Славочка сказал, что «все, что в Библии написано – всё правда», и что «она дошла до наших дней абсолютно правильной книгой». В связи с этими словами отрока мне хочется рассказать о том, что у нас была одна православная девочка. Эту девочку звали Жанна. У нее был период в жизни, когда ей было очень плохо, и она пришла в церковь. А ее там оскорбили и сказали: «вот, дескать, бесноватые тут всякие ходят – чуть ли не в обморок падают». И она со слезами на глазах вышла из храма и попала под машину. Когда она отлежалась в больнице и вышла, то сказала: «я больше в церковь никогда не пойду». Потом она поступила в Челябинский мед. институт и попала в секту – «Свидетели Иеговы», потому что без Бога она тоже жить не могла. И она стала разносить их журналы. Я сейчас уже не помню, как она к нам попала – но эта маленькая, худенькая женщина-врач пришла к Славочке. И Славочка меня попросил за нее: «Мамочка, ну пусть Жанна заходит». Я говорю: «Но она же ушла из Православия?» А он снова меня попросил: «Мамочка, пусть Жанна заходит». Я тогда сказала: «Хорошо, Славочка, если ты настаиваешь – пусть Жанна заходит». И Жанна стала к нему приходить. Она очень любила Славочку. Жанна приносила нам «Сторожевую башню» и другие красочные журналы из своей секты. Слава на эти журналы внимания не обращал, и она их оставляла в коридоре, а я их потом выносила из квартиры. Но Жанна продолжала ходить. И я помню такой ее разговор со Славочкой. Слава уже в то время сильно болел и Жанна, в очередной раз, придя к нему, говорит: «Вот мы Библию изучаем и т.д.» А он мельком на нее посмотрел – строго так, и говорит: «Да вам жизни не хватит, чтобы ее прочитать, не то, что изучать». Она говорит: «Ну, как же – ведь мы же изучаем?» А Славочка сказал: «Библия вся находится в Ватиканской библиотеке, она строго контролируется, и доступа к ней нет» (это слова отрока). И еще он сказал о том, что «Библия – это очень много больших и толстых книг (отрок сказал, что их около 70-ти), а к ним еще масса больших и толстых книг с пояснениями. И поэтому – человеку не хватит жизни, чтобы прочитать Библию, не то, чтобы ее изучать». Вот так ей ответил Славочка. И Жанна после этого уже больше никогда не приносила ни одного своего журнала. А потом… она вместе со своей мамой пришла уже на похороны к Славочке. Надо сказать, что наши православные ее встретили жестоко, как чужую. И она вся, сжавшись, забившись в угол вместе со своей мамой на кухне мыла посуду – она перемыла горы посуды на поминках Славочки. Что ей только там не говорили – а она свой платочек одела, ни на кого не смотрела и мыла, мыла, и мыла посуду. Потом она ко мне подошла и сказала: «Я так люблю вашего сына…» Вот такая у нас была Жанна.
Славочка всем говорил, что особенно сейчас, перед кончиной мира, нужно всем очень много молиться! Он людям советовал и просил их – как можно чаще причащаться! Исповедь – «обязательно», Причастие – «как можно чаще»! Мне Славочка говорил, чтобы я причащалась каждую неделю и с ним я причащалась каждую неделю. Сейчас у меня уже не получается так часто причащаться и я стараюсь причаститься хотя бы раз в месяц. Ещё Славочка просил, чтобы люди молились как можно больше, и дома, чтобы тоже молились. И ещё Славочка говорил, чтобы «постовали по разуму», он просто просил людей, чтобы они это делали. И когда люди это выполняли, ходили в храм и потом приходили после Причастия – он так радовался. Он их всех поздравлял, всем кланялся, он действительно был просто счастлив, что люди всё это выполняют, что люди его слушают и ходят в храм. Он всех просил – «ходите в храм, ходите к Богу». Славочка говорил, что если люди не будут сейчас исповедоваться и причащаться, то они «начнут массово глупеть, и без Причастия никто не выживет». И о посте он говорил, что нужно «постовать по разуму» - это его слова. Он вообще интересно и странно говорил. У него очень часто такие необычные слова были, например: «сицевая», или «синевая»? На первых порах я даже пыталась делать ему замечания: «Славочка, да что же это у тебя окончания слов какие-то странные? Ты почему так разговариваешь? Говори нормально!» А он всегда только улыбался и ничего не отвечал. А потом, спустя год, когда Славы уже не стало, я начала читать старинные книги – и я эти старославянские окончания слов увидела, и вспомнила, что Славочка так разговаривал – это была его повседневная речь.
