Роль кризисов в развитии человека

В отечественной психологии проблема кризисов долгое время рассматривалась в контексте проблем развития и периодизации детства.

Л. С. Выготский понимает развитие как внутренне детерминированный, целенаправленный процесс, который протекает не равномерно, а противоречиво, через возникновение и разрешение внутренних конфликтов. Поэтому он обращает внимание на переходные, или критические, периоды, когда за небольшие промежутки времени в ребенке происходят такие изменения, которые заметны окружающим. По мнению Л. С. Выготского, кризис, или критический период, — время качественных позитивных изменений, результатом которых является переход личности на новую, более высокую ступень развития. Содержание кризиса — это распад сложившейся социальной ситуации развития и возникновение новой. Основными характеристиками кризисных периодов, по Л. С. Выготскому, можно назвать:

наличие резких изменений в короткие отрезки времени;

неотчетливость границ кризиса, т. е. трудность определения моментов его наступления и окончания;

конфликты с Окружающими и трудновоспитуемость ребенка, выпадение его из системы педагогического воздействия;

наличие разрушения в развитии, т.е. «на первый план выдвигаются процессы отмирания и свертывания, распада и разложения того, что образовывалось на предшествующей стадии» [8].

Положения Л. С. Выготского применяются для понимания закономерностей развития взрослых. Кризисы взрослых имеют ряд особенностей по сравнению с кризисами у детей: они не имеют столь жесткой привязанности к возрасту. Могут подготавливаться постепенно, но могут возникать и внезапно в случае появления резких изменений в социальной ситуации человека [18, 19]. Е.Т. Соколова рассматривает специфику кризиса, вызванного тяжелым соматическим заболеванием. Изменение социальной ситуации при этом заключается в разрушении имевшегося ранее образа будущего, в «изменении перспективы человеческой жизни в целом» [20].

В отличие от Л. С. Выготского и его последователей А. Н. Леонтьев разводит понятия «критический период» и «кризис». Если критический период — неизбежный переход с одной стадии психического развития на другую, то кризисов может не быть при адекватном управлении извне процессом развития [21].

Однако в отечественной и зарубежной психологии в последнее время наметилась тенденция признания нормативности, т. е. необходимости кризисов, хотя и идут дискуссии по поводу их механизмов, привязанности к конкретным возрастам и событиям.

В зарубежной психологии наиболее распространена эпигенетическая концепция Э. Эриксона. По его мнению, сущностью каждого кризиса является выбор, который человек должен сделать. Выбор осуществляется между двумя альтернативными вариантами решения возрастных задач развития. Характер выбора сказывается на дальнейшей жизни человека: ее успешности или неуспешности. Через кризисы и сопутствующие им выборы происходит развитие идентичности человека. Таким образом, кризис, по Э. Эриксону, обозначает конфликт противоположных тенденций, возникающий как следствие достижения определенного уровня психологической зрелости и социальных требований, предъявляемых к индивиду. Он не является деструктивным. Наоборот, Э. Эриксон употребляет понятие «кризис» в контексте представлений о развитии, чтобы выделить «не угрозу катастрофы, а момент изменения, критический период повышенной уязвимости и возросших потенций, вследствие этого онтогенетический источник хорошей или плохой приспособляемости» [22].

Большое внимание роли кризисов уделяет Д. Левинсон. Он отмечает, что жизнь состоит из чередования периодов стабильного состояния и периодов изменения. В период стабильного состояния различные компоненты жизни человека (работа, семья, дружеские отношения, идеалы) находятся в равновесии между собой. При этом один—два компонента являются центральными (обычно 6—8 лет). Период изменения наступает, когда человек, относительно довольный своей жизнью, начинает видеть ее в новом свете, т.е. понимает, что одни моменты своей жизни он переоценивал, а другие — недооценивал. Он может осознать, что не проявляет свои способности, не реализует идеалы. У него может появиться смутное чувство, что с ним что-то не так. И лишь когда человек начинает понимать, что ему необходимо изменить что-то не в социальном окружении, а в себе самом, он начинает строить новую жизнь на реальной основе [23].

