Сатира на смерть императора Клавдия 4 страница

Глава 18

Иные не только дают, но и принимают благодеяние с гордостью,— чего не следует допускать. Нам, таким образом, следует перейти к другой части (нашего сочинения) с целью рассуждать о том, как люди должны вести себя при получении благодеяний ²¹. Какова бы ни была обязанность в отношениях одного лица к другому, она одинаково много требует от обоих. Рассмотрев, каковым надлежит быть отцу, ты узнаешь, что не меньше остается труда рассмотреть, каковым надлежит быть сыну. Одна часть дома относится к мужу, но не меньшая и к жене. Эти (обязанности) предъявляют (одинаковые) требования к обеим сторонам и требуют (выполнения) одинакового (для них) правила, что, по словам Гекатона, нелегко. Ибо все благородное и даже то, что приближается к благородному, относится к разряду с трудом достижимого, так как надлежит, чтобы оно не только выполнялось, но выполнялось согласно с разумом, под руководством которого нам следует проходить всю жизнь; по его совету должно быть совершаемо и великое и малое и оказывать благодеяния поэтому должно таким образом, как он внушит нам. Разум же, прежде всего, внушает нам, что не следует принимать благодеяний ото всех. От кого же принимать? Говоря коротко, от тех, кому мы сами желали бы их оказать. Ибо еще с большей разборчивостью надобно выбирать человека, которому можно было бы одолжиться, чем того, кому — дать, потому что, не говоря уже о многих других неудобствах (а их много), великое мученье — быть обязанным, кому не желаешь. Напротив, весьма приятно получить благодеяние от того, кого можно любить даже после обиды (с его стороны), благодаря чему дружба, приятная и в других случаях, по праву становится и заслуженной. Человеку же скромному и честному в высшей степени бывает тяжело, когда приходится любить лицо, для него неприятное. Считаю необходимым напомнить, что я (в данном случае) говорю не о мудрецах, которым бывает приятно все то, чего требует долг, которые владеют своею душой, которые сами себе предписывают закон, какой хотят, и какой предпишут, тот и выполняют; я говорю о людях несовершенных, которые желают поступать благородно, но которым страсти их с трудом повинуются. Итак, надобно выбирать,— от кого можно (принять) благодеяние. И притом — в благодеяниях —

 

==39

кредитора следует выбирать с большей тщательностью, чем в деньгах. Ибо в последнем случае надобно возвратить лишь столько, сколько принято, а как скоро я возвратил,— то уже рассчитался и свободен (от долга). Для уплаты в первом случае требуется более. Даже воздав благодарность, мы тем не менее остаемся обязаны своему благодетелю, потому что, по возвращении долга, нам следует начинать (уплату) снова. И дружба требует — не иметь дела с человеком недостойным. В том именно и заключается священнейшее право благодеяний, из которого проистекает дружба. «Не всегда, говорят, можно сказать: не хочу; иногда надобно бывает принимать благодеяние против воли. Положим (благодеяние) оказывает тиран — жестокий и гневный, который может счесть за оскорбление — презрительное отношение к своему дару. Можно ли не принимать? На одну доску поставь как разбойника и пирата, так и царя, имеющего душу разбойника и пирата. Что же надобно делать? Ведь такой человек почти недостоин того, чтобы ему быть обязанным!» Когда я говорю, что надобно выбирать человека, которому можно быть обязанным, то при этом исключаю насилие и страх: как скоро присоединяются эти последние,— возможность выбора уничтожается. Если ты обладаешь свободой, если выбор находится в твоей власти, то сам решишь, чего ты желаешь и чего — нет. Когда же необходимость уничтожает свободу, то знай, что ты не принимаешь (по доброй воле), но повинуешься. Никто не принимает на себя никаких обязательств, как скоро принимает то, от чего ему нельзя было отказаться. Если хочешь знать, желаю ли я (принять твое благодеяние), то сделай так, чтобы мне можно было не желать. «Однако, скажут, он дал тебе жизнь!» ²² Неважно, что дается, если дается не по взаимному желанию (дающего и принимающего). Если ты спас меня, то это еще не значит, что по этому самому ты мой спаситель. Яд иногда служит лекарством, но посему еще не причисляется к веществам здоровым. Иное хотя и приносит пользу, но не налагает обязательства.

