неправильные слова – правильные слова

ваххабит – исламский экстремист

пояс шахида – пояс со взрывчаткой

джихад – диверсионно-террористическая деятельность

Рекомендации были приняты к сведению, хотя нет-нет, а журналисты, видимо по забывчивости, все-таки говорят не вполне благонадежно.

Замечательно, что совершенно также думают и европейские чиновники, о чем написала газета «Телеграф» («The Telegraph»). Оказывается, правительства европейских стран, входящих в Евросоюз, решили отказаться от термина исламский терроризм и заменить его менее эмоциональным определением «терроризм, который прикрывается исламом».

Чиновники и дипломаты из 25 стран ЕС разрабатывают специальный словарь, который не оскорблял бы чувств законопослушных мусульман и мог бы использоваться во время публичных дискуссий по вопросам терроризма и религиозного экстремизма.

Разработчики справочника надеются, что данное пособие если и не будет обязательным для европейских стран, то его рекомендациями воспользуются Парламент Евросоюза и Комиссия по правам человека ЕС. Корректировке подвергнутся лексические обороты с использованием слов исламизм, фундаментализм и джихад.

Словарь создается рабочей группой европейских чиновников, ее начинание поддерживает координатор антитеррористической деятельности Евросоюза Жиз де Ври (Gijs de Vries).

 

Еще один пример, характерный в основном для западной цивилизации, поскольку речь идет о воздействии на язык через суд. Lenta.ru со ссылкой на газету «Файненшел таймс» («The Financial Times») сообщает (привожу с небольшими сокращениями):

Руководство сети ресторанов быстрого питания McDonald’s потребовало переписать все статьи в британских словарях, которые характеризуют работу в закусочных подобного типа под определением McJob.

Глава североевропейского отдела по подбору персонала компании Дэвид Фэйрхерст заявил, что данное определение «ошибочно и оскорбительно для служащих подобных заведений».

Оксфордский английский словарь (OED) так описывает понятие McJob: низкооплачиваемая, непрестижная, не требующая высокой квалификации и бесперспективная работа, обычно в сфере обслуживания. Словарь не дает прямой отсылки к ресторанам McDonald’s, однако даже из названия этого вида деятельности можно понять, откуда произошел McJob.

 

Руководство ресторанов, отстаивая свою позицию, ссылается на профессиональный журнал для владельцев гостиниц Caterer and Hotelkeeper magazine, который назвал их закусочные «лучшим местом» по такому показателю, как гостеприимство.

По словам Дэвида Фэйрхерста, McJob должно получить новое определение, которое отражает работу, «имеющую стимул, представляющую пользу и предлагающую истинные возможности для карьерного роста и обретения необходимого в дальнейшей жизни опыта». Представители OED в свою очередь заявили, что «следят за изменениями и корректируют статьи, если на то есть достаточные основания».

 

И, наконец, самый последний пример. В апреле 2007 года в блоге Алексея Тутубалина (blog.lexa.ru) появилась информация о том, что компания «Майкрософт» потребовала от разработчика программа проверки русской орфографии (русского спелчекера) для MS Office убрать из словаря «оскорбительные» слова, чтобы программа подчеркивала их красной волнистой чертой, т. е. помечала как несуществующие. В результате несуществующими в русском языке оказались такие слова, как жид, негр и даже розовый и голубой. Я не люблю слово жид, но, как это ни прискорбно признавать, в русском языке оно существует. О слове негр я написал уже достаточно, а с голубым и розовым история приобретает совершенно анекдотический оттенок. Все-таки значения, которые кто-то мог бы счесть оскорбительными, для русского языка не являются основными, а запретить голубое небо и розовый бант не под силу даже всемогущему «Майкрософту». Не буду мучить читателя – все кончилось хорошо: правка языка не состоялась. Но сама попытка весьма показательна.

