Эта история с заменой председателя Центризбиркома — достойная иллюстрация к тому, что представляет собой афера российских выборов. Понятно, что власти не питают иллюзией относительно того, насколько подлинные результаты она обеспечивает. Им очевидно, что они никоим образом не соответствуют действительности, что это просто некая игра с общественным мнением, призванная убедить его в том, что народ якобы выбрал себе парламент и президента, которых он в действительности не избирал. А возможно, даже не было необходимого кворума для того, чтобы их избрать.
Но поскольку эта машина фальсификации существует, она запущена, разыграна средствами массовой информации и подается всему населению как подлинная, то естественно, что тот, кто манипулирует этой машиной, становится крайне опасным человеком. И вот этот опасный человек в опасный Период должен быть надежным на 100%. То есть проверенным в период воровства, на отсутствие каких бы то ни было политических амбиций, не имеющий связей с действующей коррупционной машиной Центризбиркома, для того, чтобы обеспечить результаты голосования, которые требуются нынешней администрации и нынешнему президенту. Иначе говоря, фальсифицировать выборы в их, а не в чью-то чужую пользу. Вот в этом смысл замены Вешнякова на Чурова.
Виртуальные выборы
Проведя обзор системы фальсификации выборов, начиная с тотального искажения результатов голосования и заканчивая допуском до выборов только контролируемых Кремлем политических организаций, остается задать себе вопрос — какое же будущее ожидает российскую избирательную систему при таком же развитии событий?
Как уже упоминалось, следующий этап фальсификации избирательной системы — это уход от проблемы явки на выборы с тем, чтобы никто не мог даже достоверно установить — пришли ли избиратели на выборы и в каком количестве. Отсюда все те новации, которые обещал еще Вешняков: я имею ввиду голосование по мобильному телефону через 8М5-сообщения, голосование по интернету и т.п.
Самое интересное, что при голосовании по телефону или по интернету установить, кто голосует, весьма легко, так как у каждого телефона есть свой номер, а адрес голосующего компьютера можно легко определить в сети. При этом, естественно, нарушается тайна голосования и появляется возможность оказывать давление на избирателя, в первую очередь, властным структурам. Однако это почему-то Центризбирком не беспокоит.
Зато когда он отказывался и продолжает отказываться от любых систем, в том числе анонимных, для контроля за правильным подсчетом голосов, основная тому официальная причина — сомнение в сохранении тайны голосования! Согласитесь, кто боится проверки — тому есть что скрывать.
А вот в развитии мобильно-интернетных технологий голосования Центризбирком заинтересован. И признает, что за ними будущее, что такие системы надо внедрять. Кстати, в одной из бывших советских республик — Эстонии — такая система голосования уже внедрена. Это как бы предварительная обкатка перед широким внедрением, чтобы проверить, как на нее реагирует население, не увидит ли подвоха? Заодно создается определенное реноме: мол, не мы первые придумали такую систему, она где-то уже применяется.
Я, кстати, тоже сторонник внедрения современных технологий в процесс голосования. Но должна быть решена проблема с честностью выборов, потому что без нее современные технологии превращаются в модернизированное, компьютеризированное и потому более массовое жульничество.
В действительности главная задача такой системы, если она будет когда-то внедрена в условиях аферы российских выборов, это возможность сказать, что в выборах приняло участие, скажем, 50-60% избирателей, даже если реально на них пришло 2 человека. Сколько людей проголосовало через мобильные телефоны, Интернет и т.п., как понимаете, непроверяемо. Таким образом, будет устранена и проблема явки.
В этом случае выборы приобретут уже полностью виртуальный характер. При помощи СМИ можно распространять некие опросы общественного мнения, которые проплачиваются самими же властными структурами, И которые говорят о том, какой бешеной популярностью пользуется нужный кандидат в президенты, скажем, Путин, или нужная партия, например, Единая Россия (что, впрочем, делается уже сейчас). Затем провести выборы, и а которых будет даже непонятно, кто на них пришел, потому что голосовать можно будет и по интернету, и по телефону. Затем при помощи той же системы столбиков, нарисованных ГАС «Выборы» подвести итоги этих выборов на телеэкране и торжественно объявить, кого граждане страны избрали. Несомненным плюсом такой системы станет то, что они всегда изберут кого надо, даже если они вообще и не помышляли о голосовании.
