Брак: американская фантазия

Мы, американцы, не верим в брак по расчету — инсти­тут, главным образом предназначенный для рождения и воспитания детей, союз двух фамилий с целью продолже­ния семейного рода. Наши браки заключаются по любви: два молодых человека сходятся друг с другом для счастья. Мы возвели в культ поиск счастья и воспринимаем брак как средство удовлетворения своих личных потребностей.

Вы всю жизнь были одиноки? Тогда вы будете ожидать, что найдете в своей второй половине идеального товарища. Но наше общество не назовешь простым и однородным. Каждому из нас в этом плавильном тигле досталось свое наследие, и даже если ваш выбор падает на соседского мальчишку, вы выходите замуж за незнакомца. В его семье свободно шутят на тему, которая для вас неприкосновен­на; он говорит на вашем языке, но придает словам совсем иной смысл. Потребуется много времени, чтобы два незна­комца стали настоящими товарищами.

Вам не хватило в детстве любви, вы были лишены ее? Тогда вы будете рассчитывать получить от своего партнера такую принимающую безусловную любовь, которую мать дарит беззащитному младенцу. Но нужно время, чтобы ук­репить доверие другого человека к вашим мотивам, и что­бы он почувствовал себя в полной безопасности. Только после того, как он научится полностью доверять вам, узна­ет, что вы всегда на его стороне и никогда не станете его эксплуатировать, он перестанет защищаться и начнет да­вать вам что-то от той абсолютной любви, которая прихо­дит с полной защищенностью.

Невротик вносит в супружеские отношения свой невроз. Нет ничего печальнее, чем союз двух зависимых людей, тщетно пытающихся опереться друг на друга и чувствую­щих себя обманутыми, поскольку брак не оказался тем оп­лотом силы, каким обещал быть.

Современные средства массовой информации внуши­ли нам веру в то, что брак — это «happy end», разрешаю­щий все проблемы, но на деле это лишь начало: требуется немало работы для создания хороших отношений. Слиш­ком много американцев не задумываются, что нужно вре­мя для формирования счастливого союза, поэтому если их личные проблемы не решаются по волшебству в кратчай­ший срок, то брак признается ошибкой, любовь — не на­стоящей, и они вынуждены подыскивать для себя кого-ни­будь получше. И вероятнее всего это происходит, когда сти­рается новизна сексуального возбуждения. У многих неудовлетворенных браком людей имеется то, что Фрейд назвал инцестуозным барьером. Это означает, что внут­ренний ребенок такого человека по-прежнему борется с искушением любить (в сексуальном смысле) кого-то из чле­нов исходной семьи, тогда как любовь допустима только с незнакомцем. Но в супружеской жизни этот незнакомец постепенно превращается в члена семьи, новизна теряет­ся. Теперь любимый человек становится табуированным в качестве сексуального объекта. Равнодушие, наскучивший секс в браке часто служат прикрытием табу инцеста. Че­ловек, страдающий этим симптомом, легко возбуждается при встрече с новым незнакомцем, после чего говорит себе, что именно теперь к нему пришла настоящая любовь, а прежние отношения были ошибкой. Эти несчастные сно­ва и снова меняют партнеров в отчаянной, но тщетной по­пытке обрести счастье, которое, казалось, только что про­мелькнуло за углом.

Женщина в нашей культуре вступает в супружеские отношения с целью обрести свою истинную идентичность, реализовать себя. Весь ее опыт, начиная с раннего детства, заключается в подготовке к тому, что главная цель в ее жиз­ни — заполучить себе мужчину. (Будь очаровательной, кра­сивой, гордой, умной — но не слишком. Умей хорошо слу­шать, поддерживать интересную беседу, будь ухоженной, начитанной. Будь в курсе последних новостей, пользуйся хорошим дезодорантом — и тогда Он сможет тебя оценить.) Она сосредотачивает столько усилий в этом направлении, что совершенно пренебрегает развитием своего истинного потенциала, своих внутренних ресурсов. Даже подготавли­вая себя к карьере, она продолжает один глаз держать на прицеле: главное — хороший брак. Приходит Тот Самый Единственный, и она тут же избавляется от всех образова­тельных амбиций, и позже все, что от нее можно ожидать — своего рода интеллектуальную спячку, пока растут дети.

Между тем автоматизм бытовой жизни, которую она, наученная опытом, презирает и которая — спасибо техни­ческому прогрессу — столь рационализирована и механи­зирована, что полностью лишена творческих аспектов, присутствовавших в прабабушкины времена (выпекание хлеба, обшивание семьи), что теперь нашей героине скуч­но до смерти. Ее дни заполнены монотонными, однообраз­ными заданиями, требующими минимума изобретательно­сти и максимума времени, подобно школярским упражне­ниям, которыми плохой учитель способен задавить самого способного ученика.

Она зависит от своего мужа в развлечениях и интеллек­туальной стимуляции. Согласно мнению Маргарет Мид, сформировавшаяся в последнее время традиция встре­чаться с молодыми людьми в раннем возрасте ведет к нере­алистичным ожиданиям от супружеской жизни. Вместо установления прочных дружеских отношений с предста­вительницами своего пола многие девушки ищут мужской компании и в учебе, и на отдыхе. Позднее они будут наде­яться все разделить со своими мужьями, но мужчина, кото­рый весь день находится на работе в окружении других мужчин, приходит домой, чтобы отдохнуть и расслабиться. Его жена, пробыв взаперти с маленькими детьми, жаждет взрослого общения и смены обстановки. Для американ­ского стиля семейной жизни характерно отделение каж­дой вновь образованной семейной ячейки. Здесь женщина не может надеяться на поддержку других женщин, прожи­вающих в том же доме: матери, сестер, тетки — старой девы (или, как в некоторых других культурах, других жен!). Имея сходное с мужем образование и надежды на полноценную увлекательную жизнь, она вдруг обнаруживает себя в за­падне, обманутой. И если она не использует этот период домоседства для развития внутренних ресурсов, талантов и интересов, то может начать винить мужа в своем разоча­ровании («Мы нигде вместе не бываем!»).

Возможно, она направит свою энергию в «помощь его успеху», как рекомендуют глянцевые женские журналы. Амбициозная женщина, жаждущая получить удовлетворе­ние за счет успешной карьеры мужа и тем самым компен­сировать собственное «растительное» существование, бу­дет продвигать его нещадно. Позволим себе предположить, что он — один из тех бедных детей, которым приходится покупать родительскую любовь и признание посредством реализации их ожиданий. Он уверовал в то, что в семейной жизни (американская фантазия) получит безусловное при­нятие, которого ему так не хватало в детстве, и его будут любить таким, каков он есть, а не за достижения. И вот ус­тановка жены толкает его назад, в детское положение. Та­кого рода «поддержка» в карьере может спровоцировать невротические симптомы, психосоматическое заболева­ние или, разумеется, несчастливый брак.

Некоторые молодые женщины настолько уверовали в идею «единения», что намеренно удерживают себя от эмо­ционального и интеллектуального развития. Одна молодая мама рассказывала мне, что изучив философские труды, начала подвергать сомнению свои старые, туманные взгля­ды на жизнь. Новый интерес захватил ее, но доставил ей немало беспокойства. «Я не могу делиться этими идеями с Джоном, — вздыхала она, — он считает их полной чушью. Мы вместе учились в колледже и были так близки друг дру­гу. Я боюсь продолжать двигаться в этом направлении. Та­кое чувство, будто я его предаю. Не повредит ли это нашим семейным отношениям, если я стану развиваться в сторо­ну от него, в новом направлении?»

Это была весьма одаренная девушка, которая считала, что должна остановить собственный рост, если партнер по браку не будет разделять ее интересы. Этот страх не толь­ко беспочвен, но в действительности справедливо обрат­ное. Если она закроет дверь своей интеллектуальной лю­бознательности, то закончит негодованием в адрес мужа и обвинит его в своей скуке и недовольстве. Именно подоб­ного рода мученичество, предательство собственных инте­ресов с последующим поиском виноватого в лице партне­ра и рушит браки. Когда каждый может позволить себе и другому развиваться, двигаться к вершинам личностного потенциала, даже если направления несколько разнятся, их отношения в результате обогащаются новыми перспек­тивами. Если один стал счастлив и доволен, он сумеет сде­лать счастливее другого. Начав испытывать уважение к самому себе, он способен больше уважать и другого.

