Социологическая публицистика

 

Социологическая публицистика – феномен научной периодики и так называемых качественных СМИ. Понятие «качественная пресса» все еще относится к числу дискуссионных, не до конца определенных. И все же, какой бы вердикт ни вынесли, в конечном счете, специалисты, можно предположить, что среди признаков качественной прессы будет значиться наличие среди ее публикаций материалов, которые можно типизировать как социологическую публицистику.

 

В журнале «Социологические исследования» под рубрикой «Социологическая публицистика» печатались материалы журналистов О. Чайковской, Е. Токаревой, В. Глотова, Ю. Щекочихина. В том же издании и под той же рубрикой публикуются статьи профессиональных социологов. Например: Аитов Н.А. Размышления дилетанта о том, где взять денег на зарплату; Зотова А.Ю. Маркетолог в коммерческом банке (1998. № 1); Шляпентох В.Э. Советский Союз – нормальное тоталитарное общество. Опыт объективного анализа (2000. № 2); Волынская Л.Б. Престижность возраста (2000. № 7); Кислов А.Г., Шапко И.В. Социально-топологическое оправдание провинции (2000. № 8) и т.д. В газетах свои публикации – сходные по духу с названными – помещали социологи, политологи, историки. Общим основанием для всех этих материалов стало наличие у их авторов социологического мышления.

 

Среди черт такого мышления журналиста выделим важнейший – взгляд на общество как на динамически развивающуюся систему, целостный живой организм, когда изменение одной части влечет за собой изменение других и самого целого. Это понимание взаимообусловленности политических, экономических и социокультурных факторов, объективных и субъективных характеристик.

Социологическое мышление – мышление концептуальное, основанное на способности к системному анализу и моделированию изучаемого объекта. Умение видеть его место в более широких общественных структурах и связях, представлять себе историю развития, функции, основные элементы функционирования, причинно-следственные связи – особенность социологического подхода[278][140]. Вот почему базисные положения функционирования СМИ родственны социологическим:

 

w в основе функционирования СМИ лежат общественные интересы и потребности;

w СМИ – не изолированная система, а часть общественной структуры, многообразно связанная со сферами политики, экономики и культуры;

w СМИ имеют свои внутренние, специфические законы развития;

w взаимоотношения людей со средствами информации, потребление и восприятие ими массово-информационных текстов имеют свои особенности и закономерности[279][141].

 

Только развитая способность к объективному познанию делает публициста по-настоящему независимым от стереотипов, навязываемых политической конъюнктурой, общественным мнением, государством, модными авторитетами. Журналист постоянно всматривается в социальные явления, он внимательно наблюдает, накапливает, собирает информацию. В это время другие люди воздействуют на его память, представления, мысли. И в определенный момент он видит, наконец, в потоке реальности то место, ту точку возможного приложения сил, где от его действий будет зависеть дальнейший ход событий. Мысленный его прорыв и есть первый акт журналистского творчества.

Однако субъективный ход мыслей автора не вполне субъективен: он подготовлен, инициирован именно объективно развивающейся жизнью, а не только волей, впечатлениями или фантазией творца. В отличие от поэта или композитора, публицист не может позволить себе пренебречь реальностью, уйти в абстракции, формалистические поиски. Понятия и сведения, которыми он оперирует, реальны и вполне ощутимы. Имена конкретных людей, названия подлинных учреждений и населенных пунктов – это всегда факты жизни, взятые обязательно из действительности. Поэтому мера ответственности каждого журналиста необычайно высока.

Главные постулаты этой профессии формулируются так: первый – смелость узнать правду, второй – смелость написать правду, третий – смелость опубликовать правду, четвертый – одержать победу над теми, кто мешает развитию социального прогресса[280][142]. К четырем перечисленным исследователем постулатам следует добавить пятый – смелость обобщить многообразие точных данных до уровня правды бытия. Вот почему думается, что в противопоставлении «литература – это познание человеческой сущности, процессов жизни в художественных образах, а журналистика – понимание и отражение жизни через конкретные жизненные ситуации, факты, общности и людей на эмпирическом уровне»[281][143] есть некоторая неточность. Журналистика в одном из высших своих проявлений – в области социологической публицистики – по части обобщения и осмысления глубин жизни способна добиваться не менее впечатляющих результатов, чем литература.

Пресса должна быть публицистичной в противовес иллюзорной беспристрастности. Без открытого выражения авторских идей и эмоций журналистика превращается в инструмент трансляции «голых» фактических данных. Причем творческое воображение автора документального текста может плодотворно работать только на материале точного знания. Публицистичность прессы – это своеобразие российской журналистики. Не случайно ее история тесно переплетена с историей российской социологии.