Таким образом, следующий шаг к будущим избирательным реформам, — это переход выборов на полностью фальсифицированную виртуальную основу. Это будут выборы, которые как бы есть, но в то же время их реально мет. Выборы, которые с одной стороны признаются состоявшимися, а с другой стороны, в которых никто реально не участвовал. Апофеоз тотальной фальсификации голосования, совершенно отвязанный от конкретного избирателя. Вот то будущее, которое проступает как перспектива аферы российских выборов.
Кстати, эта перспектива достаточно близкая. Посмотрите внимательно, что происходит сейчас. Уже сейчас «серьезные социологические службы» России прогнозируют явку на думские выборы на уровне 72%. Председатель Центризбиркома Чуров более скромен: он уверен, что придут 2/3 избирателей. Чего ж тогда порог явки в новоиспеченном избирательном законе опустили аж до 0? Ответа на этот вопрос нет. Зато каждый может проверить, насколько эти высосанные из пальца прогнозы совпадут с официально объявленными результатами выборов.
Замечу, что в прошлом эти прогнозы не совпали с результатами выборов только один раз — в 1993 году. Как я уже писал выше, тогда все усилия Центризбиркома были сосредоточены на референдуме по Конституции, «делать» выборы было некогда, да и надеялись, что все устаканится само собой. Не устаканилось. С тех пор выборы стали «делать». И сразу начали совпадать результаты прогнозов! Да так точно — западные эксперты отдыхают! Видимо потому, что никак не поймут наших реалий.
Да и с явкой на выборы, пока электроника не подоспела, можно обойтись домашними средствами. Вот, на-пример, совершенно свежее ноу-хау чуровского Центризбиркома. Выборы для бомжей. На вокзалах и в прочих местах их скопления будут открыты специальные избирательные участки.
При этом главная особенность бомжей — у них нет паспортов. Даже установить их российское гражданство не представляется возможным, не говоря уж о месте жительства. Реально же это означает, что через такие участки можно пропустить сколько угодно виртуальных избирателей. С учетом того, что в России сейчас около 4,5 миллиона бомжей, можно быть уверенным, что, несмотря на свою обычную апатию к политике, на этих выборах они проявят потрясающую избирательную активность.
И все это в дополнение к уже давно известным и практикующимся трюкам, типа открепительных талонов, но которым можно голосовать повсюду, так называемой «карусели» с бюллетенями и т.п., уже прижившимися на российских выборах.
Чисто для сравнения приведу пример, как обстоят дела с этим вопросом «у них».
Например, во Франции избиратель может голосовать только там, где он прописан. Если же он живет в другом месте и приехать туда не может, то должен заблаговременно оставить доверенность в избирательной комиссии на то, чтобы другой избиратель, обязательно из того же округа, распорядился его голосом. То есть, придя пи избирательный участок, получил два бюллетеня. При том на одно доверенное лицо разрешено выдавать только одну доверенность, максимум две — если доверители находятся за границей. И никаких открепительных талонов. Не говоря уж про голосование для местных бомжей — клошаров.
Суть приведенного мной сравнения в том, что по самой процедуре допуска к голосованию уже видно, что власти хотят: достоверно выяснить волю избирателей или максимально фальсифицировать выборы. Понятно, что для Франции это первое, а для России — второе. И именно поэтому во Франции стало возможным голосование против евроКонституции, хотя за нее стояло горой все руководство страны, а у нас считается принятой Конституция 1993 года, да и та не исполняется.