Бывает у меня люди спрашивают – что значит «постовать по разуму» и как понимать эти слова отрока? На это я отвечу так: Славочка сам постовал как положено, но людям, особенно больным, он говорил, что нужно «постовать по разуму», что не надо от недоедания падать в обмороки в Церкви, и не надо устраивать голод из поста. «Вы – говорит – лучше поешьте!» Когда Славочке кто-нибудь говорил: «вот я, дескать, от голода упала в обморок» - он говорил: «А зачем? Вы лучше поешьте». Он не имел в виду мясо, или еще что-то скоромное, но рыбку он больным советовал кушать: «Вы – говорит – съешьте, ведь вы больны, вам плохо, у вас диабет – ну съешьте вы кусок рыбы: отварите ее и бульончиком запейте». Вот такие рекомендации у Славочки были. Я помню, он всегда удивлялся: «Мамочка, а зачем они в обморок падают?» И поэтому, Слава всегда всем говорил – «постуйте по разуму».
При жизни Славочки, ещё трудно было достать духовную литературу, и когда бабушка Славочкина достала «Библейскую энциклопедию» – он так радовался, а ведь тогда он был еще маленьким ребёнком. И эту, мелким шрифтом напечатанную «Библейскую энциклопедию» – он постоянно читал! Славочка прочитал её почти всю – не дочитал совсем немножко: у него закладочка осталась на странице 767, где написано – «Прощальная беседа Иисуса Христа с учениками». То есть, непрочитанными остались самые последние главы этой большой книги. С этой, – 767-й страницы, когда он заболел, он уже не мог больше читать. «Библейская энциклопедия» была его любимой, настольной книгой. Потом, мы купили ещё «Большой Энциклопедический Словарь» – это тоже была его любимая книга – она вся-вся была в закладочках. Эти закладочки до сих пор сохранились. Можно сейчас даже открыть любую закладочку. Вот, например, закладка на статье – «Финикийское письмо» – Славочка очень интересовался всем этим. Дальше у него идёт закладка – «Кипрское письмо», затем – «аравийское письмо», «готическое», «греческое», «армянское письмо» и т.д. – и всё это он внимательно изучал! А потом, я как-то случайно в комнату к нему захожу – а он сидит в своём халатике над Словарём и разговаривает на каком-то непонятном языке, и так весело беседует. Я постояла тихонечко, послушала и говорю: «Славочка, а на каком языке ты разговариваешь?» А он так радостно мне и говорит: «Мамочка, на котором Господь Иисус Христос разговаривал!» Я говорю: «А где этот язык? На нём ещё кто-то сейчас разговаривает?» Он говорит: «Ещё разговаривают, но он уже не такой». Я его тогда спросила: «А ты что, можешь говорить на всех этих языках?» А он сказал: «Да, мамочка. Я могу говорить и на «неземном» языке». Дальше я его не стала спрашивать и тихо ушла. Во-первых – я всё равно ничего бы не поняла, а во-вторых – если бы он заговорил на «неземном языке» – я могла бы и испугаться, потому что это всё-таки страшно. Вот так он мог разговаривать. Ещё я видела что животные, птицы и растения его понимают. Каким образом это всё происходило – я не знаю. Потом он мне сказал: «Мамочка, я тебе покажу, как на Небе в Великие праздники поют и танцуют. Там, мамочка – так нежно играет музыка, там так нежно и ласково танцуют!» Он попытался мне это всё изобразить, а потом и говорит: «Эх, мамочка – как грубо получается в этом теле – не могу я тебе показать». Но у него, всё равно такие движения были, как раньше при царском дворе на бальных танцах были. Славочка всё-таки попытался мне изобразить эти движения, но у него не получилось, и он чуть не упал – он ведь худеньким-то не был. А потом он мне попытался и спеть – «как на Небе поют». Голосочек у него был тоненький, нежненький, но он всё равно расстроился и сказал, что спеть, тоже не получилось. «Не получается, - говорит - мамочка». Попросил у меня прощения и успокоился.
