Прежде чем говорить об использовании этого пласта слов, напомним некоторые характеристики лексики разговорного стиля, относящиеся или к ней в целом, или к отдельным ее группам.
1. Лексика разговорного стиля – это слова (и выражения), характерные для обычной, непринужденной речи и нехарактерные для книжных, письменных жанров. 2. Разговорные слова (они лишены грубости) входят, в отличие от просторечных, в число средств литературного языка. Первое положение ясно указывает на преимущественные условия использования лексики разговорного стиля: обычная непринужденная речь, речь людей, связанных неофициальными отношениями. Второе объясняет широту применения разговорных слов, бóльшую свободу их использования сравнительно с просторечными словами (особенно такими их группами, как грубые и собственно просторечные). Итак, разговорные слова уместны во всех случаях, когда повествование, высказывание не стеснены строго официальными отношениями, строго официальной обстановкой и потому предполагают непринужденный, живой способ выражения мысли. Разговорные слова широко используются в речи персонажей, отражая обычную манеру общения. Ср., например, такой диалог в "Двух капитанах"В. Каверина:
– Кирка, ты читала "Дубровского"?
– Читала.
– Врешь!
– Плюнь мне в глаза.
– Ну, тогда отвечай, почему Маша за Дубровского не вышла?
– Вышла.
– Здравствуйте!
Разговорные слова можно во множестве найти и в авторском языке писателей, поэтов, публицистов. Окрашенные нередко эмоционально (шуткой, лаской, иронией), они повышают выразительность речи. Ср.: "Только в небольших бочагах налита чистая перегретая вода. По ней шныряют водяные пауки..."; "Стоило даже одному мальчишке остановиться за спиной и уставиться на поплавок, как клев наглухо прекращался"; "Я был занят и несколько дней не брался за Ванину тетрадку. За это время в деревню заявилась зима. Пришла она с озорством, как девчонка, что долго прячется, а потом выскакивает из-за угла и кричит: "А вот и я!" (Пауст.); "В темноте однотонно лопотал и булькал родничок " (Ю.Каз.); "Неподалеку от меня стоял четырехлетний человек, совершенно голый, если не считать высокой белой панамы, лихо нахлобученной на одно ухо. Из-под панамы серьезно и чуть удивленно глядели два круглых бутылочного цвета глаза. Рожица у Комарова курносая веснушчатая и самая продувная " (Ю.Наг.).
В других случаях разговорные слова выражают отношение к какому-либо факту, событию, лицу (его характеру, поведению, внешности и т.д.), к какой-либо ситуации и т.д. Так, в пьесе Булгакова "Дни Турбиных" Мышлаевский, отвечая Алексею Турбину, почему он оказался под Трактиром, говорит: " А мужички там эти под Трактиром. Вот эти самые милые мужички сочинения графа Льва Толстого!" Мужички здесь – выражение саркастического отношения Мышлаевского к тем идиллическим мужикам, о которых писал Толстой и которые встали на сторону Петлюры. В той же пьесе Алексей Турбин, после того как его зять Тальберг уезжает из дома в Берлин, спасаясь от опасности остаться в Киеве, на который наступает Петлюра, с презрением повторяет слова Тальберга "серьезно и весьма" и заключает: " Крыса!" В этом слове и подтверждение Николкиного замечания о том, что Тальберг внешне похож на крысу, и характеристика поведения человека, позорно сбежавшего от жены в опасный момент.
Однако не всегда и разговорная лексика оказывается уместной. Не всегда контекст "разрешает" применять разговорные слова, которые хоть чуть-чуть, но все-таки снижены, чуть-чуть фамильярны или содержат (пусть и не в грубой форме выраженную) оценку.
Так, не соответствует теме – драматическому рассказу о трагической гибели судна "Адмирал Нахимов"– несколько фамильярное, небрежное многоэтажка: "Освещенный на всех палубах "Адмирал Нахимов" походил на многоэтажку, высотой в три десятка метров" (Комс. пр. 1986. 7 сент.). Неуместен этот типично русский тип образования слова, характерный для живой русской речи, по отношению к нерусской реалии: "Вся страна узнала о захвате студентами здания Колумбийского университета. Они требовали: прекратить сотрудничество с учеными университета, работающими на Пентагон, оказывать больше помощи цветному населению (" Калумбийка " стоит на границе с Гарлемом)..." (Комс. пр. 1977. 17 сент.).
