формальной определенности, такие, которые содержат обязательства общего характера, не налагающие на стороны четких прав и обязанностей. В качестве примера приведем Договор о нераспространении ядерного оружия 1968 г. С од-ной стороны, следуя ст. I соглашения, государства-участники взяли на себя вполне определенные обязательства не передавать ядерное оружие, а также не помогать, не поощрять и не побуждать какое-либо государство, не обладающее ядерным оружием, к его производству или к приобретению каким-либо иным способом. В то же время формулировка ст. VI Договора может свидетельствовать о «мягкости» изложения обязательств: «каждый Участник настоящего договора обязуется в духе доброй воли вести переговоры об эффективных мерах по прекращению гонки ядерных вооружений в ближайшем будущем и ядерному разоружению…». Необходимо также определиться с допустимостью отнесения к актам «мягкого права» международных договоров, не вступивших в силу; модельных актов, воплощенных в форме решений международных организаций; решений международных судебных учреждений (в первую очередь Международного Суда ООН); подготовительных материалов Комиссии международного права. Порою в качестве «мягкого права» рассматриваются международные договоры, не вступившие в силу, что вызывает возражения. Достигая согласия относительно содержания конкретного договора, государства имеют специальную цель – создание юридически обязательного документа, подлежащего вступлению в силу. Норма общего международного права обязывает государства-участники воздерживаться от действий, ставящих под сомнение достижение его целей. Более того, выражение согласия на обязательность международного договора может не совпадать с моментом его вступления в силу. Наконец, международный договор может служить способом кодификации правил международного обычая. В литературе отсутствует единство взглядов на возможность признания «мягким правом» модельных актов международных организаций. Одни авторы, аргументируя свою точку зрения, отрицают данную возможность, другие отмечают оказываемое влияние модельных норм до момента включения их в тексты частноправовых контрактов. Вероятно, наиболее соответствует действительности утверждение, согласно которому невозможно отнесение рекомендательных модельных норм к категории норм «мягкого права», несмотря на то, что между ними существуют черты сходства. Дело в том, что механизм действия модельной и морально-политической нормы различен. Модельная норма регулирует отношения при закреплении соответствующего «образца», «стандарта» поведения в национальном законодательстве. С помощью внутригосударственного права становится возможным реализовать цель, заложенную в модельной норме. «Мягкое право», напротив, оказывает воздействие непосредственно, без какого-либо участия правовых норм, т. е. выступает в качестве самостоятельного регулятора межгосударственных и внутригосударственных отношений. Рядом авторов было обращено внимание на некоторое сходство функций решений международных организаций и Международного суда ООН. В результате была высказана идея о возможности признания в качестве «мягкого права» правовых позиций международных судов, в частности, Международного суда. Несмотря на выдвигаемые аргументы, с данным подходом нельзя согласиться. Во-первых, как правильно замечено М.В.Кучиным, «правовая позиция, являясь частью судебного решения, обязательна прежде всего для сторон – участников спора в силу соглашения о признании юрисдикции суда. Однако ею оказывается связан и суд, непосредственно создавший норму… В противном случае нарушался бы принцип справедливости, являющийся общепризнанным в любой правовой системе». Подтверждением служат акты Международного Суда, в которых неоднократно приводятся ссылки на правовые позиции, высказанные им ранее по конкретным делам. Во-вторых, Международный Суд, полагаясь на свои предыдущие решения и решения своего предшественника – Постоянной палаты международного правосудия, не проводит различия между ними и консультативными заключениями. Например, в деле, касающемся целлюлозных заводов на реке Уругвай, Международный Суд сослался на положения, сформулированные в Консультативном заключении «Законность угрозы ядерным оружием или его применения» 2006 г., в Консультативном заключении «Правовые последствия строительства стены на оккупированной палестинской территории» 2004 г., а также в Консультативном заключении Постоянной палаты международного правосудия «Железнодорожное сообщение между Литвой и Польшей» 1931 г. В другом судебном разбирательстве факт непринятия во внимание Судом правовых позиций, вы-сказанных в консультативном заключении, позволил отдельным членам не согласиться с принимаемым решением и высказать свое особое мнение. Спорность выдвинутой точки зрения становится более очевидной, если провести параллель между актами международных судов и региональными договорами. Ведь от того, что от-дельные государства не принимают участие в таких соглашениях, не изменяется правовая природа последних. Представляет интерес давний спор, касающийся формы, в которую следует облекать результаты кодификационной работы Комиссии международного права ООН: договорную либо форму юридически необязательных актов. Думается, что решения Комиссии международного права, наряду с актами Института международного права, Всемирной ассоциации международно-го права, целесообразнее рассматривать не в качестве «мягкого права», а в качестве доктрины ведущих специалистов в области международного права. Сказанное относится и к актам, подготовленным группами ученых по отдельным международно-правовым вопросам с целью толкования ранее заключенных договорно-правовых, а также обычных норм («Руководство Сан-Ремо по международному праву, применимому к вооруженным конфликтам на море» 1994 г., «Маастрихтские руководящие принципы, касающиеся нарушений экономических, социальных и культурных прав» 1997 г.). Нормы международного «мягкого права» подлежат использованию не только на межгосударственном уровне, но также в пределах национальной юрисдикции. Использование «мягко-правовых» положений судебными и иными национальными правоприменительными органами России, влияние, оказываемое «мягким правом» на законодательный процесс, свидетельствует о способности его норм служить регулятором внутригосударственных отношений. Очевидно, следует вести речь о складывании определенной тенденции, при которой картина применения между-народно-правовых норм субъектами национального права России будет более полной, при условии изучения практики обращения к «мягкому праву» органов государственной власти, физических и юридических лиц страны. Учитывая сказанное, норма «мягкого права» – юридически необязательное правило поведения, созданное в одностороннем порядке международной организацией (норма-рекомендация) либо согласованное субъектами международного права (политическая договоренность), закрепленное в качестве принципа деятельности либо формально определенных норм и реализуемое государствами на добровольное основе в рамках международного и национального права. Международное «мягкое право» (политические, рекомендательные нормы) является самостоятельным регулятором отношений, складывающихся на международном и внутригосударственном уровне, который предусматривает, но не ограничивается необходимостью законодательных усилий со стороны государств для претворения их положений. Наличие контрольных механизмов позволяет судить об определенном сходстве «мягкого права» и международного права.