ВОЕННО‑ПОЛЕВОЙ РОМАН

 

Когти Орла

 

За ночь ветер сбил остатки листвы с берез, только малинник еще горел темно‑красной листвой. Вокруг блестящих от мороси стволов вился утренний туман.

Траву побил утренник, редкие зеленые проплешины выделялись на желтом ковре лужайки.

Максимов сошел с крыльца и внимательно осмотрел участок.

«Бесполезно, – сказал он сам себе. – Даже если, не мудрствуя лукаво, попрут прямо от ворот, в одиночку их не удержать».

Он свернул за угол. Вдоль забора тянулись густые заросли крапивы, спутанные ветром в тугие снопы. Кусты шиповника вдоль забора топорщили темные ветви.

«Так, с флангов подобраться будет проблематично. – Он зашел за дом. – А тут сам бог велел».

Сосновый бор примыкал прямо к их участку. Забор из двойного ряда колючей проволоки надежным препятствием считать было нельзя.

Максимов натянул тонкую леску, один конец привязал к последнему столбу забора. Прошел вдоль колючей проволоки к противоположному углу участка, воткнул в землю принесенный с собой колышек. Скотчем прикрепил к нему запал от гранаты, развел усики на предохранителе, продел леску в кольцо и завязал узлом.

«Растяжка» предназначалась для тех, кто попытается незаметно проникнуть на участок. Остановить не остановит, для этого надо было привязать гранату, но сигнал подаст. Можно будет сменить позицию, перенеся огонь в тыл.

Максимов присел на корточки, уперевшись спиной в темные трухлявые доски сарайчика. Достал из кармана сигарету, прикурил, закрыв зажигалку ладонью от резкого ветра.

«Гости будут непременно, в этом я не сомневаюсь. Все сроки вышли, давно пора нас гасить. Не Самвел, так те, кто подсылал сюда девочку с фотографом. И морпех со своей бригадой их не остановит. Если Гаврилов не дурак, а он далеко не дурак, то откупится, на время налета сняв охрану дачи. Ему, кстати, давно пора уносить ноги. Так, хватит мерзнуть, не фиг себя обманывать, в одиночку дачу не удержать». – Он последний раз затянулся и бросил окурок в траву.

В сарайчике послышалось сопение и какая‑то непонятная возня. Максимов вскочил, выхватил из‑под куртки пистолет. Бесшумно обогнул угол сарайчика.

Дверь, едва держащаяся на петлях, была приоткрыта.

Максимов медленно выдохнул, палец сам собой скользнул вниз, сняв предохранитель. Рванул дверь и резко присел, вскинув руку, держащую пистолет.

В полумраке, прошитом острыми лучиками света, врывающегося сквозь щели в стенах, едва разглядел груду хлама и султанчики сухой земли, ритмично вылетающие из‑за ржавой бочки с продавленным боком.

– Не понял. – Максимов опустил руку. – Конвой, это ты?

Из‑за бочки высунулась перемазанная землей морда. Пес рыкнул, но, узнав Максимова, радостно Заскулил, хвост забарабанил по железному боку бочки.

– Ты что тут окапываешься, а? – Максимов вошел в сарайчик, заглянул за бочку. – Ни фига себе! Подкоп был глубокий. Пес сам продемонстрировал это, нырнув в яму, скрылся в ней до хвоста, потом вылез, еще больше перемазанный землей.

Максимов на секунду задумался, вспомнил, что Стас закрывал Конвоя в сарае за то, что тот чуть не разорвал на куски Самвела. Очевидно, пес, наученный горьким опытом, решил заблаговременно оборудовать тюрьму подкопом.

– Ах ты умница! – Максимов потрепал пса по холке. – Только дурак входит туда, выхода откуда не знает.

Он вышел из сарайчика. Посмотрел на тыльную стену дачи. На эту часть участка выходило только одно окно – Ингино.

«Второй этаж, спрыгнуть труда не представляет. Рывком к сарайчику, переждать в подкопе, пока будут штурмовать дом, – и в лес. Галопом к железной дороге, прыгать на первый же товарняк. – Он еще раз осмотрел участок, вычисляя вероятные сектора обстрела. – Похоже, вариант! Если дадут шанс, я им воспользуюсь».

Максимов пошел вокруг дома, Конвой увязался следом, оставляя на побитой, инеем траве отпечатки перемазанных землей лап.

– Конвой, сторожи! – Максимов, повозившись с замком, открыл дверь в тир.Сиди здесь. – Он оттолкнул морду пса, попытавшегося сунуть нос внутрь.

Стас, само собой, не успел сдать по описи свое хозяйство, слишком быстро приговорили и привели приговор в исполнение. Максимов в тот же день обшарил весь тир и сейчас не стал тратить время зря. Распахнул стальные дверцы шкафа. В ряд стояли три помповых ружья, карабин «Тайга» и обычная тульская двустволка.

Выше на полке лежали семь пистолетов.

Максимов просунул палец в дырку от сучка на боковой доске, нажал на невидимую кнопку. Полка с ружьями отошла вперед, скрипнув несмазанными петлями.

В нише за шкафом лежали более солидные средства: два автомата «Кедр», «Стечкин» с глушителем и АКМС‑У, за укороченный ствол и бестолковость прозванный армейскими юмористами «мухобойкой».

Максимов взял «Кедр» и пару снаряженных магазинов и вернул полку на место.

 

* * *

 

На даче еще спали, только внизу, в полуподвале журчала вода.

«По Инге можно часы проверять». – Максимов посмотрел на часы. Половина восьмого. Дверь на кухню была открыта. На плите медленно закипал чайник.

Положил автомат в кротовское кресло, прикрыл сверху курткой. Встал на пороге кухни, прислушался, внизу в сауне загудел нагреватель.

Максимов закусил губу, постоял, в нерешительности, потом выключил конфорку под зазвеневшим крышкой чайником. Стянул через голову свитер.

«Все еще дрыхнут, конспирации мы не нарушим. Да и до приезда Гаврилова нас вряд ли штурмовать начнут», – подумал он и стал спускаться в полуподвал.

