Геополитического порядка.
С окончанием холодной войны (в ноябре 1990г. обе сверхдержавы подписали Парижскую хартию, после чего последовал крах «народных демократий), закончилась эпоха биполярного мира, началось формирование иной геополитической структуры мира. Каким будет геополитический порядок в XXI веке? Какая геополитическая модель наиболее рациональна, безопасна и стабильна и каковы перспективы ее формирования? Дискуссии среди ученых и политиков развернулись вокруг трех основных точек зрения: (1) мир станет однополярным, или униполярным; (2) мир станет биполярным; (3) мир станет многополярным, или полицентрическим.
В начале 90-х годов большинство американских ученых разделяло точку зрения об однополюсном мире. К концу 90-х - началу XXI века, особенно после трагедии 11 сентября 2001 года, большинство известных западных ученых говорят не столько о гегемонии США, сколько о глобальном лидерстве США в современном мире. Однополюсная система мира – это такая система, в которой геополитически доминирует одна держава, т.е. она обладает достаточно значительными ресурсами, чтобы предотвратить формирование превосходящей и уравновешивающей ее коалиции, направленной против нее, принимает судьбоносные для мира стратегические решения и управляет процессом их реализации, контролирует все и везде. Целесообразность однополярности его приверженцы объясняют тем, что она всегда сопровождалась мирными периодами истории и предупреждала силовое соперничество между сверхдержавами. Известный американский ученый Ч.Канхен подчеркивает: «Однополярность – это суперструктура, которая определяет баланс сил, формирует международную систему. Когда сама структура способствует стабильности и устраняет соперничество, то и элементы этой структуры действуют аналогичным образом»[51]. Сторонники концепции однополюсного мира, или гегемонии США, считают, что доминирующие позиции Соединенных Штатов в четырех имеющих решающее значение областях мировой власти: в военной, в области экономики, в технологическом отношении, в области культуры, а также умелая мобилизация американских ресурсов обеспечивают им статус гегемона. Ссылаясь на всем известные, лежащие на поверхности факты и процессы, свидетельствующие о могуществе США, прежде всего, военном, они не выражают ни малейших сомнений в том, что «новому американскому веку» быть, что Соединенным Штатам обеспечены десятилетия сильнейшего воздействия на мир и ход мировой эволюции. Одним из первых, кто заговорил об «однополюсном» мире был известный американский политический обозреватель Ч.Краутхэммер: «Мир, каким он предстал сразу после окончания холодной войны – это не многополюсный мир. Это однополюсный мир»[52]. Краутхэммер настаивал на необходимости «новой односторонности», так как никто не способен сравниться с военной мощью Америки, требовал, чтобы Соединенные Штаты перестали играть роль «послушного международного гражданина» и начали открыто преследовать свои интересы. О прочности обретенных после окончания холодной войны позиций США пишет Д.Риеф из Института мировой политики, Вашингтон: «В начале нового тысячелетия кажется очевидным, что ни одно государство и никакой союз государств не сможет в обозримом будущем посягать на гегемонию Соединенных Штатов – в традиционном понимании этого термина»[53]. Идею неоспоримого преимущества США отстаивает и группа влиятельных американских неоконсерваторов (У.Кристол, Р.Каган, Р.Такер, У.Уолворт и др.), апеллируя к беспрецедентной мощи современных Соединенных Штатов, основанной на превосходстве в военной, экономической и технологической областях, на престиже ценностей, институтов, культуры Америки, на выгодном географическом положении. Сопоставляя силы США, Китая, Японии, Великобритании, Франции и России по основным геополитическим ресурсам, таким как уровень промышленного производства, ВВП на душу населения, военные расходы и численность армии, развитие информационных технологий, численность населения, У.Уолворт приходит к выводу, что Америка является страной с «беспрецедентной качественной и количественной концентрации силы»[54], и бросить им вызов не сможет в обозримом будущем ни одна из названных стран. Американские неоконсерваторы полагают, что гегемонистская мощь Америки определяет ее особую ответственность за мировой порядок, который может быть установлен только посредством инструментов американской мощи, и уверены, что цель американской внешней политики – это сохранение гегемонии так долго в будущем, насколько это возможно.
По-иному в структурном отношении представлен однополюсный мир в геополитической модели известного американского исследователя А. Страуса. Со времени распада советского полюса биполярного мира, - отмечает ученый, - международная система является униполярной, налицо фактически существующий «униполь». «Униполярность, - пишет он, - не означает, что не существует никакого сбалансирования в мире или что все отношения униполярны. Элемент сбалансирования имеет место, но это не некий традиционный внешний баланс могущества»[55]. Такие существующие в мире три центра, как США, Европейский Союз и Япония, уравновешивают друг друга, но при этом они «объединены в организационных структурах глобально главенствующего униполя – атлантическо-трехсторонней системы военного и экономического союза, сконцентрированной вокруг Соединенных Штатов»[56]. Таким образом, Страус констатирует элемент многополярного баланса в рамках униполя, отмечая, что этот баланс, однако, является внутренним: свое влияние друг на друга через совместные институты основные демократии оказывают без малейшей мысли о войне друг против друга или хотя бы о косвенной угрозе – без малейшего страха перед угрозой – применения оружия.
Страус акцентирует внимание на двух основных ресурсах, обладание которыми позволяет странам, входящим в «униполь», играть глобально главенствующую роль в современном мире – это индустриальное развитие и демократический режим. «Униполь», подчеркивает он, «состоит из демократических индустриальных стран, которые обладают превосходящим весом в глобальной системе. Соединенные Штаты, в свою очередь, являются ведущей державой униполя»[57]. Лидерство США в униполе, как отмечает Страус, носит характер первенства среди равных и друзей, а не господства одной державы над сопротивляющимися подчиненными партнерами. Ведущая роль США не лишена сбалансированности; она не означает, что Америка может делать все, что угодно, ибо слишком властное или одностороннее осуществление лидерства, по его мнению, привело бы к его утрате.
Реальностью нового мирового порядка американский исследователь считает униполярную интеграцию, масштабное расширение униполя за счет новых и новых демократий. Он отмечает, что для дальнейшего выживания мировой цивилизации очень важно, чтобы Россия вошла в состав униполя, ибо тогда огромные резервы униполя сохранят коллективное глобальное лидерство на долгие времена. Если же Россия не войдет в униполе, то униполярность Запада будет основной структурой глобального могущества, но уже без России, т.е. без достаточной широкой базы, чтобы обеспечить стабильность мира. Что касается Китая, то его вхождение в униполе в лучшем случае видится автором в весьма долгосрочной перспективе.