Разговорные слова могут оказаться неподходящими из-за того, что содержат оценку, которая не отвечает объекту речи. Так, в следующих примерах неудачным является использование слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Одно из них – паренек – называет убийцу, другое – огонек – возможное возобновление таежного пожара, уже уничтожившего огромное количество леса и угрожавшего городу (Чите) (газетный материал назывался "Пламя в тайге"): "– Скажи, допытываюсь я у... 16-летнего паренька, застрелившего в драке своего ровесника, – были у тебя среди "соловьев" личные враги?" (Комс. пр. 1987. 18 февр.); "Пожар, очевидцами которого мы были на Никишихе, к вечеру был остановлен. После ужина выставили ночной патруль; мало ли – вдруг вновь где огонек займется" (Комс. пр. 1987. 13 мая).
Просторечные слова используются по-разному в зависимости от характера просторечного слова как содержащего экспрессию (грубоватую, грубую) или лишенного её.
Не выражающие экспрессии собственно просторечные слова встречаются чаще всего в речи персонажей, характеризуя героя недостаточно культурного, не вполне владеющего литературными нормами. Следует отметить, что эта недостаточная языковая грамотность необязательно выступает как снижающая героя. Так, например, в рассказе "При свете дня" Э. Казакевич знакомит читателя с хорошим человеком Андреем Слепцовым, который из верности слову, данному им своему умирающему командиру, в память фронтовой дружбы добирается из далекой Сибири до Москвы, чтобы рассказать жене командира о его последних словах, последних минутах его жизни. В речи Андрея Слепцова немало собственно просторечных слов и выражений: сроду, харчи, дите, мамка, поболе, повстречались, больно (в значении "очень": "больно велика"), по силе возможности и др. Однако эти "неграмотные" слова и обороты отнюдь не вызывают у читателя иронического или снисходительного (тем более насмешливого) отношению к герою. Они лишь характеризуют его язык.
Некоторые авторы, наделявшие своих героев собственно просторечной лексикой, используют такую особенность просторечных слов, как близость их к диалектизмам. В этом случае присутствие в языке персонажа элементов собственно просторечных становится приметой, показателем крестьянской, деревенской речи. Например, А.П. Чехов в рассказах, связанных с деревней, с крестьянами, почти не употребляет диалектизмов для обрисовки языка крестьян: эту функцию выполняют у него в большинстве случаев собственно просторечные слова. Так, в рассказе "Злоумышленник" в речи темного крестьянина Дениса (отвинчивавшего от рельсов гайки на грузила) читатель найдет немного диалектизмов: чаво, знамо, тогды, идтить. Зато собственно просторечных слов он обнаружит немало: отродясь, нешто, завсегда, ейный, кажись, ежели и др. Та же роль отличает подобные слова и в рассказах К.Г. Паустовского. Как деревенские воспринимаются в речи деда по прозвищу Десять Процентов из рассказа "Золотой линь" слова цельный (в значении 'целый'), милок, завсегда, супротив.
Названная особенность собственно просторечной лексики может быть использована для создания юмористического, иронического и т.д. эффекта. Например: "Любите и Машу, и косы ейные. Это ваше дело семейное" (Маяк.).
Еще комичнее выглядят простонародные слова в текстах, где с их помощью характеризуется западный политический деятель или представитель аристократии Запада, вообще нерусский персонаж: "Мой французский коллега посмел сфотографировать виллу, где поселился экс-диктатор, и поинтересовался в своей статье назначением радиостанции на вилле. Как признался адвокат журналиста месье Азан, бедняге грозило пятилетнее тюремное заключение – Дювалье сильно осерчал " (Комс. пр. 1987. 3 февр.).
В том же случае, когда мотивировки для того, чтобы использовать собственно просторечное слово, нет, введение его в текст – стилистическая ошибка, свидетельство или недостаточной грамотности, или плохого языкового вкуса.
Подобные ошибки отличают, например, язык переводов многих романов А. Дюма, изданных в 60 – 70-е годы нашего века. Речь французских дворян, графов, герцогов, да и самого короля Генриха Третьего здесь уснащают простонародные русские слова: "Ха-ха-ха! – расхохотался Коконнас [граф]. – Видать, вы так же пообедали у короля Наваррского, как я поужинал у герцога Гиза" (пер. Е.Ф. Корша романа "Королева Марго". М., 1975. С. 59); "Ого! воскликнул Шико, выпрямляясь. – Кажись, мы вырождаемся в тиранию" (пер. Н. Бутыриной и В. Столбова романа "Графиня де Монсоро". М., 1979. С. 86.); "В былые времена он перенес тяготы войны и выдюжил [слова брата короля, герцога Анжуйского]" (там же); "У вас есть время выставить этой ночью лань, и у вас будет время подготовить команды к завтрему"[слова короля]" (там же) и т.д.
