Всегда ваш с любовью Кут Хуми

 

ПИСЬМО 8

Желаете ли вы, чтобы феномен с подушкой был описан в газете? Я с радостью последую вашему совету.

Всегда ваш А. П. Синнетт

 

Это несомненно было бы лучшим вариантом, и я был бы искрен­не благодарен вам, имея в виду нашего друга, с которым так жестоко обходятся. Вы свободны упомянуть мое имя, если это может оказать вам хоть малейшую помощь.

 

К. X. Л. С.

ПИСЬМО 9

К. X. — Синнетту

 

Вы уже узнаете до этого, мой друг, что я не был глух к вашему обращению ко мне, хотя я не был в состоянии ответить на него так, как хотелось бы вам и также мне, приподняв на миг все время утончающу­юся завесу между нами. «Когда?» - вы спрашиваете меня. Я могу от­ветить: «Еще нет». Ваше испытание не закончено, еще немного терпе­ния. Пока что вы знаете путь, по которому идти; в настоящее время он лежит открыто перед вами, но выбор более легкого, хотя и более долго­го пути может ожидать вас в отдаленном будущем.

Всего хорошего, мой брат. Всегда сочувствующий вам

К.Х.

ПИСЬМО 10

К. X. — Синнетту

Получено в Аллахабаде, около 10 декабря 1880 г.

 

Нет, вы не «пишете слишком много». Мне только очень жаль, что в моем распоряжении так мало времени, а отсюда - моя неспособность ответить вам так быстро, как я хотел бы. Конечно, мне приходится чи­тать каждое слово, которое вы пишете, иначе я бы все спутал. И читаю ли я своими физическими или духовными глазами - времени на это тре­буется почти столько же. То же самое можно сказать о моих ответах, ибо - «осаждаю» ли я, диктую, или сам пишу - разница во времени очень мала. Сперва мне нужно подумать, сфотографировать каждое слово и предложение тщательно в своем уме, прежде чем оно может быть по­вторено «осаждением». Как фиксирование на химически подготовленной поверхности изображений, созданных фотографической камерой, требу­ет предварительного приведения аппарата в фокус снимаемого объекта (ибо иначе, как это бывает у плохих фотографов, ноги сидящего не по­лучаются пропорциональными по отношению к голове, и так далее), так же и нам приходится сперва располагать наши фразы и запечатлевать в уме каждую букву, прежде чем она становится годной для чтения. Пока что это все, что я могу сказать. Когда наука больше узнает о тайне литофила, и каким образом отпечатки листьев появляются на камнях -тогда я буду в состоянии лучше объяснить вам этот процесс. Но вы должны знать и помнить одно: мы только следуем и рабски копируем природу в ее работе.

Нет, нам больше не следует разбирать несчастный вопрос об «Од­ном дне у мадам Б.». Это тем более бесполезно, раз вы сами говорите, что вы не имеете права сокрушить невежественных и часто мошенни­ческих оппонентов в «Пионере», даже в целях вашей собственной защи­ты, так как ваш владелец газеты возражает против самого упоминания оккультизма. Так как они христиане, то ничего особенно удивительного в этом нет. Будем благожелательны и будем надеяться, что они полу­чат свою награду: умрут и станут ангелами Света и Истины - крыла­тыми бедняками христианских небес. Если вы не объедините несколь­ких человек и так или иначе не организуете их, то я боюсь, что мало чем смогу вам помочь. Мой дорогой друг, у меня тоже имеются свои «владельцы». По причинам, лучше всех известным им самим, они отри­цательно относятся к идее обучения отдельных лиц. Я буду переписы­ваться с вами и время от времени давать доказательства моего суще­ствования и присутствия. Учить или наставлять вас - это совсем другой вопрос. Следовательно, заседать вам с вашей леди более чем бесполезно! Ваши магнетизмы слишком подобны, и вы ничего не получите.

Я переведу мой очерк и пришлю вам, как только смогу. Ваша идея переписываться с вашими друзьями и членами Общества - самое луч­шее, что вы можете сделать в ближайшем будущем. Но непременно на­пишите лорду Линдсею.

Вы говорите, что я «немножко жесток» по отношению к Хьюму. Так ли это? Он по своей природе высокоинтеллектуален и, признаюсь, духовен тоже. Все же весь он - «сэр оракул». Может быть, именно изо­билие этого великого интеллекта ищет выхода в каждой щели и никогда не пропускает возможности облегчить полноту мозга, переполненного мыслями, находя в своей повседневной жизни лишь очень скудное поле деятельности с «Мэсси и Даусоном», на которых можно излиться. Его интеллект прорывает дамбу и обрушивается на каждое воображаемое событие, на каждый возможный, хотя и маловероятный факт, подсказы­ваемый его воображением, чтобы истолковать его в своей предполага­ющей манере. Также я не удивлюсь, что такой искусный работник ин­теллектуальной мозаики, как он, неожиданно нашедший наиболее плодо­родные источники сведений и наиболее драгоценные краски, собранные в идее нашего Братства и Теос. Общества, начинает выбирать оттуда ингредиенты, чтобы раскрасить ими наши лица. Поместив нас перед зер­калом, которое отражает нас такими, какими его плодородное вообра­жение нас рисует, он говорит: «Ну, теперь вы, заплесневелые останки зап­лесневелого прошлого, посмотрите на самих себя, каковы вы на самом деле!» Весьма и весьма превосходный человек наш друг мистер Хьюм, но он совершенно не пригоден для того, чтобы сделать из него адепта.

Так же мало и гораздо меньше, чем вы, он, кажется, осознает дей­ствительную нашу цель образования Англо-Индийского Филиала. Исти­ны и тайны оккультизма представляют из себя свод высочайшего ду­ховного значения, глубокого и в то же время практического для всего мира. Однако они даются вам не только как простое добавление к запу­танной массе теорий или спекуляций в мире науки, но ради их практи­ческого значения в интересах человечества. Термины «ненаучно», «не­возможно», «галлюцинация», «обманщик» были до сих пор употребляе­мы очень развязно и небрежно, предполагая в оккультных феноменах нечто скрытое, ненормальное или предумышленный обман. И вот поче­му Наши Водители решили пролить на немногие воспринимающие умы больше света по этому предмету и доказать им, что подобные проявле­ния так же подлежат законам, как и простейшие феномены физического мира. Глупцы говорят: «Век чудес миновал», - но мы отвечаем: «Он ни­когда не существовал!» Хотя и небеспримерные или небесподобные в истории мира, эти феномены должны и будут явлены непреложно на скеп­тиках и ханжах. Они должны быть показаны как разрушительными, так и созидательными. Разрушительными в губительных заблуждениях про­шлого, в старых верованиях и суевериях, которые, подобно мексиканс­кому зелью, удушают своим ядовитым смрадом все человечество; со­зидательными в новых учреждениях настоящего, практического Братства Человечества, где все сделаются сотрудниками природы и будут рабо­тать на благо человечества в сотрудничестве с высшими планетными Духами - единственными Духами, в которых мы верим.

Феноменальные элементы, о которых прежде и не помышляли и не мечтали, скоро начнут проявляться день за днем с постоянно возраста­ющей силой и раскроют, наконец, тайны своих сокровенных действий. Платон был прав: мысли управляют миром, и когда ум человеческий получит новые мысли, то, отбросив старые и бесплодные, мир начнет ускорять свое развитие; мощные революции вспыхнут от них, верования и даже государства будут распадаться перед их устремленным движе­нием, раздавленные этой непреодолимой силой. Когда время наступит, будет так же невозможно сопротивляться их наплыву, как и остановить стремление потока. Но все это придет постепенно, и прежде, нежели это наступит, мы должны исполнить долг, поставленный перед нами: смести, насколько возможно, больше сора, оставленного нам нашими «бла­гочестивыми» праотцами. Новые идеи должны быть насаждаемы на чи­стых местах, ибо эти идеи затрагивают наиболее существенные сторо­ны жизни. Не физические феномены, но мировые идеи изучаем мы, ибо, чтобы понять первые, мы прежде всего должны понять последние. Они затрагивают истинное положение человека во Вселенной в связи с пре­жними и будущими существованиями; его происхождение и конечную судьбу; отношение смертного к бессмертному; временного к вечному; конечного к бесконечному; мысли более широкие, более высокие, более понятные, признающие мировое господство Непреложного Закона, неиз­менного и неизменяемого, по отношению к которому существует лишь вечное настоящее, тогда как для непосвященных смертных время либо прошедшее, либо будущее, в связи с их существованием на этом мате­риальном пятне грязи. Вот то, что мы изучаем и что многие разрешили.

