Ну что ж, все так и есть. Гром грянул. Теперь у нас настоящее стихийное бедствие. Торнадо. Цунами и самум. Раньше, оказывается, было куда лучше. Короче, рассказываю.
Мало того что совсем отбилась от рук бабушка, в неизвестном направлении исчез папа, а меня вызывают на душеспасительную беседу к директору школы, так еще и это.
Прихожу домой после сегодняшнего урока и вижу: за столом сидит это семейство. За нашим обеденным столом.
В полном составе сидят: мама, папа и ребенок.
Я не шучу. Сначала я было подумала, что это просто туристы, которые ошиблись дверью, – у нас по соседству действительно обитает много туристов. Но оказалось, что это не так.
Женщина в розовом спортивном костюме (такие только провинциалы носят, причем из числа самых безнадежных) посмотрела не меня и говорит:
– Боже милостивый! Ты и правда носишь такую прическу в жизни? Я была уверена, что это только для телевидения.
У меня от удивления отпала челюсть.
– Бабушка Термополис!
– «Бабушка Термополис…» – скривилась она в ответ, – совсем уже обалдела от своих королевских штучек! Запудрили ребенку мозги эти европейцы! Ты что же это, не помнишь меня, милая? Это же я, твоя бабуля!
Бабуля! Моя бабушка со стороны матери!
А тот, кто сидит рядом с ней – в два раза меньше ее и в бейсболке, – папа моей мамы, дедуля! Третий персонаж – парень во фланелевой рубашке и комбинезоне. Он показался мне смутно знакомым. Значит, это и есть странноватые мамины родители. Они никогда не выезжали за пределы городка Версаль в Индиане. Но что они делают у нас в мансарде?! Откуда взялись?
Все выяснилось, когда я нашла маму. Отыскала, проследив направление телефонного провода, который тянулся через всю спальню и исчезал в стенном шкафу. Мама сидела на ящике для обуви (обувь стояла на полу) и шипела в трубку. Общалась с моим папой.
– Мне совершенно наплевать, как именно ты сделаешь это, Филипп, но ты должен сказать своей матери, что на этот раз она зашла слишком далеко. Что она себе позволяет?! Мои родители, Филипп! Ты ведь знаешь, какие у меня отношения с родителями. Если ты не уберешь их отсюда, я заберу Миа и буду с ней где-нибудь скрываться! И не отпущу ее больше ни на какие уроки! Понятно?
Мне был смутно слышен папин голос в трубке. Он что-то торопливо говорил. Тут мама заметила меня и прошептала:
– Они все еще здесь?
Я ответила:
– Ну да. Ты что, не приглашала их?
– Естественно, нет! Бабушка пригласила их на какую-то умопомрачительную свадьбу, которую она, оказывается, устраивает для нас с Фрэнком.
Я виновато взглянула на нее. Да уж!
Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, это то, что все происходило слишком быстро. Сначала выяснилось, что мама беременна, а потом у нее начался токсикоз, а я как раз хотела рассказать, и вся эта история с Джосом Ироксом, а потом еще это интервью и все, с ним связанное…
Ну, хорошо. Мне нет прощенья. Я ужасная дочь. Мама протянула мне трубку:
– Отец хочет поговорить с тобой.
Я сказала в телефон:
– Папа? Привет! Ты где?
– В машине, – откликнулся он, – я уже поговорил с консьержем насчет номеров для твоих бабушки и дедушки в отеле «Сохо Гранд». О'кей? Просто запихни их в лимузин и отправь туда.
– О'кей, папа. А что ты думаешь насчет того, как бабушка планирует устроить эту свадьбу? Я к тому, что она что-то уж слишком разошлась. Тебе не кажется? И с мамой не посоветовалась…
– Я сам этим займусь, – сказал он.
У меня возникло чувство, будто Беверли Белльрив сидит там в машине рядом с ним и он старается вести себя перед ней как настоящий принц.
– Хорошо, пап. Но…
Не то чтобы я не доверяла собственному отцу разобраться с этой ситуацией. Речь ведь идет о моей бабушке, его маме! Она может «построить» кого угодно, если захочет. И в первую очередь собственного сына.
Я думаю, он подумал о том же, потому что быстро ответил:
– Не волнуйся, Миа. Я обо всем позабочусь сам.
– О'кей, – согласилась я.
Мне уже стало совестно, что я усомнилась в нем.
– И еще, Миа…
Я уже почти повесила трубку.
– Да, папа.
– Скажи маме, что я ничего об этом не знал. Клянусь.
После этого я вернулась в гостиную. Прародители все еще восседали за столом. Их дружок-фермер, впрочем, куда-то испарился. Он оказался на кухне, по пояс в холодильнике.
– Это что, все, что у вас в доме есть из еды? – спросил он, указывая на пакет соевого молока и миску с диетическими хлопьями на первой полке.
– Ну да. Мы стараемся не держать дома ничего, что могло бы повредить здоровью будущего ребенка.
