— Лазарь Моисеевич, здравствуйте! Я вас поздравляю с Новым годом, желаю здоровья.
— Спасибо. Вас тоже поздравляю и желаю вам успеха в вашем творческом труде.
— Спасибо. Как у вас дела?
— Ну, дела мои известны вам.
— Работа подвигается немножко?
— Так что работа, так сказать…
— Пишут много сейчас, надо подумать над этим.
— Да, да.
— Наверно, не со всем вы согласны?
— Конечно, не согласен. Ну, могут писать ложь, теперь кто угодно. Самое главное, мы социализм построили, они пытаются его развалить.
Вот это обидно.
Нет, за социализм надо бороться. Обязательно.
Сентября 1989 года. (Телефонный разговор).
— У меня плохо со зрением стало, — жалуется Каганович. Потерял зрение. Сильно. Не могу читать.
— Может, к кому-то из глазников… Федоров…
— Нет, я пока не собираюсь. Врачи говорят по-разному. Одни говорят — нужна операция, другие — нет.
— Операцию я б не стал делать. Это опасно.
— Вот именно. В моем возрасте опасно.
— Вообще в любом опасно.
— Верно, верно. А как вы живете?
— Ничего. Пишу книжку о Вячеславе Михайловиче.
— Серьезно?
— Хочу написать то, что он рассказывал о сталинском руководстве.
— Вам большое спасибо.
— Есть моменты, по которым я бы хотел вас спросить.
Молотов был немножко отстранен в последние годы от Сталина и не все знал. Как умер Сталин? Он себя неплохо чувствовал?
— Я вам расскажу сейчас по телефону: он себя, по — моему, неважно чувствовал, но так ничего, неплохо. Я тоже последнее время у него меньше бывал. Там у него бывали больше всех Хрущев, Маленков и Берия. Да, больше всего они…
— А Булганин тоже, пишут?
— Нет, неверно. Неверно.
— В основном, эта троица?
— Троица, да.
(О Булганине мне вспоминается эпизод, полученный тоже, как говорится, из первых рук. Дело было после войны, готовились к очередному параду, а министром обороны стал Булганин, не умевший ездить на коне. Парады на автомобилях еще не принимали, и пришлось Николаю Александровичу учиться ездить верхом. За этим занятьем его застал Сталин. Посмотрел и сказал:
— Ты сидишь на лошади, как начальник военторга!
В чем-чем, а в меткости определений и чувстве юмора Сталину трудно отказать. И как ни сложен его образ, этот камушек из мозаики не выбить. А выбьешь — сразу станет заметно. Ф. Ч.)
— То же самое мне и Вячеслав Михайлович говорил. Я ему однажды принес книжку Авторханова «Загадка смерти Сталина». На Западе вышла, вы, наверно, слышали.
— Да слышал, знаю я его. Жульническая книга.
— Еще много разговоров о храме Христа Спасителя. Чуть ли не вы сами его взрывали!
— Но-о-о! Я могу вам подробно рассказать об этом деле, но только не по телефону, конечно.
— Говорят, вроде Киров первый предложил взорвать?
— Тоже вранье. Я не знаю, может быть, он и предлагал, я не слышал этого. Но вообще я вам расскажу. Это ведь были предложения организации архитекторов. Еще в двадцать втором году они внесли предложение… чтобы, так сказать, взорвать. Эта идея фигурировала среди архитекторов и дошла до ЦК. Я-то лично сомневался в этом деле. Вначале.
Семь человек и четырнадцать мнений
Октября 1989 года.
Был у Кагановича. В 17 часов приехал к нему. Ему 96-й год.
Выглядит неплохо. Серая рубаха навыпуск — наподобие френча.
Те же костыли.
Рассказал ему новый анекдот.
Вопрос.
Что нужно для того, чтобы выйти из партии?
Ответ.
Три рекомендации от беспартийных.
Каганович тут же спросил: — А что нужно для того, чтобы восстановиться в партии?
Лазарь Моисеевич рассказал, как его в 1925 году посылали работать на Украину:
— Я был у Фрунзе. Он мне говорит: «Я очень боюсь за вас. Я хорошо знаю Украину. Вы человек способный, они вас там съедят.
Я Сталину это рассказал. Он говорит: — Ничего они вас не съедят. У них в Украинском Политбюро семь человек и четырнадцать мнений.
— Как же так, товарищ Сталин, семь человек и четырнадцать мнений?
— Сначала один расходится с другим, а потом расходится с самим собой, — ответил Сталин.
— То же самое у нас в Союзе писателей, — заметил я.
— Карпов как?
— Старается всех примирить.
Говорим о Бондареве, его объединении «Единство», о Распутине, Солоухине, Адамовиче…
— Ленин уже плохой. В Ярославле молодой поэт выпустил сборник стихов на свои деньги, там есть такие строки:
В мавзолее лежит людоед.
Или строка:
Коммунизм — это есть соловецкая власть
Плюс, когда всем все до лампочки.
Или:
На подсолнечном Марксе.
— Видите, — говорит Каганович, — Ленин еще в восемнадцатом году написал статью о том, что эсэровского у нас много.
— Говорят, не надо было коллективизировать сельское хозяйство. Сталин, Молотов, Каганович — негодяи.
— А есть те, кто противостоит?
— Есть. Но многие боятся вылазить. Положительное о Сталине — нельзя. Дескать, это безнравственно. Принес в «Москву» очерк о Молотове, Алексеев говорит: — Давай подождем, когда народ поумнеет.
Я знал бАжанова
— Печатают в «Огоньке» Бажанова, — говорит Каганович. — Я знал Бажанова. Он у меня работал в орготделе ЦК, потом перешел в секретариат Сталина… Он пишет о себе: секретарь Политбюро. Это вранье. Технический секретарь, записывающий… В двадцать восьмом году бежал. Он троцкист, видимо, был. А потом стал белым. Способный парень был. Но жуликоватый. Он в годы Отечественной войны хотел организовать отряд белых, тысячу человек против нас, перейти границу, создать вокруг себя армию против России. Сейчас именно такие бажановы и в моде. Сейчас это герой нашего времени.
Разговор зашел о Ельцине.
— Вы слышали его выступление в Америке? Человек заявляет: я, когда облетел вокруг статуи Свободы, стал свободным. Дескать, лучше капитализма ничего не придумаешь…
— Что-то будет в стране, — говорю я. — Могут военные придти к власти…
— Ленин говорил, — отвечает Каганович, — что если мы проморгаем, если мы не научимся работать, если мы не будем побеждать спекулянта, а спекулянт будет нас побеждать, то можно проиграть…
Это завещание нам.
— Сейчас упирают на статью Ленина «О кооперации», что он якобы пересмотрел свои взгляды на социализм.