Теперь от вас зависит решить, что вы желаете иметь: высочай­шую ли философию или же просто манифестацию оккультных сил. Ко­нечно, это далеко не последнее слово между нами, и у вас будет время подумать над этим.

Старшие Махатмы желают, чтобы было положено начало «Брат­ству Человечества», истинному Мировому Братству, которое должно быть проявлено по всему миру и привлечь внимание высочайших умов. Я вам пошлю мой очерк. Будете ли вы моим сотрудником и будете ли терпе­ливо ждать второстепенных феноменов? Полагаю, что я предвижу от­вет. Во всяком случае, священный светильник, хотя и тускло, но горит в вас, и поэтому есть надежда для вас и для меня. Да, примитесь за по­иски туземцев, если нельзя найти англичан. Но вы думаете, что дух и сила преследований исчезли в нынешнем просвещенном веке? Время покажет. Пока что, будучи человеком, я нуждаюсь в отдыхе. Я не спал более 60 часов.

 

Всегда ваш Кут Хуми

 

ПИСЬМО 11

К. X. — Синнетту

Получено 30 января 1881 г.

Вложено в письмо Е. П. Блаватской из Бомбея

 

С вашей стороны во всем этом деле нет никакой вины. Мне очень жаль, если вы думали, что я вам приписываю какую-либо вину. Если бы что-нибудь и было, вы почти что могли почувствовать, что вам следует возложить вину на меня за то, что я вам дал надежды, которые не имел права давать. Я должен бы быть менее оптимистичным, и тогда вы были бы менее горячи в своих ожиданиях. Я действительно чувствую себя так, будто я вас обидел! Счастливы, трижды счастливы те, кто никогда не соглашался посещать мир, лежащий по ту сторону снегом увенчан­ных гор; чьи физические глаза ни на один день не теряли из виду беско­нечный ряд холмов и длинную, непрерывающуюся линию вечных снегов! Истинно и действительно, они нашли и живут в своей Ultima Thule...

Зачем говорить, что вы - жертва обстоятельств, раз ничто серь­езно не изменилось и многое, если не все, зависит от будущих событий? От вас не требовали и не ожидали, что вы станете производить корен­ную ломку своих житейских привычек, но в то же время вас предупреж­дали не ожидать слишком много таким, какой вы есть. Если вы читаете между строк, вы должны были заметить, что я сказал об очень малень­ком поле деятельности, где мне предоставлено действовать по своему усмотрению. Но не унывайте, потому что все это лишь вопрос времени. Мир еще не развился, он лишь в одном промежутке между двумя мус­сонами, мой добрый друг. Если бы вы пришли ко мне юношею лет 17, пока мир не наложил на вас свою тяжелую руку, ваша задача была бы в двадцать раз легче. А теперь мы должны принимать вас, и вы должны видеть себя таким, какой вы есть, а не таким, каким ваше эмоциональ­ное воображение вас рисует для нас. Будьте терпеливы, друг и брат; и я опять должен повторить - будьте нашим полезным сотрудником, но в вашей собственной сфере и в соответствии с вашим зрелым суждени­ем. Так как наш уважаемый Хобилган решил в своем мудром предви­дении, что я не имею права поощрять вас на вступление на путь, где вам пришлось бы катить сизифов камень, подвергаясь задержке со стороны ваших более ранних и наиболее священных обязанностей, то, действи­тельно, нам остается только ждать. Я знаю, что ваши побуждения ис­кренни и правдивы, что с вами, действительно, произошла перемена в правильном направлении, хотя вам самому эта перемена неощутима. И наши Главы это тоже знают. Но они говорят: побуждения суть испаре­ния, такие же разжиженные, как атмосферная влага; и так же, как пос­ледняя развивает свою динамическую энергию в пользу человека толь­ко тогда, когда она сконцентрирована и приложена в виде пара или гид­равлической энергии, так и практическая ценность добрых побуждений становится видной лучше всего, когда они принимают форму деяний... «Да, подождем и увидим», - говорят они. А теперь я вам уже сказал столько, сколько имел право сказать. Вы уже не раз помогали Обществу, даже когда к этому не стремились, и эти ваши деяния сохранены в за­писях. Нет, в отношении вас они более похвальны, чем для кого-либо другого, принимая во внимание в настоящее время ваши хорошо обоснован­ные представления об этой бедной организации в данное время. Этим вы приобрели себе друга, значительно выше стоящего и лучшего, чем я, и он в будущем поможет мне защищать ваше дело, поскольку он спо­собен это делать более результативно, чем я, потому что он принадле­жит «Иностранной Секции».

Я полагаю, что изложил перед вами генеральные линии, согласно которым мы хотели бы, чтобы совершилась организация, если это воз­можно, Англо-Индийского Филиала; разработка деталей представляет­ся вам, если вы еще не потеряли желание помочь мне.

Если вы имеете что-либо сказать мне или хотите задать какие-либо вопросы, вы лучше пишите мне, и я всегда отвечу на ваши письма. Но не требуйте никаких феноменов на некоторое время, так как именно такие ничтожные манифестации являются препятствием на вашем пути.

 

Всегда ваш К. X.

ПИСЬМО 12

К. X. — Синнетту

Получено через мад. Б., около 20 февраля 1881 г.

Мой дорогой друг, вы, несомненно, находитесь на правильном пути, пути действия, а не только слов; многие лета вам, и продолжайте!...Я надеюсь, что вы не будете рассматривать эти слова как поощрение быть «притворно благочестивым» - удачное выражение, заставляющее меня смеяться, - но вы действительно выступаете наподобие Калка Аватара, разгоняющего тени Кали-Юги, черную ночь гибнущего Теос. Обще­ства, и гоните перед собой мираж его правил. Я должен заставить слово «совершил» проявляться возле вашего имени в незримых, но неизгладимых буквах в списке Главного Совета, так как это может когда-нибудь оказать­ся потайной дверью самого сурового из Хобилганов...

Хотя я весьма занят - увы! - как всегда я должен ухитриться по­слать вам довольно длинное прощальное послание, прежде чем вы пус­титесь в путешествие, которое может принести весьма важные резуль­таты - и не только для нашего дела...

Вы понимаете, не правда ли, что это не моя вина, если я не могу встретиться с вами, как мне хотелось бы. Также это и не ваша, но, ско­рее, вина вашего длящегося всю жизнь окружения и особо щекотливого свойства задания, которое мне доверено с тех пор, как я знаю вас. Поэто­му не обвиняйте меня в том, что я не показываюсь вам в более осяза­емом для вас виде, как хотели бы вы, да и я сам хотел бы показаться. Если мне не разрешено это выполнить для Олькотта, который уже пять лет трудится для нас, то как я могу сделать это для таких, которые еще не подверглись ни одной его ступени подготовки? Это одинаково также относится к лорду Крауфорду и Болкаресу, прекрасному джентльмену, плененному Миром. У него искренняя и благородная натура, возможно, слегка сдержанная. Он спрашивает, какую надежду может питать? Я говорю: всякую, ибо он обладает тем, что имеют очень немногие — не­исчерпаемым источником магнетического флюида, который, будь у него только время, он мог бы вызывать целыми потоками, и ему не нужен никакой другой учитель, как только он сам. Его собственные силы со­вершали бы нужную работу, и его великий собственный опыт был бы ему верным руководителем. Но он должен быть настороже и избегать вся­ких посторонних влияний, особенно тех, которые антагонистичны вели­чественному учению о человеке, как интегральном Браме, микрокосме, свободном и совершенно независимом как от помощи, так и от контро­ля незримых сил, которые «новым откровением» (напыщенное слово!) называются «Духами». Его лордство поймет без дальнейших объясне­ний, что я хочу этим сказать; он может прочесть эти строки, если захо­чет и если заинтересуется мнением неизвестного индуса о нем. Если бы он был бедным человеком, он мог бы стать английским Дюпоте с при­бавлением великих научных достижений в точных науках. Но, увы! Что пэрство приобрело, то психология потеряла... Однако и теперь еще не слишком поздно. Но видите, даже после овладения магнетической нау­кой и после отдачи своего могущественного ума изучению благородней­ших отраслей точных наук, даже ему удалось приподнять не более как маленький уголок завесы над тайною. О! Крутящийся, нарядный, блис­тающий мир, полный ненасытного честолюбия, где семья и государство делят между собой благороднейшую натуру человека, как два тигра свою добычу, оставляя его без надежды и света. Сколько рекрутов мы могли бы иметь оттуда, если бы не требовалось никаких жертв! Пись­мо его лордства к вам дышит искренностью, окрашенной сожалением. Это хороший человек в сердце своем со спящей способностью быть значительно лучше и счастливее. Если бы жребий его был брошен не так, и если бы все свои интеллектуальные способности он обратил на культуру Души, он достиг бы гораздо большего, чем ему когда-либо снилось. Из такого материала делались адепты в дни арийской славы.;