 

В историческом развитии российского обществознания была особенно заметной, особенно сильной традиция социологической публицистики, т.е. отклика ученых на текущие социально-политические и духовные процессы. Крупнейшие российские социологи Н.К. Михайловский, П.Л. Лавров, М.М. Ковалевский и особенно П.А. Сорокин активно участвовали в общественных дискуссиях. Их пример свидетельствует о том, что наша социология изначально и непосредственно была вовлечена в анализ практической жизни, в те социальные процессы, которые влияли на характер развития российского общества.

Так, П.А. Сорокин еще со студенческих лет участвовал в общественном движении, за что не раз подвергался преследованиям и арестам. Поэтому в его социологической публицистике мы встречаем подробный и заинтересованный анализ социальных проблем и поиск путей их разрешения. Надо подчеркнуть, что публицистика П.А Сорокина глубоко теоретична, т.е. в ней мы каждый раз встречаем показ того, как «работает» та или иная теоретическая логика, традиция, та или иная парадигма. Можно сказать, что социологическая публицистика Сорокина представляет собой образец соединения теории с эмпирическим анализом повседневности периода двух российских революций (февраль 1917 г., октябрь 1917 г.) – программных идей, событий и личностей[282][144].

 

Сам факт возникновения российской социологии в тесной взаимосвязи с журналистской практикой надо рассматривать как один из возможных ответов науки и публицистики на потребности социальной жизни. В основе подхода – представление о мыслительном процессе как активном элементе общественной жизни. Еще раз подчеркнем, что в этом проявляется своеобразие зарождения, «биографии» и методической оснащенности отечественной прессы. Существует весьма плодотворная версия объяснения ее своеобычия на фоне других национальных школ журналистики.

В науке глубоко разработаны идеи о том, что своим оригинальным обликом наша печать обязана ее теснейшему взаимодействию с литературой и политикой. В дополнение к этим идеям предлагается понять, что «она, по сути, началась в пространстве науки... На самом первом этапе своей жизни пресса получила мощный заряд научности, что существенно повлияло на характер отечественной периодики в целом и на особенности формирования системы печати» – благодаря усилиям таких ученых – публицистов и редакторов, как М. Ломоносов, Г. Миллер, Н. Новиков и др.[283][145]

Для российской социологической мысли характерны публицистическая интеграция в общественную практику, оппозиционно-критическая функция. Образ холодного и бесстрастного регистратора текущей социальной реальности никогда не был популярен в России.

Ключевое положение в российской социальной мысли – как научной, так и публицистической – занимает проблема человека. Исследователи и публицисты стремились видеть в явлениях жизни прежде всего антропологический аспект, найти пути и формы разрешения социальных противоречий в пользу личности.

История российской публицистики свидетельствует о важной доминанте в творческом мышлении журналистов: этому мышлению свойственно движение от конкретных социальных фактов к социологическим обобщениям и снова – к предметной социальной действительности.

 

В подтверждение назовем произведения А.Н. Радищева, Н.А. Некрасова, А.И. Герцена, Н.А. Добролюбова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, М. Горького... Их авторы умели из фактов действительности отобрать наиболее ясно говорящие, производящие неизгладимое впечатление на читателя, которые побуждали автора и читателя к совместному размышлению, подготавливали обобщения и выводы. С одной стороны, персонаж публицистического произведения вполне конкретен – есть фамилия, имя, возраст, место жительства, род занятий. С другой – за каждым таким персонажем мысленно выстраивался целый тип сходных с ним людей, будь то крестьяне или горнозаводские рабочие, жители городских окраин или участники расстрелянной демонстрации рабочих 9 января 1905 года... Возникало представление о той или иной социальной группе общества, ее типичных злободневных проблемах, которые, в свою очередь, естественным образом приобретали характер значимых для всего российского общества.

 

Надо сказать, что такого рода практико-теоретическое и теоретико-практическое осмысление действительности приходит к журналисту далеко не сразу: необходимо сформировать в себе способность, во-первых, к системному анализу социальной реальности, а во-вторых – к рефлексии относительно самого себя. Она означает интерес корреспондента к тому, как он сам воспринимает и отражает в своем творчестве социальные факты, насколько понимает те метаморфозы, которые происходят с описываемым социальным фактом в процессе его творческого отображения. Должное понимание закономерностей на уровне теории позволяет журналисту совершенствовать свое мастерство. И только в завершение названных процессов может возникнуть особое явление журналистики – социологическая публицистика. Это особого качества выступления, в разнообразии которых намечается своя определенная градация: социология публициста и публицистика социолога.

В истории отечественной журналистики обе разновидности социологической публицистики применялись широко и активно. Социология публициста – это, по сути, социально-философский анализ действительности и обобщение его результатов в журналистском тексте. Следует отметить, что в истории такая манера творческого труда оказалась наиболее свойственной писательской публицистике с ее хорошо зарекомендовавшим себя методом типизации социальных характеров и явлений.

