Ежовщина. Борьба с бюрократией, террор и экономический кризис

23 сентября серия взрывов потрясла несколько кемеровских шахт. Сталин, Жданов и Ежов, не удовлетворенные политическими итогами летнего наступления на оппозицию, тотчас же постарались использовать эти события для разворачивания новой кампании против народнохозяйственных кадров, как всегда подозреваемых в саботаже. 25 сентября Сталин и Жданов, находившиеся в Сочи, направили телеграмму в адрес Политбюро. В ней говорилось о крайней необходимости срочно назначить товарища Ежова наркомом внутренних дел ввиду того, что Ягода оказался не способен разоблачить троцкистско-зиновьевский блок. Смещение Ягоды и назначение наркомом внутренних дел Ежова произошло 30 сентября. Ежовщине предстояло продлиться почти два года.

В октябре был арестован Пятаков, заместитель Орджоникидзе на посту наркома тяжелой промышленности. Вместе с ним были арестованы другие бывшие троцкисты (Сокольников, Серебряков, Радек), а также некоторые ответственные работники транспорта и угольной промышленности. Арест Пятакова означал наступление на умеренный курс экономического развития, а заодно и на целое поколение народнохозяйственных кадров, пришедших «от станка» еще до широкой выдвиженческой кампании 30-х гг.

23 января 1937 г. начался второй Московский процесс. 17 человек обвинялись в создании «троцкистско-зиновьевского центра», представленного преемником предыдущего. Этот «центр» якобы пытался свергнуть советское правительство, организуя покушения на его членов с целью восстановить капитализм в СССР при пособничестве иностранных государств, прежде всего Германии и Японии. Троцкий и члены «центра» обвинялись в том, что, делая ставку на поражение СССР в близящейся войне с империалистическими государствами, пообещали агентам этих государств значительные экономические и территориальные уступки (Германии — Украину, а Японии — Восточную Сибирь). А чтобы подорвать экономическую и военную мощь страны, они приступили к организации массового саботажа. Как и во время первого процесса, обвинительное заключение строилось на основе «полного признания» обвиняемых. Процесс шел неделю и закончился приговором 13 обвиняемых к смертной казни и 4 — к длительному заключению.

Сразу же стало ясно, что политические последствия этого процесса, разыгранного по сценарию ведомства Ежова, гораздо «выгоднее», чем предыдущие. Заглавной темой его была идея саботажа. Саботажа всеобщего, во многих районах страны, во многих секторах экономики, на всех уровнях, от простого инженера до замнаркома. Самые распространенные, каждодневные на сотнях советских предприятиях того времени случаи — выпуск бракованных изделий, ошибки в планировании, несчастные случаи и поломка оборудования из-за несоблюдения элементарных правил — были объявлены актами саботажа. С этой точки зрения в саботаже мог быть обвинен любой работник.

Второй процесс открыл путь к расправе над народнохозяйственными, а затем и партийными кадрами. Создание образа специалиста-саботажника и внедрение его в массовое сознание попутно преследовало и другие цели: для простых тружеников этот образ мог служить объяснением трудностей их повседневной жизни и поощрял наиболее воинственно настроенных вскрывать ошибки руководителей своих предприятий, направляя тем самым раздражение народа в нужное русло. Создание этого образа вполне закономерно вписывалось в рамки грандиозного популистского наступления на специалистов и кадровых работников, развернутого Сталиным и его соратниками уже полтора года назад. Орджониквдзе, который оставался, несмотря на ослабление своих позиций, серьезной помехой в осуществлении этой кампании, через несколько дней после расправы над Пятаковым покончил жизнь самоубийством (или был доведен до самоубийства).