В последнее время (особенно после трагедии 11 сентября 2001 года) большинство известных американских аналитиков геополитики (З.Бжезинский, И.Валлерстайн, Ч.Капхен, Г.Киссинджер, Дж.Модельски, Дж. Най и др.) считают, что эпоха гегемонизма Соединенных Штатов в мире закончилась или заканчивается и акцентируют свое внимание на идее глобального лидерства США. «Мы вышли из эпохи господства Соединенных Штатов в миросистеме (1945-1990), - констатирует выдающийся американский социолог И.Валлерстайн, - и вступили а постгегемонистскую эру»[58]. В работе профессора Йельского университета Пола Кеннеди «Взлет и падение великих держав» содержится весьма ценное описание американской системы, испытывающей угрозу «Имперской протяженности», дипломатическое и военное сверхрасширение которой по классическим законам является результатом спада относительно экономического могущества[59]. Хотя Соединенные Штаты фактически являются и еще, вероятно, в течение длительного времени будут преобладающей силой, единственной сверхдержавой, но вполне очевидно, что они в настоящее время не могут контролировать полностью мир инструментами своего могущества, не могут позволить себе самоутверждения всегда и везде, а это означает, что США нельзя считать системным гегемоном.
Известный американский геополитик З.Бжезинский, который еще недавно в книге «Великая шахматная доска. Господство Америки и его стратегические императивы» (1997) обосновывал гегемонистскую роль США в мире, в своей последней работе «Выбор. Глобальное лидерство или мировое господство», написанной после событий 11 сентября 2001 года, анализируя геополитическую картину мира и основные недостатки геополитической стратегии США, приходит к выводу, что Соединенные Штаты должны стать глобальным лидером, который в своей деятельности опирается на международный консенсус и определяет свою безопасность в таких категориях, которые отвечают интересам других. Иная геостратегия США будет, по его мнению, весьма трагична для США: «Крепость на вершине холма может стоять в одиночестве, бросая тень на все, что находится ниже. В таком качестве Америка может быть только объектом глобальной ненависти. В отличие от этого, город на вершине холма может освещать мир надеждой на прогресс человечества, но только в такой среде, где прогресс одновременно является точкой сосредоточения общих надежд и реальностью, достижимой всеми»[60]. Категоричен вывод и опытного американского дипломата и аналитика Г.Киссинджера: «намеренное стремление к гегемонии – это наиболее вероятный путь к разрушению ценностей, сделавших Америку великой»[61].
Концепт лидерства, подразумевающий не только «превосходство в материальных ресурсах», что характерно для понимания гегемонии, предлагает американский профессор Джордж Модельски, уверенный, что в «постгегемонистскую эру», которая уже началась, целесообразно говорить не о гегемонизме США, а о глобальном лидерстве США. Нация-государство, стремящаяся добиться положения мирового лидера должна, по его мнению, обладать следующими четырьмя «необходимыми и достаточными качествами»:
(1) политико-стратегическая организация глобального радиуса действия; в настоящее время на глобальном уровне реальное значение имеет не военная мощь вообще и не армия в частности, а наличие мобильных сил глобального охвата. В прошлом в ж этом качестве выступал военно-морской флот, а сегодня и в ближайшем будущем – флот в сочетании с воздушной, космической и информационной мощью. Такая организация позволяет выигрывать глобальные войны, обеспечивать послевоенное регулирование.
(2) передовая экономика, включающая в себя передовые отрасли; она позволяет финансировать глобальные программы, служит образцом для подражания.
(3) открытое общество; оно отличается демократическим потенциалом, партийной системой, облегчает создание коалиций, служит образцом для подражания.
(4) чувствительность по отношению к глобальным проблемам, т.е. необходимость политико-стратегической способности к осуществлению действий глобального охвата, организационной основой которой являются сильные, активные СМИ, опыт свободы слова, осведомленность о положении дел в мире.
«Более того, как можно утверждать, необходимость перечисленных характеристик проявляется в том, что все они должны присутствовать, причем в таком объеме, чтобы результирующего «коктейля» хватило для достижения цели»[62]. При таком угле зрения, по мнению Модельски, отнюдь не очевидно, что лидерство США закончилось.
Глобальное лидерство в современном геополитическом пространстве подразумевает следующую функциональную деятельность в целях обеспечения глобальной безопасности:
· Определение лидером того направления, которое позволяет без кнута и пряника мобилизовать других. «Власть ради самой власти,- отмечает З.Бжезинский, - доминирование ради увековечения этого доминирования не могут привести к устойчивому успеху. Доминирование само по себе ведет в тупик. В конечном счете оно мобилизует оппозицию, в то время как его высокомерие порождает самообман и историческую слепоту»[63]. Крупный американский ученый Г.Киссинджер подчеркивает: «Находясь в апогее своего могущества, Соединенные Штаты оказались в двусмысленной ситуации. Перед лицом, быть может, самых глубоких и всеобъемлющих потрясений, с какими когда-либо сталкивался мир, они не в состоянии предложить идеи, адекватные возникающей новой реалии»[64].
· Осознавая свое превосходство, осуществлять политику так, как если бы в мире существовало много иных центров силы. В таком мире лидер найдет партнеров, с которыми сможет не только разделить психологическое бремя лидерства, но и сформировать мировой порядок, основанный на свободе и демократии.
· Глобальное лидерство предполагает, что государство-лидер должно преследовать глобальные, а не исключительно свои национальные интересы.
· Лидерство должно постоянно подкрепляться делами, приносить добавленную стоимость в виде «общих благ», а не создавать новые сложные мировые проблемы.
· Умиротворение наиболее острых очагов насилия в мире, которые являются источниками эмоциональной вражды, разжигающей насилие.
· В современном мире глобальному лидеру следует делать больший акцент на «мягкую силу». Дж. Най определяет мягкую силу как «способность заполучить то, чего вы желаете, не путем принуждения или вознаграждения, а путем привлечения на свою сторону. Она вырастает из притягательности культуры, политических идеалов и политического курса страны… Когда вы можете сделать так, что другие будут восхищаться вашими идеалами и желать того, чего желаете вы сами, вам не нужно будет прибегать к кнуту и прянику, чтобы направить их туда, куда вы хотите. Обольщение всегда более эффективно, чем принуждение, и многие ценности, вроде демократии, прав человека и возможностей, открывающихся перед индивидом, обладают огромной притягательностью»[65] и считает, что Америка располагает большими активами этой силы.
· Не навязывание особенно силой своих ценностей, а создание условий, при которых эти ценности принял бы современный мир.
· Признавая моральное содержание глобализации, обращать особое внимание на вопросы социальной справедливости.
· Воспитание внутренней политической культуры многоплановой ответственности, которая сопровождает глобальную взаимозависимость.
· Учитывая сложность современного мира, лидер должен быть более искусным и применять дифференцированные подходы к возникающим проблемам, не потакая при этом собственным слабостям и не проявляя самодовольства времен «холодной войны». Как отмечает Г.Киссинджер, «новое столетие настоятельно требует от США выработки нового понимания жизненно важных интересов – как стратегических, так и моральных»[66].