Соответственно встает вопрос: а что с этим делать? На что в этих условиях способен рядовой избиратель? Если он не участвует в каких-то политических организациях, которые активно борются с фальсификацией выборов в России, что зависит от него?
Для него сейчас остается только один выход. Пассивный, но единственно возможный. Это неучастие в выборах до тех пор, пока они фальсифицируются столь наглым и бессовестным образом. Решать — поддаваться на правительственную пропаганду или не поддаваться — естественно, дело индивидуальное. Но в целом это единственное гражданское действие, которое по силам простому избирателю для того чтобы выразить свой протест против аферы российских выборов.
Эта возможность пассивного сопротивления для нас с большой долей вероятности может оказаться последней. Потому что когда выборы станут полностью виртуальными и явки на избирательные участки даже не потребуется, то независимо от того, голосовали люди или нет, выборы все равно будут признаваться состоявшимися, да еще и с убедительным процентом якобы принявших в них участие.
Сейчас избирателю представляется, возможно, последний шанс оказать гражданское сопротивление тотальной фальсификации выборов в России.
МОЛЧАНИЕ ЯГНЯТ
У читателя, дочитавшего книгу до этого места, может возникнуть вполне резонный вопрос: разве один только автор знает об афере российских выборов? А как же все остальные их участники, все те, кто должен контролировать их честность и демократичность? Все те, кто следит за их полным соответствием международным стандартам? Как недостоверности выборов не замечает прокуратура, суды, в которых можно обжаловать их результаты? Почему о тотальной фальсификации ничего не говорят политические партии, хотя они должны быть первыми заинтересованы в том, чтобы выборы проходили объективно, чтобы все голоса избирателей были подсчитаны верно? Наконец, как же международные наблюдатели, которые независимы от наших властей, почему они ничего не говорят о том, что выборы в России — липа?
Об этих вещах мы и поговорим в этой главе для того чтобы обозначить явление, которое я называю молчанием ягнят.
Суды и прокуратура
Вообще-то органы правосудия — третья власть в стране — как раз и названы третьей властью для того, чтобы быть независимыми и от власти исполнительной, и от власти законодательной, и таким образом строго стоять на страже закона. Когда в 1993 году совершался государственный переворот, одним из его мотивов декларировалось то, что Съезд народных депутатов сосредоточил в себе всю полноту государственной власти. А вот теперь в настоящем демократическом государстве все будет строиться на разделении властей: исполнительная власть — отдельно, законодательная власть — отдельно, судебная власть — отдельно. На этом разделении и независимости друг от друга властей базируется настоящая демократия, такая как, скажем, в Соединенных Штатах Америки. Примерно такая идеология в 1993 году вдалбливалась в мозги населению для оправдания государственного переворота.
Остается спросить только, почему же третья власть, то есть суды и прокуратура, оказались неспособными защитить эту самую демократию при самом ее зарождении, то есть в избирательном процессе?
Начнем с прокуратуры. Во-первых, прокуратуре по роду своей деятельности и по закону о ней как бы на лбу написано первой расследовать нарушения закона. В частности, — избирательного законодательства. По логике вещей, все эти манипуляции с подписями избирателей, которые приводили к регистрации одних избирательных объединений и к отказу в регистрации других, равно как и то, что делается с подсчетом голосов, должны были привлечь внимание прокуратуры. Именно прокуратура должна была расследовать эти нарушения, причем, не только при прямом обращении к ней тех или иных организаций или граждан, но и по самому факту публикации, например, в средствах массовой информации. Закон о прокуратуре прямо ее к тому обязывает.
Тут надо констатировать, что за все 15 лет существования нынешнего Центризбиркома прокуратура ни разу не производила проверки его деятельности. Сведений о том, что Центризбирком мошенничает, неправильно подсчитывает результаты голосований, откровенно мухлюет с системой ГАС «Выборы» — предостаточно. Они сопровождают каждую без исключения выборную кампанию, начиная с 1993 года. Публикаций и непосредственных обращений в прокуратуру по поводу фальсификации выборов избиркомами всех уровней за, это время было огромное количество. Но случая, чтобы прокуратура приняла какие-то действенные меры по этому поводу не отмечено ни одного.