Проблема в том, что молодых людей приучают к одной банальности: для хорошего брака чрезвычайно важны об­щие интересы. Вообще-то, не столь важны общие интере­сы, сколько сходство базовых ценностей. Если два челове­ка не могут договориться о том, что хорошо, а что плохо, то общее хобби им вряд ли поможет.

Например, традиционные установки по отношению к деньгам могут стать источником серьезных трений в бра­ке. Если один партнер воспитывался в традициях старомод­ного целомудрия среднего класса и считает безнравствен­ным покупать то, за что не может заплатить в твердой ва­люте, а другой (в тон современному американскому образу жизни) настаивает на мудром решении приобрести сейчас, а заплатить потом, то их ожидают проблемы.

Возьмем другой пример: муж, разделяя политические убеждения с единомышленниками, стремится внести свой скромный финансовый вклад в общее дело. Жена, со сво­ей стороны, полагает, что благотворительность начинается (и заканчивается) дома. Результат — проблемы.

Или возможно, муж считает, что цель жизни в удоволь­ствиях, а дети — лишь побочный продукт, никак не совме­стимый с его свободой. А для жены дети — единственное, ради чего стоит жить. Он хочет продолжать жизнь перека­ти-поля, у нее глубокая потребность пустить корни.

Но если супруги разделяют базовые установки по отно­шению к жизни, они могут позволить себе разницу интере­сов. Общими для них естественным образом будут совер­шенно определенные интересы: благополучие детей, совместное решение экономических и социальных воп­росов семейной жизни. Человек, в достаточной мере эмо­ционально зрелый, чтобы любить другого ради него самого, а не просто из-за потребностей, которые тот может удов­летворять, будет заботиться о росте своего партнера. В та­ком браке разница интеллектуальных интересов ни в коей мере не угрожает взаимоотношениям. Партнеры обогаща­ют этим друг друга, взаимно дополняют видение жизни но­выми гранями, и именно брак — способ такого понимания противоположного пола, которого в других отношениях до­стичь бы не удалось.

Вот простой пример того, как самотерапия помогает раз­веять некоторые существующие мифы о супружестве. Однажды подруга дала мне послушать пластинки с запи­сями народных песен на идише в исполнении Теодора Би- келя, и я провела чудесный день, проигрывая пластинку раз за разом и восстанавливая в памяти обрывки древнего язы­ка, который понимала будучи совсем маленькой, — пере­вод и транслитерация на обложке очень мне в этом помога­ли. Некоторые песни были шуточные, и я смеялась от души, некоторые печальные, так что ком подкатывал к горлу. Я не могла дождаться, пока Берни придет с работы: так хотелось поделиться с ним своим удовольствием. Берни, лучше меня владеющий идишем, мог по достоинству оценить те труд­ноуловимые нюансы текстов, которые терялись при пере­воде. Я ждала с нетерпением — так хотелось порадоваться вместе с ним и за него.

Как подобает хорошей жене, я сдержалась и не стала совать ему под нос пластинку в первую же минуту после того, как он переступил порог дома. Признаюсь, я сгорала от нетерпения весь ужин, но дождалась, пока он закончит есть, расположится на диване и возьмется за вечернюю газету, и только тогда включила проигрыватель. Берни от­ложил газету и стал вежливо слушать.

—Ну разве не чудесно? — спросила я воодушевленно.

—Очень мелодично.

Но он не смеялся так искренне, как я ожидала, во время смешных песен.

— Вот подожди, сейчас будет еще одна, — провозглаша­ла я, а потом: — Следующая просто великолепна. Но его внимание так или иначе стало затухать, и через минуту-дру­гую я увидела, как он снова уткнулся в газету.

— Разве ты не хочешь послушать вторую сторону? — Я была в шоке.

—Ну знаешь, на сегодня, наверное, достаточно, — скон­фуженно ответил Берни. — Ты ведь знаешь, я не схожу с ума по народным песням.

Я знала это, как и то, что Бикель не профессиональный певец, а просто прекрасный актер, который знает, как спеть, чтобы на глаза навернулись слезы. Но несмотря на это знание, я была в таком бешенстве, что, казалось, могла бы убить Берни. Я даже побоялась говорить из страха, что скажу слишком много (когда сомневаетесь, лучше ничего не предпринимайте), поэтому поскорее покинула комнату, чтобы дать волю гневу в одиночестве. И вдруг в моей голове молнией пронеслась сумасшедшая мысль: «И зачем я толь­ко выходила замуж за еврея!» То есть какой смысл жить с евреем, если он не желает разделять со мной язык?

«Ну уж эта мысль точно неразумна», — определила я сра­зу же, не успев додумать ее до конца. Правда, отец всегда предостерегал меня от брака с человеком, не придержива­ющимся моей веры, но я никогда не обращала особого вни­мания на его слова. В свое время у меня были молодые люди — не евреи, и в одного или двух йз них я была по уши влюблена. Разумеется, я выходила замуж за Берни не из-за его этни­ческого происхождения. Я вышла бы за него, даже если бы он прилетел с Марса и у него была бы зеленая кожа.

Через некоторое время мой гнев поутих, но я уже знала, что получила задание па будущее: мне предстояло исследо­вать эту необычную невысказанную жалобу — она явно была неадекватной реакцией. Шаг 1.

На следующий день я несколько часов провела с подру­гой, по совместительству являющейся Хорошей Слуша­тельницей для меня. К тому времени я уже была вполне бла­годушно настроена к Берни, но вместо того чтобы не бу­дить спящую собаку (мне уже было известно, что нельзя позволять себе подобной роскоши), я сознательно завела разговор о происшедшем: «Вчера у меня случилось нечто странное, и хотелось бы в этом разобраться». С этими сло­вами я поведала ей о своих переживаниях в связи с песня­ми Теодора Бикеля. Я описала в ярких красках, как ждала весь день, чтобы разделить свои впечатления с Берни, как меня расстроило его поведение и что я пережила после всего этого. В конце концов ярость к Берни закипела во мне с новой силой. Я сделала Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию.

Шаг 3. Что еще я чувствовала непосредственно перед тем, как разозлиться? Я вспомнила, что прямо перед тем, как перевернуть пластинку на другую сторону, когда я бро­сила взгляд на Берни, он сидел, уткнувшись носом в свою газету. Что я почувствовала? На самом деле я не сильно уди­вилась. Даже несмотря на то, что он слушал, я чувствовала, что он делал это из вежливости. Мне хотелось заставить его послушать хотя бы еще одну песню: в глубине души я продолжала надеяться, что следующая песня все-таки зас­тавит его откликнуться. Перед тем как меня захлестнул гнев, я почувствовала не столько разочарование или удив­ление, сколько горечь лишения. Я чувствовала себя обма­нутой, как ребенок перед взрослым, который отказывает­ся дать ему то, в чем он отчаянно нуждается.

Шаг 4. О чем мне это напомнило? Когда еще я чувствова­ла себя подобным образом обманутой? Когда я умирала от желания поделиться своим воодушевлением по поводу ка­кого-то открытия? Неожиданно я вспомнила, что значит быть маленькой девочкой без матери: как увлекательно было учиться читать — никто этим не интересовался; как я приносила домой из школы маленькие, но такие важные, на мой взгляд, поделки — никто не удосуживался на них взглянуть. На миг я снова оказалась маленькой девочкой, которая в порыве энтузиазма сталкивается с равнодушием взрослых, не разделяющих его из-за занятости собствен­ными проблемами. Ведь я чужой ребенок. Учитель дал мне золотую звезду за правильный ответ? Подумаешь, большое дело. Этот голод, чувство депривации, причинял мне гораз­до больше боли теперь, чем в те далекие дни. Тогда я была слишком занята, пыталась хоть как-то справиться с обру­шившимися на меня несчастьями, и у меня не было време­ни остановиться и оглянуться — что не так? Дети слишком практичны, чтобы быть философами. Они избегают чувств и мыслей, с которыми трудно справиться, к которым ну­жен особый подход. Всю свою энергию они тратят на вы­живание в этом чрезвычайно сложном мире.

Теперь я повзрослела и могла позволить себе почувство­вать, пусть запоздало, депривацию, которую так долго при­нимала как нечто вполне естественное. Через несколько минут чувство лишенного ребенка прошло, и я снова ока­залась в своем безопасном, взрослом «я».

