Глава ІV. Система благотворительности 1 страница

В XVIII – начале XX вв.

 

1. Историческая справка про период.

2. Этапы реформирования системы изоляции в XVIII веке.

3. Проблема больничных заведений.

4. Создание пенитенциарной системы.

5. Появление в XIX веке социального законодательства.

6. Возникновение «карцерной» системы.

7. Социальная помощь на Беларуси.

 

1. На протяжении XVIII в. в европейском общественном сознании накапливались изменения, приведшие, помимо прочего, и к постепенной трансформации системы призрения. Первым признаком грядущих перемен стало появление в Англии «Акта о лучшем обеспечении свободы подданного и о предупреждении заточений за морями» (1679). Данный закон закрепил эволюцию абсолютной монархии в парламентскую. По закону любой подданный, задержанный за уголовное деяние, имел право обратиться в суд с просьбой, которая предусматривала временное освобождение заключенного под залог с обязательством явиться для рассмотрения дела в ближайшую сессию суда. Таким образом, впервые в уголовной практике возникло понятие презумпции невиновности, хотя действие закона было ограниченным: освобождение производилось под денежный залог и представители малообеспеченных слоев населения им воспользоваться не могли.

XVIII век вошел в историю человеческой цивилизации под названием Просвещения.

В политическом плане происходит постепенное переустройство системы государственной власти и управления в ведущих европейских странах, приведшее к появлению феномена «просвещенного абсолютизма» (покровительство развитию национальной экономики, унификация налоговой системы, улучшение положения крестьян, кодификация законов и создание единой правовой системы, веротерпимость, забота о просвещении и науке и т.п.). Возникают первые политические партии («тори» и «виги» в Англии). Первые изменения наблюдаются во Франции. В 1789 г. была принята «Декларация прав человека и гражданина».

3 сентября 1791 г. была принята Конституция, подтвердившая принцип разделения властей.

Изменения коснулись и существующей системы призрения, заключавшейся во всемерной изоляции нищих и больных в работных домах. Общественное мнение постепенно пришло к осознанию пагубности данной практики на том простом основании, что бедняки, как бы там ни было, тоже являются людьми, личностями. Подвергать их изоляции абсурдно, напротив, им следовало предоставить полную свободу перемещения в социальном пространстве. Превратившись же в источник дешевой рабочей силы, они дадут толчок развитию торговли и промышленности.

2. На примере Франции и Англии можно говорить о 3 этапах реформирования системы изоляции:

I. 1760–1785 гг. попытки реорганизации существующей системы изоляции на новых, более продуманных и приспособленных к жизни, началах.

Речь здесь шла лишь об улучшении санитарно-гигиенического состояния изоляторов, которые рассматривались как вероятная причина заражений, болезней, всех нечистот и пороков, отравлявших атмосферу города. В этой связи все места заключения (госпитали, смирительные и работные дома) должны быть максимально изолированы, а воздух вокруг них должен быть чище.

В 1768 г. по всей стране было открыто 80 домов призрения нищих, но по своей структуре и целям они во многом повторяли общие госпитали. Так, по уставу лионского дома призрения, в него направлялись: 1) бродяги и нищие, приговоренные к тюремному заключению; 2) девицы легкого поведения, сопровождающие войска; 3) частные лица, задержанные по приказу короля;
4) помешанные, как бедные и всеми покинутые, так и те, чье содержание будет оплачиваться. Новоявленные «дома призрения» тем самым мало отличались от заведений Общего госпиталя.

Изоляция постепенно изживала себя и доказывала свою полную несостоятельность. К сходным выводам приходят и в Англии. Здесь по проекту Купера 1765 г. появился ряд заведений-изоляторов в сельской местности, где под наблюдением дворянства и духовенства содержались нищие. Заведения включали в себя лечебницы для больных бедняков, мастерские для здоровых и исправительные дома для тех, кто будет уклоняться от работы.

Однако уже в начале 1780-х гг. большинство новосозданных заведений было упразднено, а меньшая часть превращена в госпитали для стариков и больных.

