Качество высшего образования многие связывают в первую очередь с его элитарностью и эксклюзивностью. Действительно, в XVIII–XIX вв. таланты концентрировались в небольшом наборе элитных университетов Нового времени во Франции, Германии и Англии. С конца XIX – начала XX в эту когорту вошли образовательные системы США, Японии и России. С 1960-х гг. высшее образование проделало исторически стремительный переход от элитарности к массовости и по факту стало обязательным атрибутом развитых стран. С 1990-х гг. к этой фазе всеобщего высшего образования стремительно движутся Корея, Сингапур, Бразилия, примериваются к ней даже демографические гиганты: Китай и Индия.
На фоне этих процессов разговор о доступе к качественному образованию стал приобретать неэлитарный оттенок. Конкуренция за право быть среди стран с постиндустриальной экономикой знаний привела к тому, что термин «качественное высшее образование» стал распространяться на десятки миллионов людей, а не тысячи, как 100 лет назад. Эта трансформация заставляет переосмысливать не только образовательную политику, но и демографическую, миграционную, промышленную, научную, инновационную и т. п. В самом образовании вопросы содержания и сроков обучения (см. нашу статью «Ставка на новое содержание»; «Ведомости», 3.09.2012), территориального размещения и образовательной мобильности тесно переплетаются с вопросом структуры и масштаба университетов.
В июле 1930 г. вышло постановление Совнаркома СССР, определившее процесс быстрого реформирования университетов и научных учреждений по отраслевому признаку. Многие факультеты превратились в самостоятельные медицинские, педагогические, инженерные, технические, сельскохозяйственные и другие вузы. Количество вузов за кратчайший срок увеличилось в 10 раз (см. рисунок 1). Основной причиной таких изменений была задача обеспечения кадрами программы индустриализации, которая реализовывалась в СССР в отраслевом подходе (наркоматы).
Мы до сих пор живем в наследии этой структурной реформы. Количество высших учебных заведений в России перевалило за тысячу со средним числом студентов примерно в 6000. Кажется, что плохого в таком разнообразии и диверсификации? Возникает возможность конкурировать качеством образования за лучших студентов и ведущих преподавателей. К сожалению, простые рыночные положения о «рациональном экономическом субъекте» и «рыночном равновесии» пока нигде не заменили проактивную образовательную политику. И желание получить диплом слабо связано с готовностью освоить новые знания или приобрести компетенцию. Вопрос качества по-прежнему стоит на повестке дня, и простое следование формальным государственным стандартам содержания не снимает проблему.
Связаны ли качество и размер учебного заведения? На первый взгляд нет. Можно найти, пусть немногочисленные, примеры высококлассных небольших учебных заведений (L’Ecole polytechnique, Caltech). Но это скорее специализированные исследовательские магистратуры, чем университеты. А вот в первой сотне университетов США из популярного рейтинга Times Higher Education средний состав студентов – около 30 000
Почему размер имеет значение? Современный фронтир исследований и разработок, как правило, междисциплинарен, что требует глубокой специализации исследовательского труда и одновременно тесной кооперации различных областей знаний. Образование сегодня не просто институт обслуживания индустрий в форме подготовки специалистов, оно само принимает участие в мегапроектах науки и технологий. Крупные установки, большие лабораторные комплексы, медицинские клиники становятся неотъемлемой частью инфраструктуры ведущих современных университетов. Для сомасштабности современным программам НИР необходим такой размер капвложений и концентрации высококлассных специалистов, который может позволить себе только крупный университет. Такие вузы складываются за период 50–100 лет или создаются путем объединения ряда образовательных и научных институций. Именно по второму пути пошли программы модернизации ряда европейских и азиатских стран.
Слияние разных вузов в один большой университет таит в себе и серьезные риски. Увлечение игрой в должности и статусы легко превращается в основной процесс модернизации вместо попытки содержательно пересмотреть, что адекватно современным требованиям, а что безнадежно устарело. Не менее болезненный вопрос – дефицит управленцев, способных руководить мегамашинами производства знаний и интеллекта. Требования к лидеру и управленческой команде за последние 50 лет выросли в геометрической прогрессии. В менеджменте высокотехнологичных организаций в ответ на этот вызов появляются новые концепции управления талантами, не имеющие ничего общего с иерархическим аппаратным администрированием. В университетских корпорациях возникают концепции распределенного управления (shared governance), ищется сложный баланс между администрированием и академической свободой. Несмотря на высокие компенсационные пакеты ректорских позиций, поиск людей, способных выполнять такую работу, занимает у ведущих мировых университетов годы.
За последние два года в России было закрыто более 400 вузов, демонстрировавших недопустимо низкое качество обучения. Это процесс удаления омертвевших единиц псевдообразования. Важнее, что за последние 10 лет путем объединения отраслевых региональных вузов было создано 10 федеральных университетов. Некоторые из них уже начали пересматривать подход к качеству образования и использовать эффект масштаба. Опыт создания федеральных университетов важен и ценен.
Сейчас стоит следующая задача. Почти через 90 лет после реформы 1930-х предстоит заново собрать университеты как организации, способные брать на себя большие и сложные задачи в региональном и федеральном масштабе. Поэтому мы считаем, что кроме небольшой группы университетов, способных конкурировать за высокие позиции в мировых рейтингах, должна сложиться группа из 100–120 распределенных по всей стране вузов, которые смогут выполнить роль концентраторов образования, инноваций и исследования. Формирование и опережающее развитие этих опорных региональных университетов путем объединения узкопрофильных вузов и НИИ – главная структурная задача образовательной политики ближайшего десятилетия.