Однажды с нами произошёл такой случай, который я запомнила на всю жизнь. Мы со Славочкой возвращались из города, сошли с маршрутки и шли по городку. И видим как маленькие ребятишки: там были и мальчики и девочки – они поймали голубя и стали ломать ему крылья и ножки – уже было видно, что у него сломаны крылья, и он на одной лапке стоял. Я смотрела на этих детей и думала: «Ну, надо же, что делают ребятишки, они же сейчас ему голову оторвут – такое чувство у меня было. Я даже сказала: «Славочка, они же его сейчас убьют!» И вдруг вижу, как эти ребятишки отпускают голубя на пол и он, прихрамывая, и взмахивая своим поломанным крылом, пытается от них улететь. Славочка на всё это смотрел, а идти до этого места было ещё далеко, и добежать мы всё равно бы не успели. Я на Славочку так растерянно взглянула, а он тоже, так печально на меня посмотрел. И я помню движение его руки – Славочка своей ручкой легонечко взмахнул, как будто то хотел ладошкой подтолкнуть голубя вверх, и голубь – прыг-прыг и … полетел! Я так удивилась! Я промолчала и ничего говорить не стала. У меня просто не было слов. Вообще, Славочка очень любил птиц. Он сказал, что «птицы участвуют в сотворении времени и поэтому птиц трогать – нельзя. Убивать их – вообще грех великий. Птиц надо беречь. Птиц надо кормить. Птицы участвуют в сотворении времени». Я не стала выяснять – как это, потому что все равно для меня это было бы непонятно. Я просто это запомнила.
Однажды соседка принесла нам огромный красивый гладиолус. Он у них на огороде вырос – ну такой пышный, просто королевский цветок: красный, красивый. И она с такой радостью мне его приносит и говорит: «Тетя Валя, я вам принесла цветок!» А Славочка в это время занимался видимо со своим словарем, или еще чем-то. Он в основном у себя в комнате сидел и кропотливо изучал эти книги, ну прямо как ученый какой-то, или даже не знаю, с кем его сравнить. И он как-то тихо и очень быстро ходил. И вот он – раз, и уже пришёл: появился, посмотрел на цветок и быстренько ушел. Я на него посмотрела и чувствую что что-то здесь не так. Взяла у Танечки цветок, захожу с этим цветком к Славочке и говорю: «Славочка, ты, почему такой опечаленный?» А он на меня так грустно посмотрел и говорит: «Мамочка, мне цветочек сказал, что «если бы меня не срезали, я бы еще пожил». Я ему говорю: «Как он тебе сказал?» Вот и всё. Я молча пошла и поставила цветок. Но с той поры я не очень-то стараюсь ему на могилку покупать цветы, потому что Славочка все жалел – каждую травиночку. Без причины он не срывал – ни цветочка, ни листочка. Старался не ходить по траве, чтобы её не помять. Он мне дарил цветы, но какие? Вот, например, когда в начале лета расцветет много-много желтых одуванчиков – он, бывало, пойдет, сорвет этот желтенький одуванчик, наберет к нему всяких тонюсеньких палочек, всякого ковыля, а в середину вставит этот одуванчик и принесет мне этот букетик и подарит. Но я в то время как то ещё не понимала смысла таких его подарков. А сейчас я всё это вспоминаю и уже понимаю – такой подарок мне вообще больше никто и никогда не подарит. А тогда я этого не смогла оценить – с одной стороны это было и красиво, и в тоже время было как-то незачем. Мы грубые люди и многого мы не понимаем и не ценим. Вот таким был Славочка. Нежным. Внимательным. Бывало, постельку ему заменишь, он ляжет в постель и говорит: «Мамочка, такая хорошая постелька, как она вкусно пахнет, спасибо тебе мамочка». Поблагодарит меня, Богу помолится и уснет. Приходит старший сын, я ему говорю: «Костечка, помой ноги, я постельку сменила» – «Забирай свою постельку» – сворачивает эту постельку… и всё. Вот так бывало. А люди говорят, что всё от воспитания зависит – но ведь я детей воспитывала одинаково, а они такие разные? Костя вообще был Славочке полный противовес – хулиганистый был такой, но хороший, обычный парень. Так что видимо не все зависит от воспитания.