Глава 19

Некто, пришедши убить тирана, (вместо того) раскрыл мечом нарыв на его теле. Но тиран не возблагодарил этого человека за то, что тот, желая нанести вред, исцелил болезнь, от лечения которой со страхом отступились руки врачей. Ты видишь, что нет большой важности в самом предмете благодеяния, потому что принесший пользу с намерением принести вред никому не представляется оказавшим благодеяние. Благодеяние здесь надобно приписать случаю, а обиду — человеку.

Мы видели в амфитеатре льва, который, узнав в одном из гладиаторов (так называемых бестиариев) своего бывшего хозяина, защитил его от нападения зверей ²³. Что же — надобно ли считать благодеянием эту помощь зверя? Без сомнения, нет,

К оглавлению

==40

потому что он не имел «воли» — сделать благодеяние и сделал это не с тем расположением, в каком бывает душа человека, оказывающего благодеяние. На место льва — поставь тирана. И тот и другой даруют жизнь, но ни тот, ни другой не делают благодеяния, ибо то не благодеяние, когда принимают (его по необходимости), то не благодеяние, когда бываешь обязанным тому, кому не хочешь. Сперва надобно мне предоставить свободу, а потом оказать и благодеяние.

Глава 20

Обыкновенно спорят относительно Марка Брута ²⁴: следовало ли принимать ему жизнь от Августа Юлия (Цезаря), после того как он замыслил умертвить последнего? Какими побуждениями Брут руководствовался при этом убийстве, это мы рассмотрим в другом месте. Мне же представляется, что этот муж, великий во (всех) других отношениях, в данном случае впал в сильнейшее заблуждение и поступил несогласно с учением стоиков или вследствие того, что испугался имени царя,— тогда как под управлением справедливого царя государство пользуется наилучшим состоянием; или вследствие того, что надеялся на возможность существования свободы при таком положении вещей, когда столь дорогой ценой вознаграждалось как управление, так и прислуживание; или вследствие того, что считал возможным возвращение государства к прежнему состоянию, после того как уже были утрачены древние нравы, (считал возможным) сохранение равенства гражданских прав и устойчивости законов, после того как уже видел столько тысяч людей, сражавшихся не из-за вопроса о том, быть ли рабами или нет, а из-за вопроса лишь о том, кому быть рабами? Какое же забвение природы вещей и своего государства овладело им, если он поверил, что после погибели одного не найдется другого, который пожелал бы того же самого, тогда как нашелся Тарквиний после погибели стольких царей от меча и перунов? ²⁵ Но он должен был получить жизнь (от Цезаря), не будучи, однако, обязан считать отцом того, кто насилием достиг права делать благодеяния. Ибо тот еще не спас, кто только не

умертвил, и не благодеяние даровал он, а только освобождение (от смерти).

Глава 21

С большим правом может быть подвергнут некоторому обсуждению вопрос о том, что следует делать узнику в том случае, когда ему обещает плату за выкуп человек, развращенный телом и неприличный на язык. Допущу ли, чтобы меня спас человек непристойный? И потом, спасенный им, чем я отблагодарю его? Стану ли жить с человеком развратным? Могу ли отказаться от сожительства со своим избавителем? Выскажу свое мнение. От какого угодно человека, даже человека и с таким нравом, я приму

 