 

Итак, лингвистическая работа в органах власти и судах идет постоянно. Очевидно, впрочем, что, пытаясь запретить те или иные слова, власть или компании решают отнюдь не лингвистические, а совершенно конкретные политические или экономические вопросы. Но ведь и несчастная пицца пострадала по политическим мотивам. Оживление интереса к языку со стороны власти случайностью быть не может. В частности, за всеми призывами к защите русского языка скрывается простое желание регулировать это плохо поддающееся явление. Если вдуматься в этот призыв (что как-то не принято делать), то неизбежно возникнет вопрос: «Кто и от кого должен защищать русский язык?» Ну, кто будет защищать, очевидно, – это, конечно, власть. А вот от кого? Ведь это не американцы или итальянцы (не забывайте о пицце) протаскивают в нашу речь свои слова, это мы сами. Тем более если речь идет о жаргоне или брани. То есть защищать русский язык надо от нас, его носителей. На мой взгляд, многих сторонников защиты русского языка это должно было бы по крайней мере насторожить.

В начале книги я упомянул об одном своем «нежелании», связанном с языком. Сейчас это можно сформулировать яснее. Мне очень не хочется, чтобы по поводу языка издавались какие-то законы и постановления, принимались судебные решения, и меня и мой родной язык таким образом регулировали бы или, что еще хуже, мой язык от меня таким образом защищали. Как и любой носитель языка, я имею полное право считать себя его хозяином, хотя и не единоличным, конечно. Да и вообще, язык, как и природа, не имеет злой воли, а вот про власть этого же с уверенностью сказать нельзя.

 

Поэтому будьте бдительны, правка языка продолжается. Бойтесь правки языка.

 

Послесловие

 

Я писал эту книжку не потому, что русский язык находится на грани нервного срыва. Переживаем и нервничаем мы сами, и, наверное, это правильно. Только не надо переходить ту самую грань. Слухи о скорой смерти русского языка сильно преувеличены.

И все-таки о русском языке надо беспокоиться. Его надо любить. О нем надо спорить. Но главное – на нем надо говорить, писать и читать. Чего я всем и желаю.

 

Если коротко, эта позиция заключается в том, что для русского языка не страшны ни поток заимствований и жаргонизмов, ни вообще те большие и, главное, быстрые изменения, которые в нем происходят. Русский язык «переварит» все это, что-то сохранив, что-то отбросив, выработает, наконец, новые нормы, и на место хаоса придет стабильность. Кроме того, даже в хаосе можно найти положительные стороны, поскольку в нем ярко реализуются творческие возможности языка, несдерживаемые строгими нормами.

 

Точнее всего об этом сказал Николай Глазков, которого я уже когда-то цитировал, но избежать цитаты и в этот раз не получится:

 

Я на мир взираю из-под столика:

Век двадцатый, век необычайный.

Чем он интересней для историка,

Тем для современника печальней.

 

Если использовать его слова, то хватит уже быть историком, пора залезать под стол.

 

Некоторые странности статьи, посвященной эскимосам, но почему-то вдруг рассказывающей о саами, оставим на совести авторов. В данном случае точность не так уж важна.

 

Про мифическое существо сказано настолько хорошо, что хочется поискать аналогии и в нашей жизни. И они находятся в самых разных ее областях. Ну ведь правда, еще в 1984 году казалось, что слова путч, цунами или, прошу прощения, стриптиз к нашей действительности отношения не имеют, а и они, и многие другие так или иначе вошли в нее.

 

Последние столь загадочны, что хочется сразу объяснить, кто это. Однако, чтобы сохранить интригу, делать этого не буду. Всему свое время.

 

Или, говоря порусски, информационно-технологического зверинца.

 

Я не большой любитель травить анекдоты, но, пожалуй, пару раз еще вернусь к этому жанру, такова уж наша культурная традиция.

 

Кстати, выражение новый русский, во многом определившее эту эпоху, было введено в газете «Коммерсант» в 1992 году. Легенда приписывает его изобретение основателю газеты В. Е. Яковлеву. Но независимо от того, верна ли легенда, можно предположить, что автор или авторы этого выражения были знакомы с книгой американского журналиста Хедрика Смита и, возможно, вдохновлены ею. Книга эта (Hedrick Smith, The New Russians) появилась в 1990 году.

 

Для любопытных могу сообщить, что речь идет о приятных во всех отношениях Тине Канделаки и Ирине Богушевской.

 

Название телепередачи.

