Теория аполлонического и дионисийского начала в культуре
Дионисийское начало
Для различения культур Ницше использовал противоположные символические типы мифологических богов греческого Олимпийского пантеона, выделяя два начала бытия и художественного творчества: «аполлоническое» и «дионисийское». Рассмотрим дионисийкое начало. В греческом пантеоне Дионис был Богом земли, плодородия, покровителем растительности, земледелия, виноделия; богом веселья, радости, буйства. Так же он олицетворял собой избыток, нарушение всякой меры, безмерное, взрывное буйство; символизировал ужас и восторг, нарушение принципа индивидуализма, отрицание различий, тенденцию к единству.
Для того чтобы полнее характеризовать дионисийское начало Ницше предлагает сравнить его с состоянием опьянения. «Либо под влиянием наркотического напитка, о котором говорят в своих гимнах все первобытные люди и народы, либо при могучем, радостно проникающем всю природу приближении весны просыпаются те дионисийские чувствования, в подъёме коих субъективное исчезает до полного самозабвения,» - пишет Ницше. Дионисийское начало характеризуется понятиями «безобразное» и «дисгармоническое». Это связано с тем ужасом, которое испытывает человек перед чем-то непознаваемым, иррациональным.
«Под чарами Диониса не только вновь смыкается союз природы с человеком: сама отчужденная, враждебная или порабощенная природа снова празднует праздник примирения со своим блудным сыном – человеком. Добровольно предлагает земля свои дары, и мирно приближаются хищные звери скал и пустыни. Цветами и венками усыпана колесница Диониса; под ярмом его шествуют пантера и тигр». Ощущение опьянения стремится уничтожить индивидуальность и освободить человека из духовной оболочки, даря мистическое ощущение единства. Под влиянием дионисийских сил миллионы склоняются перед их богом, все люди становятся равны, исчезают границы, установленные обществом, и каждый чувствует себя единым со своим ближним. Человек словно впервые видит мир таким, какой он есть на самом деле. Иллюзорное покрывало сорвано, и все тайны мироздания открываются ему.
Дионисийское начало уходит от внешней красоты и гармонии форм, утоляет жажду прекрасного, непосредственно в первородном источнике жизни, и сливается с жизненным потоком, текущим под их покровом.
Мир Диониса влечет к себе человека, наполняет его дух томлением, раскрывает его внутреннюю красоту, вырывает его из цепей космического сновидения. Дионис влечет человека к раскрытию глубинных истоков жизни. «Художественная мощь целой природы открывается здесь в трепете опьянения,»- отмечает Ницше
Дионисийский человек для Ницше неразрывно связан с природой. Она ищет свое выражение в музыке, танцах и жестах. Таким образом, дионисийское начало рождает сущность искусства.
Аполлоническое начало
Аполлоническое начало представляет собой полную противоположность дионисийскому. Оно появляется в попытках человека познать и объяснить окружающий его мир, защититься от его ужасов посредством иллюзии, сновидения. Именно с состоянием сновидения соотносит аполлоническое Ницше. Под "сновидением" философ, по собственному его пояснению, разумеет, по существу, "внутреннее видение", "прекрасную видимость мира сновидений". Аполлон "царит над иллюзорным блеском красоты во внутреннем мире фантазий", он - "бог всех сил, творящих образами".
По утверждению Ницше наша внутренняя сущность испытывает сон с глубоким наслаждением и радостной необходимостью. Но иллюзия хрупка, сновидение не должно переступать определенной черты, чтобы ее не разрушить. Следить за этим призван бог солнца, искусства и красоты Аполлон. Образ Аполлона – это полное чувство меры, самоограничение, свобода от диких порывов, мудрый покой бога – творца образов.
Ницше отмечает, что аполлоническое помогает выразить в искусстве то, что зарождается в дионисийском: «Аполлоническое начало вырывает нас из всеобщности дионисийского и внушает нам восторженные чувства к индивидам; к ним приковывает оно наше чувство сострадания, ими удовлетворяет оно жаждущее великих и возвышенных форм чувство красоты; оно проводит мимо нас картины жизни и возбуждает нас к вдумчивому восприятию скрытого в них жизненного зерна. Необычайной мощностью образа, понятия, эстетического учения, симпатического порыва – аполлоническое начало вырывает человека из его оргиастического самоуничтожения и обманывает его относительно всеобщности дионисийского процесса мечтой.» Это означает, что Дионис в какой-то момент начинает говорить языком Аполлона. Высшая же цель искусства по Ницше – это заставить Аполлона говорить языком Диониса, чтобы в аполлонических видениях появилась дионисийкая мудрость, чтобы наше сознание смогло достигнуть действия по ту сторону художественного аполлонического воздействия.
Аполлоническое искусство характеризуется понятиям «красоты». Жизненное содержание этого термина выступало в качестве предпосылки живописи, прорицания и поэзии. В отличие от искусства дионисийского, аполлоническое воспринимается логически; оно сознательно и рационально. По мнению Ницше, именно рационализация искусства (в частности, греческой трагедии) и отказ от дионисийского стали причинами его упадка. Современное искусство стремится подражать греческой трагедии, утверждает философ, говоря об опере. Однако, построенное на принципах гармонии и разумности, искусство уже не оказывает прежнего влияния на зрителя. Ницше пишет: «Опера есть порождение теоретического человека, критически настроенного любителя, а не художника; это - один из самых поразительных фактов в истории искусства».
Противоборство и взаимодействие двух начал как двигатель культуры
Два начала противостоят друг другу. Сравним: дионисийское - это трагико-героическое, безмерное буйство, иррациональное, беспокойное, неудовлетворенное, единое. А аполлоническое – это иллюзорно-оптимистическое, мера и упорядоченность, рациональное, спокойное, индивидуальное
Но эта противоположность позволяет культуре развиваться - поступательное движение культуры обуславливается двойственностью начал так же, как рождение зависит от двойственности полов. Аполлоническое начало противостоит дионисийскому подобно тому, как искусственное противостоит естественному, жизни, осуждая все чрезмерное, непропорциональное. Ницше полагает, что после многочисленных этапов противоборства эти два начала слились в древнегреческой трагедии, ибо и то и другое оказались одинаково необходимы греку: этическое начало Аполлона стало как бы своеобразной защитой от ужасов бытия, как его дополнение и ограничение; в то же время силы Диониса олицетворяли преклонение перед неисчерпаемой во всей ее чрезмерностью мощью самой жизни.