Направление нищим и в работные дома, и в дома для бедняков давал инспектор, но «здоровые» нищие туда не помещались: им следовало как можно быстрее предоставить работу, отвечавшую их силам и способностям. Инспектор также был обязан впоследствии проверить, что работа их должным образом оплачивается.

II. Вторая половина 1780-х гг.: попытки некоторого ограничения практики изоляции.

Во второй половине 1780-х гг. французские власти попытались искусственно ограничить саму практику изоляции. Так, министерство внутренних дел разослало запрос управляющим заведений Общего госпиталя с просьбой сообщить, какого рода заключенные содержатся в различных изоляторах и каковы мотивы их заключения. По распоряжению министерства часть заключенных подлежала освобождению после одно-двухгодичного заключения.

Не подлежали освобождению «узники, помешанные в уме, чье тупоумие не позволяет им правильно вести себя в обществе либо же чье буйство представляет опасность для окружающих.

Естественной становится благотворительность «на расстоянии», в пространстве, которое полтора века назад было предусмотрено для изоляции. Возникает и новое назначение изоляции – стать линией компромисса между чувством и долгом, между состраданием и ужасом.

Изоляция стала выполнять две важнейшие функции: с одной стороны, функцию врачебного ухода и лечения слабоумных, за которыми неспособны присматривать неимущие семьи; с другой – функцию «исключения из общества». В то же самое время, изоляция уже не выступает полным и абсолютным уничтожением свободы.

Таким образом, выясняется основная задача заточения – дать сумасшедшему шанс успокоиться, не пытаясь его к чему-то принуждать.

В конце XVIII в. появилась лечебница в Сен-Люке близ Парижа – прообраз психиатрической больницы. Проведена реформа о содержании умалишенных, в результате которой были отменены методы насилия (цепи, наручники, голод, избиения), введены больничный режим, врачебные обходы, лечебные процедуры, трудотерапия. Наконец, больной получил полную свободу внутри изолятора.

Итогом таких изменений стало возникновение на рубеже ХVIII–ХIХ вв. психиатрических клиник, а лечением безумных наконец-то занялись врачи.

III. 1789–1793 гг.: полная реорганизация системы изоляции во Франции.

Тем самым, следуя Декларации, сама эпоха изоляции подошла к концу: сохранялось только тюремное заключение, в котором на тот момент содержались осужденные преступники либо безумцы.

В марте 1790 г. во Франции был принят целый ряд декретов, в которых Декларация прав нашла свое практическое применение. По ним в течение полутора месяцев должны были быть освобождены все лица, содержавшиеся в заключении в крепостях, в смирительных и арестантских домах, если в их отношении не был вынесен судебный приговор; либо если они не были помещены туда по причине безумия. Таким образом, в изоляции должны оставаться преступники и сумасшедшие.

Однако в отношении последних предусматривалось некоторое послабление: в течение трех месяцев их должен осмотреть врач, который даст заключение о подлинном состоянии больного, после чего они будут либо отпущены на свободу либо помещены в специальные госпитали.

Здесь власти столкнулись с проблемами чисто материального свойства – отсутствовали госпитали, специально отведенные для безумцев. Отпущенные же на свободу становятся «пугалом» для обывателей. В августе 1790 г. муниципальным властям было поручено пресекать возможные бесконтрольные действия буйных сумасшедших. В июле 1791 г. ответственность по надзору за умалишенными возлагалась на их семьи.

Наконец, к концу 1792 г. выход был найден: в Париже умалишенных помещали в два приюта: отдельно мужчин и женщин.

Таким образом, к концу XVIII в. система изоляции во Франции приблизилась к своему логическому завершению: изолятор как таковой стал местом содержания безумных людей, приобретя в соответствии со своим предназначением и совершенно новые функции.