==41

деньги, которыми и выкуплю свою жизнь, но приму это как заем, а не как благодеяние. Я возвращу ему деньги и, если представится случай спасти его от опасности, спасу, но не снизойду до дружбы (с ним), которая соединяет только людей подобных; я стану считать его не избавителем, а заимодавцем и буду знать, что ему следует возвратить то, что я от него получил. Может найтись человек достойный того, чтобы от него принять благодеяние, но благодеяние это может принести ему вред. Я не приму от него, не приму потому, что он готов помочь мне с ущербом или даже с опасностью для самого себя. Он намерен защищать мой процесс, но благодаря такому покровительству можно приобрести себе врага в лице тирана ^1Î. Я оказался бы (в отношении к нему) недругом, если бы, при выражении с его стороны желания подвергнуться из-за меня опасности, не стал бы стараться сам, без его помощи, выйти из своей опасности, что для меня было бы делом более легким. Гекатон приводит следующий нелепый и необдуманный пример. Он указывает на Аркесилая, который, по его словам, не принял денег, предложенных ему сыном одного домохозяина (fïlius familas), не принял, дабы тот не оскорбил этим своего скупого отца. Что же Аркесилай сделал достойного похвалы? Что не принял краденого? Что предпочел лучше вовсе не принимать, чем возвратить обратно? Какая, в самом деле, скромность отказаться от принятия чужой собственности? Если же нужно привести в пример человека с великой душой, то воспользуемся примером Юлия Грецина ²⁷, мужа достойного, которого кесарь Калигула умертвил за одно то, что тот был человеком более достойным, чем кто-либо мог быть таковым в интересах тирана. Приняв деньги, собранные его друзьями для издержки на зрелища, он не принял значительной суммы, присланной ему от Фабия Персия. Когда люди, обращающие внимание не на предлагающих, а на предлагаемое, укоряли его за то, что он отказался от этого подарка, Юлий ответил: «Приму ли я благодеяние от человека, от которого не могу принять заздравного тоста». И когда консуляр Ребилий, пользовавшийся столь же дурной славой, прислал ему еще большую сумму и убеждал принять ее, он ответил: «Прошу извинить меня, ибо я не принял и от Персия». Видя такую разборчивость, недоумеваешь, о приеме даров или о выборе сенаторов здесь идет дело!

Глава 22

Когда мы решили принять благодеяние, то будем стараться быть веселыми, явно обнаруживая радость, и это должно быть очевидным для дающего, дабы он получал плод своих благодеяний в тот самый момент, когда давал. Ибо законна причина радости видеть своего друга радостным, но еще более законна — сделать его таким. Станем высказывать, не скрывая своих чувств, что благодеяние принято нами с благодарностью, и будем свидетельствовать об этом не только тогда, когда слушает сам

 

==42

благотворитель, но и повсюду. Кто принял благодеяние с благодарностью, тот этим самым уплатил уже первое вознаграждение за него.

'"''ι Г л а в а 23

Бывают люди, которые не желают принимать иначе как только тайно; они избегают всякого свидетеля и поверенного (в благодеянии); в таких лицах можно предполагать дурные намерения. Подобно тому как оказывающий благодеяние должен приводить его в известность, насколько это будет доставлять удовольствие тому, кому оно оказывается, так равно и принимающий (благодеяние) должен предать его всеобщей гласности. Не принимай того, в чем стыдно сознать себя должником. Иные приносят благодарность украдкой, в углу или на ухо. Это не скромность, а своего рода неблагодарность. Кто приносит благодарность, удаляя свидетелей, тот человек неблагодарный. Иные не желают ни заключать долговых контрактов, ни допускать участия маклеров, ни приглашать свидетелей для приложения печати, ни давать расписки — подобным же образом поступают и люди, заботящиеся о том, чтобы оказанное им благодеяние оставалось, насколько возможно, в неизвестности. Они боятся открыто приносить (благодарность) с целью прослыть более обязанными своей энергии, чем посторонней помощи. Они чересчур умеренны в исполнении своего долга в отношении к тем, кому обязаны жизнью или честью. Опасаясь прослыть клиентами (своих благодетелей), эти лица приобретают себе более неприятную репутацию людей неблагодарных.

Г л а в а 24

Иные наихудшим образом отзываются о самых важных услугах (оказанных им). Некоторых безопаснее бывает оскорбить, чем оказать им услугу: в своей ненависти они ищут доказательства того, что ничем не обязаны другим. Но ни о чем не следует так заботиться, как о том, чтобы твердо помнить оказанные нам услуги и время от времени возобновлять в себе это воспоминание, потому что кто не помнит (об этом), тот не может воздать благодарности, а кто помнит, тот уже тем самым приносит ее. Не следует принимать благодеяний пренебрежительно, но не следует принимать их и подобострастно или униженно. Ибо кто бывает небрежен во время самого принятия дара, тогда как всякое новое благодеяние должно бы доставлять удовольствие, то что же он будет делать после того, как изгладится первое впечатление от этого благодеяния? Иной принимает (благодеяние) с презрительным видом, как бы говоря этим: «Хотя я в этом и не нуждаюсь, но так как ты сильно того желаешь, то предоставлю себя в твое распоряжение». Иной принимает горделиво, так что у дающего остается сомнение, сознает ли он его благодеяние. А иной едва

 

==43

 