С 25 февраля по 5 марта 1937 г. проходило заседание пленума ЦК партии, оказавшего большое влияние на последующее развитие событий. Во время пленума были арестованы Бухарин и Рыков. Сталин, сообщив, что страна оказалась в чрезвычайно опасном положении из-за происков многочисленных саботажников, шпионов и диверсантов, с негодованием обрушился на «беспечных, благодушных и наивных руководящих товарищей», пребывавших, по его словам, в чрезвычайном самодовольстве и утративших способность распознавать истинное лицо врага. Он подверг уничтожающей, критике всех тех, кто искусственно порождает большое число недовольных и раздраженных, создавая тем самым целую резервную армию для троцкистов, тех, кто старается «не выносить сор из избы» и, прикрывая друг друга, шлет в центр бессмысленные и возмутительные отчеты о якобы достигнутых результатах. Этим ответственным партийным работникам ставились в пример рядовые члены, которые могли подсказать «правильное решение». Речи, произнесенные Сталиным 3 и 5 марта, предвещали нарастание репрессий. И не только потому, что они призывали к усилению бдительности и к доносительству, но и потому, что в них отсутствовало четкое определение врага. Отныне скрывающимся врагом мог оказаться каждый — и тот, кто покрывал преступную деятельность, и тот, кто разоблачал ее (а вдруг это делалось для того, чтобы скрыть еще более опасных врагов?), и тот, кто открыто критиковал власть, и тот, кто мог скрывать свое истинное отношение к ней в потоке славословий и низкопоклоннической лести.

Весь год — от февральско-мартовского пленума ЦК 1937 г, вплоть до третьего Московского процесса (март 1938 г.) — был отмечен смещениями и арестами десятков и даже сотен тысяч народнохозяйственных и партийных кадровых работников, на место которых тотчас же назначались выдвиженцы времен первой пятилетки (поколение Брежнева, Косыгина, Патоличева, Устинова, Громыко и др., то есть поколение Политбюро ЦК КПСС образца 70-х годов). Репрессии, волнами распространявшиеся от изначально небольшого числа подозреваемых, перекатываясь с одного человека на другого, захлестнули в итоге огромное количество простых людей. Их поддерживала культивируемая в стране атмосфера разоблачений и доносительства, а также служебное рвение сотрудников НКВД. С политической точки зрения ежовщина носила антибюрократический, популистский характер, а основной ее целью была борьба против народнохозяйственных и партийных кадров.

Наступление на кадры разворачивалось в два этапа. В марте—апреле центральное партийное руководство затеяло кампанию по переизбранию местных и районных комитетов партии. Рядовым членам предписывалось разоблачать бюрократические злоупотребления своего местного руководства. Несмотря на прямое поощрение к доносительству, эта затея провалилась — на уровне областных и районных партаппаратов было обновлено только около 20% руководящего состава. В ходе ежегодных районных партконференций руководители этих организаций были в основном вновь избраны на свои посты. Центральному руководству пришлось констатировать неспособность избавиться от прочно засевших в своих вотчинах партийных «вельмож», используя законные средства и поощряя массы содействовать этому мероприятию. В таких условиях всю инициативу по чистке партийных организаций полностью взял на себя (начиная с мая — июня 1937 г.) НКВД — «карающий меч диктатуры пролетариата», эта «плоть от плоти» и «кровь от крови» всей страны. П июня пресса сообщила о том, что секретное заседание военного трибунала вынесло смертный приговор обвиненному в шпионаже и предательстве главному инициатору модернизации Красной Армии, заместителю наркома обороны маршалу М.Тухачевскому, чьи постоянные разногласия со Сталиным еще со времен польской войны 1920 г. переросли в открытое противоборство. Вместе с ним смертный приговор был вынесен семи другим виднейшим военным деятелям, в том числе Якиру, Уборевичу, Эйдеману, Путне, Корку. За два последующих года чистки армии исчезло 11 заместителей наркома обороны. 75 из 80 членов Высшего военного совета, восемь адмиралов, двое (Егоров и Блюхер) из четырех остававшихся к этому времени маршалов, 14 из 16 генералов армии, 90% корпусных армейских генералов, 35 тыс. из 80 тыс. офицеров.

17 июня первый секретарь партийной организации Западной области Румянцев, связанный с Уборевичем, был арестован как «враг народа». Его арест повлек за собой целую волну арестов его подчиненных. Все партийные и народнохозяйственные структуры области подверглись чистке. В последующие недели по этому же сценарию разворачивались события и в других районах страны. Из центра во все области направлялись уполномоченные в сопровождении подразделений НКВД, чтобы, по образному выражению «Правды», «выкурить и разорить гнезда троцкистско-фашистских клопов». Берия был направлен в Грузию, Каганович — в Смоленск и Иванове, Маленков — в Белоруссию и Армению, Молотов, Ежов и Хрущев — на Украину. В наибольшей степени чистка затронула кадры национальных республик.