3. Век Просвещения привел также к переосмыслению опыта больниц как изоляторов и всего предшествовавшего опыта медицины в целом. В 1760–1770-е гг. внимание привлекла проблема возникновения эпидемий. Во Франции в каждом финансовом округе врач и несколько хирургов были обязаны следить за эпидемиями, и в случае заболевания одной и той же болезнью четырех или пяти человек направлялся врач с целью назначения лечения.

Вместе с тем выяснилось, что невозможно создать эпидемическую медицину, не решив целого ряда проблем.

Во-первых, необходимо было согласование действий врачей с полицией. В обязанности последней должно было входить наблюдение за размещением свалок и кладбищ, контроль за торговлей хлебом, мясом и вином, регламентация деятельности скотобоен, красилен, выявление вредных для здоровья людей местностей и т.п.

Во-вторых, следовало установить для каждой провинции «правила регулирования здоровья», которые бы описывали способы питания и ношения одежды с целью предотвращения появления эпидемий. «Эти заповеди должны стать как молитвы, чтобы даже самые невежественные лица и дети смогли бы их повторить. Следует зачитывать их на проповеди, мессе, во все воскресенья и праздники».

В-третьих, возникала необходимость в создании корпуса санитарных инспекторов, в обязанности которых входило бы наблюдение за территориями и контроль за деятельностью местных врачей.

В 1776 г. была создана специальная королевская комиссия, ответственная за изучение эпидемий. Задачами комиссии являлись а) сбор информации об эпидемиях; б) обработка и сопоставление фактов, регистрация используемых средств для лечения эпидемических заболеваний и организация исследований; в) контроль за действиями врачей и предписание лучших методов лечения.

В 1778 г. комиссия была преобразована в Королевское Медицинское Общество (с ежегодным пособием в 40 тыс ливров). Статус Общества был расширен.

Кроме того, в 1770–1780-е гг., благодаря усилиям начальника парижской полиции Ж.-Ш.-П. Ленуара (1732–1810), много сделавшего для благоустройства французской столицы, был проведен ряд чрезвычайных мер с целью распространения в народе простейших правил по оказанию первоначальной помощи пострадавшим от несчастных случаев. Правила были написаны в доступной для понимания форме и раздавались городским и сельским священникам, которые были обязаны во время церковных служб знакомить с ними своих прихожан.

В первую очередь было покончено с теми традициями в отношении пострадавших, которые господствовали как на уровне бытового сознания, так и на уровне нелепых установлений. По приказанию Ленуара все расходы по оказанию помощи тонущим были возложены на полицию, а всем, кто прямо или косвенно участвовал в спасении тонущих, выдавалось вознаграждение.

Было покончено и с прежней практикой отношения к самоубийцам, когда, в силу трактовки самоубийства христианской церковью как смертного греха, труп несчастного «волокли на салазках» по городским улицам, подвешивали к позорному столбу вниз головой, не хоронили, а имущество подлежало конфискации. Отныне после составления полицейского протокола приходской священник должен был тихо похоронить самоубийцу, хотя никакие сообщения в печати об этих случаях не допускались.

Не менее важной во второй половине XVIII в. становилась и реформа медицины, которая коснулась в первую очередь практикующих врачей, не признававших достижений естествознания и предпочитавших лечить больных с помощью испытанных временем «великих лекарств» (кровопускание, рвотные средства, промывание желудка). Опасность представляло и отсутствие разграничения между медициной и фармацевтикой: типичный аптекарь XVIII в. в Англии заканчивал медицинскую школу в возрасте 13–16 лет, получая право самостоятельной практики через 3–7 лет. Явная недостаточность полученного образования приводила к использованию страшных ядов, нередко убивавших пациентов.

Длительное обсуждение проблем организации медицинской помощи привело к постепенному выявлению тех принципов, на которых должна была основываться современная медицина (в плане оказания социальной помощи нуждающимся больным):

1. Принцип «коммунализации» помощи.