Инга вздрогнула от испуга, когда он открыл дверь в сауну. Потом в ее глазах вспыхнул огонек, губы тронула улыбка победительницы.

– Учти, Максим, оставишь народ без завтрака, – сказала она, протягивая навстречу ему руки.

 

Крылья Орла

 

Запомни, Олаф, только сила, дарующая жизнь, может дать бессмертие. Когда твои силы на исходе, когда раны не дают спать, единственное, что вернет тебя к жизни, – любовь женщины. Сумей разбудить дремлющие в каждой могучие первородные силы, и они омоют тебя животворным бальзамом. Разбудить силу женщины – великое искусство. Но совладать с ней, направив ее себе во благо, – истинная магия.

Научись отдавать ровно столько, сколько надо отдать, и брать столько, сколько тебе требуется. Разбуженная сила женщины подобна солнечному свету: она согревает и врачует, но может испепелить. Бессмертие лежит посредине. Не удержишься на тонкой, как волос, грани, погибнешь сразу или навеки станешь рабом.

 

* * *

 

...Сначала она следила за ним сквозь опущенные веки. Потом взгляд замутился, веки плотно, безжизненно легли на глаза, губы раскрылись. Пальцы, сжимавшие его поясницу, ослабли, безвольно скользнули вниз, чиркнув по высушенной жаром коже острыми ноготками.

 

* * *

 

...А он вел ее все дальше и дальше. Выше и выше. Поднимал на самую вершину, останавливался, давая захлебнуться высотой, и сталкивал в бездну. Но тут же подхватывал и вел еще выше. К новой вершине. И так сотни раз, пока она не поняла, что нет вершин, есть только безбрежное небо. Бездонное, как бездна, и пьянящее, как высота.

Он уже видел, как в ней ожило и забурлило красно‑золотое свечение. Оно тугими горячими волнами билось в его бедра. Он ждал, когда исчезнут красные тона и волны станут цвета морской воды за мгновение до рассвета, и лишь тогда позволил горячей волне устремиться внутрь себя. Золотистый, прозрачный свет хлынул в поясницу. Он, выгнув спину, помогал свету подняться по позвоночнику вверх, к дрожащим от напряжения плечам. Вскрикнул, когда свет взорвался тысячей золотых искр в голове. Свечение схлынуло вниз, превратившись в нежно‑розовое, в нем вскипали и тут же гасли красные водоворотики. Острая боль буравчиками колола тело, выдавливая все, что накопилось в нем за долгие, изнуряющие дни и ночи. Он со стоном упал на ее горячее тело, прижался губами к выемке под острой ключицей. Золотисто‑розовое свечение, переливаясь перламутровыми волнами, затопило все вокруг. На бесконечное мгновение мир исчез, остались лишь гулкие удары двух сердец...

 

* * *

 

Инга пришла в себя первой. Села, встряхнула головой, рассыпав по плечам влажные волосы.

– Максим, ты жив? – Голос ее стал глубоким.

– Больной скорее жив, чем мертв, – прошептал Максимов, не открывая глаз.

– И я. – Инга провела ладонью по его груди. – Сердце вот‑вот выпрыгнет.Она вздохнула и опять тряхнула головой, словно пытаясь прогнать наваждение.Зверь ты, Максимушка. Я о таком только читала.

– Знания, полученные вне чувственного опыта, для женщины – смертельный яд, – пробормотал Максимов.

– Ладно, чревовещатель, не добивай несчастную. – Она встала, подхватила с пола полотенце. – Моя бы воля, я бы этих охламонов не только без завтрака, но и без обеда оставила бы.

Он повернул голову и посмотрел на стоящую у дверей Ингу. Полотенце осталось в руке, свободная, раскованная поза женщины, уверенной в красоте своего тела. На плечах еще алели следы его пальцев.

– Инга, спроси то, что хотела спросить.

Она облизнула прикушенную губу и улыбнулась.

– Максимушка, а можно так всегда?

– Можно.

Искорки в ее глазах неожиданно погасли.

– Наверно, только в твоем городе в маленькой зеленой долине, – вздохнула она. – Только там любовь не причиняет боли.

Сейчас она напомнила ему прирученную тигрицу. Остались грациозная сила и завораживающая опасность, скрытые в каждом изгибе тела. Но глаза уже не высматривали жертву, а щурились от разливавшегося по телу умиротворения.

– Не знаю, Инга. Я там еще не был.

Дверь захлопнулась. Холодная волна донесла до него полынный запах ее волос и неповторимый аромат здорового женского тела.

Максимов сел на полке, встряхнул плечами. Усталость и боль исчезли без следа. Он знал, что теперь ссадины и синяки пройдут сами собой за день. Он прижался затылком к горячим доскам стены. Тепло приятно жгло кожу. Сердце мерно стучало в груди, тугими волнами толкая по венам кровь.

Он заставил себя вспомнить, кто он, кто Инга и как они оказались рядом в этой точке пространства и времени.

«Врага можно и должно любить, иначе победить невозможно. Но никогда не забывай, что он – враг», – вспомнил он старое правило и тяжело вздохнул.

Магия кончилась. Жизнь продолжалась.

 

 

Глава сорок вторая

КАПКАН

 

Цель оправдывает средства

 

Гаврилов, брезгливо поморщившись, смахнул промасленную ветошь с табурета.

Садиться не стал, сиденье блестело от пролитого масла. Он огляделся по сторонам. В боксе автосервиса кроме этого колченого табурета и пары автомобильных кресел сесть было не на что. Он протер ладонью полированный бок «Ауди» и присел на край капота, пристроив ногу на бампере.

Хотелось курить, он помял в руках пачку и сунул в карман, запах дыма, смешавшись с маслянистым духом, пропитавшим воздух бокса, особого удовольствия не сулил.

В яме под машиной послышался тихий свист, потом что‑то зашуршало по днищу.

– Что там у тебя? – спросил Гаврилов, постучав каблуком по бамперу.

Из ямы вылез человек в синем комбинезоне, поднял с пола ветошь, стал тщательно протирать перепачканные руки.

Гаврилов обратил внимание, что пальцы у него были не как у нормального автослесаря – крючковатые, битые‑перебитые, а тонкие и нервные, как у пианиста.

