Сначала Харумити изучал насколько мог известные методики физической культуры, и спорта всех времен и народов. Если что-то привлекало его внимание, он тут же реализовывал это на практике, и в процессе того, как он отбрасывал недостатки и брал на вооружение достоинства, у него неожиданно рождались один за другим новые способы. При этом не то, чтобы он с самого начала рассчитывал и планировал подобное: пока он рьяно практиковал эти методы, его реальный опыт случайным образом стал выкристаллизовываться в нечто конкретное.
Ужасающие обстоятельства и противостоящее им бесстрашное воодушевление подгоняли его и привели к тому, что у него возникло великое желание “формирования совершенного и безукоризненного человеческого тела”. Более того, требования, предъявляемые Харумити к физической культуре были предельно активными и основывались на твердой решимости превратиться в порошок, но исполнить цель. Что бы он ни делал, он выполнял это с воистину яростным рвением, отдаваясь душой, и телом, прилагая упорные усилия, не отвлекаясь ни на что. Если он считал что-то достойным, то он сосредотачивал на этом всего себя, все свои силы, и не боялся идти на любые жертвы.
Но иногда тень беспокойства росла в глубине его души. Обрекать и без того слабое тело на непосильные задачи, а если я, наоборот, заболею еще сильнее... А если вообще умру... Разве это важно? Возьми и сдохни. Что за прок от такой жизни!
Поэтому Харумити даже взглядом не удостаивал ни банальную гимнастику, ни глубокое дыхание, ни обтирания холодной водой, ни какие-либо другие пассивные санитарно-гигиенические методы.
“Какое это жалкое зрелище - гордиться утренними обливаниями, говоря: обтирания холодной водой избавляют от простуды. Какие результаты могут быть от движений ногами и махов руками с громкими криками: раз-два, раз-два. Неужели можно воспитать хорошую физическую силу, пыхтя как паровоз, занимаясь глубоким дыханием?”
Разумеется, и эти упражнения обладают в той или иной степени эффектом поддержания здоровья, но для Харумити, предъявлявшего “безукоризненные” требования, они не казались чем-либо, способным устранить очаги пассивности.
“Если я не буду заниматься гораздо более надежной и разработанной практикой, в которой есть остов, есть смысл, которая настолько сурова, что требует отдачи души и тела, напряжения всех мышц, работы всех костей, от которой пот льется градом, как я смогу изменить своё мерзкое, слабое ненормальное тело.”
Тем не менее, нельзя сказать, что Харумити полностью отказался от подобных упражнений. В искусстве укрепления здоровья в измененной форме применяются и эти способы, при чем так, чтобы их цели и результаты были более надежными.
Придавая искусству укрепления здоровья характер системы, Харумити поставил в ее основу следующее утверждение:
Физические занятия должны полностью соответствовать собственным склонностям. Если они будут чем-то, что выполняется неохотно, как обязанность, они не дадут никакого результата.
Если физические занятия представляют собой своего рода непривлекательный каторжный труд, и если они предписываются только сухой и бесцветной теорией, они не просто не приносят необходимого повышения результатов. Ну, вот опять нужно заниматься, - неохотное сгибание рук и шевеление ногами приводит лишь к напрасной усталости и в большинстве случаев идет не на пользу, а во вред. Именно в словах Эмерсона1: “Крепкое здоровье есть красота” заключается безграничное воодушевление и радость. Для того чтобы физические занятия осуществлялись с радостью и удовольствием, необходимо придать им характер системы. Они должны стать методом, при котором активная жизненная сила сама собой будет исходить из центра и чувство бодрости и веселья будет охватывать всё тело.