 

А.Н. Радищев (1749–1802) на фоне конкретно обрисованной обстановки создал ряд социально типических биографий и характеров (крестьяне, помещики, мелкое и крупное чиновничество, интеллигенция, купцы, мещане и т.д.). Картинки с натуры органически сочетаются в его «Путешествии из Петербурга в Москву» с публицистикой, изображение народного быта – с философскими рассуждениями, негодующая сатира – с лирическими отступлениями. И.И. Панаев (1812–1862) рисовал типы обитателей Петербурга. Его очерк «Петербургский фельетонист», напечатанный в «Физиологии Петербурга», высоко оценен В.Г. Белинским, «потому что верно изображает одно из самых характеристических петербургских явлений». Здесь, как и в очерке «Литературная тля», Панаев рисует появившийся на литературной арене тип беспринципного, продажного журналиста, работающего по найму у «литературных спекулянтов». Читатели таких очерков легко представляли себе образы России. Еще не появилась пресс-фотография, но она и не была в данном случае необходима: по приметам, приводимым в журналистских текстах, без особого труда узнавалось типичное, складывалось соответствующее общественное мнение.

В этом контексте интересно творчество В.В. Берви-Флеровского, российского социолога и журналиста (1829–1918), неоднократно подвергавшегося репрессиям со стороны властей царской России: его то заключали в дом для умалишенных, то отправляли в ссылку. Как социолог он опубликовал ряд трудов, среди которых «Положение рабочего класса в России» и «Азбука социальных наук», ставшие настольными книгами тех, кто боролся с самодержавием. Как журналист выступал в жанре социологической публицистики. В творчестве Берви-Флеровского заметен органичный синтез социологического анализа действительности, предпринимаемого журналистом, и публицистического осмысления картины мира, осуществляемого социологом.

 

Вторая разновидность социологической публицистики – публицистика социолога –собирательное понятие, объединяющее произведения ученых и политиков, взявшихся за журналистское перо. Это метод популяризации, пропаганды исследовательских идей, способ ведения дискуссии, отстаивания своих взглядов в прессе. Так действовали В.Г. Белинский, Н.Г. Чернышевский, Г.В. Плеханов, В.И. Ленин, П.Б. Струве, Н.А. Бердяев и многие другие, чьи имена уже назывались в нашем разделе. Каждый из них, конечно же, отстаивал свою позицию, давал собственную оценку современности. Но в этом проявлялось не столько их несогласие с оппонентами по поводу дня настоящего, сколько разное видение каждым из них будущего России. Здесь были прогнозы, подстегивающие ход истории, торопящиеся к самоосуществлению, и были прогнозы-предупреждения, словно страшащиеся своей реализации. Прогнозы разнились. И только практика позднее выявила, на чьей стороне была правда, чьи предостережения подтвердились.

У этой разновидности социологической публицистики есть примечательная особенность: наиболее яркой, общественно заметной она становится в периоды острых социально-политических противоречий. Так что совершенно закономерным оказался всплеск общественного внимания к социологической публицистике в эпоху перестройки, особенно в 1989–1991 гг., когда авторами громких публикаций в газетах и журналах были экономисты, историки, социологи. Однако сводить активность ученых в области социологической публицистики только к годам социального брожения не всегда справедливо. Общественно-политическое назначение публицистики социологов практически не утрачивается никогда, оно только видоизменяется. В годы эволюционного развития событий пафос уступает место раздумьям, оперативность публикаций – неспешности и тщательности ее подготовки, потому что в этот период истории взвешенное, глубоко продуманное слово ученого, раскрывающего перед своей аудиторией новые проблемы социального бытия, означает не меньше, чем в драматические времена острых политических коллизий.

 

На взгляд известного социолога профессора И.С. Кона, значение лучших газетных публикаций 50-х – первой половины 60-х годов XX в. было не столько в их политическом подтексте, который больше напоминал кукиш в кармане, сколько в некотором «очеловечивании» официальной идеологии. Философы, социологи стали тогда писать о человеческих проблемах – любви, семье, дружбе, смысле жизни, нравственном поиске и т.п. «Человеческий фактор» не только завоевал право на существование, но и стал постепенно теснить политический, расчищая почву для новых раздумий и безответных вопросов. Каждая более или менее свежая газетная или журнальная статья стимулировала следующую. Это был постепенный, но закономерный процесс, где за одним шагом неизбежно следовал другой. Оставляя в стороне содержательную сторону дела, нужно отметить, что сотрудничество ученых-обществоведов в газетах и «толстых» журналах (этим занимались в те годы многие) означало рождение нового жанра философско-социологической публицистики[284][145]

 

РАЗДЕЛ III