Этот человек был его лучшим специалистом по подслушивающим устройствам. В автосервисе, работающем под «крышей» Гаврилова, он появлялся раз в неделю, когда оперативные машины агентства проходили профилактический осмотр «на вшивость», как шутили опера.

– В салоне все чисто. – Человек прищурился на солнечный зайчик, играющий на боку машины. – С днищем проблемы.

– Что?

– Радиомаяк. Вмонтирован качественно, сразу не найдешь. Спецы работали, Никита Вячеславович, – он вздохнул, словно найденный «жучок» был его самой главной личной неприятностью в этой жизни.

– Твою маму! – Гаврилов зло сплюнул сквозь зубы. – Заблокировать сигнал можно?

– Исключено. – «Слесарь» бросил на табурет ветошь. – Приборчик очень редкий. Я про такой только читал. У нас же все больше гонконговское дерьмо лепят. А этот – высший класс. Делает маленькая фирма в Израиле. При попытке заблокировать сигнал сам перестраивает рабочую частоту и заодно дает кодовый сигнал о том, что он обнаружен.

– И на сколько пашет это чудо еврейской мысли?

– При ручном слежении – до пяти километров с точностью плюс‑минус метр. А в дежурном режиме... – «Слесарь» опять вздохнул. – Связь идет через спутник.

Точность обнаружения объекта до ста метров. Судите сами.

Гаврилов не выдержал и закурил.

– Название фирмы можешь вспомнить? – Он прищурил один глаз, спасаясь от едкого дыма.

– Фирмы нет, а прибор называется... – «Слесарь» на секунду задумался. – Во!

«Белил‑69».

– "Белиал", – поправил его Гаврилов, нехорошо усмехнувшись.

Партия приборов с именем древнееврейского духа вероломства была закуплена агентством через цепочку посредников и передана Подседерцеву.

"Сволочь, под «колпак» посадил! Хотя почему сволочь? Умный человек, страхуется, как умеет. Пусть спит спокойно, я работаю в рамках операции.

Единственная вольность – пропаду в неизвестном направлении в самый неожиданный момент".

– Давно стоит, как считаешь? – спросил он «слесаря».

– Не больше трех дней. Могу сковырнуть, Никита Вячеславович. Но этот «жук» даст сигнал, а потом спалит микросхему.

– А вот этого делать не надо. Имущество казенное, денег стоит. – Гаврилов сплюнул сигарету на бетонный пол, расплющил каблуком. – Открывай ворота, мне ехать пора.

 

Неприкасаемые

 

Обедать решили в гостиной, на веранде было уже слишком холодно.

Журавлев едва притронулся к супу, нехотя поковырял вилкой жаркое, "налил себе большую кружку чая, посопев, достал из кармана упаковку таблеток, выдавил две на ладонь, отправил в рот, поморщившись, проглотил.

Гаврилов, с аппетитом жующий горячее мясо, на секунду оторвался от еды, посмотрел на Журавлева и покачал головой:

– Совсем вы у меня дошли.

– Без сочувствия обойдусь, – проворчал Журавлев, облизнул белый налет на губах и сделал два больших глотка из кружки. – Итоги подводить будем?

– А разве Максим вам еще ничего не рассказал? – деланно удивился Гаврилов.

– Поздравил с успехом, – поморщился Журавлев. – Остальное, сказал, доведете вы.

– И правильно сделал. – Гаврилов промокнул губы салфеткой и отодвинул тарелку. – Кстати, где Костик?

– Отсыпается. Двое суток компьютеры насиловал, – сказал Максимов.

– М‑да. – Гаврилов развалился в кресле, задумчиво забарабанил пальцами по столу.

– Так какие результаты? – не выдержал Журавлев.

– Можно было бы откупорить шампанское, – усмехнулся Гаврилов. – Если бы не боязнь сглазить. Благодаря этому молодому человеку, – Гаврилов кивнул на Максимова, – вчера успешно обчищен депозитарий. Костик, как я догадываюсь, уже готов пройтись по счетам банка. По идее, операция окончена. Но благодаря Максиму мы имеем шанс продолжить наше плодотворное сотрудничество. Вы же настаивали на перспективе, Кирилл Алексеевич, так? Вот мы ее и получили.

– Подробнее, пожалуйста. – Журавлев достал из портсигара сигарету, прикурил, выпустил в потолок облако дыма.

Гаврилов налил себе кофе, сделал глоток и лишь после этого продолжил:

– Сначала свежие новости. По косвенным признакам, мы добились своего. К нашему «Казачку» уже приходили рассерженные дяди. Вроде бы, пока ему удалось доказать свою полную непричастность. А председателю МИКБ сегодня вынесли первое китайское предупреждение – кто‑то жахнул из дробовика по его «мерседесу».

Обошлось без жертв. Пока.

– Гога? – спросил Кротов, чуть подавшись вперед.

– Не все сразу, Савелий Игнатович. Дойдет и до него очередь. – Он со значением посмотрел на Журавлева. – Как говорили в застойные годы, есть мнение двигать господина Кротова на самый верх. Так, будто Гоги уже нет.

– Иными словами, переходим ко второму этапу. – В голосе Журавлева сквозило неприкрытое торжество.

– Можно сказать и так, – кивнул Гаврилов. – Для начала я усилю охрану дачи.

Береженого бог бережет. Вечером привезу серьезных ребят, в обиду они вас не дадут. Во‑вторых, Максиму сегодня предстоит торжественный выход в свет. Женушка нашего «Казачка» решила потрясти задницей на одном рауте. На «Казачка» сейчас пол‑Москвы зуб точит. Такое прикрытие нам терять рановато. Вот Максимов и последит за ним. Соответствующий случаю костюмчик я привез. Инга сейчас его почистит‑погладит, и вперед. – Он говорил быстро, словно боялся, что его остановят, переводя испытующий взгляд с угрюмо пыхающего сигаретой Журавлева на Кротова, катающего хлебный шарик по скатерти.

– Не проще усилить охрану «Казачка»? – яасто‑рожился Журавлев.