Но я не должен задерживаться дальше на этом и прошу у его лордства прощения, если я переступил каким-либо образом границы приличия в этом слишком свободном «психометрическом описании характера», как сказали бы американские медиумы... «полная мера лишь служит гра­ницей избытка», но я не осмеливаюсь продолжать. Ах, мой слишком по­ложительный и все же нетерпеливый друг, если бы у вас были такие спя­щие возможности!

«Непосредственное сообщение» со мной, о котором вы пишете в вашей дополнительной записке, и которое могло бы принести «огромную пользу самой книге, если бы на это было дано соизволение», конечно было бы даровано тотчас же, если бы это зависело только от меня. Хотя неразумно часто повторять самого себя, все же я хочу, чтобы вы поня­ли неисполнимость такого соглашения, если бы даже на это было дано соизволение Наших Старших, и поэтому позволю себе вернуться к крат­кому просмотру уже изложенных принципов.

Мы могли бы не затрагивать наиболее животрепещущий пункт, которому вы, возможно, заколебались бы поверить, что отказ касается настолько же вашего собственного спасения (с точки зрения ваших мир­ских материальных соображений), насколько и моего вынужденного под­чинения освященным временем Правилам. Опять-таки я мог бы указать на Олькотта, который, если бы ему не было разрешено сообщаться с нами непосредственно, мог бы впоследствии проявлять меньше усердия и преданности, но больше благоразумия. Но это сравнение, несомненно, показалось бы вам натянутым. Олькотт, сказали бы вы, энтузиаст, уп­рямый, нерассуждающий мистик, который слепо пойдет напролом и не позволит себе смотреть вперед своими собственными глазами. Тогда как вы - трезвый здравомыслящий человек реального мира, сын вашего по­коления холодных мыслителей, всегда держащих фантазию взнузданной и говорящих энтузиазму: «До сего места и не далее»... Возможно, что вы правы, возможно - нет. «Никакой лама не знает, где бер-чен жмет, пока его не наденет»,- говорит тибетская пословица. Однако оставим это, так как я должен сказать вам, что установка «непосредственного сообщения» была бы возможна лишь при следующих условиях:

1. Встретиться в наших физических телах: если я нахожусь там, где сейчас, а вы в вашем доме, то это - материальное препятствие для меня.

2. Для нашей встречи в астральных формах потребуются ваш и мой выходы из физического тела. Духовное препятствие для этого су­ществует с вашей стороны.

3. Возможность слышать мой голос внутри или вблизи вас. Это было бы возможным одним из двух способов:

a) если бы наши Старшие дали мне разрешение установить необхо­димые для этого условия, но это в настоящее время они отклоняют, или

b) вам слышать мой естественный голос без всяких психофизио­логических изменений, употребленных с моей стороны (как мы часто де­лаем между собою). Но для того чтобы сделать это, не только нужно, чтобы духовные центры были сверхнормально раскрыты, но и сам че­ловек должен овладеть великой тайной, еще не открытой наукой, - уп­разднения, так сказать, всех препятствий пространства; нейтрализовать на это время естественные препятствия посредствующих частиц возду­ха и заставить волны ударять в ваше ухо отраженными звуками или эхом. Об этом вы знаете сейчас настолько, чтобы отнестись к этому как к ненаучной нелепости. Ваши физики, не усвоив до сих пор акустику в этом направлении далее, нежели «совершенное» знание вибраций звучащих предметов и отражение посредством труб, могут насмешливо спросить:

«Где же ваши бесконечно продолженные резонирующие предметы, что­бы проводить через пространство вибрации голоса?» Мы отвечаем:

«Наши провода, хотя и невидимы, но неразрушимы и гораздо более со­вершенны, нежели таковые современных физиков, у которых быстрота передачи механической силы по воздуху представлена скоростью в 1 100 футов в секунду и не более, если я не ошибаюсь. Но разве не могут быть люди, которые нашли более совершенные и скорые способы пере­дачи, будучи несколько лучше ознакомлены с оккультными силами воз­духа (акаша) и, кроме того, имеющие более усовершенствованное суж­дение о звуке?» Но это мы разберем позднее.

Есть еще более значительное неудобство и почти непреодолимое препятствие сейчас и такое, с которым я должен считаться, даже когда я только письменно сообщаюсь с вами, простая вещь, доступная каж­дому смертному, - это моя полная неспособность передать вам смысл моих объяснений хотя бы физических феноменов, оставляя в стороне духовно разумные. Не впервые упоминаю об этом. Это равносильно тому, если бы ребенок попросил меня преподать ему величайшие про­блемы Евклида прежде, нежели он начал учить элементарные правила арифметики. И только прогресс, который делает человек в изучении Тайной науки от ее первоначальных основ, приводит его постепенно к по­ниманию нашей мысли. И только таким образом, а не иначе, укрепляя и утончая, усовершенствуя эти таинственные связи симпатии между ра­зумными людьми, временно разобщенными частицами мировой и косми­ческой Души, - приближаются они к полному соотношению. Раз это ус­тановлено, тогда только эти пробужденные симпатии действительно по­служат на соединение человека с тем, что за недостатком европейского научного слова, которое могло бы передать мысль, я опять вынужден описать как ту динамическую цепь, которая связывает материальный мир с нематериальным Космосом - Прошедшее, Настоящее и Будущее

- и настолько ускоряет его проникновение, чтобы ясно схватывать не только все материальное, но также и от Духа. Я даже чувствую раздра­жение, употребляя эти три грубых слова: прошедшее, настоящее и бу­дущее! Жалкие представления объективных фаз Субъективного Целого

- они так же мало применимы к смыслу, как топор к тонкой резьбе. О, мой бедный друг, разочарованный в том, что вы уже так продвинулись на это время естественные препятствия посредствующих частиц возду­ха и заставить волны ударять в ваше ухо отраженными звуками или эхом. Об этом вы знаете сейчас настолько, чтобы отнестись к этому как к ненаучной нелепости. Ваши физики, не усвоив до сих пор акустику в этом направлении далее, нежели «совершенное» знание вибраций звучащих предметов и отражение посредством труб, могут насмешливо спросить:

«Где же ваши бесконечно продолженные резонирующие предметы, что­бы проводить через пространство вибрации голоса?» Мы отвечаем:

«Наши провода, хотя и невидимы, но неразрушимы и гораздо более со­вершенны, нежели таковые современных физиков, у которых быстрота передачи механической силы по воздуху представлена скоростью в 1 100 футов в секунду и не более, если я не ошибаюсь. Но разве не могут быть люди, которые нашли более совершенные и скорые способы пере­дачи, будучи несколько лучше ознакомлены с оккультными силами воз­духа (акаша) и, кроме того, имеющие более усовершенствованное суж­дение о звуке?» Но это мы разберем позднее.