Немало подобных нелитературных слов (немотивированно использованных) и в авторской речи журналистов: "Именно поэтому многочисленные делегации, приезжающие в "Лесное" за опытом, перво-наперво стараются попасть именно сюда" (Лен. пр. 1986. 11 янв.); " Перво-наперво исследователи определяют, как долго находится синтетический препарат в растении" (Пр. 1988. 27 нояб.); "Сама землянка Павлушкиной тоже глянулась " (Комс. пр. 1988. 23 февр.); "Уже с весны будущего года начнут обрабатывать поля, садить сады..." (Комс. пр. 1989.19окт.); "Раскрестьяненная деревня стала почти даром кормить страну, и индустриальный город получил почти дармовую рабочую силу" (Комс. пр. 1989. 8 сент.) и т.д.
Грубовато- и грубо-экспрессивная лексика. Как и собственно просторечные (и разговорные) слова, экспрессивно-просторечная лексика используется для создания речевого портрета героя, подчеркивая в одних случаях грубоватость или грубость, даже вульгарность речи, в других – ее выразительность, яркость (точнее, конечно, грубоватую выразительность). Например: "– Ударили меня, я едва на ногах устоял, треснул кого-то по башке, потом другого..." (М.Г.); "Один спросил: – Не сдрейфишь, не сбрешешь! – Не струсит, не солжет, – другой сказал. А лунный свет, валивший через бреши, Светить свече усердно помогал..." (Слуцк.); – "Чудик! Все равно Тулина тебе не переплюнуть. Ты из породы лопухов " (Гран.).
Используется такая лексика (главным образом грубовато-экспрессивная) и в авторском языке, лаконично создавая яркий выразительный образ: "Стой! – закричал он. – Стой! Держи!" Фигуры оглянулись и, заметив погоню, стали улепетывать " (Ч.); Эту открытку я, держа лбом крышку парты, постоянно молниеносно глазела, прямо жгла и жрала ее глазами" (Цвет.); "Прохор со всех сил хватил кулаком в переплет – дзинькнули, посыпались стекла" (Шишк.); " Горланили петухи в приодерских деревнях" (Э.Казак.); "Края ее [тучи] уже вскипали белой пеной, черное дымное брюхо отсвечивало желтым" (Булг.); "Все пожрала тьма, напугавшая все живое в Ершалаиме и его окрестностях" (М.Булг.).
Большую роль играют экспрессивно-просторечные слова и как средство выражения оценки, чаще отрицательной, иронической, насмешливой, осуждающей. В уже упоминавшейся неоднократно пьесе "Дни Турбиных" Мышлаевский говорит: "Симпатичный ты парень, Ларион, но речи произносишь, как глубокоуважаемый сапог ". А вот реплика другого персонажа этой пьесы по поводу опьянения Мышлаевского: "Боже, как нализался!" Оценка может звучать и в авторской речи: "Стояли мы у стенки, Где холодом тянуло, Выкатывая зенки. Смотрели прямо в дуло" (А.Тарк.); "Угроза над Нарочью нависла еще в 1962 году, когда ведомства и профсоюзы начали лепить на берегу свои санатории, дома и базы отдыха" (Пр. 1987. 22 дек.); "Жизненные пути свои они тоже завершили по-разному. Лысенко, пусть уже не у дел, умер при всех нахапанных регалиях, званиях в естественной старости" (Комс. пр. 1988. 18 июля); "Сколько таких передвижных звериных тюрем, называющих себя филиалами и отделениями, мотается по нашим городам и селам и потчует ребятишек суррогатом живой природы" (Комс. пр. 1989. 27 окт.). Встречаются иногда такие слова и в заголовках: " Мурло мещанина" (название фельетона и сборника фельетонов Л. Лиходеева), " Мразь ", " Сволочи " (стихотворения В. Маяковского), " Обормот " (название рассказа Ю. Нагибина).