Сильнее других пострадала Украина. Еще с середины 20-х годов многие ответственные партийные работники Украины подозревались в националистическом уклоне. В 1926 г. нарком просвещения Шумский был обвинен в слишком поспешной украинизации республиканских кадров и в сопротивлении «русской культуре вообще и ее главному достижению — ленинизму». Во время голода 1932 г. значительная часть республиканских кадров (по меньшей мере половина секретарей областных комитетов партии) была снята со своих постов за неподчинение нереалистическим требованиям Москвы по выполнению плана хлебозаготовок. 7 июля 1933 г. Скрыпник, один из основателей украинской компартии, недавно назначенный на пост заместителя председателя Совнаркома Украины, покончил жизнь самоубийством, доведенный до этого шага обвинением в том, что он стал «орудием в руках буржуазно-националистических элементов». В 1937—1938 гг. был заменен весь состав аппарата украинского ЦК.

Руководители армянской компартии были репрессированы после того, как был раскрыт «заговор» тайной организации дашнаков. Подобное происходило и в других республиках.

Уничтожение высшего народнохозяйственного и партийного руководства имело целью лишить республики их национальной элиты, выросшей из национальных движений 1917 — 1921 гг., и открыть дорогу новому поколению, более уступчивому по отношению к центральному руководству. Чистки полностью остановили процесс становления национальных компартий, наметившийся после массовых призывов 30-х годов. Противостояние «центр — окраины» (а еще точнее, русский центр — национальные окраины) составляло одну из характернейших особенностей ежовщины.

Как на окраинах, так и в центре репрессии затронули кадровых работников всех уровней. Были уничтожены члены Политбюро Чубарь, Эйхе, Косиор, Рудзутак, Постышев. 98 из 139 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) были арестованы и почти все расстреляны. Из 1966 делегатов XVII съезда партии 1108 исчезли во время чистки. Полностью замененными оказались штаты наркоматов. Были арестованы и расстреляны многочисленные сотрудники разных рангов — от послов Кре-стинского, Сокольникова, Богомолова, Юренева, Островского (соответственно в Берлине, Лондоне, Пекине, Токио, Бухаресте) до мелких администраторов наркомата станкостроения. Весь управленческий аппарат этого наркомата, все директора предприятий (кроме двух) и подавляющее большинство инженеров и технических специалистов отрасли были арестованы. То же самое происходило и в других отраслях промышленности — в авиастроении, судостроении, в металлургической промышленности (те отрасли, по которым имеются хотя бы некоторые данные). В своем докладе на XVIII съезде партии Каганович заявил, что в 1937 — 1938 гг. руководящий состав наркомата тяжелой промышленности был обновлен, а вместо разоблаченных саботажников на руководящие посты назначены тысячи новых людей. В некоторых отраслях, по его словам. замену нужно было производить целыми пластами. «Мы имеем сейчас кадры, которые выполнят любую задачу партии, ЦК, Советской власти, любую задачу товарища Сталина», — заявил он. В первую очередь репрессии были направлены против партийных и народнохозяйственных кадров, но это вовсе не означало, что они обошли стороной другие социальные группы, в частности научную и творческую интеллигенцию. Волна репрессий захлестнула все области науки и искусства. Причем очень часто обвинение в мировоззренческих и политических ошибках служило прикрытием для удовлетворения личных амбиций и для сведения счетов с соперниками. В исторической науке преследованиям подверглись последователи М.Покровского, умершего в 1932 г., в языкознании — противники Н.Марра, в биологии — соперники Т.Лысенко. Многие выдающиеся писатели, публицисты, театральные деятели (среди них Вс.Мейерхолвд, О.Мандельштам, Б.Пильняк, М.Кольцов и др.), обвиненные в проповедовании враждебных и чуждых марксизму взглядов, в отклонении от принципов социалистического реализма, были арестованы и высланы.

Несколько позже репрессиям подверглись и революционеры-интернационалисты, сотрудники Коминтерна. Им вменялась в вину принадлежность к различным уклонам, а также стремление к чрезмерной независимости. Среди репрессированных были немец Нейман, венгр Бела Кун, югослав Горкич, почти все (за исключением двоих) члены ЦК компартии Польши, финские, латышские, эстонские, румынские, итальянские революционеры.