Есть еще более значительное неудобство и почти непреодолимое препятствие сейчас и такое, с которым я должен считаться, даже когда я только письменно сообщаюсь с вами, простая вещь, доступная каж­дому смертному, - это моя полная неспособность передать вам смысл моих объяснений хотя бы физических феноменов, оставляя в стороне духовно разумные. Не впервые упоминаю об этом. Это равносильно тому, если бы ребенок попросил меня преподать ему величайшие про­блемы Евклида прежде, нежели он начал учить элементарные правила арифметики. И только прогресс, который делает человек в изучении Тайной науки от ее первоначальных основ, приводит его постепенно к по­ниманию нашей мысли. И только таким образом, а не иначе, укрепляя и утончая, усовершенствуя эти таинственные связи симпатии между ра­зумными людьми, временно разобщенными частицами мировой и косми­ческой Души, - приближаются они к полному соотношению. Раз это ус­тановлено, тогда только эти пробужденные симпатии действительно по­служат на соединение человека с тем, что за недостатком европейского научного слова, которое могло бы передать мысль, я опять вынужден описать как ту динамическую цепь, которая связывает материальный мир с нематериальным Космосом - Прошедшее, Настоящее и Будущее

- и настолько ускоряет его проникновение, чтобы ясно схватывать не только все материальное, но также и от Духа. Я даже чувствую раздра­жение, употребляя эти три грубых слова: прошедшее, настоящее и бу­дущее! Жалкие представления объективных фаз Субъективного Целого

- они так же мало применимы к смыслу, как топор к тонкой резьбе. О, мой бедный друг, разочарованный в том, что вы уже так продвинулись на Пути, что простая передача мыслей для вас не будет затруднена условиями материи. Объединению вашего ума с нашими препятствует его врожденная неспособность. Такова, по несчастью, наследственная и самоприобретенная грубость, тяжесть западного ума. И так мощно самые слова, выражающие современные мысли, развились по линии практического материализма, что почти невозможно вам понять нас или нам объяснить вам что-либо касаемое этой тончайшей, идеальной ме­ханики оккультного Космоса. До некоторой малой степени такая способ­ность может быть приобретена европейцами путем изучения и медита­ции, но - это все. Здесь заложено препятствие, которое до сих пор не позволило убеждению в теософические истины приобрести широкое рас­пространение среди западной нации и послужило причиной того, что за­падные философы отбросили изучение теософии, как бесполезной и фан­тастической. Как могу научить вас читать или писать или даже понять язык, ощутимый алфавит которого или слова, доступные вашему уху, не были еще изобретены! Как могли бы феномены нашей современной элек­трической науки быть объяснены, скажем, греческому философу дней Птолемея, если бы он внезапно был возвращен к жизни с тем же несо­единимым hiatus в исследовании, который существовал бы между его и нашим веком? Не были бы для него сами технические термины невнят­ным жаргоном, абракадаброй ничего не значащих звуков, а сами инст­рументы и употребляемые аппараты чудовищными уродствами «чудес»? Представьте на одну секунду, что я стал бы вам описывать оттенки тех цветных лучей, которые находятся за так называемым «видимым спек­тром» - лучей невидимых для всех, за исключением очень немногих, даже среди нас. Чтоб объяснить, как можем мы зафиксировать в про­странстве один из этих так называемых субъективных или случайных цветов (комплимент, говоря математически), более того, всякого друго­го данного цвета дихроматического предмета (одно это звучит нелепо­стью), думаете ли вы, что вы смогли бы понять их оптическое воздей­ствие или даже просто, что я предполагаю под этим? А так как вы не видите подобных лучей и не можете знать их, и не имеете для них на­учного названия, то если бы я сказал вам: «Мой добрый друг Синнетт, пожалуйста, не удаляясь от вашего письменного стола постарайтесь, отыщите и произведите перед вашими глазами весь солнечный спектр, разложенный на четырнадцать призматических цветов (семь из них ком­плименты), ибо лишь с помощью этого оккультного света вы можете видеть меня на расстоянии, как я вижу вас». Как вы думаете, каков был бы ваш ответ? Не достаточно ли вероятно, что вы возразили бы мне в вашей спокойной и вежливой манере, что так как никогда не было более семи (теперь три) основных цветов, которые, более того, никогда до сих пор никаким известным физическим процессом не были разложены да-

лее, чем на семь призматических оттенков, то мое предложение так же «ненаучно», как и «нелепо». Прибавив, что мое предложение искать во­ображаемый солнечный «комплимент» не вызовет комплимента ваше­му знанию физической науки, мне, может быть, лучше отправиться ис­кать мой мифический «dishromatic» и солнечные «сочетания» в Тибете, ибо современная наука до сих пор была бессильна подвести под каку­ю-либо теорию даже такой простой феномен, как цвета всех подобных дихроматических тел. Тем не менее, поистине, эти цвета достаточно объективны!

Итак, вы видите непреодолимые трудности на пути достижения не только абсолютного, но даже первоначального знания в оккультной на­уке для человека в вашем положении. Каким образом могли бы вы быть поняты, - управлять теми полуразумными Силами, которые сообщают­ся с нами не посредством произносимых слов, но через звук и цвет в соотношениях между вибрациями последних? Ибо звук, свет и цвета -главные факторы, образующие степени сознания этих существ, о самом бытии которых вы не имеете представления, и в которых вам не разре­шается верить. Атеисты, христиане, материалисты и спиритуалисты -все выставляют свои непосредственные возражения против подобного верования. Наука возражает сильнее, нежели все другие, на подобное «унизительное суеверие»! Ибо они не могут одним прыжком через по­граничные стены достичь вершин Вечности. Потому что мы не можем взять дикаря из центра Африки и заставить его сразу понять «Принци­пы» Ньютона или «Социологию» Герберта Спенсера; или же неграмот­ного ребенка написать Новую Илиаду на архаическом греческом языке;

или же обыкновенного живописца написать сцены на Сатурне или набро­сать обитателей Арктура - по причине всего этого само наше существо­вание отрицается! Да, по этой причине верующие в нас объявлены об­манщиками и сумасшедшими, и сама наука, которая ведет к высочай­шему пределу высочайшего Знания, к истинному вкушению Древа Жизни и Мудрости, осмеяна как дикий полет фантазии!

Самым серьезным образом я прошу вас не усмотреть в вышеска­занном одно только выражение моих личных чувств. Мне время дорого, и я не могу его терять. Еще менее вы должны в этом усматривать по­пытку разочаровать или отговорить вас от того благородного труда, который вы только что начали. Ничего подобного, ибо то, что я сейчас говорю, может быть полезным, и не более, но - vera pro gratis - я пре­достерегаю вас и ничего больше не скажу, кроме напоминания вам во­обще, что задача, за которую вы так храбро беретесь, та Missio in partis infidelium является, возможно, самой неблагодарной из всех задач! Но если вы верите в мою дружбу к вам и цените честное слово человека, который никогда в течение всей своей жизни не осквернил своих устнеправдой, тогда не забудьте то, что я однажды вам написал (смотрите мое последнее письмо) о тех, кто вовлекает себя в изучение оккульт­ных наук: тот, кто это делает, «должен или достичь цели, или погибнуть. Раз, достаточно продвинувшись на пути к великому Знанию, сомневать­ся - значит рисковать сумасшествием; дойти до мертвой точки - зна­чит упасть; отступить - значит лететь вниз головой в пропасть». Не бойтесь, если вы искренни, как сейчас. Уверены ли вы в себе в буду­щем?

Но я думаю, что сейчас пора обратиться к менее трансценденталь­ным и, как вы назвали бы, менее мрачным и более мирским делам. Здесь вы, несомненно, значительно больше «дома». Ваши опыт, тренировка, интеллект, ваше знание внешнего мира, короче, совокупность всего это­го помогут вам осуществить задачу, за которую вы взялись. Ибо они ста­вят вас на бесконечно более высокую ступень, по сравнению со мною, в отношении того, чтобы написать книгу, угодную вашему Обществу. Хотя интерес, который я проявляю к ней, может удивить некоторых спо­собных возразить мне и моим коллегам нашими собственными аргумен­тами и заметить, что наше «хваленое возвышение над стадом обывате­лей» (слова нашего друга мистера Хьюма), над интересами и страстя­ми обычного человечества, должно восставать против уделения внимания каким-то концепциям заурядных житейских дел, я все же при­знаюсь, что я настолько же заинтересован в этой книге и ее успехе, насколько и в жизненном успехе ее будущего автора.