Основных причин тому две.
Первая выглядит вполне легальной. Дело в том, что статус Центризбиркома определен таким образом, что он ни к какой ветви власти не относится. Это вроде бы не исполнительная власть, точно не судебная власть, и не имеет права быть властью законодательной. Он вообще никто. То есть никакого отношения к какой либо ветви власти, деятельность которой может проверять прокуратура, у Центризбиркома нет, он ни при чем. Мы-то с вами знаем, что реально он является дубликатом администрации президента, то есть подразделением исполнительной власти, как бы это ни скрывалось. Тем не менее формально он ни к какой из ветвей государственной власти не относится, хотя и определяет состав этих властей, проводя выборы и фиксируя их результаты. На этом основании Генпрокуратура всегда уклонялась от проверки Центризбиркома, апеллируя к тому, что законодатель не указал, к какой именно ветви власти относится сам Центризбирком и потому непонятно, кому и как ее проверять.
Вторая причина, более понятная и логичная, это то, что на самом деле Центризбирком относится к единственной реальной ветви власти — диктатуре президента, которая установлена в России. И эта диктатура, каким бы демократическим процессом ее не прикрывали, реально базируется на власти аппарата президента во всех ее видах, к которой по факту относится и сам Центризбирком. Поэтому прокуратура, будучи государственным органом, назначаемым, в конечном счете, той же самой президентской администрацией, естественно, не может проверять того, кто ее назначает. И потому на ее реакцию в отношении заведомо беззаконных действий Центризбиркома рассчитывать просто не приходится.
Достаточно сказать, что когда в 1995 году Центризбирком нагло не выполнял решения Верховного суда России по делу Фронта национального спасения, мы неоднократно обращались в Генеральную Прокуратуру с тем, чтобы обеспечить выполнение этих решений. Ответом были какие-то отписки о том, что дело передано чиновнику такому-то и так далее, но никаких конкретных действий от Генпрокуратуры добиться не удалось.
Что же тогда говорить об органах, которые находятся у нге в прямом подчинении? За прошедшие годы сведения о фальсификации выборов публиковались неоднократно. Например, на президентских выборах в Саратовской области, на всех 20 проверенных избирательных участках результаты голосования были существенно искажены, разумеется, в пользу Путина. Однако ни в одном из этих случаев не было даже возбуждено уголовного дела, не говоря уже про отмену результатов выборов. Точно такая же ситуация была с голосованием на президентских выборах в Татарстане, да и, собственно, в любом регионе России.
Так что на прокуратуру, этот важнейший орган государственного контроля, в расследовании аферы российских выборов рассчитывать нечего.
Остаются суды. Естественно спросить, почему же суды не принимают никаких решений, коль скоро они должны руководствоваться только законом? И вообще сам избирательный процесс предполагает, что любое его нарушение в кратчайший срок будет рассмотрено именно судом с тем, чтобы оказать влияние на результаты выборов. Иначе говоря, любое действие Центризбиркома может быть оспорено в суде. Казалось бы, куда демократичнее?
Почему же судебная власть не может повлиять на беспредел избиркомов?
Надо начать с того, что судебная власть отнюдь не является такой уж независимой, как это хотели представить творцы российского разделения властей. Я уже писал о том, что пора высшего расцвета демократического процесса и самых светлых надежд, которые на него возлагались, наступила после августовского путча 1991 года, когда союзная власть практически исчезла, и российская власть, та самая власть демократов, могла делать все, что угодно. Так вот, даже в тот период установить выборность судей, по примеру, скажем, Соединенных Штатов Америки, коль скоро нам ставили в пример американскую демократию, то есть принять такое в высшей степени демократическое решение российская государственная власть не смогла. Это обосновывали чем угодно: привычками, нашими традициями, неподготовленностью народа и т.д. Но демократы уже тогда не могли допустить того, чтобы судебная власть выбиралась. То есть была бы хоть в какой-то мере реально независимой от исполнительной власти, тем более что избирательный процесс в 1991 году еще не был фальсифицирован.