– Чтобы доказать, что шапка горит на воре? – усмехнулся Гаврилов. – Нет, Кирилл Алексеевич, лишних телодвижений я сейчас делать не хочу и не буду. Ибо жить хочется. Мое агентство официального договора на охрану фирмы «Казачка» не имеет, так какого рожна мне там маячить? А Максим числится его сотрудником.

Ничего странного не будет, если он нарисуется на этом приеме.

– Для охраны одного Максима мало, – решил гнуть свое Журавлев.

– Да никто этого сосунка мочить там не будет! – Гаврилов нервно забарабанил пальцами. – Максим просто присмотрит за ним. Если и возникнет ситуация, то разборки будут где‑нибудь в другом месте. Вот тогда Максим и свистнет моим орлам по рации. Все ясно? Короче, Максим уже включен в список приглашенных, и обсуждать тут нечего.

– Это мелочовка, – выдавил Журавлев. – Что конкретно решили делать дальше?

Максимов слушал их перебранку так, словно речь шла не о нем. Аргументы Гаврилова были шиты белыми нитками, это было ясно. Почему он не сказал просто:

Максим мне нужен в городе. Вряд ли Журавлев стал бы возражать.

«Играем в „я знаю, что ты знаешь, что я знаю“. Как дети, ей‑богу! – Максимов подлил себе кофе и откинулся на стуле. – А все потому, что ходов в этой партии осталось мало, стало быть, все легко просчитываются. Вот и не знают, как соврать половчее».

Гаврилов закурил, покрутил в пальцах золотой цилиндрик зажигалки.

– Суть проста. По моим данным, к Гоге приехали хозяева пропавшего товара.

Грядет серьезная разборка. За три фуры товара боливийцы удавят кого угодно.

Если сейчас Кротов заявит, что наркотики он конфисковал в счет долгов Гоги, но готов вернуть, то Гоге конец. Ашкенази поручим срочно организовать встречу с боливийцами, вы. Кротов, их быстренько охмуряете, заключаете соглашение о партнерстве – и дело в шляпе. Вы, Савелий Игнатович, возвращаете себе корону, а Гога отправляется прямиком на Ваганьковское. – Гаврилов рукой разогнал дым. – Все гениальное просто!

Кротов расплющил хлебный шарик и поднял глаза на Гаврилова.

– Разве не знаете, что в таком случае полагается заплатить неустойку?спросил он. – Из‑за временной пропажи груза боливийцы понесли определенные потери. Мне придется их покрыть, иначе разговор не получится.

– Вот и заплатите из денег за векселя, какая проблема! Не для личных же нужд мы их сперли? – натянуто хохотнул Гаврилов. Кротов кисло улыбнулся.

– Именно этого я и ждал.

– Не понял иронии, Кротов? – сыграл удивление Гаврилов. – Вы хотите добить Гогу?

– Да, хочу!

– Тогда звоните Ашкенази. – Гаврилов выложил на стол радиотелефон.

Кротов крутил перстень на пальце и молчал. В гостиной повисла гнетущая тишина.

Максимов одним глотком допил кофе, встал, громко отодвинув стул.

– Пойду собираться, – сказал он.

Смотреть, как Кротов подписывает себе приговор, не хотел. Был уверен, что Кротов сейчас возьмет трубку, ничего другого ему не оставалось. Гаврилов, возможно, и не ведал, что предложил, но Кротов должен был отлично понимать.

Направить деньги из Стокгольма в счет неустойки за похищенный груз наркотиков означало сохранить цепь, по которой «капитал влияния» проникал в страну. Даже если Гога Осташвили будет отстранен, Кротов, заняв его место в криминальной империи, будет вынужден продолжать ту же линию. Потому что ничто так не вяжет, насмерть и навсегда, как первый шаг. И шаг этот Кротов сделает под недвусмысленным нажимом Гаврилова, если не найдет в себе силы выйти из игры. А за работу под нажимом, как предупреждал Администратор, полагалась смерть.

Максимов медленно поднимался по лестнице на второй этаж, трое оставшихся внизу не спускали с него глаз. Это он отлично чувствовал. Как прекрасно чувствовал и состояние всех троих.

Гаврилов затаился, скрывая гложущий изнутри страх за маской наглой самоуверенности. Отчаянно боялся, что не хватит сил доиграть роль. В этой внутренней зажатости была взрывная готовность пуститься наутек при первой же возможности.

Кротов сжался, как лис, услышавший клацанье капкана. Еще не пришла боль в перебитой ноге, еще не вспыхнула отчаянная решимость грызть лапу. Пока были только страх и беспомощность. И еще дикая усталость загнанного зверя.

Журавлев злился на себя. Слишком трудно рождались мысли и текли медленно, как склизкие пиявки в теплой воде. Голову заполнила какая‑то вязкая муть. Он еще не связал свое состояние с уколами, которые делала ему Инга. А морфий уже начал подтачивать мозг. Больше всего Журавлев, чувствовал Максимов, хочет сейчас выйти на свежий воздух, от напряжения его вдруг стало клонить в сон, и это раздражало еще больше.

Можно было все переиграть, смешав розданные карты. Можно было вызвать гипертонический криз у Журавлева, неожиданную истерику у Инги, заставить Кротова разбить радиотелефон. Можно... Но Максимов запретил себе даже думать об этом. Есть предел магии, она не может изменить предопределенность событий. А все шло к тому, что Кротов возьмет трубку, и вслед за этим события рванутся в заранее подготовленное русло.

– Максим, заодно разбуди нашего Кулибина. Пусть идет сюда, разговор есть, догнал его голос Гаврилова.

 

 

Глава сорок третья

ЛИЧНОЕ ОРУЖИЕ

 

Когти Орла

 

Костик был талантлив. И как у всякого самородка, появившегося на свет под хмурым российским небом, у него было собственное понятие о порядке. Как обустраивают рабочее место иностранные таланты, Максимов примерно знал. То, что устроил в своей комнате Костик, служило наглядной иллюстраций народной мудрости: «Что русскому благо, то немцу – смерть». Казалось, что по комнате проскакала конница Мамая, прошел ураган, а в довершение НКВД провел обыск.