Шаг 5. Определить паттерн. Теперь мне стало понят­но, что вчера произошло. Более того, оглянувшись назад, я вспомнила, что проходила через все это с Берни уже не раз. Как и большинство людей, я ожидала, что наша совмест­ная жизнь исправит мое прошлое, перепишет его заново, возместит все, что я упустила. Я ожидала, что Берни разде­лит мой энтузиазм, как любящая мать разделяет восторги своего ребенка, который только начинает открывать окру­жающий мир. Она готова часами разглядывать его рисун­ки, которые он приносит домой из школы, гордится его ус­пехами в чтении и письме. Она счастлива, наблюдая за его интеллектуальным и эмоциональным развитием.

Теперь я вспомнила, как мне было трудно в первые годы супружества принять тот факт, что Берни никогда не бе­рет в руки романы; свои тщетные попытки делиться с ним восторгом по поводу любимого писателя, разочарование от всех этих неудач... Постепенно, спустя годы, я научилась принимать разницу наших интересов, ценить (каждый раз, когда он растолковывал мне какое-нибудь интересное на­учное понятие или я делала для него то же самое в гумани­тарных областях) то, насколько обогащают нашу жизнь эти различия, вносят в наши отношения новое измерение. Так что теперь умом я поняла, что пока мы совпадаем в базовых ценностях и сходимся во взглядах на важные вещи, не столь важно, если он не разделяет мой интерес к народной музы­ке. И все же время от времени ребенок внутри меня требу­ет родителя, соучаствующего всем моим радостям, разде­ляющего все мои вкусы. После того как я сняла этот слой и на мгновение увидела одинокого, депривированного ребен­ка, каким была раньше, мне не нужно было больше нена­видеть Берни за равнодушие к моим увлечениям. Иногда я все еще ловлю себя на том, что пытаюсь убедить его посе­тить какое-нибудь мероприятие или прочесть явно неин­тересную ему книгу, но потом вспоминаю, что уже давным- давно выросла, и могу посмотреть эту оперу, прочитать этот роман самостоятельно. Я могу поделиться с Берни своим опытом, отобрав специально для него то, что действитель­но ему понравится.

Скрытый гнев

Я так часто описываю гнев как псевдоэмоцию, внешнее чувство, используемое для прикрытия других, скрытых чувств, что студенты порой спрашивают меня: «Всегда ли гнев является неадекватной реакцией? Когда мы рассер­жены, всегда ли это означает, что мы прячем что-то от са­мих себя?» Отвечу на этот вопрос: «Нет». Существует свое время и место для подлинного, адекватного гнева. Напри­мер, любой цивилизованный человек на несправедливость и жестокость отвечает гневом. Человек — нечто большее, чем создание, сформированное окружающей его средой: сам он тоже способен менять среду. Здоровый гнев может мотивировать его на конструктивное действие, которое способно улучшить место, где он живет.

Но очень часто гнев используется для прикрытия других чувств, хотя сам он может утаиваться под чем-то другим. Для некоторых гнев становится чем-то вроде стереотипной реакции, удобной маскировкой для самых разных эмоций: они всегда готовы легко выйти из себя. Когда-то давно они обнаружили, что гнев несет меньше вреда для их самооцен­ки, чем беспомощность, страх, зависимость, тревога, стыд, вина и пр. Женщина, чья история описана в главе «Как прекратить играть в опасные игры», относится именно к этому типу людей. Она прикрывала страх неприязни гне­вом и каждый день находила для себя новый повод, чтобы позлиться. Если вы замечаете за собой, что слишком часто сердитесь по пустякам, спросите себя, не является ли это вашей стереотипной реакцией на любой опыт. Дождитесь удобного случая, чтобы провести расследование: в следу­ющий раз почувствовав гнев, рассмотрите его как неадек­ватную реакцию, прибегните к самотерапии и узнайте, что вы от себя прячете.

Некоторые люди наоборот сталкиваются с другой проб­лемой. Мы боимся чувствовать гнев и идем на многое, что­бы его избежать. Некоторые из нас, конечно же, с легкос­тью срываются на собственных детях, и как правило не тогда, когда они дают истинный повод для этого. Дети — наши естественные жертвы: они продолжают любить нас, несмотря ни на что.

Точно так же как язва желудка зачастую бывает выз­вана скрытой зависимостью (см. главу «Скрытое стрем­ление к зависимости»), колит, по всей видимости, типи­чен для людей, которые скрывают слишком много гнева. Жертвой самого трагичного случая, о котором мне дове­лось прочитать, был маленький мальчик, чья мать с пре­увеличенным чувством собственничества и склонностью к манипуляциям постоянно фрустрировала ребенка под видимостью исключительной материнской любви. Этот ребенок, которого вечно ограничивали и удерживали от развития и экспериментирования с жизнью, что является его естественным правом по рождению, не мог позволить себе ненавидеть мать, от которой так сильно зависел. Его госпитализировали с острым язвенным колитом в крайне тяжелом состоянии. По прогнозу истории болезни ребен­ку грозила смерть.

Это исключительный по драматичности случай, однако немало людей страдают от различных невротических симп­томов из-за своего скрытого гнева. В главах «Детективная работа в самотерапии» и «Значение самопринятия» можно найти подробное описание, как депрессия и головная боль могут маскировать гнев.

Вот еще одна похожая история. Одно время мы жили в доме, где гостиная соседки примыкала к нашей спальне. Мы обычно ложились спать довольно рано, а в ее привыч­ке было засиживаться перед телевизором допоздна. Если она открывала окно, то у нас возникало чувство, будто те­левизор находится прямо в пашей комнате. Мало того, что мы были вынуждены разделять ее ужасный выбор телепрог­рамм, мы не могли заснуть. Тем не менее у нас с ней были вполне нормальные отношения, и если мы звонили и дели­катно просили ее закрыть окно, она всегда это делала. Ни­каких проблем, можете подумать вы.

Но вот что странно, каждый раз, когда я лежала вороча­ясь без сна, пытаясь отвлечься от звуков этой дьявольской машины, мне требовалось собрать все свое мужество, что­бы подойти к телефону и выразить свою смиренную просьбу. Каждый раз я откладывала это до последнего. Может, она сама вспомнит об открытом окне? Может, ей наскучат однообразные программы, и она отправится в по­стель? Как она может это терпеть? Неужели ей не нужен сон? Рано или поздно отчаяние вынуждало меня звонить ей, и тогда, с момента когда я подходила к телефону и до того, как все завершалось, я страдэу\а целым набором тре­вожных симптомов: сердцебиение, обильное потоотделе­ние, прерывистое дыхание, трясущиеся руки. Потом я де­лала огромный вздох облегчения и, возвратившись в по­стель, чувствовала себя только что прошедшей через ужасное испытание. Берни, узнав о моей проблеме, пред­ложил делать эти звонки сам. Но и тогда я лежала, вся сжав­шись, прислушиваясь, мысленно складывая обрывки его речи и страдая от тех же симптомов, будто говорила с ней сама.

Однажды ночью, в очередной раз пытаясь набраться сил для предстоящего телефонного звонка, я впервые присмот­релась к симптомам тревожности и спросила себя: «Чего я боюсь?» У меня не было ответа. Это означало, что пройден Шаг 1. Заметить неадекватную реакцию. Я боялась, что соседка откажется выполнить мою просьбу? Нет, она всег­да закрывала окно, когда мы просили. И даже если бы она мне отказала, что с того? Что бы тогда случилось?

Я сознательно медленно подошла к телефону, взяла в руки трубку, и наступила очередь Шага 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Я испытывала ужас, не понимая, чем он вызван.

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Прямо перед осознанием необходимости звонить, что я почувствовала? Раздраже­ние. Почему нам всегда приходится просить ее закрыть окно? Почему она снова и снова ставит нас в это неловкое положение?

Шаг 4. О чем мне это напомнило? Она вела себя бестакт­но во многих ситуациях. Никогда не знаешь, какую гадость она скажет или сделает в следующий момент, да еще и с такой невинной улыбкой, будто хочет сказать: «Кто, я?! Да у меня и в мыслях не было ничего подобного. Да будет тебе, не дуйся». Всех соседей от нее тошнило, и у меня часто воз­никал вопрос: такая ли она глупая, какой прикидывается, или это просто отвратительность ее натуры? Может быть, эта внешняя тупость служила лишь прикрытием подлин­ных мотивов, маскировкой для того, чтобы избежать по­следствий ее возмутительного поведения? Мы предпочи­тали говорить друг другу: «Ну, ты ведь знаешь Эллен. Она до того глупа, что ее просто нельзя принимать всерьез». Я не могла на нее злиться, так как никогда не считала ее равной себе.