Парень побледнел, и я поспешила добавить:
– Мы обычно заказываем еду из ресторана на дом.
Он просиял и закрыл дверь холодильника.
– О, «доминос»! Класс!
– Ну, ты можешь заказать «доминос», если хочешь. Из своего номера в отеле…
– КАКОГО ЕЩЕ НОМЕРА В ОТЕЛЕ?!!
Я вздрогнула и обернулась. Прямо за моей спиной стояла бабуля.
– Да. Видите ли, мой папа подумал, что вам было бы удобнее жить в гостинице, а не здесь, в мансарде…
– Если я ничего не путаю, – перебила она меня, – мы с дедулей и Хэнком притащились в этакую даль из самой Индианы, а вы отправляете нас жить в какой-то чертов отель?! Не по-родственному, знаешь ли…
Я с удивлением взглянула на парня в комбинезоне. Ах, это Хэнк? Тот самый Хэнк, мой кузен? В прошлый раз я его видела во время своей второй (и последней) поездки в Версаль. Мне было лет десять или около того. Мать Хэнка была хиппи. И она оставила его бабуле с дедулей Термополисам. Мою тетю Мари мама терпеть не может потому, что, по ее словам, та пребывает в умственном и духовном вакууме. Это все потому, что Мари – республиканка.
Так вот, тогда Хэнк был маленький, тощий и бледный, и у него была аллергия на молоко. Теперь он стал побольше, не такой худой, но все равно ужасно похож на глисту…
– В жизни бы не поехали в этот дорогущий Нью-Йорк, если бы не звонок этой французской женщины. – Бабуля стояла посреди кухни руки в боки. – Она сказала, что за все заплатит.
Наконец я поняла, что именно беспокоило бабулю.
– Бабуля, – сказала я, – да ведь мой папа и заплатит за все, честное слово.
– А, это меняет дело, – воскликнула бабуля, – идем!
Я подумала, что мне лучше будет поехать с ними. Как только мы сели в лимузин, Хэнк забыл про голод и начал нажимать все кнопки подряд. Наконец он открыл люк, высунулся в него чуть ли не по пояс и торчал там какое-то время. Потом он раскинул руки и заорал:
– Я – король Вселенной!
К счастью, окна лимузина тонированы, так что никто из школы не мог меня случайно увидеть. Но я все равно чувствовала себя полной идиоткой.
И вот после всего этого, когда я выдержала эту поездку, зарегистрировала их в отеле, проводила в комнаты, бабуля выкинула еще один номер. Она предложила мне взять с собой Хэнка завтра в школу. Я чуть не умерла прямо на месте.
– Хэнк, ты же не хочешь идти со мной завтра в школу, – крикнула я, – у тебя же каникулы. Придумай себе что-нибудь интересное. – Я судорожно соображала, что может быть интересно Хэнку. – Ну, можешь пойти в кафе «Харлей-Дэвидсон».
– Ну уж нет, – отозвался Хэнк, – я хочу пойти с тобой в школу, Миа. Всегда хотел посмотреть на настоящую нью-йоркскую школу. – Он понизил голос, чтобы бабушка с дедушкой не услышали: – Я слышал, что у всех девчонок в Нью-Йорке в пупках сережки.
Хэнка ждет жестокое разочарование. В нашей школе девчонки носят форму. Нам нельзя даже завязывать узелком полы рубашек «а-ля Бритни Спирс». Я так и не смогла отвертеться от него на завтра. Да и бабушка всю печень проела мне разговорами о том, что принцессы должны быть вежливыми. Хорошо, воспримем это как очередное задание.
– Ладно уж, – сказала я.
Это прозвучало невежливо, но что еще мне оставалось?
Когда они уже провожали меня к выходу, бабуля удивила меня еще раз: обхватила и крепко сжала в объятиях. Не знаю, почему мне это было так странно. Бабушкам вообще-то свойственно обнимать своих внучек, и это совершенно нормально. Но так как по большей части я общаюсь с представительницей королевской семьи, то не ожидаю от бабушек нормального человеческого поведения.
– Кожа да кости, – посетовала бабуля.
Спасибо, бабуля. Без тебя знаю. Не обязательно же орать об этом на весь холл отеля «Сохо Гранд».
– И когда ж ты перестанешь расти? Право слово, ты уже выше, чем Хэнк.
И то верно.
Затем бабуля велела и дедуле обнять меня. Бабуля на ощупь мягкая, а дедуля, наоборот, жутко костлявый. Мне трудно поверить, что эти люди сумели довести мою волевую, свободомыслящую мать до такого нечеловеческого к ним отношения. Бабушка из Дженовии, например, в свое время запирала моего папу, когда он был маленьким, в дворцовом подвале, но он не обижен на нее так, как моя мама на своих родителей.
С другой стороны, мой отец не умеет сказать «нет». По крайней мере, так утверждает Лилли.