В западной научной литературе в качестве возможной в будущем геополитической модели рассматривается и двухполюсная, или биполярная система мира. «Двухполюсность» определяется как положение, при котором государства поляризованы на две враждебные коалиции, каждая из которых стремится уменьшить влияние противоположного блока и усилить мощь по отношению к другому блоку за счет привлечения новых членов. В 1989 году, сразу после окончания «холодной войны» американский профессор Ф.Фукуяма в статье «Конец истории?» и в своей последующей книге «Конец истории и последний человек» (1992) провозгласил, что распад Советского Союза и триумф демократии приведут историю к финалу. Он уверен, что мир приближается к предельному равновесному состоянию, в котором функционирующие на основе взаимного согласия демократические государства вместе создадут стабильный мировой порядок. «Мир, состоящий из либеральных демократий будет гораздо меньше стремиться к войне, потому что все нации будут признавать легитимность друг друга»[67]. Согласно Фукуяме, в течение некоторого времени мир будет разделен на два геополитических блока – мир либеральных демократий и мир недемократий, между которыми сохраниться конфликт. В связи с этим приоритетом геополитической стратегии США должно стать расширение демократии и, следовательно, стирание единственной оставшейся разграничительной линии и достижение конечной точки исторического развития.
Другой американский ученый И.Валлерстайн, характеризуя миросистему, начиная с окончания холодной войны, как период хаоса, период бифуркации, прогнозирует в будущем иную биполярную модель: один центр – это союз США и Японии, второй – ЕС. Остальные страны мира будут связаны с двумя ведущими зонами этого биполярного мира самыми разными способами. Геополитическая важность и влияние государств, по его мнению, обусловлена тремя ключевыми факторами: значение их промышленности для операций в ключевых производственных направлениях; их значение для поддержания соответствующего платежеспособного спроса на товары и наиболее прибыльных отраслей производства; их важность в плане стратегических параметров (военное положение и/или власть в мире, основные источники сырья и т.д.). В связи с этим Валлерстайн считает вполне возможным и важным в перспективе интегрирование Китая в союз Японии и США, а России – в Европейское Сообщество. Таким образом, « возникает биполярная мировая экономическая система с Китаем, составляющим часть японо-американского полюса, и Россией, входящей в сферу притяжения европейского полюса»[68], которая, по его мнению, не гарантирует процветания и относительного мира.
Согласно карте мира П.Кеннеди, земной шар будет разделен вдоль социоэкономических линий. Богатые и благополучные, индустриально развитые страны составят один блок. Бедные развивающиеся страны будут представлять другой, т.е. граница Север – Юг станет в будущем геополитической разграничительной линией. Государства Юга будут представлять главную стратегическую угрозу индустриальному миру. Если Соединенные Штаты и их партнеры, подчеркивает Кеннеди, будут действовать решительно, то смогут остановить процесс погружения Юга в хаос. Соединенным Штатам следует занять лидирующую позицию в трудном объединении Севера и Юга.
В западном научном мире обсуждается, но в ближайшей перспективе не считается реалистичной геополитическая модель, которая предполагает сближение России и Китая и создание ими мощного геополитического центра, противостоящего Атлантическому союзу. Обе страны очень ценят западные инвестиции, они не столь гармонично дополняют друг друга, модернизируя экономику в погоне за западными экономическими показателями. Но все же сближение этих двух великих стран Евразии имеет черты реальности:
· Раздражение России и Китая по поводу пристрастности США и их союзников в вопросе национального самоопределения живущих в России и Китае народов (нарушение прав человека, Чечня, Тибет, Тайвань);
· Вооружение Россией китайской армии;
· Общая идея Китая и России о многополярном мире.В конце 1998 года премьер российского правительства Е. Примаков выдвинул проект тройственного союза Россия – Китай – Индия, что можно рассматривать как апофеоз планов сплочения главных незападных народов, как формирование мощного геополитического центра. Президент В.Путин, безусловно, тоже за такое сближение в различных формах, но он не так категоричен, осторожен, дипломатичен, чтобы не вызвать раздражение у Запада. Ни у Китая, ни у России, ни у Индии нет сегодня цели создания такого союза, который бы противостоял США.
· Сотрудничество в энергетической сфере.
· Формирование региональной Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), где Китай и Россия играют ведущую роль.
· Сходство позиций по ключевым проблемам геополитики современного мира в Совете Безопасности ООН.
Определенное внимание уделяется и анализу такой биполярной модели, как противостояние США и союза Западной Европы с Японией. В настоящее время Япония и ЕС становятся ключевыми игроками в сфере международной экономической и политической активности, и они вырабатывают партнерство в решении многих глобальных проблем. Известный американский теоретик-международник Р. Гилпин, утверждающий, что эволюция любой мировой системы характеризуется сменяющимися друг друга подъемами мощных государств, которые управляют системой и устанавливают правила системы, в книге «Глобальная политическая экономия» (2001) не исключает, что в результате совместного создания Европой и Японией собственных зон влияния, станет бесполезным существование американского центра в мире, и появятся всевозможные трудности, которые повлекут за собой при такой конфигурации пересмотр экономической роли Соединенных Штатов.
Наряду с коалиционным блокостроительством привилегированному положению США может грозить антиамериканская эволюция отдельных крупных государств. Европейское Сообщество и Китай чаще всего называются двумя реальными претендентами на роль независимого от США полюса. Весьма определенно выразил опасения по поводу возможного вызова Соединенным Штатам со стороны ЕС З.Бжезинский: «Учитывая, что по экономическому потенциалу ЕС уже сравнялся с Америкой, и что эти два субъекта нередко сталкиваются на финансовой и торговой почве, Европа с возрождением военной мощи может превратиться в грозного соперника для Америки. Она не преминет бросить вызов американской гегемонии. Установить подлинное равноправие между двумя сверхдержавами будет отнюдь не просто, поскольку такая корректировка отношений потребует радикального расширения функций Европы. НАТО перестанет быть организацией, руководимой Соединенными Штатами, а может быть и вовсе прекратит свое существование»[69].
Специализирующиеся по Китаю Р.Бернстайн и Р. Манро в книге «Грядущий конфликт с Китаем» квалифицируют подъем Китая как «наиболее трудный вызов, потому что, в отличие от СССР, Китай не представляет собой могучей военной державы, основанной на слабой экономике, но мощную экономику, создающую военную силу. Ключом является постоянный рост китайского влияния повсюду в Азии и в мире в целом»[70]. Они приходят к выводу, что скоро Китай превратится во вторую по мощи державу и будет не стратегическим партнером США, а их долговременным противником. В то же время Дж. Най отмечает, что Китай движется в военной самоорганизации вперед, но при этом и США не стоят на месте: Китай не может бросить глобальный вызов США, он не сможет осуществить региональную гегемонию до тех пор, пока Соединенные штаты будут привержены задаче сохранения преобладания в Восточной Азии. Влиятельная часть внешнеполитической элиты США считает, что распространение геополитического влияния Китая вовсе не обязательно будет противоречить реализации американских интересов в Евразии, не будет стабильного равновесия сил без стратегического взаимопонимания между Америкой и Китаем.