Теперь я мысленно говорила себе: «Моя проблема с Эл­лен в непредсказуемости ее поведения. Я никогда не знаю, как она отреагирует на мою просьбу. Иногда она относится к ней любезно: «О, я совсем забыла что уже так поздно. Простите». Но временами она могла реагировать так, буд­то я посягаю на данные ей Богом права. Пятая свобода: сво­бода слушать телевизор. А как насчет моей свободы от те­левизора? Разве у меня нет прав?

И вдруг я осознала свое скрытое чувство: я боялась ус­лышать в ответ что-нибудь оскорбительное и разозлиться на нее за это. Из-за сильной неприязни к ней я чувствовала опасность подлинного гнева: он мог быть слишком сильным. Ну вот, пожалуйста, моя старая проблема, боязнь гнева. Я осмелилась отдать себя на волю гнева, и через несколько секунд он прошел. Вместе с ним прошли и симптомы тре­вожности. Набирая номер Эллен, я хорошо отдавала себе отчет, что могу застать ее в одном из несносных настрое­ний, которое вызовет мой гнев, но в случае необходимости я была готова на этот шаг. Никто от этого еще не умирал.

Вообще-то, в тот вечер она была вполне цивилизованной и любезно снизошла до того, чтобы позволить мне поспать, избавив меня от необходимости чувствовать гнев, который так меня страшил. Впоследствии, звоня ей с просьбой при­глушить телевизор, я никогда больше не ощущала симпто­мов тревожности.

Однажды, около года спустя я встретилась с Эллен у дома, и она все время отпускала колкости под прикрытием дружеской болтовни. Мысленно я твердила себе, что она так глупа, что ее не стоит принимать всерьез и пр., а наш пинг-понг тем временем продолжался, доведя меня до пол­ного истощения. Уже дома я стала рассказывать об этом Берни:

— Она ведет себя, как ребенок! Ни за что не поверишь, что она сказала!... А я сказала... И потом она сказала...

И я продолжала в том же духе, не в силах остановиться, дословно пересказывая ему весь этот бред, как одержимая. И вдруг до меня дошло, что я крайне взволнована.

— Не знаю, почему я опустилась до спора с ней, — ска­зала я.

— Я тоже не знаю почему, — сухо заметил Берни.

— Странно, почему я так огорчена? Почему отношусь к этому так серьезно? Она же просто дурочка. Что меня так беспокоит?

Я никак не могла отдышаться.

— Что я боюсь почувствовать?

И в следующий момент я поняла, что: гнев. Впервые я позволила себе дойти до состояния совершенной ярости с этой невыносимой женщиной. (Берни прибавил, что давно пора.) Я рвала и метала, вспоминая все оскорбления, ска­занные Эллен в прошлом, все ее отвратительные поступки, то, что раньше я всегда высмеивала. Наконец-то я осмели­лась выпустить свой гнев на свободу. Немного погодя я ос­тыла и почувствовала себя новым человеком. Нет ничего лучше честности с собой!

Теперь я знала, какими были мои истинные чувства к Эллен: не спокойное ощущение превосходства, позволяю­щее иронизировать по поводу ее детских выходок, а просто гнев. Все это время ей многое сходило с рук из-за моего стра­ха перед собственным скрытым гневом. Отныне я вырабо­тала новую линию поведения с ней. Я не могла открыто ссо­риться с ней или быть явно грубой, но могла, что я и сдела­ла, избегать ее, как чумы. Я знала о своей старой слабости, боязни гнева, но теперь могла предсказывать собственное поведение. Эта женщина всегда искушала меня разо­злиться, и я могла избавить себя от внутреннего конфлик­та, держась от нее подальше. Я предусмотрительно и от­крыто избегала ее, проявляла подчеркнутую вежливость, даже если она этого не понимала, и разрешила эту пробле­му. Одно из огромных преимуществ самосознания — это вновь обретенная способность не давать в обиду своего внутреннего ребенка. К чему искать неприятностей?

Иногда один гнев используется для прикрытия другого гнева. То есть вы думаете, что сердитесь на одного челове­ка, но на самом деле боитесь рассердиться на другого. Так отец может выпустить пар, накричать на своих детей, ког­да на самом деле взбешен поведением жены. Или он может придраться к жене, придя домой с работы с грузом сдер­живаемого гнева, который направлен на начальника и ко­торый он целый день не осмеливался почувствовать. Если хотите узнать о том, как направить свой гнев по безопасно­му пути, обратитесь к главе «Как безопасно почувствовать «опасную» эмоцию». Лучше всего для этого подходит тех­ника письма.

Как-то раз Берни принес домой симпатичный ножичек с зубчиками на лезвии, специально предназначенный для резки помидоров. Увидев его в витрине магазина, он не смог устоять от соблазна и купил его для меня. Я постаралась быть вежливой, но благодарности не испытала, и боюсь, что это было заметно. Берни удивился моей неблагодарно­сти и слегка обиделся, но.я не могла объяснить, почему его маленький подарок вызвал у меня вместо радости раздра­жение. Немного погодя я обратила внимание на ноющую боль в зубах, и мне стало понятно, что мне предстоит при­ступ головной боли: явный показатель того, что я от себя что-то скрываю. Я испытывала мучительное напряжение, но не могла точно распознать эмоцию. Здесь вполне умест­на техника письма, поэтому я закрылась в ванной на не­сколько минут и вот что записала:

«Зубы ноют. Начинается головная боль. Сказала Б., что я не покупаю того, что нужно мне. Не покупаю для себя кухонную утварь. Почему? Я не потакаю своим прихотям. Не позволяю себе роскоши. Почему? Считаю, что можно обойтись и без этого, если только покупка не нужна по-на- стоящему. Я не настоящий кулинар? Как со швейной ма­шинкой? [Я годами откладывала покупку машинки, потому что не люблю шить. В конце концов купила допотопную подержанную машину с ножным приводом, потому что бо­ялась, что новая слишком обяжет меня к шитью, а потом сшила на этой рухляди все домашние занавески и покры­вала и даже несколько платьев для девочек.] Вина из-за отсутствия умений? Неполноценность? Стыд? [Обратите внимание, все эти вопросы перечислялись в попытке выз­вать новую эмоцию. Чувствуя неудачу в одном направле­нии, я тут же обращалась к какому-то другому.] Не пытай­ся быть для меня «хорошим», делая то, что хочешь сделать для себя. Ты не знаешь, что мне нужно. Считаю, что Б. им­пульсивной покупкой выдал свое лицемерие? Непонима­ние моих настоящих потребностей? Равнодушие к моим потребностям? Что я почувствовала? Возмущение. Фруст­рацию. Своими бессмысленными покупками ты мешаешь мне покупать то, что нужно. Не «давай», не зная. Лучше ничего не давай. Чувствую, будто меня обманули. Подарок не от чистого сердца вызывает раздражение. Гнев? Сразу вспоминается отец. Что он мне «давал»? Проявил такую нежность, обнял меня за плечи. [В этот момент в голове воз­никла живая картинка из детства: я, маленькая девочка, сижу рядом с отцом на сиденье, мы едем куда-то в поезде. Я начинаю дремать и прислоняюсь к нему. Он кладет свою тяжелую руку мне на плечо, и я вся сгибаюсь в неудобном положении от ее тяжести, никак не удается расслабиться.] Мне было жутко неудобно, но я просто не могла себе позво­лить это показать. Я должна испытывать благодарность за любое проявление нежности, даже в самый неподходящий момент. Теперь напряжение в челюсти постепенно прохо­дит. Как я себя чувствовала тогда? Мне очень нужно было, чтобы папа не заметил моего напряжения. Чтобы он думал, что мне удобно. Боялась, что он отодвинется от меня, лишит своей нежности. Изголодавшийся по любви ребенок. При­ходилось лицемерить, чтобы ее получить. Отец так нечу­ток. Эгоистичен. Лишен воображения, как ребенок. Я, его маленькая дочь, тогда была взрослее него. Упустила соб­ственное детство. Отняли детство. Ребенок не должен за­думываться о своих поступках, должен вести себя непри­нужденно, беззаботно. Принимать любовь безвозмездно, не плести интриг ради нее. Отец как большой ребенок».