Инга, не сразу догадавшись, с кем имеет дело, спустя два дня после приезда Костика на дачу убрала его комнату. Костик стонал неделю, заявляя, что Инга парализовала работу, нарушив раз и навсегда заведенный порядок. С тех пор Костика лишний раз старались не беспокоить и в комнату не входить; если он требовался Журавлеву, тот вызывал его в кабинет.

Максимов замер на пороге и тихо присвистнул. Сегодня Костик превзошел сам себя. По всему полу лежали рассыпавшиеся пачки бумаг. Диван был завален книгами, в основном компьютерными изданиями в ярких обложках. На длинном, во всю стену столе, как вершины Гималаев из туч, торчали три блока компьютеров.

Тучами в данном случае служили груды всякого хлама, от комков бумаги и коробок из‑под дискет до печатных плат с золотыми прожилками проводков. На светящихся синим цветом мониторах приткнулись стопки тетрадей, увенчанные огрызками яблок и чашкой с недопитым чаем. В комнате остро пахло перегоревшим припоем – паяльник, чадя раскаленным жалом, остывал на подоконнике. Из тихо жужжащего принтера один за другим выползали листы распечатки и падали в коробку, пристроенную на табуретке.

Костик сидел на стуле в позе лотоса, закрыв глаза, и мерно покачивался в такт мелодии, капающей в уши через черные бубочки наушников.

– Эй, уникум, тебя начальство вызывает! – окликнул Костика Максимов, соображая, куда же поставить ногу, чтобы не спутать бумаги, валявшиеся на полу.

Судя по апофеозу беспорядка и бледному лицу Костика, работа, кипевшая в комнате последние двое суток, подошла к концу.

– А? – Костик открыл один глаз.

– Бананы из ушей вытащи, отрок! – Максимову удалось добраться до края стола и сесть на его угол. Почувствовав, что сзади подозрительно мягко, он сунул руку под журнал и, чертыхнувшись, бросил на диван черную майку.

– О, а я ее искал, – прокомментировал Костик, снова закрывая глаза.

– Вставай, говорю! – Максимов протянул руку к плечу Костика, но тот, не открывая глаз, плавно вскинул ладонь. Пальцы Максимова наткнулись на нее, и он невольно отдернул руку, такой горячей была ладонь Костика. Максимов про себя отметил, что голую до плеча руку покрывают мелкие бисеринки пота. «Не дурак, парнишка. Действительно, паразит, медитирует». – Он знал, что внутренний жар, который Костик вызвал в своем теле, сейчас выгоняет усталость не хуже сауны. С такими способностями нужно родиться или долго обучаться у опытных наставников.

– Не мешай, из астрала надо выходить медленно, – прошептал Костик. – Иначе можно заболеть и очень быстро умереть.

– Тебе Гаврилов сейчас так по заднице врежет, что навсегда улетишь в свой астрал. – Максимов вытащил из коробки пачку распечатанных страниц. Быстро, по диагонали, стал просматривать одну за другой. В коробке лежали три яблока, Максимов взял одно, надкусил и пробормотал с набитым ртом:

– Работу закончил?

– Ага. – Костик принялся растирать лицо. – Сейчас распечатаю до конца, и можно сдавать отчет Гавриле.

Максимов соврал Кротову, когда сказал, что разбирается только в той технике, которая стреляет и взрывается. Крупным специалистом по компьютерам себя не считал, но азам компьютерного шпионажа был обучен. То, что сотворил Костик, должно было войти в анналы истории современной информационной войны. В системе МИКБ не осталось ни единого уголка, в котором бы не пошарил Костик.

Более того, используя коды доступа в систему Центробанка и международную систему банковской связи, сданные им Яровым, Костик взял под контроль все корреспондентские связи банка с российскими и зарубежными партнерами.

– Не боишься, что поймают? – Максимов поджал ноги, когда Костик потянулся к коробке за яблоком.

– Не‑а. У них менеджер сети такой дуб, что и через год ничего не отловит.

– Костик весело захрумкал яблоком. – Я программку написал, закачаешься! Засунул ее в компьютер председателя банка. Мужик ни бельмеса не сечет, но машину включает регулярно, как свет в кабинете. Из нее программа скачивает всю информацию из сети. А вечером я звоню ему на модем и перекачиваю все сюда.

Просто, как все гениальное. – Костик хитро подмигнул.

– На комплимент нарываешься? – усмехнулся Максимов.

– Естественно. – Костик почесал нос, скосив глаза на пачку листов в руках Максимова. – Там сплошная ерунда. А вчера я такое им запулил, что век меня помнить будут. – Он дождался, когда Максимов изобразит на лице максимум внимания, только потом продолжил, предварительно откусив половину яблока:

– Короче, засунул коротенькую программку, жить которая в их сети будет столько, сколько мне будет надо. По моей команде она уведет нужное количество денег с их счетов, при этом подделает электронные подписи клиентов, автоматически передаст пароль‑подтверждение на движение денег по счетам и породит всю необходимую документацию. А потом уничтожит свои следы и восстановит прежнее состояние.Костик доел огрызок до черенка, выплюнул косточки на ладонь. – Поясню для бестолковых: несколько минут банк работает на меня, а потом продолжает работать в прежнем режиме, но уже без денег. Меньше часа надо на то, чтобы прогнать деньги по счетам в разных банках мира – и ку‑ку! Лет десять их искать будут, но не найдут.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – Максимов с намеком посмотрел на раскрасневшегося от возбуждения Костика.

– Ну, меня‑то не тронут. Такие всем нужны, без работы не оставят. Думаешь, много программистов могут создать «виртуальный банк», который живет в системе несколько минут, а потом исчезает неизвестно куда? То‑то! – Костик стал разжевывать яблочные косточки. – А Гавриле придется покрутиться, как ужу на сковородке. Заказчик же он – ему и отвечать.

– Понятно. Если нельзя вовремя смыться, то надо перевести стрелки на первого же идиота, оказавшегося поблизости. – Максимов прошел к окну, по дороге наступив на стопку книг.

За окном было без перемен; тот же мелкий дождь, пополам со снежным крошевом, черные ветки берез, блестящие от наледи, и ветер, гоняющий последние листья. На соседней даче, на которую выходили окна комнаты, отчаянно хлопала открывшаяся ставня.