раскрывает рот и, таким образом, обнаруживает более неблагодарности, чем в том случае, если бы вовсе промолчал. Надобно говорить с усердием тем большим, чем важнее предмет (благодеяния), и прибавлять при этом следующие слова: «Тебе обязано более людей, чем ты думаешь». Каждый ведь чувствует удовольствие, когда благодеяние его приобретает более широкую известность. «Ты не знаешь, что сделал для меня, но тебе надлежит знать, насколько это важнее того, чем ты сам предполагаешь». Кто таким образом возвышает цену своего долга, тот в это же самое время становится приятен (для своего благодетеля). «Я никогда не буду в состоянии воздать тебе благодарность, но, по крайней мере, не перестану всюду заявлять, что (ничем) не могу вознаградить тебя».

Глава 25

Фурний ничем иным так не угодил Цезарю Августу и ничем иным не приобрел столь легкого доступа к испрошению его милостей, как при помощи тех слов, которые сказал, умоляя о помиловании своего отца, примкнувшего к партии Антония. «Ты, Цезарь,— сказал он,— обижаешь меня только тем, что заставляешь жить и умереть неблагодарным». Что иное столь свойственно благодарной душе, как не то, что она никак не может успокоиться, если не имеет даже надежды когда-нибудь вознаградить за оказанное ей благодеяние? При помощи таких и подобного рода речей постараемся достигнуть того, чтобы наше расположение не оставалось скрытым, но обнаруживалось вовне и появлялось на свет. Можно обойтись и без слов: сознание проявится в выражении лица, коль скоро мы проникнуты надлежащим чувством. Кто желает отблагодарить, тот помышляет о возвращении (благодеяния) уже в то самое время, когда (его) принимает. «Он,—- говорит Хрисипп,— подобно предназначенному для состязания в беге и заключенному ²⁸ (предварительно) в особое помещение (career), должен выжидать своего времени, чтобы, по данному сигналу, устремиться вперед. И для него необходима большая поспешность, сильное напряжение, чтобы догнать человека, который его опередил».

Глава 26

Теперь следует рассмотреть, что главным образом делает людей неблагодарными: преувеличенное ли мнение о себе и врожденный всем людям недостаток восхищаться собой и всем своим или же алчность и зависть. Начнем с первого. Никто не бывает беспристрастным судьей в отношении к самому себе; отсюда происходит то, что он мнит себя всего заслужившим и все принимает как должное, считая себя при этом недостаточно оцененным по своему достоинству. «Мне оказано это (благодеяние),— говорит он,— но как поздно и после какой борьбы?

 

==44

Насколько большего мог бы я достигнуть, если бы предпочел ухаживать за таким-то или таким-то или заботиться о самом себе. Не этого ожидал я. Меня смешали с толпой: стало быть, сочли достойным малого, лучше было бы обойти вовсе».

; Глава 27

Авгур Лентул ", слывший примером колоссальнейшего богатства — до тех пор, пока вольноотпущенники не сделали его бедняком (он видел 4000 своих собственных сестерций: я говорю в собственном смысле, ибо не более как только «видел»),— был человеком столь же скудоумным, сколько малодушным. Будучи в высшей степени скуп, Лентул, однако, скорее тратил деньги, чем слова: такова была у него скудость речи. Хотя всем своим богатством этот человек был обязан Августу, которому (от себя) принес одну бедность, обремененную тяжестью знатного имени, тем не менее, занимая уже по своему богатству и расположению, каким пользовался, первенствующее положение в государстве, он время от времени обыкновенно жаловался на Августа, говоря, что его отвлекли от занятий и не дали того, сколько он потерял, оставив красноречие. А между тем божественный Август между прочими благами доставил ему и то, что избавил его от насмешек и напрасного труда. Алчность никому не позволяет быть благодарным, так как для нескромных надежд никогда не бывает достаточно того, что предлагается. Мы тем большего желаем, чем более нам досталось, и алчность человека, находящегося среди огромной массы богатств, становится еще более ненасытной, подобно тому как сила пламени бесконечно увеличивается, когда сильнее бывает пожар, от которого оно поднимается. Равным образом и честолюбие никому не позволяет успокоиться на той степени почестей, которая некогда была дерзкой мечтой. Никто не довольствуется назначением в трибуны, но жалуется, что его до сих пор еще не возводят в звание претора. Но и это достоинство не удовлетворяет, если не дают консульства. Да и консульство не может успокоить, коль скоро в эту должность избирали только один раз. Страсть (человека) стремится все далее, не сознавая своего блага, потому что обращает· внимание не на то, откуда получила начало, но на то, где цель ее стремления. Сильнее и могущественнее всех этих пороков зависть, которая беспокоит нас при каждом сравнении (себя с другими).