Когда я вернулась домой, мама уже вышла из шкафа и теперь сидела в кровати, накрывшись одеялом, с каталогами «Секрет Виктории» и «Джей Кру». Я думаю, так она пыталась успокоиться. Заказывать вещи по каталогу – ее любимое занятие.
Я бросила:
– Привет, мам.
Она выглянула из-за журнала с весенней коллекцией купальников. Лицо ее опухло и покрылось пятнами. Слава богу, мистера Джанини не было дома. А то вдруг бы он передумал жениться.
– О, Миа, – обрадовалась она, увидев меня, – подойди, дай мне тебя обнять. Это был кошмар, да? Мне так жаль, я ужасная мать. И ужасная дочь.
Я села на кровать рядом с ней.
– Ты вовсе не ужасная мать. Ты прекрасная мать. Но сейчас ты не очень хорошо себя чувствуешь.
– Нет, – возразила мама. Она шмыгала носом, и теперь стало понятно, почему она так плохо выглядела: мама плакала. – Я ужасный человек. Я чудовище. Мои родители проделали такой длиннющий путь из самой Индианы, чтобы повидаться со мной, а я выслала их в гостиницу.
По-моему, у мамы нарушился гормональный баланс и она не в себе. Если бы она была «в себе», то ни на минуту бы не задумалась, отправлять ли родителей в отель. Она никогда не простит им три вещи:
а) они не одобряли ее решение родить меня;
б) они не одобряют того, как она меня воспитывает;
в) на выборах они голосовали за Джорджа Буша-старшего, впрочем, как и за его сына.
Нарушился там этот самый гормональный баланс или нет, но маме нельзя больше подвергаться таким стрессам. Сейчас она должна быть абсолютно счастлива. Во всех журналах и статьях про беременность, которые я прочитала, говорится, что время подготовки к родам должно быть радостным и безоблачным.
Так бы все и было, если бы бабушки не вмешивались в нашу жизнь и не совали бы носы не в свое дело. Особенно это касается бабули из Дженовии.
Ее нужно остановить.
И я так думаю не только потому, что страшно хочу в пятницу пойти с Майклом на Шоу Ужасов.
Октября, вторник, 23.00
Еще одно письмо от Джоса Ирокса!
Вот что там было.
Джос Ирокс:
Дорогая Миа,
Я пишу тебе, чтобы сказать, что видел тебя вчера по телевизору. Ты прекрасно выглядела, как, впрочем, и всегда. Я знаю, некоторые люди в школе достают тебя и мешают тебе жить. Не позволяй им расстраивать тебя. Большинство из нас считает, что ты еще потрясешь мир.
Твой Друг.
Разве это не мило? Вот что я ему ответила:
ТлстЛуи:
Дорогой Друг,
Большое тебе спасибо. ПОЖАЛУЙСТА, скажи, кто ты? Я клянусь, я никому не расскажу!!!!!!!!
Миа.
Он пока не ответил, но я думаю, моя искренность не оставляет сомнений, особенно если обратить внимание на восклицательные знаки.
Медленно, но верно.
Я достану его, уверена.
АНГЛИЙСКИЙ ЖУРНАЛ
По-моему, самое яркое событие было…
АНГЛИЙСКИЙ ЖУРНАЛ
Будь самим собой, так как все, что существует на свете, – это ты.
Ральф Уалъдо Эмерсон
Я думаю, мистер Эмерсон хотел этой фразой сказать, что жизнь дается нам только один раз, поэтому надо использовать ее на полную катушку. Эта же мысль была развита в фильме, который я смотрела по телевизору, когда болела. Фильм назывался «Кто такая Джулия?». Джулию в нем играет Мари Уиннингем. Она приходит в себя после автомобильной аварии и узнает, что ее тело получило смертельные травмы, уцелел только мозг. Этот мозг трансплантировали в тело другой женщины, которое было вполне жизнеспособно, а мозг как раз невозможно было спасти. Раньше Джулия была топ-моделью, но теперь ее мозг оказался в теле домохозяйки, так что у нее началась глубокая депрессия. От отчаяния она билась головой о стены, рыдала и вообще жутко расстраивалась. И все это из-за того, что ее волосы были другого цвета, рост – пять футов десять дюймов, и весила она сто десять фунтов.
Но в конце концов, благодаря преданности мужа Джулии, несмотря на новый облик, на похищение, организованное сумасшедшим мужем домохозяйки (он хотел, чтобы она вернулась домой, в прачечную), Джулия понимает, что внешность модели далеко не так важна, как сама жизнь.
Фильм поднимает вечный вопрос о том, какое бы вы предпочли тело, если бы ваше погибло в автокатастрофе? После длительных размышлений я решила, что хотела бы получить тело Мишель Кван, олимпийской чемпионки по фигурному катанию, потому что она внешне очень симпатичная и к тому же у нее есть доходное занятие. И каждый дурак знает, что сегодня очень стильно быть азиаткой.