Надо было решаться. Гаврилов неспроста убирает его с дачи, это было ясно.

Как бы ни сложились обстоятельства там, куда придется поехать сегодня вечером, Максимов за себя не беспокоился. Предчувствие подсказывало, что шанс спастись есть. Но оно же говорило, что до рассвета на даче будут ликвидированы все.

Костик, завершив работу, волей‑неволей приговорил всех. Даже если у операции и есть хоть какие‑то перспективы, на живущих на даче они не распространяются.

Лишние свидетели никому не нужны, ни Гаврилову, ни тому, кто заказал эту операцию.

– Слушай, кукушонок. – Максимов не стал оборачиваться, так было легче настроиться на возившегося в шкафу Костика. – Загадку на сообразительность хочешь?

– Всегда пожалуйста, – с готовностью отозвался Костик.

– Перед тремя испытуемыми, предварительно накормив их солью, поставили по стакану с водой и предупредили, что вода может быть отравленной. Один терпел так долго, что потерял сознание от жажды. Второй, дотерпев до предела сил, стал сначала смачивать губы, дожидаясь реакции, потом стал пить мелкими глотками.

Так и выдержал в камере, где стояло адское пекло. Третий спокойно выпил воду и был сразу же выпущен из камеры. Кто из них был прав?

– Никто, – тут же ответил Костик. Максимов провел пальцем по холодному стеклу, рисуя какой‑то угловатый значок.

– Почему? – спросил он, размазывая нарисованное.

– Потому что никто из них не знал, был ли яд в стакане. А если и был, то какой у него срок действия. – Костик захлопнул дверь шкафа. – Задачка на сообразительность для дебильных детей.

Максимов повернулся и внимательно посмотрел на Костю, сосредоточенно застегивающего пуговицы на свежей рубашке. Такие задачи решают готовящиеся к посвящению в первые степени Ордена. Учителя сразу выбраковывают тех, кто не умеет находить суть за ворохом бросовых фактов, и тех, кого привычка мудрствовать лишила быстроты и легкости мышления. Половина проблем не существует реально, а порождена нашим неумением видеть и концентрироваться, считали Учителя Ордена.

– Кукушонок, а филиал ты нашел? – с затаенной надеждой на отрицательный ответ спросил Максимов.

– Что мог, сделал. – Костик попытался заправить рубашку в джинсы, потом махнул рукой. – Они, естественно, не в Грозном. Номер телефона липовый. Принцип тот же, что и у телефонов для сексуально озабоченных. В объявлении указан код и телефон где‑нибудь в Гвиане, а трубку девица снимает в Москве. Ты слушаешь треп, а деньги идут, как за международный звонок.

– Хочешь сказать, что дали денег и подключились через междугороднюю АТС?

– Ага. – Костик клавиатурой, как совком, сгреб мусор на угол стола, на освободившемся месте стал сбивать стопку распечатанных листов. – Я засек время прохождения сигнала звонков, действительно приходящих из Грозного, и сопоставил с сигналом филиала. Даю голову на отсечение, что они сидят в Москве.

«Так оно и будет, пацан, – невольно мелькнуло в голове Максимова. – Голову тебе оторвут и не посмотрят, что ей цены нет».

– Тогда я, человек вредный и настырный, удумал следующее. – Костя ткнул в клавиши. На один из мониторов выбросило цветную картинку. Присмотревшись, Максимов узнал карту Москвы. – Все приборы фонят, это ясно. Фонят они строго индивидуально. Вот я и не поленился, и записал фон работы всех АТС в городе.

Потом вычленил фон работы распределительных узлов. Теперь по характеристикам линии, откуда идет звонок, можно точно вычислить место. Немного доработать программу, совместить с компьютерной картой Москвы, и поиск можно вести в режиме реального времени, только бы хватило быстродействия машины.

– Она автоматически отзванивает на соседние распределительные узлы, пока точно не укажет, через какой идет звонок, – закончил за него Максимов.

– Как догадался? – удивился Костик.

– Природа страхуется, и умная мысль никогда не приходит только в одну голову. Ты забыл сказать, что следом нужно высылать оперов, которые вычислят офис в нужном квадрате.

– Это уже не ко мне. Пусть Гаврилов или Журавлев работают. Я‑то тут при чем? – Костик пожал острыми плечами. – Но филиал надо найти обязательно. Основной поток денег, снятых со счетов МИКБ, надо уводить через филиал. Так будет надежнее. Надеюсь, дураков отправиться в Грозный с ревизией в банке не найдется, троих оттуда уже в гробах доставили. Но на то время, пока я буду чистить банк, эту липовую контору надо заблокировать. Вот так.

Он хотел повернуться, но Максимов цепко ухватил его за рукав.

– Кукушонок, ты нашел филиал?

– Почти. Квадрат известен, дело за операми.

Максимов посмотрел Косте в глаза. Потрепал по торчащим во все стороны вихрам, заставил наклонить голову.

– Ты просил у меня пистолет в награду, помнишь? – прошептал он в усыпанное веснушками ухо.

– А дашь? – Глаза Кости вспыхнули от восторга.

– Дам, но еще круче. – Максимов еще больше понизил голос. – Я сейчас уеду.

Незаметно войдешь в мою комнату. Под кроватью надо будет отогнуть ковер, найдешь автомат. Снаряжен и готов к бою. – Он приложил палец к губам Костика. – Тихо, не ори! Дарю на двух условиях. Первое, сейчас идешь вниз и лепишь Гавриле, что хочешь. Но о том, что нашел филиал, – ни слова. В крайнем случае обещай вычислить на следующей неделе.

– А зачем...

– Не перебивай! Второе условие. До моего возвращения держишь автомат у себя в комнате. В таком бардаке его никто не найдет. Дурью не страдай, из окна стреляй только при особой необходимости.

– А зачем из окна?

Костик посмотрел на него с такой детской наивностью во взгляде, что Максимов невольно разозлился.

Хотелось сказать что‑нибудь заковыристое из репертуара начразведки, но сдержался.

