Шеллинг — философ во Христе. Божие. Но святотатством по отношению к всевышнему является желание познать его, врага всякого греха

божие. Но святотатством по отношению к всевышнему является желание познать его, врага всякого греха, при посредстве разума, запятнанного и ослепленного грехом, и даже ставить этот разум, предающийся всяким мирским утехам, подвержен­ный всяким искушениям сатаны, выше самого бога; но это и делают мирские мудрецы, когда они критикуют слово божие этим своим порочным разумом, отвергают то, что им не нра­вится, и даже не только посягают нечестивыми руками на святость библии, но и отрицают бытие самого бога, чтобы вместо него обожествлять самих себя. Таковы естественные следствия того, что разум, как когда-то, в кровавые дни фран­цузской революции, выступает как та блудница, которая возводится на трон бога и осмеливается критиковать распо­ряжения всемогущего властителя мира. Здесь-то нужно лече­ние, и притом не поверхностное, а пресекающее зло в корне. Разве кладут новую заплату на старую одежду? Как совместить Христа с Велиалом? Это невозможно, это богохульство, когда хотят постигнуть естественным разумом смерть господа-иску­пителя, воскресение и вознесение. Поэтому следует энергично начать действовать вместе с Шеллингом и изгнать разум из христианства в язычество, потому что там его место, там он может восставать против бога и считать божественным мир с его усладами и алчностью, от которых мы отреклись, извинять все грехи и пороки, ужасы пьянства и распутства, как добро­детели и богослужение, и выдавать за образец для челове­чества самоубийство Катона, нецеломудренность Лаисы и Ас-пасии, убийство Брутом своих родственников, стоицизм Марка Аврелия и яростное преследование им христиан. Тогда он явно противоречит христианству, и всякий знает, каков он. Но главная хитрость искусителя заключалась в том, что он украдкой вводил разум в христианство, где он затем породил миленьких незаконных детей, а именно: пелагианство, соци-нианство ^1в7, рационализм^10в и спекулятивную теологию.

«Но бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых» (Первое послание коринфянам, 1, 27); поэтому «душевный человек не принимает того, что от духа божия, потому что он почитает это безумием, а о сем надобно судить духовно» (1 кор., 2, 14).

Воистину христианским следует признать стремление, с ко­торым Шеллинг в чистой науке разума, представляющей собой именно негативную философию, не дозволяет разуму как-либо превозносить себя, а глубоко унижает и смиряет его, чтобы разум дошел до сознания своей слабости и греховности и, обнаруживая готовность раскаяться, обратился к милосердию, потому что только оно может освятить, просветить и возродить

Ф. ЭНГЕЛЬС

его так, чтобы он стал способен к познанию бога. Распять разум труднее, а следовательно, и важнее, чем распять плоть. Последняя все-таки подчиняется совести, которая дана уже и язычникам для укрощения их похотей и в виде внут­реннего судьи над их грехами; разум же ставит себя выше совести и даже отлично уживается с нею, и только христианину дана возможность налагать на него мягкое иго веры. Но этого требует от нас священное писание, и здесь не имеют значения никакие возражения или отговорки: или подчини свой разум вере или перейди на левую сторону, к козлищам (называют же себя злейшие из этих самообожествителей, как бы в насмешку, левой стороной), тут ты на своем месте!

Этим Шеллинг расчистил теперь себе почву. Все пережитки язычества, которые в наше время вновь превозносятся и вы­даются за новую истину, все искаженные порождения нецело­мудренного, похотливого разума устранены, и теперь его слушатели способны воспринять в себя млеко евангелия. Таков правильный путь. Язычников можно было изобличить благо­даря их мирским наслаждениям и страстям; но наши философы, по крайней мере теперь, делают вид, что они еще хотят при­знавать христианскую мораль. Поэтому, если апостолы требо­вали от язычников, чтобы их сердца были готовы к покаянию, раскаянию, разбиты и сокрушены, от надменных мирских мудрецов нынешнего времени следует требовать, чтобы их разум был готов к покаянию, унижен и сокрушен, прежде чем они станут способны воспользоваться евангельской благо­датью. И таким образом Шеллинг лишь теперь мог правильно судить о своем прежнем товарище по безбожию, об обесслав­ленном Гегеле. Ведь этот Гегель настолько гордился разумом, что прямо-таки провозгласил его богом, когда он увидел, что с помощью разума он не мог дойти до иного, истинного бога, стоящего выше человека. Поэтому Шеллинг и заявил открыто, что он больше и знать не хочет этого человека и его учения, и.далее уже совершенно не касался его.

А после того, как разум смирился и обнаружил желание воспринять спасение, он вновь может возвыситься и просве­титься духом истины. Это совершается в позитивной филосо­фии ^ш, где при посредстве свободного, т. е. просветленного, мышления, с помощью божественного откровения разум допу­скается к дарам благодати христианства..Теперь же, когда ему стал понятен высший мир, он сразу постигает всю чудную связь, открывающуюся в истории царствия божия, и то, что прежде представлялось ему непостижимым, теперь ясно и по­нятно, как будто иначе и быть не могло. Ибо только глаза,