Именно органы местного самоуправления («коммуны») должны стать ответственными за организацию медицинского обслуживания в своих районах. Каждая коммуна должна была бороться с нищетой и изыскивать способы оказания помощи беднякам. Коммуны имели право вводить местные налоги на организацию медицинского обслуживания. Возникла идея «участкового врача», для которого «жизнь власть имущих и богатых не более драгоценна, чем жизнь слабых и неимущих». Функции местного врача не ограничивались лишь медицинской практикой, а понимались куда шире: он играл экономическую (распределяя помощь) и моральную (в качестве «надзирателя за моралью как за общественным здоровьем») роли.

2. Сочетание теории и практики в подготовке квалифицированного врача.

Теоретическое образование, полученное в медицинских школах и на медицинских факультетах университетов, должно быть пополнено временем фельдшерской практики на коммунальном уровне и периодом врачебной практики в больницах. Кроме того, в жизнь вошло обязательное лицензирование как врачебной, так и фармацевтической деятельности.

К аналогичным выводам пришли и в Англии. Так, еще по закону 1722 г. запрещалось оказывать больным помощь на дому в какой бы то ни было форме: неимущего больного следовало препроводить в госпиталь, где он мог бы превратиться в анонимный объект общественного милосердия. Были разработаны даже проекты создания системы медицинского страхования. Так, в 1786 г. был разработан проект «Общества всеобщей дружбы, иначе выгоды». В соответствии с ним подписавшиеся крестьяне и прислуга могли рассчитывать на помощь на дому по болезни или при несчастном случае; в каждом приходе уполномоченный на то аптекарь поставлял бы необходимые лекарства, половина стоимости которых оплачивалась бы приходом, а другая половина – самим Обществом.

Во второй половине 1780-х гг. во Франции был впервые поставлен вопрос о ликвидации скученности больных в больницах и необходимости размещения больных в зависимости от характера болезни в отдельных зданиях. Проверки состояния парижских больниц, проведенные в эти годы, показывали, что в них содержалось в пять-шесть раз больше больных, чем имелось мест.

Постоянными спутниками больничных заведений оказывались сырость и плохой воздух. В результате до пятой части попадавших в больницу с легкими заболеваниями пациентов вскоре умирали от приобретенных на больничной койке болезней.

Еще в 1788 г. специальная комиссия французской Академии наук разработала принципы строительства больниц нового типа и внесла рекомендации строить отдельные больничные здания (павильоны) параллельно друг другу с достаточными интервалами между ними (так называемое «павильонное» строительство). Однако идея павильонного строительства была осуществлена значительно позднее – лишь в 1846 г. Во Франции по этому принципу была построена больница «Ларибосье», ставшая образцом для больничных заведений в Западной Европе и США.

Тем самым идея существования больничных заведений реабилитировала себя, но уже в новом качестве. Больницы должны играть двоякую роль: с одной стороны, они необходимы больным без семей, а также в случаях заразных, тяжелых и сложных болезней, с которыми врачи не сталкиваются в повседневной практике. С другой стороны, больница понимается как необходимая мера защиты (здоровых людей – от болезни; больных – от невежественной практики; одних больных людей от других).

4. XVIII век стал временем еще одной немаловажной реформы – реформы уголовного законодательства и выработки проблем исправительных наказаний. С конца XVII в. облик преступности постепенно менялся: на смену убийствам и физически агрессивному поведению приходят правонарушения против собственности; на место телесных повреждений – кража и мошенничество. Если в XVII в. преступники – «люди изнуренные, голодные, живущие одним моментом, разгневанные: преступники временные», то уже в XVIII в. – это «изворотливые, хитрые, расчетливые продувные бестии, маргиналы».

Изменилась и сама внутренняя структура преступности: сплоченные и сильные банды «злодеев» (грабители, действовавшие небольшими вооруженными отрядами, шайки контрабандистов, отставные солдаты или дезертиры, бродяжничавшие группами) начинают распадаться; преследование их становится более успешным. Чтобы стать незаметнее, они разбиваются на более мелкие группы, действуя меньшими силами и с меньшим риском кровопролития. Общее движение уводит криминал от нападения на человека к более или менее прямому расхищению имущества и от массовой преступности – к преступности, являющейся делом профессионалов.