Я надеюсь, что по крайней мере вы поймете, что мы (или боль­шинство из нас) далеко не бессердечные, морально высохшие мумии, какими нас кто-то мог бы представить. «Меджнур» очень хорош на сво­ем месте, как идеальный герой увлекательной и во многих отношениях правдивой повести. Все же, поверьте мне, немногие из нас захотели бы играть в жизни роль засушенной фиалки, заложенной между листами тома торжественной поэзии. Мы можем быть не совсем «парнями» (цитируя непочтительное выражение Олькотта при упоминании о нас), однако ни одна из наших степеней не похожа на сурового героя романа Бульвера. Легкость наблюдений, обеспеченная некоторым из нас нашими условия­ми, конечно, дает большую широту зрению и более выраженную и бес­пристрастную, также и более широко распространенную человечность, ибо, отвечая Адисону, мы можем справедливо утверждать, что это «дело магии очеловечить наши природы состраданием» ко всему человечес­кому роду, как и ко всем существам, вместо того чтобы сосредоточи­вать и ограничивать наши расположения на одной избранной расе; одна­ко немногие из нас (за исключением таких, которые достигали конечно­го отказа от Мокши) в состоянии настолько освободиться от влияния наших земных связей, чтобы быть нечувствительными в различных степенях к высшим радостям, эмоциям и интересам обычного челове­чества. До тех пор, пока конечное освобождение не поглощает Эго, оно должно осознавать чистейшие симпатии, вызванные эстетическими воз­действиями высокого Искусства; его наиболее нежные струны должны отвечать на призыв наиболее святых и благородных человеческих при­вязанностей. Конечно, чем ближе к освобождению, тем менее этому места, до тех пор, когда, чтобы увенчать все - человеческие и чисто индивидуальные личные чувства, кровные узы, дружбу, патриотизм и расовое предпочтение, - все это исчезнет, чтобы слиться в одно общее чувство, единственное и святое, единое и вечное - Любовь, Огромную Любовь к человечеству как к единому Целому. Ибо человечество есть великая Сирота, единственная лишенная наследства на этой Земле, мой друг! И долг каждого человека, способного на лишенное эгоизма побуж­дение, сделать что-либо хотя бы даже самое малое для Общего Блага. Бедное, бедное человечество! Оно мне напоминает старую притчу о войне между телом человека и его членами: здесь тоже каждый член этого огромного «Сироты» - без отца и матери - эгоистически заботит­ся только о себе. Оставленное без заботы, это тело страдает вечно не­зависимо от того, воюют или не воюют члены. Его страдания и муки никогда не прекращаются.

...И кто может упрекать его, как делают ваши материалистичес­кие философы, если в этой вечной изоляции и небрежности оно развело богов, к которым «оно всегда взывает о помощи, но остается неуслы­шанным!» Таким образом:

«Так как у человека есть надежда только на человека,

Я бы не дал плакать ни одному, кого я могу спасти!..»

 

Однако, сознаюсь, что индивидуально я еще не освободился от некоторых земных привязанностей. Я все еще чувствую к некоторым людям больше влечения, нежели к другим, и филантропия в таком виде, как она проповедовалась нашим великим Покровителем, «Спасителем Мира - Учителем Нирваны и Закона», не убила во мне ни индивидуаль­ного предпочтения в дружбе, ни любви к моим ближайшим родным, ни горячего чувства патриотизма к той стране, в которой я последний раз материально индивидуализировался. И в связи с этим я когда-нибудь, неспрошенный, могу дать совет своему другу мистеру Синнетту шеп­нуть на ухо редактору «Пионера» en attendant: «Могу ли я попросить по­ставить в известность доктора Уайлда, председателя Британского Тео­софического Общества, о некоторых истинах, касающихся нас, как было указано выше? Не будете ли вы так любезны убедить этого превосход­ного джентльмена, что ни одна из смиренных «капель росы», которые под различными предлогами приняли форму испарений и в различное время исчезли в пространстве, чтобы образовать белые гималайские облака, никогда не пытались ускользнуть обратно в сияющее Море Нир­ваны путем нездорового процесса повисания за ноги или самооблачения другой «одеждой из кожи», сфабрикованной из священного помета «триж­ды священной коровы!» Британский председатель имеет наиболее ори­гинальные мысли и идеи о нас, кого он упорно называет «йогами», ни­чуть не разбираясь в громадной разнице, существующей между Хатха и Раджа Йогами. Эта ошибка должна быть отнесена на счет миссис Б., талантливого редактора «Теософа», которая заполняет свои тома описа­ниями деяний различных саньясинов и других «благословенных» из до­лин, никогда не давая себе труда добавить несколько строк пояснений.

А теперь обратимся к более важным делам. Время дорого, а мате­риалы (я подразумеваю материалы для писания) еще более драгоцен­ны. Так как «осаждение» в переписке с вами становится незаконно, не­достаток чернил и бумаги в таком же положении из-за «Tamasha», и так как я нахожусь далеко от дома и в таком месте, где магазины письмен­ных принадлежностей менее нужны, чем воздух для дыхания, то наша переписка угрожает оборваться внезапно, если я не распоряжусь более рассудительно с имеющимся под рукой запасом. Один друг обещает снабдить меня в случае большой нужды несколькими случайно уцелев­шими у него листами, памятными останками завещания его дедушки, на которых тот лишил его наследства и таким образом оставил ему «со­стояние». Но так как мой друг в течение последних одиннадцати лет не писал ни строчки (кроме одного раза, на другой бумаге, как эта «double superfm glace», изготовленная в Тибете так примитивно, что вы бы непоч­тительно приняли ее за фильтровальную бумагу, а завещание также напи­сано на подобной же бумаге), мы могли бы с успехом сразу же перейти к вашей книге. Так как вы оказываете мне честь, спрашивая мое мнение, я могу сказать вам, что это превосходная идея. Теософия нуждается в такой помощи, а результаты будут такие, каких вы ожидаете в Англии. Это так­же может помочь нашим друзьям, главным образом, в Европе.

Я не накладываю никаких ограничений на использование вами че­го-либо, что я писал вам и м-ру Хьюму, полностью полагаясь на ваш такт и здравое суждение в отношении того, что должно печататься и как пе­чататься. Я только должен просить вас по причинам, о которых я дол­жен умолчать (я уверен, что вы будете уважать это молчание), не упот­ребить ни единого слова, ни единого отрывка из моего последнего пись­ма вам без указанного числа - того письма, которое было написано после долгого моего молчания, и также из первого письма, переправлен­ного вам нашею Старою Леди (я только что цитировал из его четвертой страницы). Сделайте мне одолжение, если мои скромные письма вообще стоит сохранять, отложите его в отдельном, запечатанном кон­верте. Вы можете его распечатать только по истечении некоторого вре­мени. Что касается остальных, я предоставляю их кромсающим зубам критики. Также не хочу вмешиваться в ваш план, который вы вчерне мысленно уже выработали. Но я усиленно рекомендовал бы вам при выполнении его обращать величайшее внимание на малые обстоятель­ства (не могли бы вы снабдить меня каким-нибудь рецептом синих чер­нил), которые способны служить доказательством невозможности, об­мана или тайного сговора. Поразмыслите хорошенько, каким смелым предприятием является приписывать адептам феномены, которые спи­риты уже заклеймили, как доказательство медиумизма, а скептики - как ловкий обман. Вы не должны пропускать ни йоты, ни крошечки косвен­ных доказательств для укрепления вашей позиции - это то, чем вы пре­небрегли в вашем письме «А» в «Пионере». Например, мой друг рас­сказывает мне, что это была тринадцатая чашка и притом такой фор­мы, какую в Симле, по крайней мере, не найдешь. (Так, по крайней мере, говорит миссис Синнетт. Я сам не обыскивал лавок фаянсовой посуды. Также бутылку я наполнил водой своей собственной рукой, и она была только одна из четырех, имеющихся в корзинах у слуг, и эти четыре бутылки только что были принесены назад пустыми после бесплодных поисков воды, когда вы их послали в маленькую пивоварню с запиской. Остаюсь в надежде, что меня извинят за мое вмешательство. С почти­тельным приветом леди - Ваш «Лишенный наследства».)