Таково было мое скрытое чувство: гнев к отцу. Через несколько секунд оно прошло. Боль в зубах и челюсти тоже утихла, я снова почувствовала к Берни любовь и смогла посмеяться над своими душевными муками по поводу ку­хонного ножа. Кстати, он оказался весьма удобным инст­рументом, и я пользовалась им с большим удовольствием.

А что же насчет гнева к отцу? Как всегда бывает со скры­тым чувством, это касалось только моего внутреннего ре­бенка, который ненадолго осмелился на то, чего ни в коем случае не мог почувствовать много лет назад. Взрослая жен­щина, которой я теперь была, любила и понимала своего отца, отвечающего взаимностью в такой мере, на какую он способен. Чем чаще вы будете позволять проявляться рас­серженному ребенку внутри вас, чтобы почувствовать, как он зол, тем больше времени вы будете способны на любовь.

Приложение I

Терапевтическое преподавание

Уже давно считается, что в обстановке интеллектуаль­ных встреч люди не могут научиться тому, как трансфор­мировать провальные паттерны, что только «терапевти­ческие отношения» обеспечивают подлинные изменения. Я обучала техникам самопомощи сидящих за ученически­ми партами взрослых людей на протяжении десяти лет. Последующие контрольные исследования в сочетании с обратной связью от студентов показали, что участники этих классов учатся самотерапии (термин, предложенный Маслоу при личном общении) и показывают значитель­ные признаки роста в своей повседневной жизни. Энтони Сыотич, редактор «Журнала гуманистической психоло­гии», называет мой лекторский стиль «терапевтическим преподаванием».

Я занялась разработкой техники самотерапии девятнад­цать лет назад в попытке избавиться от кратковременных рецидивирующих депрессий. Достигнув за два года постав­ленной цели, я с тех пор не прекращала заниматься само- терагшей. За прошедшее время я утратила некоторые нев­ротические симптомы, такие как синдром язвенной болез­ни желудка, боязнь кошек, компульсивное переедание и т.д. Что еще более важно, мне удалось добиться спонтанности в межличностных отношениях и получить свободу для реали­зации своего истинного потенциала — достижения, открыв­шие передо мной самые неожиданные перспективы.

Мои лекции проходят неформально, в диалоговом режи­ме, в атмосфере сердечности и юмора. Студентам не только можно, но и желательно прерывать меня в любой момент с комментариями и вопросами. Я снабжаю теорию конкрет­ными примерами из моих личных опытов в самотерапии.

Как в Обществе анонимных алкоголиков и Синаноне*, студенты легко отождествляют себя с лектором. Я не «ав­торитет», разговаривающий с ними свысока: пройдя че­рез то же, что и они, я моху в точности описать, что чув­ствуешь, когда «вытаскиваешь» себя из проблем. Я не боюсь говорить о своих «плохих» чувствах, так что они набираются смелости, чтобы встретиться с этими же чув­ствами в себе. Если я способна переживать иррациональ­ную эмоцию, действуя при этом рационально, если я могу чувствовать себя ребенком, но вести себя как взрослый, то и они могут. В любых хороших отношениях учитель — ученик существует элемент переноса. В моей аудитории учитель представляет собой успешного человека, кото­рый, хоть и борется с возникающими проблемами, делает это творчески и потому способен наслаждаться полноцен­ной жизнью. Студент заимствует у учителя силу и отва­живается на новый подход к жизни.

Чему же я учу? Скажем так: у каждого человека есть уязвимые зоны, где в силу особенностей его личной исто­рии определенные эмоции, по-видимому, слишком опасны, чтобы их чувствовать. Всякий раз, когда какая-то текущая ситуация искушает вас почувствовать эту «запретную» эмоцию, вы стремитесь прикрыть ее фальшивой. И всегда, когда вы скрываете от себя какое-то переживание, псев­доэмоция обманом вовлекает вас в провальный паттерн: вы теряете способность руководствоваться разумом и опытом в решении возникшей проблемы.

Анонимные алкоголики (англ. Alcoholic Anonymous) — общественная организация, объединяющая а\коголиков, выразивших готовность самостоятельно излечиться от алкоголизма и помочь в этом другим, и их родственников. Движение возникло в США в 1935 г. В России группы АА были созданы в 1987-88 гг.

Синанон (Synanon) — групповая психотерапевтическая методика, основанная на тренинге выражения отрицательных эмоций (гнева, агрессии и т.д.). Обучение осуществляется как резкое критическое обсуждение проблем участников группы, представленное в игровой форме. За счет этого у них вырабатывается толерантность к негативным психологическим воздействиям. — Прим. пер.

Самотераиия — инструмент, позволяющий снять слой этой обманной эмоции-прикрытия и почувствовать лежа­щую под ним подлинную эмоцию. Вам не нужно понимать, почему так получилось (вы не психотерапевт себе), просто почувствуйте скрытую эмоцию, и вся картина предста­нет перед вами в другом свете. Отважившись испытать свои подлинные чувства, вы видите людей такими, какие они на самом деле, а не в образе теней из собственного прошлого, вы слышите то, что они говорят, вместо того что­бы искажать или неправильно истолковывать их слова. Стоит вам пережить скрытую эмоцию, вы освобождаетесь, чтобы использовать свой опыт и разум для решения этой проблемы точно так же, как вы решаете другие в областях, оставшихся неповрежденными.

В каждой лекции я перечисляю пять шагов самотерапии, используя их для структурирования примеров из собствен­ной жизни. j

Как почувствовать скрытую эмоцию

Шаг 1. Распознать неадекватную реакцию. Вы замечае­те, что реагируете в той или иной ситуации эмоцией, кото­рую ваш разум распознает как неуместную: «Почему мне так обидно? Я знаю, что он не хочет делать мне больно». По­скольку любая эмоция может использоваться для прикры­тия другой, и фальшивая переживается по-настоящему, со­всем как подлинная и уместная для данной ситуации, то не­адекватную реакцию в процессе бывает трудно распознать, особенно для начинающего в самотерапии. Такого рода са­моосознание чаще всего наступает, когда оглядываешься на прошедшее событие: «Не перестаю удивляться, почему я так рассердилась вчера. Она ведь всего лишь ребенок!»

Депрессия, тревожность, навязчивые мысли — все это относится к неадекватным реакциям ввиду своей неопре­деленности. Подобные состояния всегда служат прикры­тием тому, что вы боитесь почувствовать. Напряжение, го­ловная боль, такие физические симптомы тревоги, как зат­рудненное дыхание и сердцебиение, — все эти признаки указывают на наличие скрытого чувства.

Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Иногда вы со­знательно стараетесь избежать неадекватной реакции («Глупо обижаться, он не хотел ничего плохого»), но вы долж­ны почувствовать эту эмоцию, неважно, насколько нера­зумной она вам кажется. Короткого пути к подсознанию нет: нельзя почувствовать скрытую эмоцию, если не начать с внешней, которая ее прикрывает.

Иногда внешняя эмоция кажется опасной («Я так взбе­шена, что могла бы ее убить, — но она всего лишь ребе­нок!»). Вам вовсе необязательно воплощать свои неадек­ватные чувства в действие: мысли и поступки не одно и то же, их можно отделить друг от друга. Ваши чувства не обла­дают магической силой, не могут причинить вреда сами по себе. Всегда можно найти, куда излить свою внешнюю эмо­цию: выговорите ее, запишите на бумагу, запритесь в ван­ной и выплачьте ее. Главное — не загоняйте внутрь.

Приступая к исследованию неадекватной реакции, ко­торая произошла вчера, подогрейте остывшую эмоцию в разговоре с хорошим слушателем.

Допустим, вы пытаетесь выследить чувство, скрываю­щееся за головной болью. Станьте детективом, двигайтесь в обратном направлении, ищите зацепки. Когда начался симптом? Что тогда происходило? Как я себя чувствовал?

Шаг 3. Что еще я чувствовал? Непосредственно перед появлением внешней эмоции, что вы почувствовали? Речь идет не о скрытой эмоции, а о той, которую вы почувство­вали на короткое мгновение, почти не обратив на нее вни­мания, о той, которую сразу же заглушила внешняя эмо­ция. Вы, к примеру, можете вспомнить вдруг, что почувство­вали укол страха перед появлением внешней эмоции, гнева.