Когда Славочка мне показывал, как нежно на Небе танцуют и поют – он ещё сказал, что Небо не одно, что людям в Новом веке необязательно будет разговаривать, так как общение будет на другом уровне, что у ангелов на земле скоро будет очень много работы (эти слова отрока были связаны со смертью людей от болезней и голода перед кончиной мира – об этом речь пойдет во второй части книги). Славочка сказал, что на Небе есть Праздники, которые люди забыли на Земле, или просто не знают. И он мне рассказывал об этих Праздниках – я сейчас просто плохо помню, но он говорил, что на небе есть такие Праздники. Славочкина учительница Мадина Хакимова (в крещении Анастасия), которой Славочка очень помог, рассказала мне такой интересный случай. Как-то Слава был у них в гостях – он очень дружил с ее сыном Марселем. И пока они играли, она приготовила к обеду «ленивые» голубцы с мясом. Сели кушать и Славочка ее спрашивает: «Тётя Мадина, а здесь есть мясное?» Она говорит: «Да, Славочка, есть». А он и говорит: «Ах, мне сегодня нельзя. Сегодня на Небесах такой Праздник, что мне мясо нельзя». Она тогда подумала: чем же угостить его тогда? А он посидел немного и вдруг радостно говорит: «А мне разрешили!» И он немножко поел этих «ленивых» голубцов вместе с Марселем.
Еще Славочка сказал, что есть люди, замаскировавшиеся под святых – их все считают как бы святыми, но они колдуны! А бывает и наоборот – в истории человечества уже были случаи, когда святых людей при жизни считали колдунами. И до сих пор так считают. А «есть – говорил Славочка – просто хорошие люди, они обыкновенные, они живут в мире, и они даже не подозревают, что они как святые». Они живут простой благочестивой жизнью – для них честность – это норма, и Славочка сказал, что они – «как святые». «Они – говорил Славочка – даже об этом не догадываются, они даже не думают, что они как святые». И еще Славочка сказал, что вся земная наука – она в принципе – ложная, и что «один святой ценится дороже всей земной науки и всех священников вместе взятых» (первое время я даже боялась это озвучить и поэтому говорила не «всех священников», а «очень многих священников»).
Помню, я спросила Славочку про Вангу: «Славочка, вот эта болгарская прорицательница – откуда она столько всего знает? Что за дар у неё?» А Слава на меня посмотрел и говорит: «Мамочка, и Божий дар можно извратить». Получается так, что ей был сначала дан Божий дар, а потом она продалась бесам и стала им служить. А над Лонго Славочка просто смеялся – он говорил: «С цепями ходит – от Бога защищается». (В то время Лонго часто показывался на публике обвешанный цепями. На вопросы – для чего это ему надо? – он говорил, что «защищается от злых духов».) А Славочка сказал, что «Лонго – не от Бога» и что наоборот – злые духи сидят в нём, а цепями он от добрых духов защищается».
