Раскаяние одного из распятых разбойников

Даже один из распятых разбойников заразился недугом издевательства и дерзко сказал Иисусу: «Если Ты говорил правду, что ты Христос, то спаси же Себя, да и нас не забудь спасти».

Другой же распятый разбойник унимал своего дерзкого товарища и говорил ему: «Или ты не боишься Бога, если издеваешься над Его страдальческим положением, когда и сам осужден на то же страдание? Но мы не должны, мы не смеем и сравнивать себя с Ним, потому что осуждены справедливо и приняли достойное наших дел наказание; а Он, как ты знаешь, никому ничего худого не сделал».

Это был пока единственный на Голгофе голос, всенародно заявивший о невиновности Иисуса. Смелость, с которой голос этот раздался в присутствии первосвященников и старейшин, свидетельствует, что говоривший это знал Иисуса как Чудотворца и Праведника; мало того, последующие слова его доказывают, что он был знаком и с учением Христа и верил в Него как истинного Мессию. Крест Христов не соблазнил его, не поколебал в нем эту веру; он все-таки верил, что умирающий теперь на Кресте Христос действительно Царь Израилев, Который рано или поздно восстановит Свое Царство. И вот, под влиянием такой веры, для распятого разбойника наступает минута покаяния; он всенародно признает, что заслужил крестную смерть; он не ропщет на осудивших его, не просит Иисуса избавить его от этой смерти, а думает теперь только о будущем и смиренно молит, чтобы Господь вспомнил и его, когда вступит в Свое Царство. Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое.

Когда капернаумский сотник высказал уверенность, что Иисусу достаточно только сказать слово и выздоровеет слуга его, то Иисус, обращаясь к народу, сказал: и в Израиле не нашел Я такой веры (Лк. 7, 9). Теперь же, когда вера разбойника не поколебалась и от соблазна Креста, Он мог подумать: «И в Апостолах Своих не нашел Я такой веры!» Поэтому, обращаясь к этому разбойнику, Он сказал: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю.

Слово рай происходит от персидского корня и означает сад. В жарких странах, во время солнечного зноя, тенистый сад служил местом отдыха и успокоения, поэтому с садом или раем сравнивали и то место, которое предназначается для праведников в загробной жизни. Место для душ умерших евреи называли шеолом и делили его на две части: одна называлась раем, или лоном Авраамовым, и назначалась для праведных, другая же, назначенная грешникам, называлась адом.

Прощая покаявшемуся разбойнику грехи, Христос сказал ему, что ныне же, то есть в тот же день, когда он умрет, душа его, как очищенная верой от грехов1, будет вместе с душами праведников; применяясь же к уровню его понятий, Христос назвал раем то место, куда душа его вступит в тот же день.

Евангелист Лука свидетельствует, что злословил Иисуса один разбойник, а другой унимал его. Евангелисты же Матфей (27, 44) и Марк (15, 32) говорят: и распятые с Ним поносили Его (Мк. 15, 32; Мф. 27, 44). Это кажущееся противоречие нетрудно примирить. Несомненно, что покаявшийся разбойник не мог почти одновременно и злословить Христа, и исповедовать свою веру в Него, поэтому надо признать, что злословил один разбойник. Сведения о том, как один разбойник унимал другого, как он обратился ко Христу и какой получил от Него ответ, сообщает один только Евангелист Лука. Евангелисты Матфей и Марк об этом ничего не говорят, но, перечисляя всех злословивших Иисуса, упоминают и о разбойниках, не придавая, очевидно, никакого значения тому, один или два разбойника злословили; говоря, что издевались над Иисусом проходящие (Мф. 27, 39), первосвященники с книжниками и старейшинами и фарисеями (Мф. 27, 41), воины (Лк. 23, 36), они не могли, конечно, обойти молчанием и издевательство одного из разбойников, и потому, употребляя, как это часто бывает в описаниях, множественное число вместо единственного, говорят: Также и разбойники, распятые с Ним, поносили Его (Мф. 27, 44).

Несмотря на злорадство и издевательства находившихся на Голгофе врагов Иисуса, ко кресту Его не побоялись приблизиться Пресвятая Дева Мария, Мария Магдалина, Мария Клеопова и Апостол Иоанн.

Архиепископ Иннокентий полагает, что они подошли ко Кресту только тогда, когда настала тьма, — что раньше этого было бы небезопасно так явно выразить свое расположение к Иисусу, и что Сама Богоматерь могла бы подвергнуться дерзким издевательствам, если бы была узнана врагами Своего Сына. Но едва ли можно согласиться с таким мнением. Трудно допустить, чтобы Богоматерь лишь издали смотрела на страдания Своего Сына; нет, любящее сердце Матери звало к Нему, туда, где страдает Он один, окруженный злобными врагами, где не на ком остановить Ему Свой страдальческий взор. Всякому понятно, как тяжело страдать среди врагов, не видя вокруг себя никого, кто бы мог хоть бы своим расположением и вниманием облегчить душевные муки страдальца; сердце же матери понимает это лучше всех и в своем влечении никогда не руководствуется соображениями об опасностях, какие могут угрожать. Вот почему надо полагать, что как только воины окончили свое дело и уселись стеречь Иисуса, тотчас же Иоанн провел сквозь толпу Богоматерь, за Которой шли Мария Магдалина и Мария Клеопова; и все они стали у креста, презирая всякие опасности. Весьма возможно, что они сначала стали так, что Христос и не заметил их; быть может, это произошло оттого, что крест окружали злобные враги и не было места около него, чтобы стать поближе. Когда же враги насытили свою злобу и стали понемногу отходить от креста, к нему тотчас же приблизились Богоматерь и охранявший Ее Иоанн, и стали они так, что Иисус увидел их.