Шаг 4. О чем мне это напоминает? Когда вы подобным образом реагировали на аналогичную ситуацию? Что при­ходит вам в голову при мысли о произошедшем? Замечали ли вы когда-нибудь свое необычное отношение к проблеме такого рода?

Если это не пробуждает у вас скрытого чувства, спроси­те себя: «Какое я произвожу впечатление со стороны?» На время займите объективную точку зрения. Если бы вы были сторонним наблюдателем, оценивающим данную ситуа­цию, как выглядели бы для вас ваши действия?

Здесь, на 4 этапе ваш разум задает различные вопросы, пытаясь столкнуться с эмоцией, вывести вас из равнове­сия. Вы не ищете разумного объяснения своей неадекват­ной реакции, не пытаетесь найти мотивов провального по­ведения — вы не психотерапевт себе. Вы просто пытаетесь почувствовать скрытую эмоцию. Продолжайте, пробуйте разные идеи, пока одна из них не вызовет новую эмоцию. Вы узнаете в ней скрытое чувство, если она заменит внеш­нюю эмоцию, с которой вы начали свое расследование.

Шаг 5. Определить паттерн. Здесь вы не определяете базовый паттерн своей личности, не надо брать так широ­ко. Просто постарайтесь осмыслить, что произошло? Ка­кую именно скрытую эмоцию какой именно внешней вы прикрывали? Теперь вы предсказуемы для самого себя. В следующий раз, столкнувшись со сходной проблемой (снова возникнет соблазн почувствовать то же запретное чувство), вам достаточно будет вспомнить уже случившее­ся, и, скорее всего, вам не придется прибегать к прежнему, уже известному вам внешнему прикрытию. Вы будете сво­бодны, чтобы экспериментировать с новым способом реше­ния проблемы, вам больше не нужно действовать в старой, автоматической, провальной манере. Теперь, когда вы зна­ете свой паттерн (склонность прикрывать это конкретное скрытое чувство данным конкретным внешним чувством в определенных обстоятельствах), вы способны использовать разум и опыт, чтобы действовать, по крайней мере, столь же мудро, как в других, неповрежденных областях, где вам ни­когда не приходилось ничего от себя скрывать.

Каждая моя лекция рассматривает подход к самотера­пии с разных углов зрения. Вот пример того, как личный опыт может стать материалом для иллюстрации метода. В лекции под названием «Скрытое сообщение ребенка» я объясняю, как ваши скрытые чувства могут вмешиваться во внутрисемейную коммуникацию.

Всякий раз, когда вы заглядываете внутрь себя и осмели­ваетесь почувствовать свою истинную эмоцию, вы станови­тесь способными услышать сообщение вашего ребенка и узнаете, как на него отвечать. У меня был такой опыт. Од­нажды вечером, когда звук гремящих кастрюль и сковоро­док на кухне предвестил домочадцев о приближающемся ужине, моя старшая дочь прокричала из своей комнаты: «Когда мы будем есть? Я умираю от голода!» Мы всегда ужи­наем в одно и то же время, поэтому ненужный вопрос и ее разъяренный тон прозвучал примерно следующим образом: «Что такое с обслуживанием в этом паршивом отеле?»

Естественно, я прикрикнула на нее: «Не ной, не малень­кая, иди и помогай, если так торопишься» и т.д., и т.п. Этот обмен любезностями стремительно перерос в истеричес­кий дуэт. И лишь на следующий день я вспомнила, что мы проходим через все это снова и снова уже многие годы. Бед­ный ребенок просто ничего не может с собой поделать: жесткое расписание кормлений, составленное нашим пе­диатром, заставляло ее плакать и просить бутылочку еще когда ей было несколько недель от роду, и вот пожалуй­ста — этот плач продолжается до сих пор. Я понимала ее проблему, уже давно «проанализировав» ее неосознанную мотивацию. Но это ничуть не помогало мне справиться с ней ни раньше, ни теперь. Ее нытье меня изводило, и я не знала, как заставить ее замолчать. Здесь и был ключ. Если обычно вы неплохо ладите со своим ребенком, как это было у нас, и все время застреваете на одной и той же проблеме, то вполне вероятно, что вы что-то от себя скрываете. Поче­му я так груба с дочерью в подобных случаях? Это был Шаг 1. Обратить внимание на неадекватную реакцию.

Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Теперь я была совершенно спокойна и преисполнена решимости разоб­раться с проблемой, поэтому навестила подругу, у которой тоже есть дочь подросткового возраста, и рассказала ей свою историю. Не прошло и нескольких минут, как во мне снова закипел вчерашний гнев.

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Туг память подсказала мне, что между моментом, когда дочь закричала из своей комнаты, и моментом, когда я рассердилась, я испытывала ужасное напряжение: будто она стояла надо мной с кнутом и подгоняла меня: вперед, вперед! Потом нахлынул гнев, напряжение спало, и я забыла про это.

Шаг 4. О чем мне это напоминает? Я помнила, как она плакала, прося бутылочку. Но это интеллектуальное пони­мание не помогало: я по-прежнему злилась («Она давно уже выросла, сколько можно плакать о бутылочке?»). О чем же мне еще это напоминало? Еда... Моя собственная привяз­чивость к еде... Навязчивое желание кормить семью. Что я должна была чувствовать много лет назад, когда малышка плакала от голода, потому что педиатр заставляла кормить ее строго каждые четыре часа?

Впервые я сознательно попыталась воссоздать эту сцену вместо обычных интеллектуализаций о ней. Мысленно я уви­дела перед собой картину: детская комната, я стою прямо за дверью, чтобы дочери не было меня видно, мои глаза напря­женно следят за стрелкой часов в ожидании разрешенного времени кормления. Я помню, как она кричала, моя бедная малышка, и как я сама плакала вместе с ней: слезы беспо­мощности, фрустрации, тревоги, и... вины. Эта вина захлест­нула меня такой болезненной волной, что я зарыдала, будто снова оказалась в той же обстановке. Скрытая вина заглу­шила собой весь гнев. Пятнадцать лет я сваливала ответ­ственность на чужие плечи, обвиняя педиатра в том, что она морила голодом моего ребенка. Теперь, когда уже было позд­но, я осмелилась почувствовать вину сама.

Шаг 5. Определить паттерн. Чувство вины длилось око­ло минуты, а потом я увидела свой паттерн. Не всю картину моих взаимоотношений с ребенком, не мою базовую уста­новку, связанную с едой — ничего глобального. Простой паттерн, состоящий в том, что всякий раз, когда дитя кри­ком просит есть, старая скрытая вина поднимает голову и угрожает вырваться наружу, чтобы причинить мне боль. Сперва я напрягаюсь и начинаю бешено метаться, стара­ясь доказать себе, какая я хорошая мать, потом, когда па- пряжение становится невыносимым, я нахожу спасение в гневе. На следующей стадии я отыгрываю этот псевдогнев, что только выводит ее из себя еще больше. Это удесятеря­ет мою скрытую вину, которую я вынуждена скрывать за еще большим гневом и т.д.

Теперь, обнаружив свой паттерн, я стала предсказуе­мой для самой себя. Я могла, дождавшись случая, когда та же самая проблема повторится, попытаться справиться с ней другим способом. Я еще не знала точно, как поступлю в следующий раз. Само собой разумеется, месяц или два спу­стя я услышала привычную жалобу: «Когда мы сядем есть? Я умираю от голода!» И снова я почувствовала напряже­ние, но на этот раз, не дожидаясь, пока оно перерастет в гнев, я вспомнила свою скрытую вину. Теперь мне не надо было чувствовать ее заново, все, что я сделала, это вызвала ее в памяти. Мое напряжение немедленно спало, и интона­ция дочери сообщила мне совершенно другое. Вместо при­вычного: «Да что же такое с обслуживанием в этом парши­вом отеле?» я услышала: «Мамочка, мне так плохо. Разве тебе все равно?»

Конечно, мне было не все равно. Безо всякого напряже­ния я немедленно отреагировала на ее потребность: «Сей­час, сейчас, дорогая. Ужин уже почти готов». Это было все, что ей хотелось услышать от меня, — и больше ни звука из ее комнаты!

В дополнение к лекциям в настоящее время я экспери­ментирую с Т-группами — это пробные группы по самоте­рапии. Групповая беседа строится в режиме «здесь и сей­час», члены группы внимательно отслеживают собствен­ные неадекватные реакции, которые обеспечивают их домашней работой по самотерапии. Последующие группот вые встречи предоставляют им благоприятную возмож­ность для проверки их нового самоосознания.