Разговорная и просторечная лексика может быть и средством создания комического эффекта, если используется по отношению к неподходящему объекту, ситуации и в окружении слов иной стилевой принадлежности – книжных, официально-деловых, высоких. Иллюстрацией этого может служить, например, фраза одной, мягко говоря, недалекой пассажирки автобуса, которая свое впечатление о драме героев чеховской повести "Дама с собачкой" выразила следующим образом: "У нее – муж, у него – жена, а что вытворяют " (пример заимствован из фельетона Л. Лиходеева "Фиговые листья"). Ср. и приведенный выше отрывок текста, где в одной фразе с высоким лучезарный употреблены экспрессивно-просторечные содрав и живодерка.
Говоря об использовании грубовато- и грубо-просторечных слов, следует напомнить, что они не только выразительны, но и в той или иной степени грубы. Поэтому употреблять их нужно с большой осторожностью, очень умеренно (все-таки это нелитературная лексика!).
СТАРОЕ И НОВОЕ В ЛЕКСИКЕ
Устаревшая лексика
Устаревшая лексика – это слова, которые употребляются носителями языка, но воспринимаются ими как устаревшие: кавалергард, ланиты, оный, опричник, персты, сей, содейство и т.п.
Причины, по которым слово устаревает, уходит из активного употребления, бывают различными.
Слово может устареть потому, что устарели, вышли из употребления лицо, предмет, явление, обозначенные этим словом: кринолин, пищаль, царь, чиновник и т.п.
Слово может быть по каким-либо причинам вытеснено другим обозначением того же самого предмета, явления: выя (шея), дружество (дружба), зерцало (зеркало), ланиты (щеки), паки (опять), сей (этот), чело (лоб) и т.п.
Соответственно выделяются две группы устаревших слов:
1) историзмы– слова, называющие устаревшие вещи, устаревшие явления, и 2) архаизмы– устаревшие слова, которые называют предметы, явления, существующие и сейчас, но имеющие иные обозначения.
Историзмы не имеют синонимов в современном русском языке. Объяснить их значение можно, только прибегнув к энциклопедическому описанию. Именно так и подаются историзмы в толковых словарях. Например: камер-юнкер – 'младшее придворное звание в дореволюционной России и некоторых монархических государствах, а также лицо, носившее это звание'; палаш – 'холодное оружие, подобное сабле, но с прямым и широким обоюдоострым к концу клинком (оставалось на вооружении русских кирасирских полков до конца ХIX века)'*. Кроме того, историзмы могут сопровождаться в словарях пометами ист. (история), устар. (устарелое).
* Здесь и ниже толкования значений даются по 4-томному "Словарю русского языка".
Архаизмы, напротив, имеют в современном языке синонимы, с помощью которых толковые словари разъясняют их значение, сопровождая их пометой устар.: благость – 'книжн., устар. Доброта, милосердие'; вкусить – 'книжн., устар. Съесть, выпить, отведать'; прекословие – 'ycmap. Противоречие, возражение' и т.п.
Нередко слова, будучи устаревшими в прямом значении, продолжают жить в языке на правах общеязыковых метафор. Так, барином мы называем человека, который не любит трудиться сам, лакеем – подхалима, холопом – прислужника, приспешника. Существительное приживальщик (приживалка), которое в прямом значении является историзмом ('обедневший дворянин, купец, интеллигент, живущий из милости в богатом доме, развлекая хозяев'), в современной речи употребляется как неодобрительная характеристика человека, живущего за чужой счет, угодничающего перед покровителями. Существительное кабак (в царской России – питейное заведение низшего разряда) широко используется в молодежном жаргоне для обозначения ресторана, кафе, где можно выпить ("Пойдем в кабак!").
В подобных метафорических значениях слова не воспринимаются говорящими как устаревшие; нет пометы устар. к указанным значениям этих слов и в словарях. Однако интуитивно ощущаемая нами противопоставленность этой группы слов словам современным делает метафоры такого рода очень яркими характеристиками лиц, предметов, выражающими всевозможные эмоционально-оценочные нюансы.
Нередко устаревшие слова под воздействием самых разных внелингвистических (чаще всего – социальных) факторов могут обретать "вторую жизнь", возвращаясь вновь в активное словоупотребление. Чаще всего этот процесс переживают историзмы. Так, слово бард, долгое время бывшее в прямом значении устаревшим (бард – поэт – певец у древних кельтов), а в переносном значении использовавшееся только в поэзии как традиционно-поэтический высокий синоним к слову поэт, в 60-е годы XX века вновь стало широко употребляться для обозначения певцов, исполняющих собственные песни под гитару, таких как Ю. Визбор, Ю. Ким, В. Высоцкий, А. Талич и др.