Некоторые западные авторы и практически все российские исследователи считают вполне реальной моделью будущего геополитического порядка многополюсный мир. «Многополюсность» возникает, когда на мировой арене появляется несколько центров силы (полюсом может быть государство или союз государств), соизмеримых по жизненному потенциалу (военному, экономическому, политическому, научно-техническому и т.д.). А появляются они в силу неравномерности роста отдельных стран, стремления последних найти противовес мировому гегемону, а также эффекта подражания. Как свидетельствует история, однополюсность имеет короткую жизнь (не более пятидесяти лет) по той причине, что как только процесс неравномерного роста сужает разрыв между гегемоном и избранными государствами, потенциальные возможности которых позволяют стать его конкурентами, в геополитическом пространстве появляются новые великие державы.
Ряд американских ученых (И.Валлерстайн, Ч.Капхен, Дж. Миршеймер, С.Хантингтон и др), прогнозируя в перспективе многополюсный мир, испытывают перед ним определенный страх, ибо он не столь стабилен и безопасен, как однополярный мир, где доминируют Соединенные Штаты. Валлерстайн прямо говорит о том, что постгегемонистская эра – это период хаоса, беспорядка, нестабильности, это будущее, которое чревато тревогами и сражениями. Анализируя эволюцию современного мира к многополюсности, эти исследователи в то же время предлагают свое видение геополитической стратегии США в целях формирования оптимальной, прежде всего, для США многополюсной модели мира. Профессор Чикагского университета Джон Миршеймер доказывает, что соотношение сил, сохранившееся после холодной войны, в конечном счете, приведет к нестабильному многополярному миру. Он сожалеет об окончании холодной войны по той причине, что биполярность неизмеримо более стабильна, так как, во-первых, мир, состоящий из двух блоков, имеет одну-единственную разграничительную линию; во-вторых, биполярность порождает приблизительное равновесие сил между существующими блоками; в-третьих, биполярная система проще устроена и более предсказуема, чем многополярная, за счет чего уменьшается возможность просчетов в политике. «Без советской угрозы и американского сторожа западноевропейские государства будут делать то, что делали веками до начала «холодной войны», - то есть испытывать постоянные подозрения в отношении друг друга»[71]. Отстаивая утверждение о том, что «распределение и характер военной мощи – основные причины войны и мира»[72], Миршеймер в целях стабилизации многополярного мира, советует Соединенным Штатам и далее поддерживать конфронтацию времен холодной войны, контролировать распространение ядерного оружия.
Профессор Гарвардского университета С. Хантингтонв книге «Столкновение цивилизаций» (1996), отмечает: «Политика в мире после «холодной войны» впервые в истории стала и многополюсной, и полицивилизационной»[73] и прогнозирует главные геополитические разграничительные линии будущего в точках пересечения главных мировых цивилизаций, подчеркивая, что эти разграничительные линии между цивилизациями станут в будущем линиями сражений. По Хантингтону, «цивилизация – это явно выраженная культура»; «цивилизация является наивысшей культурной целостностью»; «оба этих понятия включают в себя «ценности, нормы, менталитет и законы, которым многочисленные поколения в данной культуре придавали первостепенное значение»[74]. Различные цивилизации по-разному идентифицируют мировой порядок, и это несовпадение ведет к столкновению цивилизаций. Возрастающую геополитическую роль цивилизаций после холодной войны ученый объясняет двумя причинами. Во-первых, в результате окончания холодной войны практически исчезли идеологические разногласия и высвободились культурные, или цивилизационные импульсы, которые являются системообразующими признаками геоцивилизации. В настоящее время государства и народы стремятся руководствоваться ценностями и образом мыслей, принятыми в их собственной культуре. В данном контексте вполне естественным, неслучайным Хантингтон считает, что в ходе югославского конфликта Россия оказывала дипломатическую и материальную поддержку сербам, Саудовская Аравия и Ливия финансировали боснийских мусульман, а Турция и Иран поставляли им оружие по соображениям культурной общности, а не по идеологическим мотивам, не в силу государственных интересов или экономической выгоды[75]. Во-вторых, в результате глобализации, когда мир становится компактнее и убыстряются коммуникации, происходит дезориентация людей. Чтобы обрести почву под ногами, они обращаются к традициям, религии. Согласно Хантингтону, четыре основные цивилизации – иудео-христианская, православно-христианская, исламская и конфуцианская – будут бороться за мировое первенство. Пессимизм Хантингтона относительно будущего мирового порядка, в котором смещается баланс влияния между цивилизациями, усиливается рассуждениями о том, что различные цивилизации не просто обречены сталкиваться между собой – они преимущественно ориентированы на столкновение с Западом. Он делает предупреждение, которое отчасти оказалось пророческим, о том, что основной конфликт ближайшего будущего развернется между Западом и несколькими государствами исламского и конфуцианского толка, которые стремятся наращивать свою экономическую и военную мощь, чтобы противостоять Западу, создавая достойный противовес. «Избежать глобальной войны цивилизаций, - утверждает Хантингтон, - можно лишь тогда, когда мировые лидеры примут полицивилизационный характер глобальной политики и станут сотрудничать для его поддержания»[76].
Опасения по поводу заката гегемонистской миссии США и вероятности формирования многополюсной картины мира высказывает и Ч.Капхен в книге «Закат Америки: Уже скоро». «Эпоха американского величия продолжается, но появление альтернативных силовых центров, спад американской активности в мировых делах и стремление США к решению проблем в одностороннем порядке под неизбежно приведут эту эпоху к закату, что повлечет глубокие геополитические последствия»[77]. Мир, навязанный Америкой, готов уступить дорогу гораздо более непредсказуемому и опасному миру, в котором возникнут геополитические разграничительные линии и возвратится традиционное геополитическое соперничество. Его беспокоит главный вопрос: не то, сколько еще продлится однополюсность, а как сложится грядущий многополюсный мир – случайно или по определенному плану. В связи с эти он пытается предотвратить Соединенные Штаты, привыкших к гегемонии и потому не замечающих тайных, могущественных сил, изменяющих глобальную политику, от иллюзорных представлений о геополитической стабильности, и советует США принять активное участие в составлении этого плана. Капхен называет две задачи «большой стратегии» США, реализация которых не допустит хаоса в процессе становления многополюсного мира: (1) Америке следует повысить международный статус своих соперников и даровать им адекватные права, ибо лучше сотрудничать с потенциальными конкурентами, чем сталкиваться с ними, когда они, уставшие прислушиваться к советам Вашингтона, решат идти своей дорогой; (2) Соединенным Штатам следует поощрять появление региональной однополюсности в каждом из трех регионов мира, характеризующихся промышленной и военной мощью – Северной Америке, Европе и Восточной Азии, которые и могут стать основными тремя геополитическими блоками.