Глава 28

«Мне сделано благодеяние, но вон такому-то сделано более, а такому-то скорее». Зависть, далее, не оправдывает никого: в ущерб другим она действует исключительно в свою пользу. Насколько проще, насколько благоразумнее возвышать достоинство полученного благодеяния и знать, что никого так не ценят Другие, как мы. «Я должен был получить более, но для него

 

==45

нелегко было более дать: ему надобно было разделить свои щедроты между многими. Это лишь начало; будем питать к нему добрые чувства и своей признательностью вызовем его на новые благодеяния. Он сделал мало, но будет делать чаще. Он предпочел мне этого человека, но зато и меня предпочел многим. Тот не равен мне ни по достоинствам, ни по заслугам, но на его стороне было счастье. Благодаря жалобам я не сделаюсь достойным больших даров, но окажусь недостойным и того, что дано. Этим презреннейшим людям дано более, но что за важность! Ведь Фортуна так редко руководится разумным соображением!» Мы ежедневно жалуемся на то, что злые люди счастливы. Часто град, миновав нивы какого-нибудь весьма дурного человека, побивает посевы достойнейших людей. Каждому свой жребий как во всем прочем, так и в дружбе! Нет столь полного благодеяния, которого не могла бы унизить злоба и нет столь ничтожного, которое не возвысилось бы в своем достоинстве благодаря истолкованию его в лучшую сторону. Никогда не будет недостатка в причинах для жалоб, если будем рассматривать благодеяния с их слабейшей стороны.

Глава 29³⁰

Посмотри, как несправедливо относятся к божественным дарам даже некоторые мудрецы по профессии ³¹. Они жалуются на то, что величиной тела мы не равняемся слонам, быстротой — оленям, легкостью — птицам, стремительностью — быкам; что крепостью кожи мы уступаем зверям, красотой — ланям, густотой (волос) — медведям, нежностью — бобрам; что собаки превосходят нас чуткостью обоняния, орлы — остротой зрения, вороны — продолжительностью жизни, многие животные — счастливой способностью к плаванию. И между тем как природа не терпит соединения в одном существе некоторых из перечисленных нами свойств, например подвижности тела и силы, они считают несправедливостью то обстоятельство, что человек не одарен столь различными и несовместимыми благами. Они упрекают богов в пренебрежении к нам за то, что человеку не дано физической крепости и непобедимой силы, не дано предвидения будущего. Эти люди едва удерживаются от увлечения постыдным желанием ненавидеть природу за то, что мы ниже богов, что мы не стоим наравне с ними. Насколько будет лучше, если мы обратимся к созерцанию столь многочисленных и великих благодеяний и возблагодарим богов за то, что они соблаговолили поместить нас в этом прекрасном жилище на втором месте после себя и превознести выше всего земного. Уподобит ли нам кто-либо тех животных, власть над которыми находится в наших руках? Все, в чем нам отказано, не могло быть и дано. Посему кто бы ни был ты, несправедливый ценитель человеческого жребия, подумай о том, сколько благ даровал нам Отец наш, скольких превосходящих нас силой животных мы поработили, превос-

 

==46

ходящих быстротой догнали; подумай о том, что нет ни одного существа (mortale), которое было бы вне нашей власти. Мы получили так много сил, так много дарований и, наконец, душу, для которой все становится доступным в то самое время, когда она обращает на то свое внимание,— душу более быструю, чем звезды, пути которых она предусматривает за много веков. В наше распоряжение, далее, предоставлено так много плодов, так много богатств и такое множество других вещей. Обойди все: не нашедши ни одного существа, каковым бы предпочел быть во всей его целости, ты пожелаешь обладать отдельными свойствами, заимствованными ото всех существ. Оценив надлежащим образом щедрость природы, необходимо сознаешь, что ты для нее составляешь предмет особого расположения. Таким образом, бессмертные боги ценили и ценят нас выше всего. Поставив нас на первом месте после себя, они оказали этим величайшую почесть, какая только могла быть нам оказана. Мы получили много и большего не в состоянии были получить.