Славочка сказал, что людям нельзя собирать и держать у себя в доме всякие маски, нельзя держать черепа, нельзя дома держать фантастическую литературу, и всё с этим связанное, потому что в них поселяются и живут злые духи. Славочка говорил, что нельзя в доме держать собак, собака тоже этому подвержена – собака должна жить во дворе. Славочка так и сказал, что «во всю эту литературу, в эти всякие маски и чучела, которые вешают на стены и особенно в черепа – в них поселяются злые духи, и они там живут». И наоборот, – ликов Святых злые духи не выдерживают. Когда в доме есть святая Библия и православные книги, когда в доме пахнет ладаном и горят церковные свечи, когда в доме читается молитва – вот тогда эти злые духи – они не выдерживают присутствия святыни, им это не нравится, они начинают метаться и исчезают. Особенно боятся злые духи Воскресной молитвы «Да воскреснет Бог, и расточатся врази его…» (см.: «Православный Молитвослов»).
Расскажу один эпизод, который происходил на наших глазах, когда мы со Славочкой лежали в Челябинской областной онкологической больнице. Возле больничного подъезда там стояло большое деревянное чучело медведя. Я особого внимания на него не обратила – чучело, как чучело – обыкновенный, вырезанный из дерева медведь. Но потом я услышала от женщин в палате, что когда они по вечерам гуляют со своими ребятишками, то они… разговаривают с этим медведем. Сначала я не придала этому никакого значения и подумала что это просто игра и забава тяжелобольных ребятишек – во что ещё может поиграть ребёнок в больнице? Но оказалось всё не так просто. От одной женщины я узнала, что, оказывается, матери специально водят своих детей разговаривать с медведем, потому что этот медведь ещё и… отвечает на их вопросы. То есть матери этих ребятишек туда приводят, дети разговаривают с этим чучелом и слышат от него голоса, которые отвечают на их вопросы. Вот это было для меня удивительно. А Славочка мне сказал, чтобы я долго не задерживалась возле памятников, потому что «в них вселяются и живут злые духи». Поэтому Слава как-то не особо интересовался памятниками и мне советовал держаться от них подальше.
Помню, как однажды меня позвала соседка и говорит: «Валентина Афанасьевна, посмотрите, что делается с Луной! Я выхожу на улицу, и вижу, что люди собрались и на Луну смотрят. А Луна стала чем-то похожа на кольцо, или женское украшение, где внутри поставлен камень, а вокруг – золото. С Луной действительно произошло что-то необъяснимое – она внутри стала как камень в оправе и начала всеми цветами переливаться. Изнутри она вся сверкала и переливалась, а вокруг неё мрачные облака собрались. Это было конечно зрелище – завораживающее и ужасное, и в тоже время оно было красивое. И после того, как все посмотрели, и когда я уже зашла домой – Славочка так, немножечко недоброжелательно мне сказал: «Мамочка, никогда не ходи и не смотри на Луну - что бы там не происходило!» И он мне объяснил, что «на Луне, очень много бесов, а люди их считают «инопланетянами», но на самом деле - это бесы. И на Луне этих бесов очень много, и они сейчас могут показывать на Луне всё, что им заблагорассудится». Славочка сказал, что «они и на Солнце могут показывать всякие фокусы, но смотреть на это нельзя – это всё от бесов!»
Славочка про все природные явления говорил очень много и подробно! Он очень любил об этом рассказывать: и о молнии, и о радуге, и о вулканах, и о всех слоях Земли и неба, и о всяких метеоритах… Я помню что он много об этом рассказывал – ему все это было крайне интересно и он рассказывал об этом. Просто я после своего горя все это начисто забыла, и уже ничего не помню и вспомнить не могу. Но Славочка любил об этом говорить, потому что он очень переживал за то, что люди так жестоко обращаются с Землей, которую нам дал Господь, чтобы мы ее берегли. Славочка в буквальном смысле страдал и держался своей маленькой ручкой за сердце, когда видел, как люди по-варварски жестоко относятся ко всему что сотворил Господь.
Когда мы допоздна задерживались на огороде, то уже темновато было и сверкали звёзды. И помню, как Славочка сидел – ещё такой маленький, какой-то одинокий, и с тоской, с такой тоской он смотрел на Млечный путь! Он больше никогда и никуда не смотрел, – ни на какие остальные звёзды он не обращал внимания.