Интеграция на региональном уровне, по мнению Капхена, есть наилучший сценарий мирного возвращения многополюсного мира, ибо войны начинаются и завершаются локально, а не глобально. Таким образом, региональная интеграция обеспечивает «частичный мир». «Благотворная» однополюсность означает иерархическую структуру, в которой преобладающий географический центр устанавливает влияние над более слабой периферией и которая чем-то напоминает структуру колеса, где спицы соединяются в ступице. Центр пользуется своей превосходящей мощью в строгом соответствии с определенными правилами и нормами, установленными в результате многосторонних переговоров. В Северной Америке таким центром являются сами Соединенные Штаты, которым, как указывает Капхен, необходимо углублять консенсуальный характер отношений со своими соседями. В Европе складывается сдвоенный центр в лице Франции и Германии, целостность которого требует поддержки США. По-мнению Капхена, нельзя забывать важные уроки и «перекраивать» Европу без учета России. «Вместо того чтобы прилагать усилия по включению России в новый мир, сложившийся после окончания «холодной войны» и распада СССР, Америка и ее союзники поступают с точностью наоборот – расширяют НАТО, несмотря на громкие протесты Москвы, и создают систему европейской безопасности, в которой России не находится места»[78]. Капхен подчеркивает сложность положения в Азии, которая остается «многополюсной», и в связи с этим советует Соединенным Штатам сделать все возможное, хотя это будет не легко, чтобы в качестве сдвоенного центра в этом регионе могли выступить Япония и Китай.
Российские исследователи геополитики и ряд западных ученых считают формирование многополюсного мира вполне естественным процессом и предлагают свое видение геополитической картины мира XXI века. Так, известный скандинавский исследователь Йоган Галтунг выделяет семь центров, претендующих на глобальную или региональную гегемонию: (1) США сгегемонией в Западном полушарии и на Среднем Востоке (Израиль); (2) Европейский Союз, стремящийся стать супергосударством; (3) Россия и другие страны СНГ, а также, возможно, в будущем та часть Центрально-Восточной Европы, которая имеет православные и славянские корни; (4) Турция и примерно 10 стран, объединяемые под небольшим давлением ислама; (5) Индия, объединяющая ряд стран на основе индуизма, будет закреплять свое влияние в Южной Азии; (6) Китай как дао-буддистско-конфуцианское стремительно развивающееся государство; (7) Япония как синто-буддистско-конфуцианская страна, которая, очевидно, не ограничится одним экономическим мировым влиянием.
Свое видение будущей геополитики предлагает Г. Киссинджер. «Международная система двадцать первого века, отмечает он, будет состоять по крайней мере из шести основных держав – Соединенных Штатов, Европы, Китая, Японии, России и, возможно, Индии, а также из множества средних и малых государств»[79]. В книге «Нужна ли Америке внешняя политики?» он подчеркивает сложность современной геополитической картины мира и выделяет четыре основных межгосударственных систем, основанных на разных принципах. Первая система – это система отношений «между Соединенными Штатами и Западной Европы, а также между странами Западного полушария…», в которой «убедительно демонстрирует себя идеалистическое представление о мире, основанном на принципах демократического и экономического прогресса…; войны исключены, они могут разгореться разве что на периферии, где источником способны стать этнические конфликты»[80]. Вторая система охватывает отношения между великими азиатскими странами (Индия, Китай, Япония, Россия), которые относятся друг к другу как к стратегическим соперникам. «Войны между этими странами не являются неизбежными, но вряд ли невозможны»[81], а потому принцип баланса сил сохраняет здесь решающую роль. Третья система – это Ближний Восток, зона перманентных и серьезных конфликтов, корни которых «лежат не в экономической сфере, как в странах атлантического бассейна и Западного полушария, и не в стратегической, как в Азии, а в сфере идеологии и религии»[82], Компромисс труднодостижим. Четвертая система – Африка, континент, к истории которого невозможно подобрать европейских примеров. Политика 46 африканских государств, провозгласивших себя демократическими, не основывается на объединяющих идеологических принципах. Колониальное прошлое оставило Африке взрывоопасный потенциал, этнические конфликты, искусственность границ, экономическую отсталость и колоссальные проблемы в области здравоохранения. «В результате Африку захлестнули дикие гражданские войны, перерастающие в международные конфликты, а также эпидемии, чудовищность которых трудно даже осознать»[83]. По мнению Киссинджера, в связи с таким широким разнообразием международных систем, возникшим в мире после окончания холодной войны, Америка, «вечно ищущая единую формулу на все случаи жизни», должна грамотно использовать свое превосходство, а именно выработать долгосрочную стратегию, отвечающую этой новой ситуации, акцентируя при этом основное внимание на дифференцированные подходы к возникающим проблемам, исходя из специфики данных систем.
Рационально, адекватно реальности оценивает геополитическую картину современного мира Дж. Най. Он считает, что неправы те аналитики, которые называют сложившийся мир однополярным, и те, кто называет сложившийся мир многополярным. Сторонники однополярности преувеличивают степень, в которой Соединенные Штаты способны добиться желаемых результатов в некоторых аспектах мировой политики, а сторонники многополярности ошибочно полагают, что существует несколько более или менее равных по силе стран или объединений стран, чего не наблюдается сегодня и не будет, по всей вероятности, наблюдаться в ближайшем будущем. Най утверждает, что геополитическая сила в глобальную информационную эпоху распределяется между странами в соответствии с моделью, которая напоминает сложные трехуровневые шахматы. На верхней доске находится однополярная военная сила. «…Соединенные Штаты – это единственная страна, имеющая и межконтинентальное ядерное оружие, и современные воздушные, военно-морские и сухопутные силы, способные к глобальному развертыванию»[84]. На средней доске находится многополярная экономическая сила Соединенных Штатов, Европы и Японии, на которые приходится две трети мирового ВВП, а также быстро растущего Китая, который вполне может стать четвертым крупным игроком. На этой экономической доске Соединенные Штаты не являются гегемоном и часто вынуждены вести переговоры с Европой на равных. Третья, нижняя доска – «это область транснациональных отношений, которая не зависит от границ и государственного контроля. В этой области действуют такие различные участники, как банкиры, способные мгновенно переводить огромные суммы, намного превышающие бюджеты отдельных стран, и террористы, занимающиеся переправкой оружия, или хакеры, мешающие работе Интернет. На этой нижней доске сила распылена, поэтому здесь разговоры об однополярности, многополярности или гегемонии бессмысленны»[85]. Анализируя позиции на трех досках, Най тем самым советует правящей элите США при формировании геостратегии не игнорировать факт глубоких перемен в распределении и природе силы в современном мире. «Сторонники гегемонистской американской внешней, основанной на традиционных представлениях об американской силе,- подчеркивает Най, - опираются на вопиюще неадекватный анализ. При игре на трех досках можно проиграть, сосредоточившись только на верхней доске, забыв об остальных досках и о вертикальных связях между ними»[86].