Глава 30

Я счел необходимым, Либералий, высказать это, с одной стороны, потому, что нужно было что-нибудь сказать о великих благодеяниях, говоря о малых; с другой стороны, потому, что дерзость этого гнусного порока, проистекая отсюда, простирается и на все остальное. В самом, деле, кому ответит благодарностью, какой дар сочтет достаточно великим или достойным воздаяния тот, кто презирает высочайшие блага? Тот, кто не признает, что получил от богов ту жизнь, которую он ежедневно от них принимает, кому будет признателен за свое спасение и жизнь? Посему всякий, кто учит благодарности, действует в пользу людей и богов; этим последним, хотя они и ни в чем не нуждаются и стоят выше всяких желаний, мы, тем не менее, можем воздавать благодарность. Никому нельзя извинять свою неблагодарность своим ничтожеством и бедностью, говоря: «Что я буду делать и как? Когда могу воздать благодарность владыкам и повелителям всего?» Тебе легко можно это сделать, если ты жаден без расходов, если ленив без труда. Ты можешь рассчитаться с кем угодно в то же самое время, когда принимаешь

благодеяние, если желаешь, ибо кто с охотой принял благодеяние, то уже возвратил его.

Глава 31

Изо всех парадоксов стоической школы наименее удивительным и невероятным мне представляется следующий: кто охотно принял благодеяние, тот уже возвратил его. Так как мы все относим к душе (обо всем судим по настроению души), то в данном случае каждый достигает того, чего желает. Как благочестие, верность, справедливость и, наконец, всякая добродетель

 

==47

бывают совершенны сами по себе, хотя бы они и не выставлялись напоказ, так точно и благодарным можно быть даже при одном желании со своей стороны. Всякий раз, как кто-либо достигает предположенной цели, он пожинает плоды своего труда. Какую цель имеет человек, оказывая благодеяние? Без сомнения, принести пользу тому, кому оказывает, и доставить себе удовольствие. Если он выполнил то, чего хотел, если его расположение тронуло меня и возбудило в том и другом из нас радостное чувство, то он достиг своей цели. Не могло же ведь у него быть желания что-нибудь получить от меня в свою очередь: иначе это было бы не благодеянием, а торговой сделкой. Кто достиг предположенной им пристани, тот совершил благополучное плавание; удар, сделанный верной рукой, достиг своего назначения, если попал в цель. Кто дает благодеяние, тот желает, чтобы оно было принято с благодарностью. Он получает желаемое, если благодеяние принято с признательностью. Но, быть может, он надеялся на некоторую прибыль? В таком случае это было уже не благодеяние, отличительная черта которого ничего не помышлять об уплате. Если полученное мною (благодеяние) принято с таким расположением, с каким оно оказывалось, то я уже вознаградил за него. В противном случае это благороднейшее дело (благодарность) поставлялось бы в зависимость от самого унизительного условия: чтобы воздать благодарность, приходилось бы обращаться к Фортуне. На самом же деле должно быть не так. Если я не могу отплатить тем, что не зависит от моей воли, то достаточно ответить на расположение расположением. Итак, что же? Ужели не стану делать и воздавать всего, что будет в моих силах, не стану выбирать для того удобного времени и обстоятельств? Не пожелаю с избытком наполнить лоно того, от кого я что-либо получил? Без сомнения (стану и пожелаю). Но в худом положении оказалась бы благотворительность, если бы нельзя было воздавать благодарности и с пустыми руками.

Глава 32

Говорят: «Кто принял благодеяние, хотя бы и с глубочайшей признательностью, тот еще не выполнил всего, остается еще часть долга, которую следует уплатить. Подобным образом в игре имеет некоторое значение умение ловко и искусно поймать мяч; однако хорошим игроком называют лишь того, кто, поймав мяч, умеет так же ловко и искусно бросить его далее». Сравнение сюда не идет. Почему? Потому что в данном случае достоинство заключается в подвижности и ловкости тела, а не в душе. Посему-то о ком судят на основании одного внешнего вида, тому следует (постараться) раскрыть себя со всех сторон. И тем не менее я не назову плохим игроком того, кто поймал мяч как следует, но замедлил бросить его далее, если только не сам игрок был причиной этого замедления. «Но хотя,— возразят нам далее,— искусство играющего и не потерпит никакого ущерба в том