Существительное прапорщик (самый младший офицерский чин в дореволюционной армии, а также лицо в этом чине), пробыв почти шестьдесят лет историзмом, в 70-е годы возвратилось в речевой обиход после возобновления этого воинского звания уже в современной армии.
Причуды моды вернули несколько лет назад в наш лексикон существительное лосины – бывший историзм, прежде обозначавший плотно облегающие штаны – часть военной формы некоторых полков в царской России, а сейчас – предмет наряда современных модниц.
Общественно-политические и социально-экономические преобразования последних лет привели к возвращению в нашу речь таких слов, как акция (ценная бумага), биржа, дело (в значении 'промышленное и коммерческое предприятие'), капитализм, предприниматель и т.д. Возвращены старые названия русским городам: Санкт-Петербург, Тверь, Вятка, Нижний Новгород, Екатеринбург. Обрели свои прежние наименования и улицы и площади наших городов. Так, в Москве опять есть улицы Пречистенка, Остоженка, Тверская, Никитская, Новинский бульвар, Сухаревская площадь и т.п. Делается попытка возродить в современной речи бывшее прежде устаревшим обращение " Дамы и господа!", которым говорящие стремятся восполнить отсутствующие необходимые обозначения.
Типы архаизмов
В романе А.Н. Толстого "Петр Первый" читаем: "Шереметев был опытный и осторожный воевода. К апрелю месяцу... соединившись с малороссийскими казаками, он медленно подошел к низовьям Днепра. Там стояли древняя крепость Очаков и укрепленные турецкие городки: Кизикерман... Шахкерман и в устье Днепра на острову – Соколиный замок... Огромное московское войско, подойдя к городкам, промышляло над ними все лето. Мало было денег, мало оружия... Но все же в августе удалось взять приступом Кизикерман и два другие городка. По сему случаю в стане Шереметева был великий пир".
Выделенные слова являются архаизмами, имеющими в современном русском языке соответствующие неустарелые эквиваленты. Сейчас мы говорим: украинский, а не малороссийский, на островке, а не на острову, армия, а не войско, грабить, совершать набеги, а не промышлять, этот, а не сей, лагерь, а не стан. При этом очевидно, что архаизмы могут отличаться от современного слова-синонима разными чертами: иным грамматическим оформлением, иным значением, совершенно иным морфемным составом и т.д. В зависимости от того, какая именно черта различает устаревшее слово и его современный синоним, выделяются следующие группы архаизмов.
1. Лексико-фонетические архаизмы – слова, имеющие в своем фонетическом облике несвойственный современному произношению звук или сочетание звуков: галстух (галстук), гишпанский (испанский), зерцало (зеркало), в пещи (в печи), прожект (проект), снурок (шнурок), феоретический (теоретический) и т.п. Сюда же относится произношение е на месте современного ё: изреченный ("Мысль изреченная есть ложь"– Тютч.); отдаленный, смятенный и т.п.
2. Лексико-словообразовательные архаизмы, отличающиеся от современного эквивалента каким-либо словообразовательным аффиксом (чаще всего суффиксом): азиатцы (азиаты), дружество (дружба), идиотический (идиотский), кофей (кофе), ресторация (ресторан), рыбарь (рыбак), содейство (содействие), счастие (счастье) и т.п.
3. Собственно лексические архаизмы – слова, устаревшие целиком: дабы (чтобы), кров (крыша): "На кровы ближнего селенья Нисходит вечер, день погас" (Борат.), пагуба (гибель, вред), парадиз (рай), уповать (надеяться и твердо верить), хлябь (бездна, неизмеримая глубина) и т.п.
4. Грамматические архаизмы – это устарелые формы слов, не существующие в современном языке, например формы звательного падежа имен существительных: отче! царю! человече! дево! (седьмого в системе падежей древнерусского языка), а также такие грамматические формы, которые в современном языке образуются по-иному: на бале (а не 'на балу'), даждь (а не 'дай'), исполнити (а не 'исполнить'), равною (а не 'равной'), русскаго (а не 'русского') и пр. Например: "Само собой разумеется, что молодой человек пылал равною страстию и что родители его любезной, заметя их взаимную склонность, запретили дочери о нем и думать" (П.).