Особенно примечательно здесь, кстати, то, что в советское время судьи избирались. Пусть на безальтернативной основе, но сама необходимость их выборов под сомнение не ставилась. Так называемые демократические перемены в России уничтожили в принципе выборность судебной власти. Уровень советской демократии для российских демократов опять оказался слишком высок.
В 1993 году после государственного переворота, когда в ельцинскую Конституцию вкладывались самые благие пожелания, законодательно было установлено, что она является законом прямого действия, то есть обязана непосредственно применяться любым судом. При этом она стала приоритетной по отношению к любому другому закону. Казалось бы, теперь в государственное устройство России заложены столь незыблемые демократические нормы, что ее авторы достойны встать в один ряд с отцами - создателями американской Конституции.
Однако вопрос с независимостью тех, кто должен был судить по столь демократическим нормам, был решен совершенно иначе. Теперь все судьи России без всяких там демократических затей назначались либо непосредственно президентом, либо по его представлению. При этом, естественно, независимости этой третьей власти, если всерьез говорить о разделении властей, взяться было неоткуда.
Кроме того, все назначения судейских начальников — председателей, заместителей председателей судов России осуществляются также президентом или по согласованию с ним. Реально это значит, что любое перемещение судей по служебной лестнице, а в некоторых случаях и сама возможность продолжать исполнение своих обязанностей прямо зависит от их лояльности президентской вертикали власти.
За примерами далеко ходить не надо. Я уже писал выше о том, как в 1995 году Фронт национального спасения боролся в Верховном суде России против Центризбиркома сначала за то, чтобы нам просто позволили собирать подписи за свой список кандидатов, а затем зарегистрировали и допустили до выборов. Мы провели 5 или 6 судебных процессов, доказывали свою правоту, суд принимал решения в нашу пользу, а Центризбирком их не исполнял. При этом каждый раз эти решения принимались разными судьями Верховного суда.
Наконец, дело дошло до последнего решения, самого одиозного в нашей кампании. Тогда мы обжаловали то, что Центризбирком не засчитал наши подписи по групповому признаку: если одна подпись в списке признавалась недостоверной, то вычеркивались все подписи, которые собрал данный сборщик. Когда этого оказалось мало, дело дошло до уполномоченного представителя нашего блока, который заверил подпись сборщика. Вычеркивались все подписи, которые он заверил, даже если это были подписи, собранные другими сборщиками, и к ним никаких претензий не было. То есть достоверные подписи на этом основании вычеркивались тысячами. Все это делалось ради того, чтобы не допустить нас до выборов. Противозаконность и дикость этой меры очевидна и бросается в глаза. Для того чтобы это понять, не нужно быть судьей высшей квалификации.
Тем не менее нашелся судья Верховного суда России, который признал эту меру соответствующей закону. И на этом основании подтвердил решение Центризбиркома о том, чтобы Фронт национального спасения не участвовал в выборах.
Так вот этот самый судья, г-н Федин А.И., с тех пор из рядовых судей стал председателем Кассационной коллегии Верховного суда. Кстати, этот орган — нечто вроде второй, высшей инстанции в самом Верховном Суде, был создан по итогам избирательной кампании 1995 года с тем, чтобы судебные процессы не заканчивались в Президиуме Верховного суда и не беспокоили судей этого ареопага одобрением таких одиозных решений, как по делу ФНС. И председателем нового органа, то есть новым судейским начальником, оказался как раз тот судья, который смог так чутко уловить желания власть предержащих и оформить их именем закона. А остальные судьи, принимавшие решения по нашему делу на основании закона и своей совести, так и остались судьями Гражданской коллегии.