Дверь бесшумно распахнулась, Максимов едва успел отстранить от себя Костю.

Инга обвела взглядом комнату и вздохнула.

– А я тебя ищу, Максим. Костюм готов. – Она укоризненно посмотрела на Костика. – А тебе, уникум, Гаврилов сейчас голову оторвет. Сколько можно тебя ждать, а?

– Попробовал бы его сначала добудиться, а потом уж выступал. – Максимов хлопнул Костю между острыми лопатками, подталкивая к дверям. – Н что орать, парень вторые сутки не спит.

Костик оглянулся через плечо и благодарно улыбнулся Максимову.

А тот отметил, как легко и точно ставит Костик ноги между наваленными на полу пачками бумаг. Так кошка, пробираясь по столу, грациозно скользит между посудой, ничего не задев и не опрокинув.

«Риск был, но, думаю, я угадал, – подумал Максимов. – Даже если и ошибся, кто меня осудит? Через несколько часов все будет кончено, я уверен. Так почему же я не мог дать парню шанс если не спастись, то хотя бы с честью уйти из жизни? Стрелять я его, худо‑бедно, научил. Остальное – его дело. Как жить и как умирать – каждый решает сам».

 

* * *

 

Вещи лежали на тахте: светло‑зеленый пиджак, темные брюки, белоснежная рубашка.

Максимов, стянув на ходу свитер, подошел к окну. Морпех Василий в лоснящейся от дождя куртке прохаживался вокруг «Ауди» Гаврилова. Конвой, лениво перебирая лапами, трусил следом. Других признаков жизни не наблюдалось. Поселок покорно мерз под непрекращающимся дождем. В редких окошках теплились огоньки, немногие упорные дачники решили ждать первого снега. На краю поселка, где стояли остовы недостроенных особняков, время от времени вспыхивали звездочки электросварки: деньги не знают плохой погоды.

Он подышал на стекло, на запотевшем пятне нарисовал острый крючок.

 

«Руна „Лагас“. Знак Воды, – прошептал он. Закрыл глаза и представил бурный поток, перекатывающийся через гладкие валуны. – Сейчас события начнут бурлить, как вода, прорвавшая плотину. Нельзя противиться потоку. Доверься ему, и его скорость и сила станет твоей. Только не дай затянуть тебя в пучину. Держись на поверхности».

 

Сзади скрипнула дверь. Максимов посмотрел на отражение в стекле.

– Инга, я, между прочим, переодеваться собираюсь.

– А я, между прочим, для этого и пришла.

Она плотно закрыла за собой дверь, прошла в комнату и присела на угол тахты.

Максимов, чувствуя на себе взгляд Инги, снял спортивный костюм.

Странно, но привезенная Гавриловым одежда оказалась впору.

«Гаврилов относится к тому типу, что тщательны в мелочах, но зато ошибаются по‑крупному. Очевидно, не знают азов военного искусства. Даже тупой комполка, три года проминавший стул в академии, знает, что никакой тактический выигрыш не искупит стратегической ошибки, – подумал Максимов, возясь с пуговицей на рукаве. – В людях, задействованных в операции, он ошибся. Но на этом горят все опера, считающие себя богами, а остальных – марионетками. А вот где же он еще прокололся? Причем так, что сегодня себе места не находит. Спросить бы, да, паразит, не ответит».

Он, наконец, справился с пуговицей и повернулся к Инге.

– Результат?

– Подлецу все к лицу. – Инга вздохнула и отвернулась к окну.

– Не понял, это комплимент или констатация факта?

– Разве не ясно? Ревную.

Он счел за благо не комментировать, взял висевший на спинке кресла галстук. Инга напряглась, готовясь встать, потом, увидев, как он в три движения завязал галстук, откинулась на тахте, поджав ноги.

– Что‑то не так?

– Хотела помочь, а ты сам справился. Странно, почему‑то надеялась, что ты не умеешь завязывать галстук. – Она положила под щеку ладонь, глаза продолжали следить за каждым движением Максимова. – Странно, одеваешься быстро, как по тревоге, а придраться не к чему. Словно всю жизнь по светским тусовкам ходил.

– Хемингуэй сказал, что не может понять мужчину, дольше десяти минут завязывающего галстук, – сказал Максимов, присев у большой спортивной сумки, где держал свои вещи.

– Пижон он был и мачо, – поморщилась Инга.

– Вот когда перебеситесь со своим феминизмом, взвоете, – пробурчал Максимов, не поднимая головы.

– Это еще почему?

– Нормальных мужиков не останется. Одни латентные педерасты.

– Ой, напугал! Нормальных и сейчас почти нет.

– Вот и не пей кровь у единственного в этом дурдоме.

Он достал стилет, вытащил из ножен, погладил пальцем клинок. Нож был выполнен под вороненую сталь, темное граненое лезвие переходило в витую матово‑черную рукоять. Максимов достал из бокового кармана сумки ножны из белой кожи и лайковый чехольчик. Натянул чехол на рукоять, ножны пристегнул чуть выше кисти. Последний раз погладил клинок и вогнал в ножны. Теперь, если придется снять рубашку, нож сразу не бросится в глаза. А бросить его в цель – дело секунды.

Инга, молча следившая за его действиями, пошевелилась, удобнее расположившись на тахте.

– А вы, действительно, с Конвоем похожи. С тобой, как с большой собакой.

Хочется иметь, аж сил нет. А приведешь домой, не будешь знать, что делать.

Максимов поднял голову и внимательно посмотрел па Ингу. В ней было все, что делает женщину притягательной и опасной. За мягкостью и покорностью, которую привыкли считать женственностью, крылась властная и непоборимая сила.

Древние обожествляли эту силу женщины, поклоняясь разноликим богиням, дарующим жизнь и одновременно беспощадно ее отнимающим. Любое знание, полученное вне чувственного опыта, для женщины губительно и нелепо, в этом Максимов уже устал убеждаться. Инга, отметая чуждые ей знания из мира мужчин, до старости играющих в индейцев, знала одно: с силой, данной ей от природы, никто справиться не сможет. Она обязательно возьмет свое, не сломает накатом, так затопит, растворит, убаюкает теплой волной и затянет в темную бездну.