Подушка была выбрана вами самим, и все же слово «подушка» встречается в моей записке к вам так же, как слово «дерево» или что-нибудь другое было бы проставлено, если бы вы выбрали другое вмес­тилище вместо подушки.

Вы найдете, что все такие пустяки послужат вам крепким щитом от высмеивания и насмешек. Затем вы, конечно, будете стремиться до­казать, что Теософия не новый кандидат, предлагаемый мировому вни­манию, а только новое изложение принципов, которые признавались уже в раннем детстве человечества. Историческая последовательность дол­жна быть сжато, но все же наглядно прослежена через последователь­ные эволюции философских школ и иллюстрирована описаниями экспе­риментальных демонстраций оккультной силы, приписываемой различ­ным теуматургам. Перемежающиеся вспышки и затихания мистических феноменов, так же, как и их перемещения из одного населенного центра в другой, показывают игру борющихся сил духовности и животности. А под конец будет ясно, что нынешняя нарастающая волна феноменов с ее различными воздействиями на человеческое мышление и чувства пре­вращает возобновление теософических исследований в неотложную необходимость. Единственная проблема, которую предстоит разрешить, это проблема практическая - как лучше продвигать необходимое изучение и сообщить восходящий импульс спиритуалистическому движению. Хо­рошим началом будет сделать прирожденные способности живого внут­реннего человека более понятными, постижимыми. Изложить научное ут­верждение о том, что если притяжение и отталкивание являются зако­нами природы, то не может быть взаимосношений между чистыми и нечистыми Душами, воплощенными или развоплощенными; следователь­но, девяносто девять из ста предполагаемых сношений с духами лож­ны. Вот это столь великий, требующий работы факт, какой вы только можете найти, и его нельзя сделать слишком ясным. Таким образом, хотя и можно было произвести лучший отбор иллюстрирующих эпизодов для «Теософа» в виде хорошо удостоверенных исторических происшествий, все же мысль о необходимости обратить умы любителей феноменов на полезные и поучительные каналы, отвращая от одной только медиумистической догмы, была правильна.

Что я подразумевал под «Отчаянным Предприятием»? Это озна­чало следующее: если рассмотреть великие задачи, стоящие перед на­шими теософическими добровольцами, а особенно если взглянуть на мно­жества активных сил, уже выстроившихся или собирающихся выстро­иться, чтобы выступить против них, то мы вполне можем приравнять вы­ступление теософов к тем отчаянным усилиям, направленным против по­давляющего превосходства противника, на которые пускаются истинные солдаты во имя славы. Вы хорошо сделали, что усмотрели «большую цель» в маленьком начинании Теософического Общества. Конечно, если бы мы собственной персоной взяли на себя его основание и управление, весьма возможно, что оно было бы совершеннее и сделало бы меньше ошибок. Но мы не могли сделать этого, и также это не входило в наши планы: задача была дана двум нашим агентам, и им было предоставле­но, так же, как теперь и вам, делать все, что они могут при данных об­стоятельствах. И многое сделано. Под поверхностью спиритуализма про­кладывает себе путь расширяющееся течение. Когда оно появится на поверхности, его эффект будет очевиден. Уже многие умы подобно вам размышляют над вопросом оккультных законов, вынужденные к тому этой агитацией. Подобно вам, они не удовлетворяются тем, что было до сих пор достижимо, и требуют чего-то лучшего. Пусть это ободрит вас.

Не совсем правильно, что такие люди в Теос. Обществе «находи­лись бы в более благоприятных обстоятельствах для наблюдения» с на­шей стороны. Лучше сказать, что присоединением других сочувствую­щих к этой организации они стимулируются к усилиям и воодушевляют друг друга к исследованиям. Единение всегда дает силу. А так как оккультизм в наши дни напоминает «Отчаянное Предприятие», то едине­ние и сотрудничество необходимы. Единение, в самом деле, подразуме­вает сосредоточение жизненных и магнетических энергий против враж­дебных токов предрассудков и фанатизма.

Я написал несколько слов в письме маратского парня только для того, чтобы показать, что, передавая вам свои взгляды, он выполняет приказания. Оставляя в стороне его преувеличенное мнение об огром­ных взносах, его письмо в некоторой степени заслуживает внимания, ибо Дамодар - индус и знает настроения своего народа в Бомбее, хотя бом­бейские индусы представляют настолько антидуховную публику, какую только можно найти во всей Индии. Но, будучи преданным энтузиастом, этот парень устремился за туманным образом своих собственных идей даже раньше, чем я успел им дать правильное направление. Трудно воз­действовать на всех быстродумающих - в мгновение ока они уже уст­ремились в бешеную погоню, прежде чем даже успели наполовину по­нять, что от них требуется. Вот в этом наша беда с миссис Б. и м-ром О. Частые неудачи последнего при выполнении указаний, которые он иног­да получает даже письменно, почти все обязаны своим происхождени­ем его собственной ментальной активности, мешающей ему различить наши воздействия от его собственной концепции. Беда миссис Б. зак­лючается в том (кроме ее физических недомоганий), что она иногда при­слушивается к двум или более нашим голосам сразу: например, сегодня утром, в то время как «Лишенный наследства», которому я предоста­вил место в этом письме для сноски, разговаривал с нею по важному делу, она предоставила другое ухо одному из нас, проезжающему через Бомбей из Кипра в Тибет, и таким образом восприняла обоих в неверо­ятной путанице. У женщин не хватает силы сосредоточения.

А теперь, мой дорогой друг и сотрудник, условия невосполнимого недостатка бумаги заставляют меня кончать. Счастливого пути! До ва­шего возвращения, если вы будете довольствоваться, как до сих пор, пе­ресылкой нашей корреспонденции по обычному каналу. Никто из нас обоих не предпочел бы этого, но до тех пор, пока не будет дано разрешение на перемену, все должно остаться по-прежнему. Если бы она умерла сегодня - и она в действительности очень больна, - вы бы не получили от меня более двух-трех писем (через Дамодара или Олькотта или через уже ус­тановленные для исключительных случаев агентства), и затем, так как резервуар сил был бы исчерпан, наше расставание стало бы окончатель­ным. Однако я не хочу забегать вперед; события могли бы свести нас где-нибудь в Европе. Но встретимся мы или нет в течение вашей поез­дки, будьте уверены, что мои личные добрые пожелания пребудут с вами. Если вам действительно понадобится время от времени помощь удачной мыслью по мере того, как будет продвигаться ваша работа, она весьма вероятно может быть осмозисом проведена в вашу голову, если херес не преградит ей дорогу, как это уже было в Аллахабаде.

Пусть «глубокое море» нежно обходится с вами и с вашим домом.

Всегда ваш К. X.

Р. S. «Друг», о котором лорд Линдсей говорит вам в своем пись­ме, мне это очень неприятно сказать, настоящий вонючий подлец, кото­рый ухитрился надушиться добрым ароматом в его присутствии в те­чение золотых дней их дружбы и таким образом избег распознавания своей природной вони. Это Хоум - медиум, обращенный в Римское Ка­толичество, затем в Протестантизм и, наконец, в Православие. Он злей­ший и лютейший враг О. и мадам Б., какого только они имеют, хотя ни одного из них он не встречал. Некоторое время ему удалось отравлять ум лорда и настроить его против них. Я не люблю что-либо говорить о человеке за его спиной, ибо это выглядит как злословие. Все же, ввиду некоторых будущих событий, я считаю своим долгом предостеречь вас, потому что он исключительно плохой человек, ненавидимый спиритуа­листами и медиумами настолько же, насколько он презираем теми, кто узнал его. Ваша работа непосредственно сталкивается с его работой. Хотя он болезненный калека, несчастный парализованный, однако его мыслительные способности свежи и как всегда готовы на зло. Он не такой человек, чтобы остановиться перед клеветническим обвинением, каким бы подлым и лживым оно ни было, так что берегитесь.