По Д. Левинсону, для развития существенны как периоды изменения, так и стабильности. Но трудность представляют именно периоды изменений, так как с их приходом человек часто старается не видеть, как изменилась его жизненная ситуация, хотя может чувствовать себя несчастным или даже проявлять соответствующие психосоматические симптомы. И лишь когда человек не только не откажется думать о своих чувствах, но и станет выяснять, как эти чувства связаны с его жизненной ситуацией, станет возможным принятие решения о том, что оставить и с чем расстаться для продолжения дальнейшего развития.

Понимание кризиса как органической части процесса развития личности присутствует также в работе психологов экзистенциально-гуманистического и трансперсонального направления — Р. Асаджиоли, С. Гроффа, А. Маслоу, К. Юнга. Кризис рассматривается ими в аспекте духовного роста человека. По мнению С. Гроффа, состояние кризиса может быть трудным и пугающим, но обладает огромным эволюционным и целительным потенциалом, является путем к более полной жизни. «Правильно понятый и рассматриваемый в качестве трудной стадии естественного развития духовный кризис может привести к спонтанному исцелению различных эмоциональных и психосоматических расстройств, к благоприятным изменениям личности, к разрешению важных жизненных проблем» [24]. Отказ от духовного пути и соответствующего ему кризисного развития на индивидуальном уровне приводит к обедненному, несчастливому, не удовлетворяющему человека образу жизни, растущему числу эмоциональных и психосоматических проблем. В коллективном масштабе это может оказаться существенным фактором глобального кризиса, угрожающего выживанию человечества и всей жизни на планете.

Представитель психосинтеза Э. Йоманс выделяет в кризисе период разрушения, промежуточный период и период созидания. Он обращает особое внимание на отношение людей к первому этапу кризиса — периоду разрушения. В это время происходит ломка видения мира, познания самих себя и отношения к окружающим. Люди, по мнению Э. Йоманс, не проявляют к этому периоду должного внимания и уважения к тем, кто находится на этом этапе. Однако никакое подлинное созидание невозможно без разрушения старого, без символической смерти прошлого опыта. Подтверждением этого могут служить обряды перехода из одной возрастной категории в другую (от детства или юношества к зрелости, например). Обряды перехода, как правило, включают несколько таинств и одно из них — таинство смерти и нового рождения. Символика смерти раньше воспринималась как высшее посвящение, как начало нового духовного существования (М. Элиаде). В отличие от древних культур наша культура построена на отрицании смерти. Но когда происходит ломка, отмирание некоторых естественных способов видения мира, познания самих себя и отношения к окружающему — это порой весьма схоже со смертью. Возможно, отрицание смерти культурой в целом приводит к тому, что недооцениваются и периоды разрушений. Э. Йоманс говорит: «Нам необходимо понять, что маленькие смерти — необходимы, являются неотъемлемой частью жизни и неотделимы он нее» [25].

Не менее важен и так называемый промежуточный период, когда старые модели уже не работают, а новые еще не созданы. Это период, когда пришло время заняться переоценкой ценностей и постановкой вопросов, которые не имеют сегодня решения. Это трудная задача для тех, кто привык всегда находить готовые ответы и управлять событиями.

Период созидания, по мнению Э. Йоманс, тоже имеет свои подводные камни. Человека могут подстерегать две крайности: с одной стороны, стремление обеспечить полную гарантию своих действий, что приводит к пассивности, инертности, с другой — желание добиться всего поскорее и слишком поспешно.

Таким образом, по мнению большинства исследователей, кризисный период затрудняет движение и развитие, но при этом открывает новые возможности, пробуждает внутренние резервы человека. Что именно принесет ему кризис, будет зависеть от него самого.

Необходимо сделать еще одно важное замечание. Традиционно кризис ассоциируется с той или иной жизненной неудачей, негативными переживаниями. Чаще всего это действительно так. Но кризисную ситуацию может вызвать и существенное жизненное достижение, приводящее к качественному изменению состояния и сопровождающееся сильными позитивными чувствами. Неумение увидеть наступление кризиса в этот период может привести к его обострению и смене переживаний уже на негативные. В качестве примера можно привести такое радостное событие, как рождение ребенка, которое без осознания молодыми родителями качественного изменения их жизни часто приводит к обострению супружеских отношений.