РЕБЁНОК - АНГЕЛ
Славочка был очень аккуратненький. Он любил светлую одежду. У него всегда была рубашечка нежно-бирюзового цвета, и когда он надевал эту рубашечку – у него и глаза становились какого-то непонятного цвета: и бирюзовые, и синие, и зелёные – я даже сама не понимала, какого они становились цвета. Я всегда говорила: «Славочка – как виноград». У него были огромные голубые глаза, они были разных оттенков, – и поэтому я говорила: «Ну, чем-то они на виноград похожи». Славочка всегда был чистенький. У него всегда был с собой чистый носовой платочек, он любил носить беленькие брючки и светлые кроссовочки у него были. Зубки он всегда лечил сам. У него все зубки были всегда чистенькие, и рот его был в полном порядке. Он чистил тщательно зубки и постоянно их проверял у врача – у него всегда всё было залечено и запломбировано им самим. И когда меня однажды врачи похвалили и сказали – «первый раз видим такой ухоженный ротик у ребенка, вот это молодец, мама!» – я подумала: да… это молодец отрок! Потому что врачи в первый раз увидели такое. И увидели отрока такого. Он был очень послушным и пунктуальным. Если я ему сказала: «Славочка, приди в шесть» - он придет в шесть. Хочется, или не хочется ему играть – он все равно придет. И у него было такое свойство: он никогда и ничего сам не возьмёт – он ждал. Вот, например, как-то утром мы сели завтракать, нарезано было всё на столе, чтобы бутерброды сделать. Он сидит. Отец с раздражением его спрашивает: «Славочка, ну всё уже приготовлено, ты что, сам себе не можешь бутерброд сделать?» А он только вниз глаза опустил, сидит на стуле, переминается, смотрит на отца и ничего ему не говорит. Отец ему снова говорит: «Ну что ты сидишь? Делай себе бутерброд. Чай стынет». А он опять молча, сидит. И я тогда догадалась. Я ему сказала: «Славочка, ты хочешь, чтобы я тебе сделала бутерброд?» Он сказал: «Да мамочка». И так извиняюще отцу говорит: «Когда мамочка это сделает – оно вкуснее». Такой вот он был: холодильник никогда не откроет – из холодильника без спросу ничего не возьмёт – я просто удивлялась, наблюдая за ним со стороны. Подойдет, бывало к холодильнику, постоит, в окошко посмотрит… Я говорю: «Славочка, ты есть хочешь? Давай я тебе бутерброд сделаю» - «Хорошо мамочка». Я тогда еще раз переспрашиваю: «Может ты что-нибудь поесть хочешь?» - «Нет, нет, нет!» - он всегда по три раза говорил. И я посмотрела – что ему дашь – то он и кушает. Поэтому, мы с ним про еду практически вообще не говорили, потому что ему было как-то все равно: что ему положишь, то он и ест. Он никогда и ничего не просил: ни в еде, ни в одежде, ни в чем. И я один раз подумала: ну как это так, как это ребенок может никогда ничего не просить, - думаю – дай-ка я его испытаю. Я ему сварила кашу овсяную: не посолила её, не заправила, а просто поставила эту кашу и всё – думаю – будет, Славочка есть её, или не будет? Я всё аккуратненько разложила на столе, как он любил: салфеточку положила, ложечку – всё чистенькое, всё блестит и он ест эту кашу. И вот он её ест и вида, ну никакого не показывает. Но ведь её есть невозможно! А он её ест. Съел он эту кашу. Я ему говорю: «Славочка, каша вкусная?» - «Да, мамочка». Я говорю: «Славочка, ну тогда я тебе её еще завтра сварю». И тут он на меня поднимает свои огромные изумленные глаза – в них такой испуг – и говорит: «Не надо, не надо мамочка!» Вот так. И с той поры я его уже не испытывала. Я как-то спросила его: «Славочка, может, ты что-то любишь? Может тебе что-то хочется покушать?» А ему было как-то всё равно. Но постовал он сам. Как пост начинался – он постовал сам. Он всё делал сам. Вот единственное, что он у меня попросил – это было, когда он уже заболел – он у меня попросил: «Мамочка, ты мне свари бульончик из курицы, чтобы он был прозрачный-прозрачный, и тоненько-тоненько нарежь сухарики, и их слегка поджарь». Вот это он у меня попросил. И ещё попросил, чтобы это всё было очень чистенько и прозрачно. И я сварила ему такой бульончик с курицей. А так, Славочка мясо не кушал, разве что только тогда, когда был в гостях, или, когда попросишь его, он, бывало, скушает кусочек курицы. Поэтому, при Славочке и мне было стыдно его есть. А бутерброды я в основном ему делала с масличком и сыром. И вот прозрачный бульончик ему нравился - это было, пожалуй, единственное, что он у меня попросил, когда болел. У него была своя расчёсочка, свой ножичек, своя вилочка – я не знаю, откуда в нем такая врождённая интеллигентность была? Она меня не раздражала. Я просто смотрела и удивлялась. И мне приходилось варить для него такой прозрачный бульончик, который, в принципе, я и не варила никогда. И у меня получилось – хотелось, чтобы ему было приятно.