 

==48

случае, когда он одну задачу игры выполнит, а другую, которую не выполнит, тем не менее будет в состоянии выполнить, самая игра, состоящая из поочередного бросания и подхватывания (мяча), остается не совсем выполненной». Я не хочу долее заниматься разбором этого возражения. Допустим, что недостаток был в игре, а не в игроке. Подобным образом и в предмете нашего спора (благодеянии) есть некоторый недостаток, относящийся к подаренной вещи, которой должна соответствовать другая равная ей вещь, а не к душе, которая встречается (в таком случае) с душой, себе подобной; что касается здесь до внутренней жизни благотворителя, то он достиг, чего желал.

Глава 33

Мне оказали благодеяние; я принял его именно так, как желал того сам благодетель. Последний, таким образом, достиг того, к чему стремился и что, притом, составляло единственный предмет его желания: следовательно, я отблагодарил его. После сего ему остается еще сделать из меня какое-нибудь употребление, извлечь из признательного ему человека какую-нибудь выгоду. Это не остальная часть еще не выполненного с моей стороны долга, но прибавление к исполненному. Фидий сделал статую. Иное дело — награда за искусство, иное — за ремесло. Назначение художника сделать то, что он хотел; назначение ремесленника сделать так, чтобы вышла польза. Фидий выполнил свое дело, хотя и не продал. Для него вознаграждение за труд может быть троякое: одно в собственном сознании, которое он получает, выполнив свой труд; другое в виде доброй славы и третье в виде пользы, которую может принести ему покровительство, продажа или какая-нибудь другая выгода. Так точно и первая награда за благодеяние дается в собственном сознании. Эту награду получает тот, кто вручил свой дар, кому желал. Второй вид награды — добрая слава, третий — что-либо из тех предметов, которые обратно могут быть предложены в подарок. Посему, когда благодеяние принято с признательностью, благодетель уже получил благодарность, но вознаграждения еще не получал. Таким образом, я остаюсь должен ему то, что не относится к благодеянию; за самое же благодеяние я вознаградил его благодарным приемом.

Г л а в а 34

«Итак,— снова будут нам возражать,— ужели воздал благодарность тот, кто ничего не сделал?» Он, отвечаем, сделал главное: на душевное расположение ответил расположением же и притом, что свойственно дружбе, сохранил равенство ". Затем обрати внимание на различие между вознаграждением за благодеяние и уплатой за долг: не ожидай, чтобы я сделал тебе материальное вознаграждение, здесь дело касается душ. Речь моя

 

==49

не станет казаться тебе суровой, хотя она главным образом и направлена против твоего мнения, как скоро ты станешь на мою точку зрения и подумаешь о том, что предметов больше, чем слов. Существует великое множество предметов, не имеющих своего названия. Мы обозначаем их не собственными названиями, а иностранными и заимствованными от других предметов. Так, словом «pes» мы называем и свою ногу, и ножку кровати, и мачту паруса, и стопу стиха. Название «canis» прилагается и к охотничьей собаке, и к морской, и к созвездию. Не имея возможности обозначать каждый отдельный предмет особым названием, мы всякий раз, как представляется нужда, употребляем заимствованные выражения. Храбрость есть добродетель, презирающая действительные опасности или уменье их устранять, встречать и вызывать. Тем не менее мы называем храбрым человеком и гладиатора, и презренного раба, которого на презрение к смерти вызывает безрассудство. Бережливость (parsimonia) есть уменье избегать излишних расходов или искусство умеренно пользоваться родовым богатством; однако мы называем весьма бережливым (parcissimum) и человека малодушного и во всем себя стесняющего, между тем как существует бесконечно великое различие между умеренностью и скупостью. Эти два свойства по существу своему различны, но бедность языка заставляет нас и того и другого называть бережливым, подобно тому как мы называем храбрым как того, кто на разумном основании презирает опасности, так и того, кто безрассудно стремится навстречу опасностям. Так и благодеянием, как мы говорили, называется и благодетельное действие, и то самое, что подается чрез это действие, как-то: деньги, дома, нарядная одежда ". И для того и для другого — одно название; сущность же их и значение далеко не одни и те же.