 

Здесь, наверное, самое время извиниться за постоянное цитирование журнала «Афиша», но по количеству словесных новинок он, на мой взгляд, превосходит все прочие. Точнее говоря, он во многом является творцом и законодателем словесной моды.

 

Если честно, то это был, скорее, эвфемизм, то есть заменитель матерного слова, который звучал так: ёптыть. Электрик принимал участие в ремонте нашей квартиры, а собственно лингвистический эксперимент проходил с участием меня и моей жены.

 

Программы проверки орфографии.

 

Уборщица, если читатель не понял.

 

Существует также слово нетикет.

 

Замечу абсолютно не к месту и без всякой связи с темой. Просто не могу не поделиться воспоминаниями. Слово толлинг внезапно обрушилось на москвичей в 1999 году. На улицах города началась настоящая война на «полях» наружной рекламы. С одних щитов к ним взывала фраза «Запретить толлинг! Хватит грабить Россию!», с других – «Запретить толлинг – разорить Россию». И никто (я имею в виду нормальных людей) не знал тогда, что такое толлинг. Да и сейчас не знает.

 

С ударением на последнем слоге.

 

Кроме них, следует упомянуть названия произведений, включающих в себя указание года, но распространенных за счет других слов: роман Д. Глуховского «Метро 2033», а также книги А. Барикко «1900. Легенда о пианисте» и В. Войновича «Москва 2042». В двух последних происходит как бы перекрещивание дат публикации и собственно действия. Название романа Барикко отсылает к двадцатому веку, а сам роман издан в двадцать первом. Напротив, роман Войновича опубликован в двадцатом веке, но его название отсылает к двадцать первому.

 

Точнее, конечно, говорить о художественной концепции связи чисел и человеческой жизни (событий, характеров, друзей и врагов), которую автор создает как бы в соавторстве со своими персонажами и к которой сам В. Пелевин относится в целом издевательски, но все же отчасти сочувственно, что видно хотя бы из последней цитаты.

 

Любопытно, помнит ли (знает ли) читатель, что это такое. Так в советских фельетонах называли человека, воровавшего («уносившего») с собственного предприятия его продукцию.

 

Я старался не менять орфографию и пунктуацию, но все же явные опечатки поправил, просто чтобы было легче читать. И кое-где подсократил реплики.

 

Наиболее распространенный русский вариант таков: «англичане и американцы – два народа, разделенные одним языком».

 

Эти причины кроются и в нашей истории, и в нашей повседневности. Возможно, это некое чувство опасности, исходящее от внешнего мира и грозящее нам, если мы раскроемся – назовем себя.

 

Подробный разговор об орфографии и ее реформе будет чуть позже, но без нескольких слов не обойтись и сейчас.

 

Слово превед появилось также на рекламных щитах, а упомянутые клише на обложках школьных тетрадок, что вызвало ожесточенную дискуссию.

 

Одна из самых ярких историй связана с появлением в этом жаргоне слова вентилятор со значением «фанат». Процитирую статью «жаргон падонков» в Википедии (стиль и орфография сохранены): «Данный жаргонизм – одна из наиболее удачных шуток о неправильных переводах, сделанных при использовании автоматических программ-переводчиков. С переводом слова fan (фанат) как “вентилятор” связано два известных случая. Первый (13.12.2005) – обращение Мадонны в блоге, предположительно ведущимся ею, к своим поклонникам по всему миру, сделанное на многих языках, где русский вариант включал в себя фразу “Я люблю вас, вентиляторы”. Второй случай (06.05.2006) – приветствие болельщикам, оставленное канадским пользователем joecanadian на российском форуме мирового хоккейного чемпионата – “Здравствуйте к русским вентиляторам”».

 

По поводу происхождения этого выражения существуют разные гипотезы.

 

Здесь я отсылаю к серии анекдотов, рассказанных еще Юрием Никулиным. Для тех, кто не знает или не помнит, приведу два примера с сайта anekdot.ru.

Анекдот 1. Собирались члены общества любителей анекдотов. Рассказывают анекдоты. Так как все все анекдоты знают, то для удобства их пронумеровали и говорят только номера.

– 25-ый!