Начинается ужесточение правосудия на протяжении всего XVIII в. Так, в Англии в начале XIX в. смертным приговором каралось 233 преступления, и 156 из них были добавлены в течение предыдущего столетия; во Франции законодательство о бродяжничестве неоднократно обновлялось и ужесточалось: с 1775 по 1790 гг. за кражу продуктов питания были приговорены к каторжным работам 15% осужденных (в 1750–1755 гг. – лишь 5%).

Отношение к преступности на протяжении XVII–XVIII вв. постепенно менялось. Вплоть до начала XVIII в. заметна двусмысленность народного отношения к преступникам. С одной стороны, преступник – особенно контрабандист или крестьянин, сбежавший от помещика-лихоимца, – вызывал к себе искреннюю симпатию: его насильственные действия рассматривались как прямое продолжение старых классовых битв.

С другой стороны, человек, который под прикрытием допускаемой народом возможности нарушать закон совершал преступления, наносившие ущерб тому же народу (например, нищенствующий бродяга, грабитель или убийца), легко становился предметом особой ненависти: ведь он делал объектом преступления самых обездоленных. Таким образом, вокруг преступника сосуществовали и прославление, и порицание. Поддержка прес-тупника со стороны низов общества зачастую находила сочувствие и в других слоях общества. Терпимость к преступлениям тем самым их поощряла.

Однако уже со второй половины XVIII в. процесс начал менять свое направление. В связи с общим возрастанием богатства главной мишенью становится имущество, а мелкое воровство и кражи сменяют контрабанду и вооруженную борьбу против сборщиков налогов. Основными жертвами при этом становятся крестьяне, фермеры и ремесленники.

Отсюда вытекал вывод, что наказание преследует две основные цели: отбить у правонарушителя охоту повторить преступление и исключить возможность появления подражателей:

1. Наказания должны быть как можно менее произвольными. Идеальное наказание должно отражать преступление, за которое оно карает.

2. Наказание должно уменьшать «привлекательность» преступления, делать его «невыгодным» и усиливать основания бояться наказания.

3. Само наказание должно быть растянуто во времени, хотя и не должно стать бесконечным.

4. Наказание должно преследовать еще одну важную задачу – заглушить сомнительную славу преступников и положить конец эпопее «великих» преступников, прославляемых народными легендами и бульварной прессой как герои.

Одним из лучших средств наказания почти всегда считались общественные работы, соединявшие коллективную заинтересованность в наказании осужденного и зримый, контролируемый характер наказания. Осужденный, занятый на общественных работах, вдвойне полезен: он выполняет необходимую обществу работу (строительство зданий, ремонт дорог и т.п.) и внедряет в сознание сограждан мысль о неотвратимости наказания за совершенное преступление.

Иное дело – место содержания осужденных. Тюремное заключение, по мнению юристов второй половины XVIII в., не могло расцениваться как наказание, так как роль тюрьмы сводилась к удержанию человека, становясь местом либо временного содержания, либо изоляции нежелательных элементов правящей элиты. Тюрьма также отсутствовала в ряду карательных практик. Так, французский закон 1670 г. установил следующие меры наказания: смертная казнь, пытка, пожизненная отправка на галеры, пожизненное изгнание, временная отправка на галеры, позорный столб и временное изгнание. Тюрьма использовалась светскими властями лишь в виде исключения, когда отправка на галеры была невозможной – в отношении стариков, женщин, должников. Более того, заключенные должны были оплачивать свое содержание в тюрьме.

Однако прежде чем тюрьма стала инструментом наказания и перевоспитания преступников, она явилась инструментом изоляции, вначале прокаженных, затем зачумленных, венерических больных, безумцев и, наконец, нищих.

