Из экспозиции в рай или ад

 

Если вы гоняли ваших героев без устали все предыдущие полчаса, вы рискуете накопить немного предлагаемых обстоятельств.

Но если вы умело балансировали между действиями и микронаблюдениями, у вас накопится немало признаков, из которых в воображении зрителей возникает объемная картина мира ваших героев. В этом мире необходимо навести порядок.

Для чего? Чтобы зрители могли поселить себя в телах и душах героев. Это поселение называется «сопереживание», и мы его уже разбирали.

Отношение реальности к миру фильма – метафорично. Это означает, что показанный в фильме мир выглядит как реальность, но это часть реальности, которой вы придаете особый смысл. Это метафора реальности – часть, которая выглядит как образ целого. Как бы ни был мал уголок мира, показанный в фильме, он существует как замкнутый микрокосмос.

Это отдельный мир, оживленный вашим воображением и волей. Вы устанавливаете в нем свой личный порядок и сообщаете зрителям ваши личные ценности.

Фильм – это мир вашего искусства.

А искусство – это зона вашего личного порядка в окружающем вас хаосе. Зрители должны быть полностью ориентированы в этом мире и с максимальной энергией вовлечены в него. Это в их и в ваших интересах.

Мы уже знаем, что есть три уровня энергии зрителей:

1. Любопытство.

2. Сопереживание.

3. Саспенс.

В наших интересах добиваться сопереживания или саспенса. Для этого зритель должен находиться в одном мире с персонажем. Он должен принимать и разделять ценности его взгляда на мир, понимать, что плохо и что хорошо в этом мире.

Все предлагаемые обстоятельства, показанные в фильме, полезно поляризовать. Одни примыкают к центру Добра. Другие – к центру Зла. Центр Добра – это то, что нам близко, понятно, любимо. То, с чем мы ассоциируем свои мечты. Центр Зла - это ад вселенной вашего фильма.

Еще до того, как возникнет вспышка интереса, нам надо эмоционально усвоить эти ценности. Значит, они должны быть показаны в ре-

альности ясно и убедительно. Как правило, для них надо найти образное решение. Потому что идея в драме усваивается лучше, когда для нее найден эмоциональный пластический образ.

Чехов, как правило, сразу дает видимое или ощутимое конкретное видение центра Добра. В «Вишневом саде» сам вишневый сад – рай, куда герои стремятся, чтобы отдохнуть израненной душой. В «Именинах» рай маленькой вселенной заявлен уже во второй фразе рассказа.

«Она (Ольга Михайловна) привыкла к тому, что эти мысли (о ребенке) приходили к ней, когда она с большой аллеи сворачивала влево на узкую тропинку: тут в густой тени слив и вишен сухие ветки царапали ей плечи и шею, паутина садилась на лицо, а в мыслях вырастал образ маленького человечка неопределенного пола, с неясными чертами, и начинало казаться, что не паутина ласково щекочет лицо и шею, а этот человечек: когда же в конце тропинки показывался жидкий плетень, а за ним пузатые ульи с черепяными крышками, когда в неподвижном, застоявшемся воздухе начинало пахнуть и сеном и медом и слышалось кроткое жужжанье пчел, маленький человечек совсем овладевал Ольгой Михайловной. Она садилась на скамеечке около шалаша, сплетенного из лозы, и принималась думать». Рай – это ее будущий ребенок. Он и будет убит в кульминации. От этого обозначенного рая до вспышки интереса идет неспешный путь. Но чтобы эти 15-30 минут не были вялыми, лишенными энергии рассказа, все предлагаемые обстоятельства полезно вовлечь в сюжет.

Вначале мы можем рассказать подсюжет. как бы вспомогательный сюжет или даже несколько подсюжетов, объединенных общей целью. С помощью этих подсюжетов мы и определяем единые для нашего микрокосма центры Добра и Зла.

В ''Именинах" центр Зла медленно возникает в итоге нескольких сюжетов, и определить его не так просто. Обычно центр Зла помещен среди антагонистов. Это центр врага, центр угрозы центру Добра. В драме мы обязаны иметь антагониста. В прозе – совсем не обязательно. Зло, которое убивает ребенка, находится в душах мужа и жены. Это мелочная, суетная, ничтожно малая часть их души.

В драматической истории довольно часто основным является внутренний конфликт. И тогда поле драматической борьбы – душа героя,

где борются ангел и черт. В душе Ольги Михайловны – мелкие бесенята ревности, обиды, тщеславия против ангела – ребенка.

Нам надо всегда найти и визуализировать центры Добра и Зла. Это проясняет всю сложность картины мира и помогает эмоционально связать зрителя и характеры. Зрители всегда отождествляют себя с центром Добра.

 

ЦЕНТРЫ ДОБРА И ЗЛА

 

Старые мастера Голливуда решали проблему центров Добра и Зла с блеском. Они знали: фильм будет показан во всем мире. В Китае, Уганде или России могут ничего не знать о ситуации в Чикаго 1929 года. Центры Добра и Зла установят ценности этого мира. И вот начинается фильм «В джазе только девушки». Какие-то люди везут гроб в катафалке. Их преследует полиция. Катафалк набирает скорость. Полиция не отстает. Тогда из машины покойника стреляют. Полиция стреляет в ответ. Из дырок в гробу хлещет спиртное. Любой зритель поймет: в Чикаго 29-го года полиция преследовала незаконных торговцев спиртным. Мы сразу понимаем, где зло этого мира. Затем эти преступники сводят кровавые счеты со своими врагами из конкурирующей банды. И попутно хотят убить двух музыкантов, веселых, приятных ребят. Они убегают, ищут возможности спастись. Естественно, мы им сочувствуем, мы с ними, они – наш центр Добра. Как только это установлено, появляется ос-

лепительная Мэрилин Монро, и фильм набирает обороты. Центры Добра и Зла определены, можно рассказывать историю. Зритель уже в наших руках.

Иногда для установления центров Добра и Зла приходится тратить много сил. Но это всегда себя оправдывает. В индустрии на это не скупятся.

Легендарный, неумирающий, любимый во всем мире фильм ''Касабланка" показывает персонажей, действующих в неведомом мире, далеком от всех, тем более от Америки, в какой-то захудалой Касабланке. Она заявлена как точка, из которой можно попасть в рай – Америку. Она лежит на пути из ада – оккупированных фашистами стран.

Тридцать минут и три подсюжета, полных выдумки, остроумия и увлекательных событий, потрачены на то, чтобы мы с абсолютной ясностью поняли расстановку сил между раем и адом фильма. Но все это – полная выдумка сценаристов. Не было никакой Касабланки. не было единственной нитки из Европы в Америку. От фашистов бежали во все стороны на 360°. Касабланка. виза, которую нельзя отменить, – это все условные элементы языка драмы. Когда мы их усвоили, появилась божественная Ингрид Бергман, и начался главный сюжет – ее и Хемфри Богарта.

В «Крестном отце» показана империя преступников. В этом фильме все до одного – преступники. Как в футболе – все до одного играют ногами. Глава семьи дон Корлеоне – главный преступник, его дети – преступники, адвокат – преступник, друзья – преступники, полицейские – преступники, артист – слуга преступников. Между тем этот фильм искренне любим сотнями миллионов зрителей во всех уголках Земли. Неужели мы все так любим преступников?

Ничего подобного. Это фильм не про преступников, а про большую идеальную семью, где дети любят отца и друг друга. Где каждый готов помочь другому и сделать все для спасения другого. Это фильм о семье, в которой мечтал бы оказаться каждый. Он о ценностях семьи – основы общества. Преступность – это метафора, язык искусства.