Общее количество пострадавших в это время не поддается точному подсчету. Число репрессированных членов партии, если принимать во внимание отсутствие точных сведений по итогам призывов 1934 — 1939 гг., колеблется, по различным оценкам, от 180 тыс. (Дж.Гетти) до 1 млн. 200 тыс. (А.Сахаров). Некоторые западные историки (Л.Шапиро, З.Бжезинский, Т.Риджби) говорят о 850 тыс. исключенных из партии (чаще всего за исключением следовал арест) за промежуток между 1936 и 1939 гг., что составляло 36% партсостава 1935 г. При определении общего числа репрессированных цифры носят еще более гипотетический характер. Количество заключенных в тюрьмах и лагерях в 1939 — 1940 гг. определяется цифрами от 3,5 млн. до 10 млн. человек.

20 декабря 1937 г. в Большом театре очень пышно отмечалась 20-я годовщина органов безопасности. Страна к этому времени находилась на грани экономического и общественного хаоса. Новоиспеченные кадры, опасаясь, что их действия будут квалифицированы как «враждебные происки», полностью утратили инициативу. Итоги развития народного хозяйства СССР во второй половине 1937 г. были катастрофичными, свидетельствующими о кризисе экономики. Французский исследователь Ш.Беттельхейм, характеризуя этот период, говорит о кризисе сверхнакопления, для которого характерно падение производительности труда, значительный переизбыток рабочей силы в городе, в результате чего деревня впервые оказалась перед угрозой нехватки рабочих рук, что угрожало функционированию колхозной системы.

В 1937 г. произошло также изменение сущности стахановского движения, что очень убедительно доказал французский исследователь Ж.Сапир. Объем предоставляемых передовикам благ значительно сократился. На фоне резко упавшего уровня жизни в стране стахановское движение превратилось в инструмент нажима на рабочих. Ухудшение условий жизни привело к росту текучести рабочей силы, что в свою очередь незамедлительно сказалось на производительности труда и качестве выпускаемой продукции. В обстановке напряженности и царящей неразберихи была предпринята серия антикризисных мер, однако несогласованных и противоречивых.

19 февраля 1938 г. руководителем сильно расшатанного чистками Госплана был назначен типичный представитель нового поколения технократической интеллигенции сталинского периода Н.Вознесенский. Это назначение могло свидетельствовать о том, что высшее руководство страны начало отдавать себе отчет в необходимости реформ органов планирования. Долгие годы эти органы ограничивали свою деятельность разработкой системы приоритетов, обеспечивавшей функционирование наиболее важных предприятий. Сразу же после своего назначения Вознесенский начал реорганизацию статистического аппарата и попытался создать новую, децентрализованную систему найма рабочей силы. Он поставил вопрос о децентрализации системы управления (бывший наркомат тяжелой промышленности распадался на 17 отдельных наркоматов) и о придании большей независимости предприятиям. Однако руководство, опасаясь еще больше расшатать и так сильно ослабленную чистками систему управления экономикой перед лицом растущей угрозы международного конфликта, затормозило робкие попытки реформ.

В начале 1938 г. были предприняты и некоторые действия по исправлению политической ситуации с целью предотвращения полного беспорядка в стране. Пленум ЦК партии, проходивший с II по 20 января, принял постановление «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Это «исправление» не означало, однако, прекращения репрессий. Новая кампания носила двойственный характер. С одной стороны, направленная против кляузников, карьеристов — этих «скрывающихся врагов», создававших атмосферу недоверия в партии, обвиняя честных коммунистов в недостатке бдительности и в сношениях с врагами, с другой стороны, она ударила по части сотрудников НКВД, прокуратуры и судебных органов, возложив на них ответственность за «ошибки», допущенные в 1937 г.