К.Х.

ПИСЬМО 13а

Получено 1 марта 1881 г. в 20.30,

во время путешествия в Европу

Дорогой О.

Перешлите это немедленно А. П. Синнетту и ни словом не обмолви­тесь об этом Е. П. Б. Оставьте ее в покое на несколько дней. Буря стих­нет.

К. X. Л. С.

ПИСЬМО 13b

Мой дорогой посол.

Чтобы успокоить вашу тревогу, которую вижу затаившейся в ва­шем уме и которая имеет даже более определенную форму, чем вы выразили, разрешите мне сказать, что я приложу наибольшие старания, чтобы успокоить нашего крайне чувствительного - не всегда благора­зумного старого друга, чтобы она осталась на своем посту. Плохое здо­ровье, вызванное естественными причинами, и душевная тревога сде­лали ее до крайности нервной и, к сожалению, уменьшили ее полезность для нас. Две недели она была совершенно непригодна, и ее эмоции ле­тали по ее нервам, как электричество по проводу. Все было хаотично. Эти строчки я посылаю Олькотту с одним другом, чтобы они были от­правлены без ее ведома.

Советуйтесь свободно с нашими друзьями в Европе и вернитесь с хорошей книгой в руках и с хорошим планом в голове. Ободрите искрен­них братьев в Галле в их образовательной работе. Несколько поощряю­щих слов с вашей стороны дадут им мужество. Телеграфируйте инспек­тору полиции в Галле Николя Диас, что вы - член Совета Т. О. Приеде­те, и я сделаю так, чтобы Е. П. Б. телеграфировала то же самое другому лицу. По дороге подумайте о вашем истинном друге.

К.Х.

ПИСЬМО 14

К. X. — Синнетту

Получено в Лондоне, 26 марта 1881 г.

 

Из глубины неизвестной долины среди крутых скал и глетчеров Терик-Мира, из долины, по которой никогда не ступала нога европейца с того дня, когда породившая ее гора поднялась из недр нашей матери-Земли, ваш друг посылает вам эти строки. Ибо здесь К. X. получил ваши «сердечные приветы», и здесь он намеревается провести свои «летние каникулы». Письмо из обиталища «вечных снегов и чистоты», послан­ное в «обиталище порока» и там полученное... Странно, не так ли? Хо­тел бы я или, вернее, мог бы я быть с вами в этих «обиталищах»? Нет. Но я был несколько раз в различное время в другом месте, хотя ни «в астрале», ни в другом осязаемом образе, но просто в мыслях. Вас не удовлетворяет? Ну, ну, вы же знаете ограничения, каким я подвергаюсь в случае с вами, и вы должны иметь терпение.

Ваше будущая книга - маленький драгоценный камень; и хотя она маленькая и крошечная, может настать день, когда она подымется над вашими холмами Симлы, как гора Эверест. Между всеми прочими со­четаниями такого рода в диких джунглях спиритуалистической литера­туры она, несомненно, окажется искупителем, приносимым в жертву за грехи спиритуалистического мира. Они начнут с отрицания - нет, поно­шения ее; но она найдет своих верных двенадцать, и семя, брошенное вашей рукой на почву размышлений, не взойдет сорной травой. Это можно обещать. Часто вы слишком осторожны. Вы часто напоминаете чита­телю о своем незнании и, преподнося как скромную теорию то, в чем вы в сердце своем уверились, как в аксиоме или изначальной истине, этим вместо помощи вы смущаете читателя и создаете сомнения. Но это живые, проницательные небольшие мемуары, и как критическая оцен­ка феноменов, которым вы лично являетесь свидетелем, они гораздо более полезны, чем труд мистера Уоллеса. Это родник того труда, у которого спиритам надо бы утолять свою жажду феноменов и мисти­ческих познаний, вместо того чтобы проглатывать нелепые излияния, которые они находят в «Знаменах Света» и в других изданиях. Мир в значении индивидуальных существований полон тех скрытых значений и глубоких целей, которые лежат в основании всех феноменов Вселенной и оккультной науки. Лишь разум, поднявшийся до сверхчувствительной муд­рости, один только может доставить ключ, посредством которого можно раскрыть их интеллект. Поверьте мне, в жизни каждого адепта настает момент, когда лишения, через которые он прошел, награждаются тыся­чекратно. Чтобы приобрести дальнейшие познания, ему более не нужно продвигаться медленным и кропотливым процессом исследования раз­личных объектов, но ему дана способность мгновенного безошибочного проникновения в любую изначальную истину. Пройдя ту стадию филосо­фии, которая утверждает, что все основы истины возникли из слепых импульсов (философия ваших сенситивистов или позитивистов), и оста­вив далеко позади себя другой класс мыслителей - рационалистов или скептиков, придерживающихся мнения, что основные истины - только порождение интеллекта, и что мы сами являемся их единственными при­чинами возникновения, адепт видит, чувствует и живет в самом источ­нике всех основных истин - в «Мировой Духовной Сущности Природы», Шива - Создатель, Разрушитель и Преобразователь. Подобно тому, как нынешние спиритуалисты деградировали «дух», также и индусы дегра­дировали Природу своими антропоморфистическими концепциями о ней. Лишь одна Природа может воплощать дух беспредельного созерцания. «Погруженный в абсолютное самонесознавание своего физического я, окунувшись в глубины истинного Бытия, которое не есть бытие, но веч­ная вселенская Жизнь, вся его форма неподвижна и бела, как вершины вечных снегов Кайласа, где он сидит выше забот, выше скорбей, выше греха и всего мирского, нищий мудрец, целитель. Царь Царей, Йог Йо­гов» - вот такой идеал Шивы, «Йога Шастр», кульминации духовной мудрости... Ох вы. Максы Мюллеры и Монье Вильямсы, что вы сдела­ли с нашей философией!

Но едва ли можно ожидать, что вам понравится или, даже, что вы понимаете вышеприведенное откровение из нашего учения. Простите меня. Я редко пишу письма, и каждый раз, когда я вынужден это делать, я больше следую своим собственным мыслям, нежели строго придер­живаюсь предмета, который мне следовало бы иметь в виду. Я трудил­ся более четверти века днем и ночью, чтобы удержать свое место в рядах той невидимой, но всегда занятой армии, которая трудится и го­товится к заданию, которое не может принести какой-либо награды, кро­ме сознания, что мы исполняем свой долг перед человечеством. И, встретив вас на своем пути, я пытался - не бойтесь - не завербовать вас, ибо это было бы невозможно, но просто обратить ваше внимание, возбудить ваше любопытство, если не лучшие чувства, к одной-единственной истине. Вы оказались верным и искренним и делали все, что было в ваших силах. Если ваши усилия научат мир только одной-единственной букве алфавита Истины, той Истины, которая однажды наполняла собой весь мир, ваша награда вас не минует. А теперь после того, как вы встре­тились с «мистиками» Парижа и Лондона, что вы думаете о них?

Ваш К. X.

Р. S. Наша несчастная «Старая Леди» больна. Печень, почки, го­лова, мозг, ноги, все органы и конечности сражаются и щелкают паль­цами перед ней на ее усилия не замечать их. Одному из нас придется укрепить, восстановить ее силы, «подправить ее», как говорит наш ува­жаемый мистер Олькотт, или с нею будет плохо.

 

ПИСЬМО 15

К. X. — Синнетту

Первое письмо, полученное после возвращения Синнетта

в Индию, от 8 июля 1881 г., во время нахождения вместе

с Е. П. Блаватской в течение нескольких дней в Бомбее

 

Добро пожаловать, дорогой друг и блестящий автор, добро пожа­ловать обратно! Ваше письмо под рукой, и я счастлив видеть, что ваш личный опыт с «Избранными» в Лондоне оказался таким успешным. Но я предвижу, что теперь более, чем когда-либо, вы превратитесь в воп­лощенный вопросительный знак. Берегитесь! Если ваши вопросы будут найдены преждевременными со стороны тех, от кого зависит разреше­ние на выдачу знаний, то вместо получения моих ответов в их девствен­ной чистоте вы можете получить их превращенными в ярды бессмыс­ленной болтовни. Я зашел слишком далеко, чтобы ощущать руку на моем горле каждый раз, как только я начинаю попирать ногами границы за­прещенных тем, но недостаточно, чтобы избегнуть ощущения неловкос­ти, как вчерашнему червю перед нашей «Вековой Скалой» - моим Ко­ганом. Всем нам должны быть завязаны глаза, прежде чем последовать дальше, иначе нам придется остаться вовне.

