Поиск разъяснения в жизни людей

«Не найдя разъяснения в знании, я стал искать этого разъяснения в жизни, надеясь в людях, окружающих меня, найти его, и я стал наблюдать людей -- таких же, как я, как они живут вокруг меня и как они относятся к этому вопросу, приведшему меня к отчаянию.

И вот что я нашёл у людей, находящихся в одном со мною положении по образованию и образу жизни.

Я нашёл, что для людей моего круга есть четыре выхода из того ужасного положения, в котором мы все находимся.

Первый выход есть выход неведения. Он состоит в том, чтобы не знать, не понимать того, что жизнь есть зло и бессмыслица. Люди этого разряда – большею частью женщины, или очень молодые, или очень тупые люди – ещё не поняли того вопроса жизни, который представился Шопенгауэру, Соломону, Будде. Они не видят ни дракона, ожидающего их, ни мышей, подтачивающих кусты, за которые они держатся, и лижут капли мёду. Но они лижут эти капли мёда только до времени: что-нибудь обратит их внимание на дракона и мышей, и – конец их лизанью. От них нечему научиться, нельзя перестать знать того, что знаешь.

2. Второй выход – это выход эпикурейства. Он состоит в том, чтобы, зная безнадёжность жизни, пользоваться покамест теми благами, какие есть, не смотреть ни на дракона, ни на мышей, а лизать мёд самым лучшим образом, особенно если его на кусте попалось много. Соломон выражает этот выход так:

И похвалил я веселье, потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его, которые дал его Бог под солнцем.

Итак, иди ешь с веселием хлеб твой и пей в радости сердце вино твоё… Наслаждайся жизнью с женщиною, которую любишь, во все дни суетной жизни твоей, во все суетные дни твои, потому что это – доля твоя в жизни и в трудах твоих, какими ты трудишься под солнцем… Всё, что может рука твоя по силам делать, делай, потому что в могиле, куда ты пойдёшь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости».

Этого второго вывода придерживается большинство людей нашего круга. Условия, в которых они находятся, делают то, что благ у них больше, чем зол, а нравственная тупость даёт им возможность забывать, что выгода их положения случайна, что всем нельзя иметь 1000 женщин и дворцов, как Соломон, что на каждого человека с 1000 жён есть 1000 людей без жён, и на каждый дворец есть 1000 людей, в поте лица строящих его, и на что та случайность, которая нынче сделала Толстого Соломоном, завтра может сделать его рабом Соломона.

Тупость же воображения этих людей даёт им возможность забывать про то, что не дало покоя Будде – неизбежность болезни, старости и смерти, которая не нынче – завтра разрушит все эти удовольствия. То, что некоторые их этих людей утверждают, что тупость их мысли и воображения есть философия, которую они называют позитивной, не выделяет их из ряда тех, которые, не видя вопроса, лижут мёд. и этим людям Толстой не мог подражать: не имея их тупости воображения, он не мог её искусственно произвести в себе. Он не мог, как не может всякий живой человек, оторвать глаз от мышей и дракона, когда он раз увидал их.

Третий выход есть выход силы и энергии. Он состоит в том, чтобы, поняв, что жизнь есть зло и бессмыслица, уничтожить её. Так поступают редкие сильные и последовательные люди. Поняв всю глупость шутки, какая над ними сыграна, поняв что блага умерших паче благ живых и что лучше всего не быть, так и поступают и кончают сразу эту глупую шутку, благо есть средства: петля на шею, вода, нож, чтобы им проткнуть сердце, поезда на железных дорогах. И людей из нашего круга, поступающих так, становится всё больше и больше. И поступают люди так большей частью в самый лучший период жизни, когда силы души находятся в самом расцвете, а унижающих человеческий разум привычек ещё усвоено мало. Толстой считал это самым достойным выходом и хотел поступить так.

Четвёртый выход есть выход слабости. Он состоит в том, чтобы понимая зло и бессмысленность жизни, продолжать тянуть её, зная вперёд, что ничего из неё выйти не может. Люди этого разбора знают, что ничего из неё выйти не может, но, не имея сил поступить разумно – поскорее кончить обман и убить себя, чего-то как будто ждут. Это есть выход слабости.

Так люди разбора Л. Н. Толстого четырьмя путями спасаются от ужасного противоречия. Сколько он не напрягал своего умственного внимания, кроме этих четырёх выходов он не видел других. Одни вывод: не понимать того, что жизнь есть бессмыслица, суета и зло и что лучше не жить. Другой вывод – пользоваться жизнью такою, какая есть, не думая о будущем. Третий вывод: поняв, что жизнь есть зло и глупость, прекратить, убить себя. Четвёртый вывод – жить в положении Соломона, Шопенгауэра – знать, что жизнь есть глупая, сыгранная над тобою шутка, и всё-таки жить, умываться, одеваться, обедать, говорить и даже книжки писать. Это было для автора отвратительно, мучительно, но он остановился на этом положении.

Толстой обращается к философии, читает древних мудрецов. Но, конечно, читает очень избирательно. Толстой ищет то, что ему нужно, и находит. Он открывает Библию, и останавливается на Экклесиасте, где сказано, что нет пользы человеку, который трудится под солнцем, род приходит и род уходит, а земля пребывает вовеки, и ветер кружится и возвращается на своё место, все реки текут в море, и море не переполняется; и всё суета сует и погоня за ветром. Именно легендарным автором Екклесиаста является Соломон. Толстой открывает писания индейцев и слышит слова Будды, что всё распадается: всё то, что состоит из чего-то, разлагается. Мир проносится как мираж.

Он обращается к новейшей философии, то есть к философии его столетия, XIX столетия и, конечно, открывает Артура Шопенгауэра – самого талантливого, гениального писателя, абсолютного пессимиста, который в своих блестяще написанных книгах утверждает, что мир – это мусор и что чем скорее он кончится, тем лучше. И Толстой ограждает себя этой пессимистической философией. И на каждой странице он повторяет: «Я, Будда, Соломон и Шопенгауэр»…

Мы приближаемся к истине только настолько, насколько мы удаляемся от жизни, — говорит Сократ, готовясь к смерти. – К чему мы, любящие истину, стремимся в жизни? К тому, чтобы освободиться от тела и от всего зла, вытекающего из жизни тела. Если это так, то как же нам не радоваться, когда смерть приходит к нам? Мудрец всю жизнь ищет смерть, и поэтому она не страшна ему.

Толстой соглашается с Соломоном, когда тот говорит: «Во многой мудрости много печали, и кто умножает познание – умножает скорбь». Только философия обещала дать ответ на вопрос о смысле жизни, но с какой стороны Толстой к ней не подходил, получалось одно и то же: «жизнь есть зло и бессмыслица».

И тут же об истине жизни дает ответ как Толстому, так и нам Сократ, который описывал жизнь стремление к истине, однако чем больше это стремление, тем дальше находишься от жизни.

«Мы приблизимся в истине только настолько, насколько мы удалимся от жизни, - говорит Сократ, готовясь к смерти. – К чему мы, любящие истину, стремимся в жизни? К тому, чтоб освободиться от тела и от всего зла, вытекающего из тела. Если так, то как нам не радоваться, когда смерть приходит к нам?»