5. Семантические архаизмы – это устаревшие значения тех слов, которые существуют в современном русском языке, но называют другое явление, другой предмет. В драме А.К. Толстого "Царь Борис" в уста Бориса Годунова автор вложил такие слова: "Неведомый обманщик, Под именем Димитрия на нас Идет войной; литовскую он шляхту С собой ведет, и воеводы наши Передаются в ужасе ему! Кто этот вор, неслыханный и дерзкий?" Здесь слово вор, употребленное по отношению к Лжедмитрию I, самозванцу Григорию Отрепьеву, разумеется, не имеет современного значения: 'тот, кто совершает кражи'. Прежде словом вор называли любого государственного преступника, изменника, злодея. Так, за Лжедмитрием II, самозванцем неизвестного происхождения, закрепилось прозвище Тушинский вop *. В том же значении употребляет его и А.С. Пушкин в повести "Капитанская дочка": "Над ними [повешенными] прибита была черная доска, на которой белыми крупными буквами было написано: " Воры и бунтовщики". См. также: "Подобрал [царь Петр I] советчиков – наши, да иноземные купцы, да людишки без роду-племени, да плотники, кузнецы, матросы... Царь их воровские советы слушает" (А.Н.Т.); "Хвор царь, хром царь, А у самых хором ходит вор и бунтарь. Не туга мошна, Да рука мощна" (Вози.). Существительное вор – это семантический архаизм.
* Дано по наименованию села Тушино под Москвой, где самозванец в 1608 – 1609 годы создал лагерь, откуда безуспешно пытался захватить столицу.
Семантическими архаизмами являются и слова позор, позорище в значении 'зрелище, обычно постыдное': "Но между тем какой позор являет Киев осажденный?.. Народ, уныньем пораженный, Стоит на башнях и стенах И в страхе ждет небесной казни" (П.); "[Очевидец] описывает следующим образом кровавое позорище " (П.); оказывать (в значении 'высказывать, показывать, обнаруживать'): "В тот самый вечер, на бале, Томский, дуясь на молодую княжну Полину, которая, против обыкновения, кокетничала не с ним, желал отомстить, оказывая равнодушие" (П.); сообразный (в значении 'имеющий смысл, разумный'): "Я подозреваю, что они [родственники] хотят посадить меня в сумасшедший дом. Ну, помилуй, друг мой, сообразно ли это? Ну что б я там стал делать?" (Дост.); живот (в значении 'жизнь') в устойчивых сочетаниях: "Не на живот, а на смерть", "не щадя живота своего"; соображение (в значении 'обдумывание и сопоставление чего-либо'): "Вот какая история случилась в северной столице нашего... государства! Теперь только по соображении всего видим, что в ней есть много неправдоподобного" (Гог.); язык (в значении 'народ'): "Когда Наполеон с языками пошел на нас, взбунтовав немцев, Польшу, – все замерли от волнения" (Л.Т.) и т.п.
Множество семантических архаизмов находим в Библии, богослужебных текстах, причем уже в том русифицированном их переводе, который существует сейчас. Так, прилагательное ветхий в названии "Ветхий Завет" имеет значение 'старый' (тот, который был дан Богом Моисею на Синае). Существительное враг ("Не дай меня на произвол врагам моим") – старое название дьявола, беса. То же значение и у субстантивированного прилагательного лукавый. Прелесть – это соблазн, "прелесть бесовская".
Не улавливаются и потому иногда неправильно понимаются.современным читателем, слушателем отдельные смысловые нюансы многих слов, употребляющихся в церковных текстах, несвойственные этимже словам вне духовно-религиозного контекста.
Так, слово раб ("Раб Божий", "Се, раба Твоя!", "На Тебя, Господи, уповаем, да не убоимся, бо рабы") даже в современных словарях толкуется не совсем точно. В 4-томном "Словаре русского языка" читаем: "раб божий – человек как существо, созданное богом и находящееся в полной его власти". Между тем в текстах Евангелия существительное раб имеет несколько иное значение, соединяющее в себе значения слов слуга и дитя, причем с положительно-оценочной окраской. Не всеми правильно понимается и знаменитая первая фраза Евангелия от Иоанна: "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог", где существительное слово обозначает 'смысл, разум, порядок', а также имя одной из ипостасей Бога – Христа.