А теперь, как насчет книги? Le quart d'heure de Rabelais порази­тельна и застает меня если не совсем несостоятельным должником, все же как бы трепещущим при мысли, что первый пробный выпуск может оказаться не на высоте; требуемая цена - не соответствующая моим скудным средствам; я сам - доведенным pro bono publico перешагнуть через ужасное: «Ты можешь ступать до сего места, но не дальше»,- и яростная волна гнева Когана заливает меня синими чернилами, и все! Я очень надеюсь, что вы не заставите меня потерять «мою должность».

Поистине так. Я смутно догадываюсь, что вы будете очень нетер­пеливым по отношению ко мне, и ясно понимаю, что вы не должны та­ким быть. Одной из прискорбных необходимостей жизни является то, что царственные потребности иногда принуждают человека как бы игнори­ровать дружеские требования, не в смысле нарушения слова, но откла­дывать на время слишком нетерпеливые ожидания неофитов, как менее важные. Одна из таких потребностей, которую я называю повелитель­ной, есть потребность вашего будущего благосостояния, реализация мечты, которую вы лелеяли вместе с С. М. Эта мечта (может, назвать ее видением?) была в том, что вы и миссис К. (почему забыли Теософ. Общ.?) «являетесь участниками в большом плане явления оккультной философии миру». Да, это время должно настать, и оно недалеко, когда вы все правильно поймете кажущиеся противоречивыми фазы таких явлений, и очевидность вынудит вас примирить их. Но сейчас дело об­стоит не так; между тем, помните, что мы ведем рискованную игру, и ставками являются человеческие души, потому я прошу вас быть тер­пеливым. Помня, что я должен следить за вашей «Душой» и за своей тоже, я собираюсь это осуществить любой ценой, даже ценою риска не быть понятым вами, как не был понят мистером Хьюмом. Работа ста­новится тем более трудной, что я являюсь одиноким работником на этом поприще, и это будет до тех пор, пока я не докажу своим Старшим, что, по крайней мере, вы имеете в виду дело и притом по-настоящему серь­езное. Как мне отказано в высшей помощи, так и вам нелегко будет найти помощь в том обществе, в котором вы вращаетесь и которое собираетесь расшевелить. Также в течение некоторого времени мало радости вам будет от тех, кто заинтересован непосредственно. Наша Старая Леди слаба, ее нервы доведены до состояния скрипичных струн, таков же ее измученный мозг. Олькотт далеко в изгнании, пробивается назад к спасению, будучи скомпрометирован более, чем вы можете предста­вить, своими неблагоразумными поступками в Симле, и учреждает тео­софические школы. Мистер Хьюм, который однажды обещал стать пер­воклассным борцом в битве Света против Тьмы, теперь сохраняет сво­его рода вооруженный нейтралитет, на который странно взирать. Сделав чудесное открытие, что мы являемся корпорацией допотопных иезуитс­ких ископаемых, увенчанных ораторскими прикрасами, он остался толь­ко для того, чтобы обвинять нас в перехватывании его писем Е. П. Б.! Однако он находит некоторое утешение в мысли, «какие аргументы он выставит в другом месте (Орнитологическое общество Эйнджел Лин-нен) против существа, означаемого именем Кут Хуми».

Истинно, наш весьма интеллектуальный и когда-то общий друг имеет в своем распоряжении поток слов, достаточный, чтобы нести во­енный корабль ораторской лжи. Тем не менее я уважаю его... Но кто следующий? К. К. Мэсси? Но тогда он несчастный родитель около по­лудюжины незаконных отродий. Он наиболее очаровательный преданный друг, глубокий мистик, великодушный, благородный человек, джентльмен, как говорят, с ног до головы; он опробован, как золото, у него имеется все, что требуется для изучающего оккультизм, но ничего, что требует­ся для адепта, мой добрый друг. Будь что будет, но его секрет принад­лежит ему, и у меня нет никакого права его разболтать. Доктор Уайлд? Он христианин до мозга костей. Худ? Приятная натура, как вы говори­те; мечтатель и идеалист в мистицизме и все же не работник. С. Мозес? А! Вот оно. С. М. почти опрокинул теософическую ладью, спущен­ную на воду три года тому назад, и он будет делать все, что в его си­лах, чтобы повторить это опять, несмотря на нашего Императора. Вы сомневаетесь? Слушайте.

Это странная, редкая натура. Его оккультные психические энергии громадны; но они лежали свернувшись, в спящем состоянии, совершенно не известные ему самому, пока каких-нибудь восемь лет тому назад Им­ператор не взглянул на него и не заставил его дух вознестись. С того времени в нем появилась новая жизнь - двойное существование, но его натура не могла перемениться. Будучи воспитан как студент теологии, он обладал умом, пожираемым сомнениями. Он отправился на гору Афон и затворился в монастыре, где изучал восточно-греческую религию, и там он был впервые замечен своим «Духом-Водителем»(!!) Конечно, гре­ческая казуистика не смогла рассеять его сомнений, и он поспешил в Рим, причем папство его тоже не удовлетворило. Оттуда он побрел в Гер­манию с такими же отрицательными результатами. Отказавшись от сухой христианской теологии, он не отказался от предполагаемого автора христи­анства. Ему нужен был идеал, и он нашел его в последнем. Для него Иисус - реальность, когда-то воплощенный, а теперь развоплощенный Дух, кото­рый «доставил ему доказательство своей персональной тождественности», как он думает, не в меньшей степени, чем другие «Духи», в том числе и Император. Тем не менее, ни религия Иисуса, ни его слова, как они зафик­сированы в Библии и принимаемые С. М. за настоящие, не принимаются полностью этим беспокойным духом. Императору, которого впоследствии постигла та же самая участь, повезло ничуть не лучше. Его ум слишком положительный. Легче выскрести начертания, выгравированные на титаниуме, чем удалить то, что раз запечатлелось в его мозгу.

Каждый раз, когда он находится под воздействием Императора, он живо воспринимает реальности оккультизма и превосходство нашей на­уки над спиритуализмом. Как только он остается один, он оказывается под пагубным водительством тех, в которых он крепко верит, отожде­ствив их с развоплощенными Духами, - и все перепутывается опять! Его ум не поддается никаким советам, не прислушивается ни к каким дово­дам, кроме своих собственных, а последние - все на стороне спиритуа­листических теорий. Когда старые теологические путы упали с него, он вообразил себя свободным человеком. Несколькими месяцами позднее он стал смиренным рабом и орудием «Духов»! Только когда он стоит лицом к лицу со своим внутренним Я, только тогда он понимает, что существует нечто более высокое и благородное, нежели болтовня лож­ных духов. Это было в один из таких моментов, когда он первый раз услышал голос Императора, и это был, как он сам говорит, «как голос Бога, говорящего его внутреннему Я». Этот голос стал ему знакомым с течением времени, и все же очень часто он не слушает его. Простой вопрос: если бы Император был тем, кем С. М. его считает, не подчи­нил бы он к этому времени волю последнего своей? Только Адептам, т. е. воплощенным духам, запрещается нашими мудрыми и непреступае­мыми законами полностью подчинять себе другую более слабую волю, волю свободнорожденного человека. Последний способ действий есть наилюбимейший метод, к которому прибегают «Братья Тьмы», колду­ны, элементальные призраки и который, как редчайшее исключение, упот­ребляется Высочайшими Планетными Духами, теми, которые уже не мо­гут более заблуждаться. Но это случается на Земле лишь при основа­нии каждого нового человеческого рода, при соединении и заключении двух концов большого цикла. И они остаются с человеком не более вре­мени, необходимого для того, чтобы вечные Истины, которым они учат, могли бы настолько сильно запечатлеться на пластичном уме новых рас, чтобы уберечь их от во