Можно сказать, что это случайность. Наверное. Но это случайность, которая определяет правило. Потому что для каждого судьи Верховного суда, а уж тем более для нижестоящих судов, стало ясно, что если ты принимаешь не то решение, какое угодно властям, ты можешь оказаться на обочине, а то и вообще выкинутым из судебной машины. А если принимаешь нужное решение, то на этой обочине не окажешься, и тебя ждет повышение. Вроде бы прямой связи нет. Вроде бы никто тебе не указывает в грамоте о пожаловании должности председателя Кассационной коллегии Верховного суда, что ты ее удостоен за то, что правильно учел требования президентской администрации в рассмотрении дела ФНС. Нет, конечно. Но совпадение и так достаточно красноречиво.
Естественно, что если такие вещи происходят в Верховном суде, уж тем более они очевидны для судов районного уровня. Пожалуйста, вот пример из избирательной кампании по выборам в местные органы власти и по перевыборам Путина, которые происходили в марте 2003 года. Районный суд Пресненского района, самый центр Москвы. В нем рассматривалось дело о фальсификации результатов выборов в этом районе. На основании копий протоколов, полученных наблюдателями от различных партий после голосования, было установлено, что итоги не соответствовали тем, что были заявлены территориальной избирательной комиссией. Там, где было больше голосов подано за одного кандидата, по итогам выборов, подведенным территориальной избирательной комиссией, оказалось, что больше голосов принадлежит совсем другому кандидату. Причем эта разница достигала от 20 до 40% в зависимости от избирательного участка. Размеры фальсификации были масштабными, внушительными. Кроме того, завышались данные о явке — до 98,4% проголосовавших по результатам ТИК, в то время как наблюдатели зафиксировали явку от 38 до 57% в зависимости от участка. Занижались также данные о голосовании против всех — до 0,6% — абсолютный рекорд по Москве — при реальных от 19 до 30% по данным наблюдателей.
Так вот, когда в районном суде рассматривались эти протоколы, то судья анализировал их крайне придирчиво: все ли подписи правильно поставлены, на месте ли печати. Если поставлена подпись председателя комиссии, а нет секретаря, то протокол не засчитывал, или поставлена подпись председателя и секретаря, но нет печати, то тоже не засчитывал. А если поставлены все подписи и есть печать, то смотрел, правильно ли они поставлены, в том ли самом месте. Кстати сказать, правильное оформление копии протокола возложено на избирательную комиссию, а не наблюдателя.
Короче говоря, были использованы все возможные виды придирок к протоколам наблюдателей, но ни разу не было высказано сомнение в том, что этот протокол именно из этой избирательной комиссии, и даже если он небрежно оформлен, то все равно был получен именно там. Это под сомнение не ставилось, поскольку было очевидно. Но возможность не засчитать этот протокол как действительный в судебном заседании использовалась любая.
И вот, наконец, дошла речь до тех протоколов, в которых все было поставлено на месте, но которые тем не менее не совпадали с официально подведенными итогами выборов. И что сделал суд? А ничего. Он констатировал, что да, расхождения есть. Тем не менее по мнению суда, итоги выборов изменению не подлежат и являются достоверными. Как это может быть? Считайте, как угодно. Это, если угодно, плевок и в сторону здравого смысла, и правосудиями всего того, чем является судебная система в современной России. Это означает, что справедливого решения у нее не добиться, и какие бы документы ни представлялись, все равно итоги выборов будут определены так, как необходимо власть предержащим.
Поэтому, коль скоро так поступает и Верховный суд, и местные районные суды, на какую же поддержку системы правосудия в России в разоблачении аферы российских выборов можно рассчитывать?
Впрочем, не все судьи российских судов — подлецы. Но для того чтобы понять, каким образом власть манипулирует правосудием на повседневном уровне, хочу привести еще такой пример.
Как-то мне надо было обратиться в Гагаринский районный суд Москвы с неким банальным гражданским делом. Поскольку у меня за спиной были все те процессы в Верховном суде, о которых я писал выше, и я уже представлял, что происходит в российской судебной системе, то понимал, что к любому судье обращаться нельзя. Надо найти хотя бы более-менее честного. И потому я начал искать в интернете информацию о том, кто из судей такой репутацией обладает. И, что удивительно, нашел!