К началу XIX в. складываются три основных модели карательного заключения, прообразом которых стал открытый еще в 1596 г. амстердамский Распхёйс. Последний первоначально предназначался для нищих и малолетних злоумышленников. В основу его деятельности были положены следующие основные принципы: во-первых, срок наказаний варьировался в зависимости от поведения заключенного и мог быть сокращен по усмотрению администрации тюрьмы; во-вторых, предусматривался обязательный труд: заключенные работали совместно, а за выполненную работу получали вознаграждение; в-третьих, строгий распорядок дня, система запретов и обязанностей, непрерывный надзор, духовное чтение удерживали заключенных в определенных рамках. Именно пример Распхёйса дал во второй половине XVIII в. жизнь трем классическим моделям тюрьмы: фламандской, английской и американской.

I. Фламандская модель.

Образцом для фламандской модели считается работный дом в Ренте, где принудительный труд был организован главным образом на экономических принципах. В основе лежало утверж-дение, что праздность – основная причина большинства преступлений. Предусматривалась также возможность сокращения наказания при условии хорошего поведения и выполнения работ преступником.

II. Английская модел ь.

К принципу принудительного труда данная модель добавила изоляцию заключенных друг от друга как главное условие исправления. Схему набросал в 1775 г. английский юрист Дж. Хенуэй, обосновавший ее прежде всего отрицательными доводами: скученность в тюрьме способствует распространению дурных примеров и создает возможность побега и сообщничества, да и тюрьма будет слишком похожа на мануфактуру, если позволить заключенным работать вместе. Далее следовали положительные соображения: изоляция «поможет» заключенному углубиться в себя и вновь услышать в недрах своего сознания «голос добра»; работа в одиночестве будет перестраивать одновременно и экономическое, и религиозное сознание индивида, возвращая государству исправившегося человека.

Было решено построить две исправительные тюрьмы, для мужчин и для женщин, где изолированные друг от друга заключенные должны были выполнять «самые рабские работы»: полировать мрамор, трепать пеньку, кромсать ветошь, изготовлять веревки и мешки и т.п. В действительности же была построена только одна исправительная тюрьма, в Глочестере, но и она лишь отчасти соответствовала первоначальному плану, предоставляя возможность подвергать одиночному заключению только самых опасных преступников, для остальных же предусматривалась совместная работа днем и изоляция ночью.

 

III. Американская («филадельфийская») модель.

Образцом для американской модели стала тюрьма Уолнат Стрит, открытая в 1790 г. в Филадельфии. Здесь предусматривались обязательная работа в цехах, постоянная занятость заключенных, финансирование тюрьмы за счет их труда и выплата вознаграждения за труд как средство, обеспечивавшее накопление заключенным некоторой суммы к моменту окончания срока. Одиночное заключение не являлось всеобщим: оно применялось лишь к отдельным заключенным, которые бы в прежние времена получили смертный приговор, и также к тем, кто заслужил особое наказание уже в тюрьме. Предусматривалась возможность сокращения срока наказания и помилования заключенных, отличившихся хорошим поведением. Тюрьма Уолнат Стрит имела ряд особенностей, характерных только для нее. Во-первых, действовал принцип неразглашения наказания. Понятно, что приговор и основания для его вынесения должны быть известны широкой публике, но наказание должно осуществляться тайно и всякие уличные и публичные зрелища здесь должны быть исключены. Во-вторых, важным следствием инспекторского контроля стало формирование знаний о преступниках. Одновременно с каждым новым заключенным администрация тюрьмы получала отчет о совершенном им преступлении и сопутствовавших обстоятельствах, резюме допроса обвиняемого, сведения о его поведении до и после вынесения приговора и т.п. На протяжении всего срока заключения преступник подвергался наблюдению, а его поведение изо дня в день документально фиксировалось для составления мнения о том, заслуживает ли правонарушитель ходатайства о снисхождении или нет. Так, начиная уже с 1797 г., все заключенные делились на четыре класса: первый составили те, кто был приговорен к одиночному заключению или совершил серьезные правонарушения в тюрьме; ко второму принадлежали «матерые» преступники, опасные и неустойчивые в своих склонностях, непредсказуемые в поступках; третий класс включал в себя тех, «чей характер и обстоятельства до и после осуждения заставляют заключить, что они не являются закоренелыми преступниками»; наконец, особое отделение – своего рода испытательный класс для тех, чей характер еще неизвестен. Иными словами, в тюрьме Уолнат Стрит организуется сбор сведений об индивиде, задачей которого стало выявление потенциальной опасности, скрывающейся в человеке.