Отталкиваясь от таких тенденций современного мира, как глобализация, трансформация национально-государственного суверенитета, разрастание различного рода децентрализованных сетевых структур и возрастании их роли в региональной и глобальной политике, все больше и больше исследователей геополитики по-новому смотрят на процесс формирования геополитической картины мира в XXI веке, не отождествляя при этом геополитическую силу с полюсными структурами. Так, О.Андерссон, Дж. Розенау, Э.-М.Слотер, М. Хардт и А. Негри и др. считают, что геополитическая модель мира будет напоминать сеть по типу Интернета, т.е. отсутствие границ и открытое пространство с множеством узлов и сплетений – государственных, межгосударственных, негосударственных и смешанных по своей природе. По мнению Андерссона, сетевая модель предполагает рассредоточение производственных, образовательных, научных, финансовых и других структур по земному шару с одновременным «пересечением» на небольших территориях, образующих межсетевые узлы, которые являются «воротами» в глобальный мир. Разные географические образования (города, небольшие территории) по-разному «вписываются» в мир «пост-Вестфальской» эпохи: Нью-Йорк, Лондон, Токио, Большой Вашингтон, Южная Каролина, Франкфурт, Милан, Сингапур, например, оказываются на «передовом крае» нового мироустройства, являются «воротами» в глобальный мир. Но межсетевые узлы могут быть и регионального масштаба: например, Париж в настоящее время не попадает в число городов-ворот в глобальный мир, оставаясь воротами Франции в Европу.
Э.-М. Слотер характеризует «новый мировой порядок» как «дисагрегированный» и «сетевой», устанавливающийся в результате превращения государств в структуры, которые продолжают действовать на мировой арене как унитарные, суверенные образования, хотя в действительности больше не являются таковыми, или, точнее сказать, являются таковыми в неполной степени[87]. Фактически государства становятся все более «разобранными» на составляющие их институты, которые обретают относительную самостоятельность и вступают во взаимодействие с аналогичными частями других государств, с наднациональными организациями. Так образуются структурные и функциональные «управленческие сети» (government networks), «оплетающие» весь мир. Сети как «формы регулярных и целенаправленных отношений» между акторами, действующими на мировой арене, могут варьироваться от неформальных двусторонних и многосторонних связей, складывающихся подчас стихийным путем, до организаций регионального и глобального масштаба. Сети могут функционировать параллельно не только государствам, но и традиционным международным институтам, быть встроены в них или даже надстроены над ними.
М.Хардт и А.Негри подчеркивают, что нынешний глобальный порядок уже нельзя адекватно трактовать в терминах того империализма, который проводили в жизнь державы-гегемоны эпохи модернити и который был основан, главным образом, на распространении суверенитета национальных государств на зарубежные территории. Империализм ушел в прошлое. Ни одна нация отныне не станет мировым лидером в том смысле, в каком им являлись народы Европы для периода современности. Взамен, утверждают они, сейчас появилась Империя, или «сетевая власть» как новая форма суверенитета. «Переход к Империи порождается упадком суверенитета современного типа. В противоположность империализму Империя не создает территориальный центр власти и не опирается на жестко закрепленные границы и преграды. Это – децентрированный и детерриториализованный, то есть лишенный центра и привязки к определенной территории, аппарат управления, который постепенно включает все глобальное пространство в свои открытые и расширяющиеся границы. Империя управляет смешанными, гибридными идентичностями, гибкими иерархиями и множественными обменами посредством модулирования командных сетей. Различные национальные цвета на карте мира времен традиционного империализма размываются и сливаются в радугу глобальной империи»[88]. Основными компонентами, или узлами сетевой, или «имперской» власти они считают ведущие национальные государства вкупе с наднациональными институтами, крупнейшими капиталистическими корпорациями и другими силами. «Конечно, - отмечают Хардт и Негри, - не все компоненты сетевой Империи равнозначны. Напротив, некоторые страны обладают огромной мощью, а у других ее нет вовсе; то же самое верно в отношении корпораций и разнообразных иных институтов, составляющих данную сеть. Несмотря на неравенство, все они вынуждены сотрудничать в деле созидания и поддержания нынешнего глобального порядка со всеми его внутренними противоречиями и иерархиями»[89].
Большинство российских ученых отстаивают и стремятся обосновать идею будущего полицентричного геополитического порядка. К. С.Гаджиев отмечает, что «восхождение многополярного миропорядка с его государственными и негосударственными акторами значительно сузило, если не исключило, возможности сохранения или выдвижения какого-либо одного государства в качестве супердержавы, способной единолично контролировать положение в мире»[90]. Рядом с североамериканским и европейским экономико-политическими центрами появились новые центры, такие как Япония, Китай, Индия, Ближний Восток, Южная Африка, а в будущем Россия и страны СНГ составят самостоятельный центр силы, способный на равных конкурировать и сотрудничать с остальными центрами. С.М. Рогов утверждает: «Через несколько лет контуры нового мира определятся, Америка будет сильнее, чем любая другая держава, но она встанет в ряд таких стран, как Китай, Индия, Япония, Бразилия, Россия, а также страны Евросоюза»[91]. К.Э. Сорокин называет следующие объективные причины, толкающие мир к многополярности: это и конечность природных ресурсов, и ограниченность пригодной для проживания территории при продолжающемся росте численности населения земного шара, и нестыковка многих ключевых экономических интересов отдельных стран и их группировок при единстве или схожести других интересов, и существующие в мире глубочайшие культурно-цивилизационные различия. Э.Я. Баталов отмечает, что наличие множества концепций будущего мирового порядка подводит к важному выводу о бесплодности претензий на теоретический и методологический абсолютизм. «Современная система международных отношений слишком сложна и динамична, чтобы ее можно было уложить в какую-то одну идентификационную схему - «полюсную», цивилизационную или какую-то еще. Многомерная структура после-холодно-военного мирового порядка может быть адекватно интерпретирована только с помощью разных, дополняющих друг друга аналитических моделей: в каком- то плане она может быть представлена как система центров силы (причем центры военной мощи не обязательно будут совпадать с центрами экономической или финансовой или какой-то иной силы), в каком-то – как совокупность или даже система цивилизаций, в каком-то – как полюсная система (когда перед нами два центра, выступающих друг по отношению к другу в качестве именно полюсов какого-то конкретного измерения) и т. д.»[92].
Вопросы для обсуждения.
1. Что понимается под однополярностью, биполярностью и многополярностью?
2. Можно ли считать в настоящее время США системным гегемоном?
3. Насколько перспективна геополитическая модель «униполярности» А.Страуса?
4. Каковы основные причины обращения ученых к концепту «глобальное лидерство»?
5. Можно ли считать США глобальным лидером?
6. Охарактеризуйте основные модели многополюсного мира.
7. Насколько пророческой является цивилизационная парадигма геополитики Хантингтона?
8. Какая геополитическая модель является наиболее вероятной в XXI веке?
Литература.
1. Валлерстайн И. После либерализма. М., 2003. гл. 2.
2. Баталов Э.Я. Мировое развитие и мировой порядок (анализ современных американских концепций). М., 2005. Гл. 3.
3. Бжезинский Зб. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. М., 2004.
4. Гаджиев К.С. Введение в геополитику. М., 2000. Гл. 16.
5. Капхен Ч. Закат Америки: Уже скоро. М., 2004.
6. Киссинджер Г. Нужна ли Америке внешняя политика? М., 2002.
7. Колосов В.А., Мироненко Н.С. Геополитики и политическая география. М., 2002. Гл. 3.
8. Лебедева М.М. Мировая политика. М.,2004. Гл. 7.
9. Лебедева Т.П. Геополитика.- Политология: Лексикон. М. 2007. С.25-37.