Психотерапевты, работающие с некоторыми моими сту­дентами, сообщали мне, что самотерапия, которой люди обу­чаются в обстановке класса, по-видимому, является хорошей подготовкой и дополнением к профессиональной терапии.

Приложение II

Как прекратить играть в опасные игры

В предыдущей статье* я описала свой метод самотера­пии. С помощью этого метода я разработала несколько ин­струментов для а) распознавания опасных игр в браке, б) выявления скрытых причин для этих игр и в) изменения поведения таким способом, который дает партнеру воз­можность роста и позволяет еще больше обогатить отно­шения. В этой статье я опишу три основных взгляда на опасные игры, дам определенные подсказки, которые по­могут самосознанию в играх, и в заключение представлю специфическую технику прекращения игры творческим, безопасным способом.

Игра родитель-ребенок

В моем представлении хорошим взрослым общением яв­ляется способность выражать подлинные чувства одного человека к другому: а) не причиняя ему ущерба и б) без са­моунижения. Большинству из нас приходится учиться это­му искусству, оно не встроено в нашу культуру. И даже на­оборот, во взаимоотношениях преобладает тема «подав­ление — подчинение», особенно между партнерами в браке.

Заимствуя терминологию Эрика Берна**, партнер А действует как Родитель в отношениях с Б следующим об­разом:

а) Осуждая, критикуя, ругая, приклеивая ярлык. «Ты плохой, глупый, ненормальный».

б) Наказывая. «Как ты смеешь меня критиковать? Луч­ше я расскажу тебе о твоих грехах».

Приложение I, «Терапевтическое преподавание». " См. его работу «Трансактный анализ в психотерапии».

в) Унижая. «Меня не интересует, что ты хочешь сказать. Ты просто не способен ни на что стоящее».

г) Высокомерно, снисходительно, покровительственно. «Я понимаю твою проблему. Ничего страшного, доро­гой, ты ничего плохого не хотел, и это самое главное».

Как реагирует Б на подобное обращение? Он обнару­живает, что ему трудно отвечать как уважающему себя, безвредному Взрослому. Взрослый может честно сказать: «Своим поведением ты заставляешь меня чувствовать раз­дражение (досаду, гнев, ярость, страх, тревогу, обиду, без­защитность, неполноценность, стыд, вину, смущение)».

Когда А ведет себя как осуждающий, наказывающий, унижающий или покровительствующий Родитель, Б обыч­но реагирует одним из следующих способов:

1. Напуганный Ребенок.

а) Покладистый. «Мне жаль, что так получилось. Про­сти меня. Ты полностью прав, а я совсем не прав. По­жалуйста, только не сердись. Я никогда больше так не поступлю.

б) Лгущий. «Это все недоразумение. Я не имел в виду ни­чего такого. Ты просто не понимаешь».

в) Жалобный. «Ты такой сильный, а я такой слабый. По­жалуйста, будь ко мне добр».

г) Шантажирующий. «Я так чувствителен, а ты так жес ток. У меня будет болеть голова (депрессия, сердеч ный приступ). Ты разбиваешь мне сердце».

д) Отдаляющийся. «Это ни к чему не приведет. Я не могу с тобой разговаривать. Ты все равно не поймешь».

2. Бунтующий Подросток.

а) Дерзкий, грубый. «Меня не интересует, что ты гово­ришь. Заткнись».

б) Упрямый. «Мне все равно. Я тебя не боюсь».

3. Осуждающий, Покровительствующий, Наказываю­щий или Унижающий Родитель. См. выше. В этом случае и ответ на поведение А в качестве Родителя, Б маскирует Напуганного Ребенка внутри себя другим, еще более гроз- ним Родителем. Тем самым он обманывает не только само­го себя, но и А, который, оказавшись перед соблазном по­ведения Напуганного Ребенка, быстро находит новое при­крытие, раздуваясь до еще большего размера грозного Ро­дителя. Это не па шутку пугает Б, и он в защиту усиливает своего Родителя, и т.д., и т.п.: в итоге два напуганных Ребен­ка до смерти боятся друг друга и притворяются Родителя­ми, не позволяя друг другу действовать как Взрослые.

Я показала, как А при помощи Родительского поведения хитростью заманивает Б в роль Ребенка. Но эта система работает в обоих направлениях. Б, действуя как Ребенок, приглашает А быть Родителем. Пока Б остается Напуган­ным ребенком, А ведет себя как Хороший Родитель (покро­вительствующий, оказывающий протекцию), и, казалось бы, оба вполне счастливы. Однако успех такого брака — только видимость. Рано или поздно Б начинает испытывать дискомфорт из-за выпрошенного у А обращения с ним как с маленьким. В таком негодующем настроении он переклю­чается с роли Напуганного Ребенка («Ты такой сильный, а я такой слабый») на роль Бунтующего Подростка («Да зат­кнись ты») или Осуждающего, Наказывающего, Унижаю­щего Родителя.

Теперь А может реагировать одним из двух способов:

1. Он становится Плохим Родителем: осуждающим, на­казывающим, унижающим. В этом случае Б принимается за работу «собирателя обид» (термин Эдмунда Берглера) и находит причины для ненависти к А. Если оба остаются слишком долго в этом положении, то брак заканчивается разводом. (Каждый затем женится на его (ее) противопо­ложности: А находит другого Напуганного Ребенка, Б — другого Хорошего Родителя. Оба будут счастливы до тех пор, пока Хороший Родитель в каждом браке не превра­тится в Плохого, после чего они снова окажутся в прежнем положении.)

Альтернативой в тот момент, когда А становится Плохим Родителем, является ситуация, в которой Б отступает к На­пуганному Ребенку (покладистому, лгущему, шантажиру­ющему, отдаляющемуся), так что у А снова появляется шанс стать Хорошим Родителем. Потом все мило и чудесно до тех пор, пока Б в очередной раз не засомневается в своей уни­женной позиции и не решит взбунтоваться.

2. Они могут на некоторое время поменяться ролями. А играет Напуганного Ребенка для Родителя Б, пока не набе­рется достаточно сил, чтобы снова завоевать свою изна­чальную роль Родителя. Б, которому экскурс в небольшой бунт дал необходимое разнообразие, готов снова успоко­иться в роли Напуганного Ребенка и наслаждаться благо­душием Хорошего Родителя до следующего его (Б) присту­па тревожности из-за зависимого положения.

Скрытый контракт

Теперь позволим себе взглянуть на супружеские отно­шения с другой точки зрения. Вот типичная картина. А край­не изменчив, красноречив, драматичен, временами даже театрален в выражении эмоций. Он (она) выжимает все, что можно, из своих внешних чувств, часто ничего не подо­зревая о его (ее) скрытых эмоциях. А женится на Б, у кото­рого противоположный темперамент: спокойный, флегма­тичный, стоический, молчаливый, редко выражающий ка- кую-либо эмоцию.

Обоих — А и Б — притягивает друг к другу по причинам, которые они отчасти понимают. «Я вышла замуж за Б_г по­тому что у него такой ровный характер. Мой отец всегда был ужасно вспыльчив». «А привлекла меня тем, что она так полна жизни».

Главным условием скрытого, невербального брачного контракта является то, чтобы каждый оставался таким, ка­ков он (она) есть, но на сознательном уровне каждый из них продолжает изводить другого, добиваясь перемен. А горько жалуется на излишнее спокойствие Б, его скрытность, не­коммуникабельность, неотзывчивость па чувства А. Одна­ко на скрытом уровне А боится любых перемен в Б и находит различные способы саботировать его попытки меняться:

а) Заглушает Б словесным потоком. «Ты никогда со мной не разговариваешь, я не знаю, что ты чувствуешь, почему ты не поделишься со мной своими мыслями, я ненавижу, когда ты сидишь с таким самодовольным выражением...» А продолжает в том же духе без остановки, не давая возмож­ности Б вставить хоть слово.

б) Шантажирует Б своими страданиями. «Из-за того, что ты сказал, у меня теперь будет болеть голова (будет деп­рессия и пр.)».

в) Ведет себя как Напуганный Ребенок. «Ты ругаешься. Ты меня не любишь. Из-за тебя я чувствую ужасную вину (стыд)». А говорит все это не давая шанса Б высказать все до конца.

г) Ведет себя как Родитель:

1. Распекает. «То, что ты говоришь, ужасно. Тебе дол­жно быть стыдно».