По этому поводу Б. Херсонский говорил, что экзистенциальные переживания часто возникают у человека надломленного, пережившего крушение, но, что удивительно, подобное состояние может возникать на вершине успеха. Он отмечал, что «экзистенциальный надлом и соответствующая реакция с переживанием бессмысленности — это симптом завершения какой-либо существенной части жизненной программы человека». В качестве иллюстрации этого положения он приводит высказывание Лао-цзы о том, что победителей после войны должны встречать плакальщики, необходимые для оплакивания сверхценных идей завершенного дела [26].

Остановимся подробнее на типологии кризисов. Наиболее исследованы возрастные кризисы, связанные с переходом человека на новую ступень развития — в возрасте 3, 7 лет, в подростковый период, в середине жизни и т. п. Они часто становятся основаниями возрастной периодизации (Л.С. Выготский, Э. Эриксон). Возрастные кризисы взрослых людей приобретают характер экзистенциальных, поскольку в их переживание включаются проблемы смысла жизни и индивидуального существования. Помимо экзистенциальных кризисов у взрослых могут наблюдаться, как мы уже говорили, духовные кризисы, общей чертой которых является обращение к высшим ценностям. Личностный кризис у взрослых может вызвать переживание ими той или иной трудной ситуации. Семейный кризис связывается с переходом семьи на новую ступень ее жизненного цикла, который влечет изменения в ее структуре и взаимосвязях с другими социальными группами. Семейный кризис затрагивает человека как члена семьи. Профессиональное развитие может вызвать кризис профессионального Я человека.

По мнению многих авторов, объединяющим параметром всех кризисов является наличие в нем ситуации выбора. Остановимся на содержании и типологии выборов, основываясь на представлениях В. Шутса.

Свое представление о выборе В. Шуте формулирует следующим образом: «Я выбираю всю свою жизнь и всегда выбирал. Я выбираю свое поведение, свои чувства, свои мысли, свои болезни, свое тело, свои реакции, свою смерть. Некоторые из этих выборов я предпочитаю осознавать, некоторые я предпочитаю не осознавать. Я часто предпочитаю не знать о чувствах, с которыми мне не хочется иметь дело, о неприемлемых для меня мыслях и о некоторых связях между событиями». Таким образом, можно говорить о сознательном выборе и бессознательном, когда человек не признает факта собственного участия в течение событий. Можно выделить активный выбор, которому соответствует та или иная активность человека, а можно и пассивный, который осуществляется в результате его бездействия. Бывают ситуации, когда человеку кажется, что у него нет выбора, и он вынужден подчиниться обстоятельствам. На самом деле это тоже выбор, но безответственный, так как человек перекладывает ответственность за его совершение на обстоятельства. В ситуации ответственного выбора человек берет ответственность на самого себя.

Таким образом, кризис можно понимать как ситуацию необходимости выбора, в которой осуществляется последовательное движение от неосознанности, пассивности и безответственности выбора ко все более полной его осознанности, активной позиции и принятию ответственного решения. В качестве иллюстрации приведем пример из книги В. Шутса [27].

«Преждевременная смерть жены, матери трех их детей, ввергла Говарда в глубокую депрессию. Со времени ее смерти прошло уже два года, но Говард очень горевал. Он говорил, что очень глубоко переживает смерть жены и вряд ли сможет оправиться. По мере того как работа с Говардом продвигалась, стало ясно, что он испытывает глубокое чувство вины в связи с теми негативными чувствами, которые он испытывал к жене и решительно отвергал их существование. Как почти во всех случаях потери близкого человека. Реальные чувства Говарда были смесью печали, горечи утраты, гнева от того, что его оставили; возмущения от того, что придется растить детей одному, и облегчения вследствие освобождения от напряженных взаимоотношений. Когда он понял, что в этих чувствах нет ничего дурного, он захотел избавиться от своего чувства вины и исследовать те чувства, которые он реально испытывал по отношению к ней. В то время, пока он тратил энергию на сохранение лжи о том, что его чувства к ней всегда были позитивны, его жизненная энергия была минимальной. Он должен был отдать себе отчет в своих реальных чувствах и принять их для того, чтобы вернулась жизненная энергия. Когда это было завершено, глаза его заблестели, дыхание углубилось и он стал выглядеть так, как если бы с него сняли огромный груз».