10. Модельски Дж. Эволюция глобальной политики. – Полис. 2005. № 3.
11. Страус А.Л. Униполярность (Концентрическая структура мирового порядка и позиция России). – Полис. 1997. № 2.
12. Тодд Э. После империи. Pax Аmericana – начало конца М., 2004
13. Уткин А.И. Мировой порядок XXI века М., 2001. Гл. 8,9, 11, 14.
14. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М., 2003.
15. Nye J. Power in the Global Information Age. London. 2004.
Часть вторая.
ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ КАРТИНА СОВРЕМЕННОГО МИРА.
Глава 6. Глобализация и демократизация как процессы, трансформирующие геополитическое пространство.
Глобализация и демократизация – это те координаты, без которых невозможно представить и охарактеризовать современное геополитическое пространство. Глобализация и демократизация – мощные трансформирующие силы, не просто оказывающие влияние на события в современном мире, но, в огромной степени, направляющие геополитические процессы и формирующие геополитическую картину мира. С одной стороны, глобализация и демократизация – процессы, которые способствуют расширению, углублению, ускорению мирового сотрудничества, делают современный мир более открытым, взаимосвязанным, стабильным, безопасным. Но, с другой стороны, эти процессы вследствие отсутствия в мировом сообществе эффективного рационального глобального управления глобализацией, а также стремления некоторых государств искусственно ускорить и масштабно расширить мировой демократический процесс провоцируют появление новых геополитических вызовов и угроз мировой стабильности и безопасности.
Глобализация и демократизация оказали колоссальное влияние на распад биполярной системы мира, на крах тоталитарных, закрытых режимов, которые существовали в состоянии фактической изоляции подавляющего большинства населения от процессов, разворачивающихся в остальном мире. Глобализация как мощная сила проникала в международную систему и не могла не формировать внутреннюю политику и внешние отношения практически каждой страны. Огромную роль в судьбе тоталитаризма сыграла информационно-телекоммуникационная революция, которая началась во второй половине 70-х годов и которая проникала через государственные границы тоталитарных стран, предоставляя потоки информации и идей западного демократического мира. Господствующей в тоталитарных режимах марксистской-ленинской идеологии, окостенелой и догматичной, все труднее было убеждать граждан в своей правоте, объяснять, почему столь разительны уровень и качество жизни граждан в этих двух полярных мирах, почему коммунистический блок теряет своих союзников, а противоположный блок их приобретает. В результате натиска информационной революции коммунистическая партия СССР утратила контроль над информационными потоками, что не могло не привести к идеологическому и политическому банкротству советского Кремля.
В результате глобализации с ее исторически беспрецедентной протяженностью, ломающей границы, интенсивностью, скоростью и степенью ее влияния на все сферы социальной жизни геополитика становится планетарным явлением: очевидна тенденция постепенного формирования единого геополитического пространства, которому присущи разные измерения. Глобализация бросает вызов территориальному принципу государства. Колебания мировой экономики, глобальные технологические изменения или экологические риски не знают государственных границ. Прочность экономики отдельно взятого государства, его безопасность зависят от происходящего не только внутри его национальных границ, но и на другом конце планеты. Хотя в современной жизни территориальные границы сохраняют прежнее политическое, военное или символическое значение и признаются в качестве главных пространственных маркеров, в эпоху интенсивной глобализации они становятся все более нестабильными, гибкими, прозрачными.
Глобализация реконструирует геополитическое пространство,разрушая Вестфальскую (названную так по Вестфальскому миру, подписанием которого в 1648 году закончилась Тридцатилетняя война), или государственно-центристскую, модель мира, согласно которой государство являлось главным и фактически единственным актором геополитики, а территориальная независимость, формальное равенство государств, невмешательство во внутренние дела других признанных государств и государственное согласие как основа международных правовых обязательств были основополагающими принципами международного сообщества. В настоящее время политическое пространство наполняется новым содержанием. Государства и общества во всех уголках земного шара испытывают глубокие изменения по мере того, как пытаются адаптироваться к более связанному изнутри, но весьма изменчивому миру. Происходит диффузия власти и властных полномочий – часть полномочий государства передают региональным и глобальным МПО, что свидетельствует о тенденции объединения и взаимозависимости – интеграции - государств в решении многих, прежде всего глобальных проблем, т.е. появляются значительные властные полномочия при отсутствии территориальности. Государство перестает быть единственным актором геополитики, ибо масштаб государства становится мал для решения крупных глобальных проблем. В геополитическом контексте отказ от части национального суверенитета идет в пользу мирового сообщества и его лидеров, берущих на себя обязанность поддерживать всеобщий мир, безопасность, стабильность, демократию, защищать права человека. Фактически все страны мира если не на всей своей территории и не во всех сегментах их социальной структуры, то в том или ином отношении являются теперь функциональной частью глобальной системы. Глобализация формирует внутреннюю политику и формирует внешние отношения практически каждой страны.
В геополитическом отношении принцип ограниченного суверенитета означает право проводить внутреннее политическое и экономическое переустройство тех государств, деятельность которых отличается насилием, жестокостью по отношению к своим гражданам, ограничением их прав, а также право вмешиваться во внутренние дела в связи с нарушением международных санкций и режимов. Еще недавно право на ограниченное вмешательство во внутренние дела принадлежало лишь Совету Безопасности Организации Объединенных Наций и использовалось только по просьбе или согласия объекта вмешательства и лишь для пресечения внутреннего вооруженного кризиса. Но после окончания холодной войны и победы демократического мира над тоталитарным началась постепенная эволюция этого международного права, основным принципом которого победившие страны считали уже не государственный суверенитет, а принцип прав и свобод граждан. Постепенно утрачивала свое функциональное значение Организация Объединенных Наций, изменилась роль Совета Безопасности, перестали спрашивать и согласия страны-объекта, а само вмешательство стало восприниматься как элемент глобального мироустройства. Но далеко не всегда такое вмешательство способствует благосостоянию людей, геополитическому порядку и стабильности мира.
Основывая прогресс на взаимозависимости (логика глобализации такова, что вся социальная жизнь государств, обществ зависит не только от происходящего внутри их непосредственных границ, но и от того, что происходит в других частях планеты), глобализация подрывает роль национального государства как единственного фактора, определяющего благосостояние общества. «У национального государства, - как отмечал Ю.Хабермас, - остается все меньше выбора. Две возможности отпадают: протекционизм и возвращение к хозяйственной политике, ориентированной на спрос»[93]. Вследствие прозрачности границ в условиях глобализации государственным структурам все сложнее контролировать политические, экономические, социальные и другие процессы. Примером могут служить финансовые кризисы 1997-1998 гг. в Юго-Восточной Азии и России, когда государства оказались неспособными противостоять резкому обвалу национальных валют. В современном геополитическом пространстве процветание и безопасность обществ во многом зависит от деятельности наднациональных межправительственных и неправительственных организаций. Именно к ним от национального государства переходят функции социального государства. Но функционирование этих наднациональных институтов часто не эффективно, не адекватно скорости и масштабам глобализации. В результате для одних стран интеграция с ослаблением функций государства стала причиной социальных беспорядков, популярности праворадикальных партий (Франция, Австрия, Нидерланды и др.), для других причиной прогрессирующей экономической, социальной и культурной маргинализации. В данной ситуации многие общества вынуждены укреплять национальное государство, повышать его роль. Но данная государственническая тенденция имеет и опасное для геополитического порядка проявление: милитаризация ряда политических режимов, усиление вооруженности в целях сохранения суверенитета общества и государства. Это отчетливо проявилось, например, на Конференции ОАГ (Организация американских государств) в Гвадалахаре (Мексика, 2003); об этом свидетельствуют заявления о возможном использовании силы для защиты национальных интересов России на современном этапе; исходя из этого Евросоюз рассматривает в качестве очередного шага создание европейских вооруженных сил и выработку общей оборонной политики (см., например, так называемый «Документ Соланы» - октябрь 2003 г.).