2. Помогает. «Ты ведь сердишься, не так ли? Я знаю, ты сердишься. Почему ты не хочешь этого признать? Почему бы тебе не быть со мной откровенным?» Здесь А пытается заставить Б выразить указанную эмоцию по требованию. Если Б последует этим указаниям, то его действия не будут спонтанными, если откажется, то сохранит свою первоначальную позицию молчания.

Со своей стороны, Б тоже старается на сознательном, видимом уровне, изменить А, в то же время на скрытом уров­не прикладывая все силы, чтобы А остался прежним:

а) Охлаждает его пыл. «Не волнуйся ты так. Успокойся». Подобные комментарии, высказанные на пике интенсивно­сти чувств А, имеют совершенно противоположное намере­ние их внешнему посылу: они либо усиливают волнение А, либо вынуждают его думать, будто ему пытаются заткнуть рот, благодаря чему драма разгорается еще сильнее.

б) Пытается игнорировать выражение эмоций А. Это провоцирует А преувеличивать и драматизировать с целью добиться хоть какого-то признания и реакции, что застав­ляет Б уйти еще глубже в пассивность, которая искушает А усилить драматичность, и т.д., и т.п. — порочный круг.

Иррациональные зоны

У каждого человека имеются уязвимые зоны, где из-за особенностей его истории личности он научился избегать переживания истинной эмоции и прикрывать ее другой, фальшивой или псевдоэмоцией. Всякий раз, обманывая себя подобным способом, вы заканчиваете неадекватным, провальным поведением. Я называю такие зоны иррацио­нальными.

В «хорошем» браке иррациональные зоны партнеров редко совпадают. Когда вы чувствуете душевное спокойст­вие и ничего от себя не скрываете, то можете позволить себе принимать (от случая к случаю) иррациональное поведе­ние своего партнера, особенно если он вам очень дорог. Его неадекватное поведение в таких ситуациях ничем вам не угрожает. Муж вовсю распекает детей, а жена думает: «Бедный, он так переживает из-за неприятностей на рабо­те». Она избавляет его от детского присутствия — «Папа устал» — и находит способ его утешить. Даже если ей ни­чего не известно о его проблемах по работе, она может по­зволить ему быть иррациональным, способна принять как само собой разумеющееся, что у него есть на то свои при­чины, может ответить на его невысказанную потребность в утешении.

Но если она скрывает от себя какое-то чувство, — воз­можно, вину из-за собственной раздражительности с деть­ми или свою неполноценность в роли жены, — то прикро­ется возмущенным негодованием: «Как ты можешь обра­щаться так с бедными детьми? Не смей вымещать свои неприятности дома, на нас». Муж ответит еще большим гне­вом, при этом никто из них не осознает своих скрытых чувств, каждый реагирует на поверхностное, внешнее чув­ство другого, и стычка разгорается в полную силу.

Всякий раз, когда два человека ведут себя иррациональ­но (прикрывают скрытую эмоцию неуместным, проваль­ным поведением, псевдоэмоцией) одновременно, они не в состоянии договориться. Только когда один из них открыт своим истинным чувствам, он способен распознать и отреа­гировать на скрытый сигнал партнера. В приведенной выше истории раздражение мужа, направленное на детей при­крывало его чувство неполноценности в связи с ситуацией на работе. Его жена в состоянии душевного комфорта ин­туитивно сумела спонтанно отреагировать на его скрытый сигнал — потребность в утешении.

В «плохом» браке у обоих супругов совпадает слишком много иррациональных зон, — еда, деньги, секс, работа, отдых, власть и т.д. К примеру, еда символизирует для мис­тера В. любовь. Если у его жены нет скрытых чувств по от­ношению к еде, то ей нравится потакать его вкусам, она способна в моменты стресса предложить любимое блюдо, возможно считая немного странным такую переоценку зна­чения еды, но нисколько об этом не беспокоясь. Но если еда и для нее является иррациональной областью, то, впол­не вероятно, последует такой диалог:

Она: «Но печенка так полезна для здоровья». (Посмот­ри, какая я хорошая жена. Разве ты этого не видишь?)

Он, отказываясь к ней прикасаться: «Я терпеть не могу печенку». (Если бы ты меня по-настоящему любила, то зна­ла бы, что мне это блюдо не нравится.)

Она, со слезами в голосе: «Съешь хотя бы маленький ку­сочек. Такая отличная печенка. Ну почему ты упрямишь­ся?» (Если бы ты любил меня по-настоящему, то тебе нра­вились бы блюда, которые я готовлю.)

Ни один из них не способен принять иррациональное по­ведение другого; каждый, оставаясь глухим к скрытому сиг­налу партнера, может реагировать только на поверхностное, внешнее чувство, и они спорят. Муж чувствует себя безза­щитным Ребенком в руках манипулирующего родителя, жена — отвергнутым Ребенком, чей Родитель не ценит ее по достоинству. Оба ведут себя как разгневанные Родители.

Как прекратить играть в опасные игры

Эрик Берн подробно рассказывает, как распознавать некоторые наши опасные игры, но слегка невнятен в опи­сании способа прекратить их. Из историй, приведенных в его книге «Трансактный анализ в психотерапии», следует, что, когда один из игроков осознает свое участие в игре и внезапно, без проникновения в свои скрытые мотивы, пре­кращает игру, другой человек страдает, и их отношения рушатся. Собственные наблюдения и опыт привели меня к убеждению, что человек, который говорит: «Я понимаю, что играл в игру, и собираюсь прекратить это», и при этом не берется за исследование своих неосознанных причин уча­стия в этой игре, просто меняет одну игру на другую: броса­ет старую, чтобы начать новую.

Следующий пример смены игры представляет собой ги­потетический случай, собравший в себе элементы несколь­ких реальных. Жена говорит: «Я устала подбирать грязную одежду за своим мужем, которую он снимает и оставляет, где попало. Черт возьми, он обращается со мной как со слу­жанкой! Теперь я понимаю, что все эти годы вела себя, как Родитель. Я могу ворчать и скандалить, но в результате всег­да подбираю то, что он бросил. Неудивительно, что он не меняется: я обращаюсь с ним, как с Ребенком».

Без единой попытки узнать что-либо о своих скрытых мотивах, она приступает к «прекращению» игры. «С меня хватит, — говорит она твердо мужу. — Отныне, я буду ос­тавлять твою грязную одежду там, где ты ее бросишь. Я буду стирать только то, что лежит в корзине для грязного белья. Если ты не изменишь своих привычек, то окажешься без чистой одежды.

«Получилось, — с ликованием сообщает она мне через некоторое время. — Ты бы видела, в каком он был шоке, ког­да увидел, что ему нечего надеть! Он бегал по дому в ярости, но я твердо стояла на своем. Теперь он, наконец, усвоил урок и кладет грязную одежду в корзину». Но я, проанализиро­вав ситуацию, пришла к заключению, что она переключи­лась с одного варианта игры Родитель — Ребенок на другой. Раньше она была слабым ворчливым Родителем; теперь она сильный строгий Родитель. Ее муж раньше был непослуш ным Ребенком, теперь он хороший примерный Ребенок.

Я преподаю (и практикую многие годы) метод прекра­щения игры без смены одной игры на другую. В любой игре оба партнера проявляют иррациональность, у обоих есть скрытые чувства. Если один участник осознает свою ирра­циональную реакцию и решается почувствовать скрытую эмоцию, то он занимает описанное выше положение чело­века (см. раздел «Иррациональные зоны») в «хорошем» браке: он может отреагировать на скрытое сообщение дру­гого и прекратить игру. Чем чаще он практикует подобное самосознавание и самотерапию, тем быстрее в его несчаст­ливом браке наступают перемены к лучшему.

Когда другой человек иррационален, пытаться его уре­зонить — напрасная трата времени. Холодная логика не только бесполезна в данный момент, но и подливает масла в огонь: он стремится исказить ее и приспособить под соб­ственную фантазию. Если он видит в вас сильного Родите­ля, то спокойное разъяснение ошибок прозвучит в его ушах критикой, бранью. Это неподходящий момент, чтобы спо­рить и выяснять, кто прав, кто виноват. Секрет в том, что­бы увидеть скрытый смысл под иррациональным внешним сообщением. Если вы сами в данный момент разумны, то интуитивно, спонтанно скажете «правильные» вещи: вы не играете н