– Хахаха.

– 36-ой!

– Хахаха.

– 83-ий!

– При женщинах попрошу не выражаться!

– 42-ой!

– Все молчат, а один смеется. Его спрашивают:

– Ты чего?

– Впервые слышу.

Анекдот 2. Проверяющий приезжает в психушку. Главврач водит его по больнице. В одной палате они видят такую картину: один псих говорит: «7», – и все смеются. Затем другой говорит: «3!», – снова смех. Третий: «18!», – опять всем смешно. Проверяющий:

– Что это они?

Главврач:

– Это они анекдоты рассказывают друг другу. Они пронумеровали все свои анекдоты, и теперь, чтобы рассказать анекдот, достаточно всего лишь назвать номер.

Проверяющий говорит:

– Сейчас я тоже попробую. (Психам) 5! (Тишина). 14! (Молчание). 11!

(Никто не смеется).

Тогда проверяющий спрашивает у главврача:

– Почему они не смеются?

– Понимаете ли, анекдоты ведь еще нужно уметь рассказывать…

 

Автор приносит извинения тем банкам, составные части названия которых не были упомянуты.

 

Что прекрасно сочетается с информацией, сообщаемой читателям газеты на первой странице: «Издается с 1909 года. С 1917 по 1990 год не выходила по независящим от редакции обстоятельствам».

 

Кстати, американизация видна и в названии книжного магазина – Лас-Книгас. Такой вот книжный Лас-Вегас получается, жаль только, что непонятно, что бы это могло значить.

 

Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин (В. Маяковский).

 

В интернете, впрочем, фигурировала Мэри Шелли, а Мерси, повидимому, результат ее скрещивания с мужем оной – Перси Биши, но чего не происходит при выходе из виртуального пространства.

 

Малопонятное для носителя литературного русского языка высказывание, повидимому, является обыгрыванием анекдота о новом русском, который пришел к старому еврею и сказал: «Папа, дай денег»; в роли старого еврея выступает принц Датский со товарищи.

 

На всякий случай отмечу, что слова память и мать («материнская плата») имеют особые «программистские» значения.

 

Наверняка можно было бы вспомнить что-то еще в таком роде, но я ограничусь этими книжками. Придирчивому книголюбу скажу только, что о Павиче я не забыл, просто Павич здесь абсолютно ни к месту, хотя бы потому, что ему более или менее все равно, использовать ли форму словаря или, скажем, кроссворда (см. эпиграф), и поэтому в дальнейшем он упоминаться не будет.

 

Это же замечание касается и книг Кати Метелицы, и журнала «Афишы», которые, правда, прямо словарями не называются.

 

Замечательное столкновение разговорного «старик» и стандартной энциклопедической подачи в тексте заглавного слова.

 

Поскольку «дискурсу» предшествует «гламур», нетрудно увидеть отсылку к роману В. Пелевина.

 

Как тут не вспомнить роман Сергея Довлатова «Компромисс». Главный редактор советской газеты произносит, обращаясь к герою, бессмертную фразу: «Опять по алфавиту?! Забудьте это оппортунистическое слово!»

 

Обходиться совсем без примеров обидно, поэтому назову наиболее безобидные и даже юмористические названия, используемые для довольно далеких народов: итальянцы – макаронники, французы – лягушатники. Эти «кулинарные» прозвища не являются специфически русскими, они есть и в других языках. Более того, в русском они не слишком-то употребительны и относятся в большей степени к литературе, чем к жизни. Для народов, живущих рядом с русскими или среди них, есть гораздо более оскорбительные названия.

 

Свидетельством этому может служить известный и, безусловно, лучший на то время англорусский словарь А. Б. Борковского по программированию и информатике, второе издание которого было выпущено в 1989 году с допечаткой в 1990 (первое издание вышло в 1987 году). Приведу в качестве примера две, может быть, главные словарные статьи. Для английского слова computer предлагаются следующие переводы: (вычислительная) машина, ЭВМ, компьютер, а для слова printer – печатающее устройство, устройство печати, принтер (именно в таком порядке!). Единственные сохранившееся сегодня названия – заимствования – предлагаются лишь как третьи варианты.