У Славочки было такое свойство – если он где-то чуть-чуть на меня обиделся, ну даже капельку, потому что я иногда сама это делала, чтобы посмотреть: как же он себя поведёт, – он тогда говорил: «Ну, мамочка, мамочка!» Дальше он ничего не мог сказать. Он только поднимал глаза и говорил мне: «Моя ты дорогая»,… и всё. Вот таким интересным был Славочка. Он был очень ласковым. Я постоянно от него слышала: «Мамочка, ты моя голубушка! Мамочка, ты моя дорогая! Ты моя синевая! Ты меня прости!»... Я столько услышала от Славочки нежных и ласковых слов, что, наверное, ни одна мать столько не слышала.
Еще Славочка был очень щедрым – он все был готов отдать и никакого пристрастия к чему-то такому земному у него вообще не было. У него не было никаких игрушек – они были ему неинтересны. А мы в то время были в Германии, там всего этого было много, и мы могли купить ему любую игрушку – он сам их не хотел. Ему не интересны были – ни танки, ни самолеты, ни машинки. У него не было пристрастия ни к игрушкам, ни к еде – он ничего не спрашивал и не требовал. И он все был готов отдать. Помню, когда мы уже приехали в Россию, мой муж достал в части апельсины. А тогда это было не так просто – всё было по талонам. Выложили мы эти апельсины, Славочка на них смотрит и говорит: «Мамочка, можно я тете Мадине отнесу апельсин?» Я посмотрела на апельсины и говорю: «Ну ладно, возьми». А апельсины то разные: есть большие – есть маленькие, есть целые – есть мятые. Славочка посмотрел-посмотрел на апельсины… и выбрал самый большой и самый хороший. Потом он на меня так посмотрел – дескать – что я скажу – я ничего не сказала. И тогда Славочка снова мне говорит: «Мамочка, а можно я еще один апельсин возьму?» Я говорю: «Можно». И он еще один самый хороший апельсин выбрал. Посмотрел потом на меня и говорит: «Спасибо, мамочка – моя ты дорогая!» И Мадина на всю жизнь запомнила, как была зима, и Славочка в этом своем советском пальтишке и армейской шапке к ней прибежал со счастливым личиком, и подал ей эти два апельсина. Она всегда плачет, когда вспоминает об этом. Славочка всегда выбирал самое хорошее и отдавал. Он был очень щедрый, но всегда спрашивал.
