Трир, 9 ноября 1836 г.
Милый Карл!
Еще до получения твоего письма мы уже имели известия о тебе, предупредительно присланные мне господином Йени-геном. Его письмо очень любезно и по отношению к тебе и ко мне. Он убедительно просит меня, чтобы я посоветовал тебе исполнить его желание sans gêne * и часто посещать его и его семью. Занимая столь скромное положение в свете, я тем менее могу сомневаться в искренности этого человека, поскольку всегда видел, что он ведет себя как один из достойнейших и благороднейших людей. Каждому приятно снискать уважение человека редкого сердца и ума.
Для меня было неожиданностью, что господин Эссер так тебя отличил, и это делает тебе честь, ибо доказывает, что, несмотря на свои строгие принципы, ты умеешь быть обходительным с самыми различными людьми. Твоя принципиальность напоминает мне годы моей юности, тем более, что эти принципы составляли мое единственное достояние. Ловкостью я не обладал, и это легко объяснимо.
Мама говорит, что ты баловень счастья. Я не возражаю против этого. Дай бог, чтобы ты в это верил. По меньшей мере я ни на минуту не сомневаюсь в твоем сердце, в том, что ты искренен, когда с радостью повинуешься своим родителям. Ни в чем другом чрезмерность не является более простительной, чем в этом, и не беда, если здесь сердце берет верх над головой.
Даже если господин Рейнхард болен, то у него есть клерк, который все-таки должен что-то знать о моем деле.
Господин Зандт — не «фон», он — брат генерального адвоката Зандта из Кёльна и служит в кассационном суде. Господин Мёйрин хорошо его знает. В случае надобности он может дать тебе справку о моем деле 193, в котором он, вероятно, представляет противную сторону.
Меня очень радует, что тебе так нравится господин Мёйрин, так как я его очень люблю. Он принадлежит к тем редким людям, которые при светском тоне сохраняют доброе сердце. Практичностью своего ума он, несомненно, превосходит многих высокоученых господ.
не стесняясь. Ред.
ГЕНРИХ МАРКС — КАРЛУ МАРКСУ, 9 НОЯБРЯ 1836 Г. 613
Особенно я рад, что ты общаешься с образованными людьми и мало проводишь времени с юношами, по крайней мере с теми, которых ты недостаточно знаешь.
Единственное, о чем я прошу тебя, не переутомляй себя занятиями, постарайся сохранить свои физические силы и свое столь слабое зрение. Ты записался на многие и важные курсы — у тебя, конечно, есть все основания, чтобы серьезно работать, но не доводи себя до истощения. Тебе, бог даст, предстоит еще долгая жизнь — для твоего блага и блага твоей семьи и, если предчувствия меня не обманывают, для блага всего человечества.
К сожалению, я пока не договорился с какой-либо торговой фирмой 194. Я хочу поговорить об этом с господином фон Нел-лем. Пока ты получишь 50 талеров. В настоящее время ты уже, должно быть, можешь примерно высчитать, сколько денег тебе требуется ежегодно. Я все же хотел бы это знать.
Я написал тебе из Франкфурта, где я был по делам Германа *. Господин Доннер передал письмо надворному советнику. Оно было отдано 20 октября. По-видимому, ты его еще не получил 195. Оно содержит много наставлений, поэтому я пока воздержусь от новых нравоучений. Мне все же хочется получить ответ на то письмо. В связи с одним, бесспорно, очень важным вопросом я даже прошу тебя вложить в свое письмо отдельное послание на мое имя. Как правило, я ничего не скрываю от милой мамы, но в данном случае меня беспокоят ее чрезмерные страхи, которые не умеряются, как у мужчины, в достаточной мере более сильным чувством долга.
Я — не ангел и знаю, что не хлебом единым жив человек. Но перед священным долгом должны умолкнуть все посторонние соображения. И я повторяю: нет для мужчины более священного долга, чем тот, который он возлагает на себя по отношению к более слабой женщине ш. Будь со мной в этом отношении — как и во всем остальном — совершенно откровенен, как с другом. И если, проверив себя, ты останешься тверд в своем решении, то действуй тогда как зрелый муж. Это нисколько не мешает поэтическому взлету, — ведь и взлет во имя долга преисполнен поэзии.
Герман уехал сегодня в Брюссель, где он поступает в хорошую фирму, за что пришлось сразу внести 1000 франков. За это его обязаны только ввести в курс дела, без указания срока. Так что теперь от его прилежания и понимания зависит, как скоро он встанет на ноги. От его прилежания я жду многого,
* — Германа Маркса. Ред,
ПРИЛОЖЕНИЯ
больше, чем от его интеллекта. Жить он будет, разумеется, не у хозяина фирмы, он должен сам себя содержать. Жаль, что у этой доброй души мало разума!
Мэнни * посещает гимназию и, как видно, все же намерен проявить больше усердия. — Девочки старательны и прилежны. У меня волосы встают дыбом, как подумаю, что в наше время этот товар пользуется спросом лишь в том случае, если он позолочен, а я так несведущ в этом искусстве.
Почему ты не сообщил мне подробнее о Клейнерце? Меня очень интересует, что с ним стало.
Храни тебя господь, милый, дорогой Карл, и всегда люби своего отца так, как он любит тебя.
Маркс