Максимов протянул руку, коснулся ее колена, она тут же накрыла его руку своею. Сквозь прикрытые веки на него смотрел внимательный, притягивающий взгляд. Он крепче сжал пальцы, она задышала глубже, губы слегка приоткрылись.

«Прирученная тигрица ничем не отличается от настоящей. Лишь одна разница: та бродит где‑то в джунглях, а эта лежит, свернувшись калачиком, на твоей постели и щурясь прикидывает расстояние для броска», – подумал Максимов.

Свободной рукой перебросил пиджак в кресло, сел рядом на край тахты.

Он прошептал короткую фразу, Инга шире открыла глаза.

– Что ты сказал?

– Красивая женщина – это клинок, рассекающий жизнь. Японская мудрость.

– Это комплимент или констатация факта? – улыбнулась Инга. – Ко всем своим достоинствам ты еще и японский знаешь.

– Для этого надо быть японцем, – покачал головой Максимов.

Снизу донеслись возбужденные голоса Гаврилова и Журавлева.

– За Костика принялись, – усмехнулась Инга.

– Кстати, твоя женская интуиция ничего не подсказывает?

– С каких это пор ты стал просить совета у женщины?

– Это мой единственный недостаток. Надеюсь, не смертельный.

– Дай бог каждому такой. – Инга села, положив под спину подушку. – Ваших дел, конечно, не знаю.

Она машинально поправила волосы. – Но грядут большие неприятности.

– С чего взяла?

– Ой, Макс, – вздохнула Инга. – Вы же у меня не первые. Всегда так бывает: сначала хорохорятся, потом по углам шушукаются. А под конец сидят, прости, как геморройный больной после клизмы. Ждут неприятностей.

– Ив чем они выражались? Ну, у тех, с кем ты до нас работала.

Она скользнула взглядом по его лицу и отвела глаза.

– Не знаю. Я всегда уходила раньше. Вернее, Гаврилов увозил.

– Ты же умница, Инга. Неужели не боишься?

– За себя? Нет. – Инга достала из кармана меховой безрукавки пистолет.

Маленький дамский браунинг.

– Кто из бывших сталинских соколов подарил? – Максимов сразу же отметил, что держит она его правильно.

– Как догадался? – В темных глазах Инги мелькнуло превосходство перед невооруженным.

– Классика трофейного шика – даже ручка перламутровая. Метров с трех завалит насмерть, если попасть куда надо. Калибр маленький, надо пулей колоть, как шилом. Хотя с твоим медицинским образованием...

Он посмотрел ей в глаза. Темные, как омуты в летней реке. Те, кто обитал в этих омутах, нажмут на курок и с восторгом будут смотреть на результат. Это он почувствовал отчетливо, до холодной щекотки в груди – там, куда смотрел черный глазок ствола.

Максимов встал, достал из тумбочки кобуру, перекинул ремни через плечи. С «Зауэром» под мышкой сразу же стало спокойнее. Он покосился на никелированный браунинг на ладони Инги. Теперь ее пистолетик воспринимался так, как того заслуживал: игрушка для детей призывного возраста и последний аргумент истеричек.

«Хорошо так думать, когда есть что‑нибудь вроде „Зауэра“. А если нет, то лучше лишних движений не делать. Такая, как Инга, в секунду в тебе понаковыряет дырок, как мышки – в сыре».

– Возвращайся, Максим.

Он посмотрел на покусывающую губы Ингу. Тигрица успела спрятать когти и теперь нежилась, наслаждаясь недолгим покоем.

– Само собой, – кивнул Максимов, мимоходом осматривая комнату. – Так, ничего не забыл, ничего не оставил.

– Нам поговорить надо. Обязательно.

В ее голосе проскользнула новая нотка. Максимов внутренне собрался: то, ради чего он, рискнув, приручил тигрицу, прорвалось в самый неподходящий момент. Времени на серьезный разговор не было, да и обстановка не та.

– Надеюсь, не о маленьком городе в зеленой долине?

– Там, где мужчины похожи на львов, а женщины кротки, как газели... Об этом больше всего хочется, но вряд ли получится, да? – Инга слабо улыбнулась.

– Боюсь, да. На деньги Гаврилова белого коня не купишь, а сам не подарит.

Придется на своих двоих добираться.

– Когда? – Голос ее выдал. Неприкрытого интереса в нем было больше, чем нужно.

– Как только, так сразу.

– Меня не забудь. – Инга спустила ноги на пол, на ощупь стала искать туфли.

«Такую забудешь!» – подумал Максимов, с трудом отводя взгляд от высоких тонких щиколоток, и, подхватив пиджак, вышел.

 

* * *

 

Норду

Анализ информации, переданной Бруно, позволил установить точную структуру финансовых потоков известной Вам группировки. Основные узловые звенья: финансовая компания «Либико», «Лотус‑банк» (Швейцария), «Банка дель Рио де ла Плата» (Венесуэла), «Балтик‑банк» (Латвия) и МИКБ (Россия).

Предварительный расчет объема финансового потока в ходе операции оценен нами как 1 млрд. 200 млн.

Для ускорения прохождения финансовых средств по подконтрольным нам каналам предлагаем использовать комбинацию счетов «Лабиринт‑3». Система «Лабиринт‑1» будет использована в качестве резервной.

Валдай

 

Норду

Предварительная подготовка закончена, приступаю к активному поиску объекта «Касса» в установленном квадрате.

Печора

 

Срочно Салину В. Н.

Агент «Кукушка» информирует, что «Дикарь» покинул адрес в сопровождении «Иноходца». «Дикарю» поставлена задача на сопровождение и контроль объекта «Малыш».

Согласно информации «Кукушки», объект «Гном» под давлением «Иноходца» установил контакт с «Финансистом», планируется прямой выход на известных Вам лиц и использование средств, находящихся в Стокгольме.

Группой наружного наблюдения ведется постоянный контроль за передвижениями «Иноходца».

Мною приведены в максимальную готовность группы, задействованные в операции «Загон».

Жду дальнейших указаний.

Владислав

 

 

Глава сорок четвертая