В течение всего этого времени борьба между пресвитерианцами и независимыми все усиливалась. Независимые были сильны в войсках, пресвитерианцы – в парламенте. Так как король был теперь во власти парламента и война Англии с Шотландией окончилась, то, по-видимому, надлежало распустить войско, обратив одну его часть против Ирландии и расплатившись с другой. Но это войско состояло не из наемников и представителем его был человек, возвышавшийся над обыкновенными честолюбцами и интриганами и исполненный не жаждой к деньгам и власти.
Оливер Кромвель родился 25 апреля 1599 года в Гунтингдоне. Отец его, Роберт Кромвель, был землевладелец средней руки. Оливер непродолжительное время учился в Кембридже, потом несколько лет занимался изучением права в Лондоне, но вскоре стал самостоятельным, вследствие кончины отца. В возрасте 22 лет женился, был хорошим семьянином, заботливым сельским хозяином. Но после события, ставшего краеугольным камнем новейшей истории, то есть после разрыва с Римом, одна только частная жизнь не могла удовлетворять ни одного мыслящего человека. Библия требовала от людей решения и решения относительно не только одной земной жизни.
Оливер Кромвель. Гравюра работы Пельгама, 1723 г., с портрета кисти Р. Уокера
Не простой торной дорогой к уже готовому, принимаемому без проверки, мировоззрению, но путем тяжкой внутренней борьбы, дошел Кромвель, как и подобные ему, до своей религиозной силы и уверенности. И эта глубокая вера была воспринята им в самой строгой своей форме – в виде кальвинистского взгляда на христианство. По обычаю «независимых» он читал библейские поучения, молился со своими единомышленниками, произносил иногда проповеди, потому что право «вещания» было дано каждому христианину. Он был избираем, как уже было сказано, дважды в парламент – в 1628 и 1640 годах – и в наступившем теперь железном веке такой человек, как он, твердый в вере, умный, храбрый, с уверенностью в силе своего характера, мог всегда найти себе достойное дело.
Поверхностные историки, утратившие способность понимать религиозные натуры, могли считать пуританскую набожность Кромвеля лишь за личину, прикрывавшую его ненасытное честолюбие. И этот ложный взгляд господствовал долгое время. Но Кромвель вступил на более деятельное политическое поприще уже в сорокалетнем возрасте, тогда как обыкновенные честолюбцы прокладывают себе дорогу значительно раньше, стараясь использовать любые обстоятельства. Кромвель достиг своего высокого положения, преимущественно, благодаря своей прямолинейности. Он не разбрасывался, подобно другим ищущим славы, в широких сложных проектах, но неуклонно преследовал свою ближайшую задачу. Так было и в эту войну. Он сказал своим людям без всякого колебания, что «тот из них, который не может преодолеть себя настолько, что будет стрелять в короля среди боевой схватки, как и во всякого другого вооруженного врага, не должен оставаться в рядах».
Войско, состоявшее под его начальством, далеко не походило на те организованные разбойничьи шайки, которые участвовали в континентальных войнах. Здесь не было ни грабежей, ни картежной игры, ни пьянства, ни ругательств. Вместе с тем Кромвель не разделял узкопартийного религиозного взгляда, которым страдала эпоха. Он назначал офицеров из разных протестантских сект, лишь бы то были люди «благомыслящие и честные» («good and honest»). Он принимал за мерило правдивость поступков и живую веру в Христа, а не какое-либо из господствовавших ортодоксальных вероисповеданий.