Именно в этой обстановке неуверенности и замешательства проходил со 2 по 13 марта 1938 г. третий Московский процесс. Как и во время предыдущих, обвиняемые (21 человек) представляли собой неоднородную группу лиц разных направлений. Среди них были известные в прошлом руководители большевистского движения — бывшие лидеры «правой оппозиции» Бухарин и Рыков, бывший троцкист Крестинский (все трое при Ленине — члены Политбюро) и известный деятель европейского революционного движения Раковский. Рядом с ними на скамье подсудимых находились четверо бывших наркомов, руководители Узбекистана Икрамов и Ходжаев, несколько врачей и... Ягода, бывший шеф НКВД и главный режиссер первого Московского процесса. Основные пункты обвинения также представляли большое разнообразие: убийство Кирова, отравление Куйбышева и Горького, заговор против Сталина и его ближайших сподвижников, саботаж в промышленности (бывший нарком) финансов якобы приказывал директорам предприятий выплачивать зарплату рабочим позже срока; бывший нарком земледелия отдавал приказания своим подчиненным истреблять крупный рогатый скот и т.п.), шпионаж в пользу Германии, Японии, Великобритании, Польши, разработка украинскими, белорусскими, (закавказскими и среднеазиатскими националистами при пособничестве вышеназванных государств планов расчленения Советского Союза.

Во время слушаний Крестинский, обвиненный в шпионаже в пользу Германии, предпринял попытку отказаться от своих предыдущих показаний. Бухарин, признавая за собой в принципе «общую ответственность», отрицал конкретные обвинения, в частности приписываемую ему неправдоподобную попытку покушения на Ленина в 1918 г. то, однако, не повлияло на общий ход процесса. Все обвиняемые подтвердили свои признания, которые снова, как и в предыдущих процессах, были единственным основанием для их осуждения. Процесс завершился вынесением смертного приговора восемнадцати обвиняемым; трое были приговорены к тюремному заключению.

Как и оба предыдущих, этот процесс преследовал несколько целей: прежде всего он должен был поддерживать в людях ощущение высокого драматизма переживаемого момента, необходимости борьбы с происками подпольной вражеской организации, уходящей корнями еще в дореволюционное прошлое, так как многие обвиняемые являлись в свое время «агентами царской охранки». В обширном обвинительном заключении Вышинский постарался надлежащим образом продемонстрировать массам, насколько ощутимо сказывались последствия.существования заговора на повседневной жизни советских людей. Он заявил: «В нашей стране, богатой всевозможными ресурсами, не могло и не может- быть такого положения, когда какой бы то ни было продукт оказывается в недостатке. Именно поэтому задачей всей этой вредительской организации было — добиться такого положения, чтобы то, что у нас имеется в избытке, сделать дефицитным... Теперь ясно, почему здесь и там у нас перебои, почему вдруг у нас при богатстве и изобилии продуктов нет того, нет другого, нет десятого».

Еще один важный урок процесса, скрытый от широкой публики, но совершенно очевидный для заинтересованных, заключался в том, что новое поколение партийных кадров не имело ничего общего с «осовремененным» образом врага. Враги как группа прежних оппозиционеров, агентов охранки, предателей, ведущих борьбу против партии на протяжении уже десятков лет, — определение, немыслимое еще несколькими годами ранее, накануне широкой кампании по переписыванию истории. Такая трактовка должна была успокоить недавних выдвиженцев, вступивших в партию в тридцатых годах. Серия предпринятых сразу же после процесса мер была направлена как раз на то, чтобы продемонстрировать новым работникам лояльное к ним отношение и стремление к некоторой стабилизации кадров как к необходимому условию любого экономического начинания.

В отличие от предыдущего этот процесс не явился сигналом к началу новой волны репрессий. Основная историческая цель его была достигнута: осуждение, окончательное и театрализованное, какое-то время в конце 20-х гг. представлявших альтернативу сталинизму идей Бухарина. Весьма символичным представлялся факт обвинения Бухарина, «любимца всей партии», «нашего Бухарчика» (по выражению Ленина) в тягчайшем из преступлений — попытке «отцеубийства». По словам генерального прокурора, Бухарин принимал непосредственное участие в контрреволюционном заговоре в июле 1918 г., который едва не стоил жизни Ленину, раненному тогда эсеровской террористкой Ф.Каплан. Осуждение Бухарина, а вместе с ним и того течения, которое он представлял, должно было узаконить перед лицом истории деятельность Сталина, способствовать признанию его как единственного продолжателя дела Ленина.