Эта судья была известна по интернет-конференциям тем, что в 1998 году рассмотрела гражданский иск некоего русского, жившего в Чеченской республике. Он хранил свои вклады в Сбербанке, и после того как всех русских выгнали из Чечни, обратился в Сбербанк г. Смоленска, где он осел, за своими сбережениями. Сбербанк ему отказал на том основании, что у него плохие связи с Чечней, и поскольку он оттуда никаких денежных трансфертов не получал, то и выплачивать его вклады не собирается. Гражданин апеллировал к тому, что он оставлял свои деньги не в какой-то республике, а в государственном Сберегательном банке, едином для всей России. Вот с этим иском он и обратился в Гагаринский районный суд, и судья действительно признала его правоту и обязала Сбербанк выплатить деньги. Правда, только сумму его вкладов, не удовлетворив ни морального, ни материального ущерба истца сверх того.
Уже тогда, в 1998 году, это было настолько неслыхан- I но, что судья приняла решение в пользу гражданина, а не государственного учреждения, что это было расценено как некое событие всеми, кто обсуждал его в интернете. Само по себе оно свидетельствовало о том, что еще можно встретить судью, который хоть в малейшей степени придерживается закона, а не чинопочитания.
Прочитав все это, я решил обратиться со своим делом именно к этому судье. И когда пошел в Гагаринский суд, то нашел его кабинет. Это был кабинет судьи, такой же, как кабинеты 4-5 его коллег, которые принимали заявления по всем делам, вытекающим «из гражданских, жилищных, семейных и административных правоотношений», то есть по любым. Но у этой судьи было одно исключение. Она принимала только по делам о восстановлении на работе, расторжении брака, разделе совместно нажитого имущества, взыскании алиментов, установлении безвестно отсутствующих и умерших — короче по всем видам дел, которые имеют репутацию склочных. Но принимать к производству иски к государственным организациям, вроде рассмотренного ей дела о вкладах в Чеченской республике, она уже не могла. Председатель суда своей административной властью определил ей такую зону ответственности. И только ей одной — все остальные судьи могли заниматься всеми делами, в том числе и склочными. Хотя предпочитали переадресовывать их ей.
Иначе говоря, из той сферы дел, в которой она приняла единственно правильное решение, ее административно вышибли, бросив на всякого рода склочные дела, которые она вынуждена была разбирать в исключительном порядке.
Понятно, что эта судья надолго в Гагаринском суде не задержалась, и, в конце концов, оттуда убыла, восстановив монолитность судебной системы по части принятия угодных властям решений.
Когда такие вещи происходят даже на уровне районного суда, то совершенно ясно, что вся судебная система в целом является абсолютно ангажированной и не может принимать решений, исходя из принципов правосудия. Для того чтобы в этом убедиться, попробуйте обратиться в суд и выиграть там хоть какое-нибудь дело на основании статей Конституции Российской Федерации. Той самой, что прямого действия. Уверен, что у вас ничего не выйдет.
Примеров, когда законы или действия органов государственной власти противоречат Конституции, более чем достаточно. Я уже приводил пример по объединению субъектов федерации, что прямо противоречит Конституции.
А вот другой пример, более близкий к правам человека. Статья 31 Конституции РФ гласит: «Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование». Имеют право — это значит, что не должны просить на это у кого-то разрешение. Максимум — уведомить о своих намерениях власти. Однако попробуйте собраться на какой-нибудь митинг, например, под лозунгом «Россия — без Путина», как это было у «Другой России». Отведаете спецназовских дубинок. А «Единая Россия» может перегораживать своими сборищами хоть Тверскую улицу, хоть Ленинский проспект. Под охраной милиции. И оспорить это положение ни в каком российском суде вам не удастся.