5. Период конца ХVIII – первой половины XIX вв. вошел в историю как время грандиозного переворота, время перехода от мануфактурного производства к фабричному. Пионером стала ткацкая промышленность. Насущной потребностью фабриканта стала возможность производить товар везде, где он мог найти дешевые «рабочие руки» для обслуживания машин.

Расширяющаяся фабрично-заводская промышленность выбрала себе самых покорных «рабов» – женщин и детей.

Детей покупали, как рабов: фабриканты обращались в комитеты по призрению бедных в Лондоне и Бирмингеме и просили о присылке им бедных детей. Комитеты же охотно шли им навстречу, так как такие просьбы освобождали от необходимости заботиться о пропитании детей.

О колоссальных масштабах применения детского труда в Англии свидетельствует такой факт: в 1788 г. в ткацких мастерских работало 26 тыс мужчин, 31 тыс женщин и 35 тыс детей, значительная часть которых была моложе 10 лет. В производстве спичек работали исключительно дети в возрасте 6–10 лет.

При этом следует учитывать и тот факт, что промышленная революция имела своим результатом и многократное увеличение числа детей-сирот, что было характерно не только для Великобритании, но и для других стран Европы. Так, в 1810–1840-е гг. в Вене до половины всех родившихся были рождены вне брака, доля же населения, состоявшего в браке, была крайне низкой. Большинство детей содержалось в воспитательном доме бесплатно, что указывало на отсутствие средств у их матерей. Наиболее же здоровые и сильные из этих матерей обязаны были находиться в распоряжении воспитательного дома в качестве кормилиц. Что же касается сирот, оказавшихся в деревне, то там они едва ли могли впоследствии обрести приемлемые для жизни условия и потому вынуждены были уезжать в центры городской промышленности.

Наряду с широким применением детского труда особым спросом пользовалась и рабочая сила женщин. Женский труд также представлялся привлекательным в сравнении с мужским в силу большей покладистости работниц.

Преждевременные роды были самым обычным явлением. Большинство женщин рожали недоношенных или мертвых детей. Средняя же продолжительность жизни представителя рабочего класса составляла 17 лет. Масса грудных младенцев погибала от опия. Прикованные к швейной машине матери, не имея возможности ухаживать за своими детьми, были вынуждены «успокаивать» их сонными средствами. Выжившие же дети из-за недоедания обычно страдали золотухой и рахитом. Голод и нужда толкали родителей на жестокое обращение со своими детьми, нередко оборачивавшееся убийством.

 

Подлинным бичом стала проституция. Начиная с конца XVIII в., в основе всех полицейских мер против проституции лежала главным образом мысль обезопасить здоровье мужчин, потребителей проституции, для чего использовались регистрация проституток, врачебно-полицейский контроль за ними, учреждение домов терпимости или особых улиц, облавы на уличных проституток. Только в Мадриде в 1895 г. насчитывалось 300 домов терпимости.

Ужасающими являлись и жилищные условия. Так, в 1880-е гг. были обследованы квартиры горняков Остравского угольного бассейна. В среднем в квартирах насчитывалось только по две кровати, каждой из которых, как правило, пользовались два человека. Кроме кроватей были зарегистрированы и приспособленные для сна предметы: составленные вместе лавки и стулья с соломенными матрацами, брошенные на пол матрацы, подстилки из сена и листьев и т.п. Маленькие дети спали большей частью в колыбелях, детских колясках или в постели родителей, но так же и в корзинах, сундуках или ящиках. Старшие дети спали, тесно прижавшись друг к другу, на соломенных матрацах на полу или в общих постелях.