У Славочки в классе был мальчик – Вова Горшков. Он был один единственный мальчик, который пытался Славу обидеть. И когда я спросила Вову: «Вова, ты почему пристаешь к Славочке?» А он мне говорил: «Я не знаю, я не хочу!» И получается, что Вова плачет, не хочет, – но он всё равно к Славочке пристает. Вот это был единственный мальчик, который пытался Славу обидеть, и когда Славочка умер – он так сильно переживал, так горячо и горько плакал, горше всех ему было. Я не знаю где сейчас Вова Горшков и не знаю что с этим ребёнком, но помню что он одно время приставал к Славочке. И я помню, как тогда Славочка пришел домой и я ему сказала: «Славочка, - ты же у меня крепенький, ты что, не можешь ему сдачи дать?» А он говорит: «Мамочка, я хотел его ударить. Я уже поднял руку, и мимо его лица – говорит – я эту руку пронёс, потому что: мамочка, я не могу ударить человека!» Физической силы у него хватало, но он не мог ударить человека. И не только по лицу – он вообще не мог кого-то ударить. Он не мог.
Когда летом было жарко, я думала: пусть Славочка поспит подольше. Но дольше семи часов утра ему поспать не давали, потому, что уже на двух скамеечках, как воробьи сидели ребятишки, и терпеливо ждали, когда Славочка проснется. Я выглядываю в окошко, а там сидит уже и Алёшка, и Вова, и еще кто-то, но все мальчики – и на меня застенчиво поглядывают. Они уже знали, что если я выглянула в окошко, - значит скоро выйдет Славочка. Потом, я поднимаю Славочку, он к ним выходит и они оживают. Они начинают с ним играть, а он им начинает говорить о Боге, он им рассказывает – кем они вырастут, в общем – всё, что они спрашивали – он буквально на всё отвечал. Отвечал обычно сразу, без всяких проблем. Он им всё рассказывал. И вот как-то один раз они играли на улице, и пошел дождичек. Они встали под навесиком, подождали, дождь прошел, и они сели на скамеечку. И… у Славы, как ребятишки мне потом рассказывали – от плеч, вокруг головы появилось большое, белое-белое сияние. Вначале ребятишки дрогнули, но дети – есть дети: они брали мелкие камешки и начинали их бросать через это сияние вокруг головы Славочки. Им было интересно - перелетит камешек, или нет? Это сияние вокруг головы Славочки, было, минут сорок. Долго. И говорят, что это было и жутко, и в тоже время красиво. Потому что одновременно ещё и радуга стояла на небе почти всё это время. Эта радуга была маленькая и низкая. Она постояла и отошла. А потом, спустя какое-то время, после дождя – появились еще три радуги. Обо всём этом ребятишки потом у себя дома рассказывали своим родителям, а их родители потом рассказали об этом мне. И после этого случая, который меня тоже напугал, я вторично повезла Славочку в Лавру. Но об этом речь будет впереди.
Был с детьми ещё один случай. У нас между домами есть небольшая поляночка, а тогда стояло жаркое лето, и было очень душно. И ребятишки пожаловались Славочке: «Слава, так жарко, так душно…». А он ничего им не ответил, но только там, где они играли – ветерок появился. Дети целый день на этой полянке играли – и целый день там был освежающий ветерок. Нигде его не было, а только у них на полянке, где они играли. Поэтому, ребятишки без Славочки вообще не хотели играть, - они его и с утра ждали, и в обед они его ждали, и вечером они к нам потихонечку стучали. Но они не тарабанили в дверь, потому что у детей появилось к Славочке какое-то благоговейное чувство, и они терпеливо ожидали, когда он сам выйдет. А если они и стучались, то очень-очень тихо, очень скромно. У меня было такое чувство, что они, как будто его берегли, как будто им было стыдно перед ним. И без него в тоже время они не хотели быть. Вот такое трепетное отношение у мальчиков было к Славочке.
А там, радом с этой детской полянкой росла березка двуствольная. Я раньше по наивности думала, что соловьи поют в любое время, потому, что примерно в семь часов утра Славочку постоянно будил соловей. Он так на этой березке громко пел, что иногда я не выдерживала, выглядывала и говорила: «Ну чего ты раскричался?» Я даже и не знала, что соловей – это ночная птица, и что поют они в основном по ночам. А потом, когда Славочки уже не стало – и соловья тоже не стало – он улетел и больше ни разу не прилетал. Один ствол у березы лопнул, а второй очень долго болел и чуть не засох, но сейчас опять зазеленел, и вроде как выжила вторая половина березки.