Глобализация расширяет и качественно изменяет ансамбль акторов геополитики. В формировании современной геополитической картины мира принимают участие государства, межправительственные организации мирового и регионального уровней (МПО), гуманитарные неправительственные организации (НПО), транснациональные корпорации (ТНК). Но не все государства и регионы одинаково участвуют в этом процессе. Происходит расслоение населения земного шара на тех, кто пользуется плодами глобализации, и тех, кому они не доступны. Глобализация порождает геополитическую конфигурацию глобального неравенства. Фактически формируется новый тип поляризации в современном мире, «глобальная ассиметрия» современного мира. С одной стороны - это развитые демократические государства и регионы (США, ЕС, Япония), непосредственные участники формирования современной геополитической картины мира, больше других выигравшие от глобализации. Обладая мощными геополитическими ресурсами, эти страны оказывают значительное влияние на процесс принятия решений относительно мирового порядка в межправительственных организациях регионального и глобального уровнях. С другой стороны - многие страны и регионы с низким уровнем жизни и образования, которые оказались на периферии глобализации, и в которых, как правило, нападки на глобализацию развиваются в новый вид идеологического радикализма. Среди главных жертв глобализационных процессов числятся многие исламские страны, особенно те, где нет богатых нефтяных месторождений или других естественных ресурсов. Активными и весьма агрессивными акторами геополитики, способными в будущем дестабилизировать мировой порядок, становятся и такие крупные нефтяные государства, недостаточно выигравшие от глобализации и недовольные геополитикой Соединенных Штатов Америки, с которыми они ассоциируют глобализацию, как Иран и Венесуэла.
Глобализация способствует росту численности международных правительственных организаций (число МПО к началу XX века составило около 250), которые принимают непосредственное участие в глобальном управлении и тем самым существенно влияют на формирование геополитической картины мира. В МПО входят организации, функциональная деятельность которых охватывает фактически все страны мира - ООН, а также интегрированные в нее особыми договорами МВФ, ВБ, ВОЗ и др., связанная с ней ВТО, - а также организации, действующие и имеющие влияние в том или ином регионе, среди которых наиболее авторитетны ЕС, СЕ, НАФТА, АСЕАН, МЕРКОСУР, ОАЕ, ОАГ и др. Межправительственные организации содействуют интеграции государств, повышая внимание к коллективным проблемам политики в экономике, экологии и социальной защите в отличие от традиционного внимания только к межгосударственным отношениям и сотрудничеству и таким образом в значительной степени способствуют предотвращению или разрешению конфликтов, становлению геополитической стабильности и безопасности на региональном и глобальном уровне.
Во многом благодаря ООН более шестидесяти лет мир живет без войн между ведущими державами – это самый длительный такой период за всю историю современной системы международных отношений. Но в настоящее время деятельность ООН становится все более неадекватной стремительной глобализации, так как эта международная властная организация отражает послевоенное политическое разделение мира на полновластные национальные государства с разными геополитическими интересами, когда существовал биполярный мир, были иные угрозы и вызовы, и не были столь актуальными глобальные проблемы. В современном существенно измененном и неустойчивом геополитическом пространстве ООН должна стать в руках народов мира более эффективным инструментом для осуществления трех приоритетных для ООН задач: борьбы с нищетой, невежеством и болезнями; борьбы с насилием и террором; борьбы с деградацией и разрушением нашего общего дома. ООН - это тот глобальный институт, к которому будут обращаться вновь и вновь, ибо есть предел в геополитике даже самых мощных держав. На саммите тысячелетия, где рассматривалась роль Организации Объединенных Наций в XXI веке были изложены основные цели и принципы реформирования ООН:
- Реформировать Совет Безопасности так, чтобы, с одной стороны, позволить ему более эффективно выполнять свои обязанности и с другой – придать ему большую легитимность в глазах всех народов мира.
- Обеспечить, чтобы Организация получила необходимые ресурсы для выполнения своих мандатов.
- Обеспечить, чтобы Секретариат наилучшим образом использовал эти ресурсы в интересах всех государств-членов, позволив ему принять на вооружение наилучшие из имеющихся методов управления и технологий и сосредоточить внимание на тех задачах, которые отражают нынешние приоритеты государств-членов.
- Предоставить все возможности неправительственным организациям и другим негосударственным субъектам, с тем, чтобы они могли вносить свой незаменимый вклад в деятельность Организации[94].
Самое главное и сложное в будущей реформе Организации Объединенных Наций – это реформирование Совета Безопасности, наименее представительного органа в системе ООН, в котором пять постоянных членов (США, Россия, Великобритания, Франция, Китай) имеют право вето. Возможность одного из постоянных членов Совета Безопасности заблокировать при помощи вето резолюцию, принятую большинством, - это самый существенный элемент, препятствующий представительному функционированию Генеральной Ассамблеи и Организации Объединенных Наций в целом. В процессе дискуссии о реформе Совета Безопасности появляются разные предложения. Одно из них сводится к тому, чтобы устранить или поэтапно сократить возможность для пяти постоянных членов Совета безопасности прибегать к наложению вето. Другие предложения, которых большинство, имеют в виду изменение полномочий Совета безопасности путем трансформации состава его членов. Постоянное членство в Совете Безопасности – это следствие Второй мировой войны: им наделены главные государства-победители. Но со времен последней мировой войны прошло более шестидесяти лет, и такие страны, как Германия, Япония, потерпевшие тогда поражение, в настоящее время являются ведущими государствами, вполне достойными иметь статус постоянного члена Совета безопасности. Есть предложения сделать Совет Безопасности более представительным в географическом отношении, т.е. ввести в состав постоянных членов Совета такие крупные и влиятельные в своих регионах страны, как Бразилия и Индия.
Глобализация способствует динамичной интеграции государств практически во всех сферах социальной активности, от экономической до культурной - происходит существенная институциализация в глобальном масштабе межнациональных отношений. Самым мощным и авторитетным учреждением, осуществляющим управление глобальной торговлей, является ВТО. Этот глобальный институт устанавливает общие для всего мира правила и нормы торговли, способствует процессу ее либерализации. Современную финансовую глобализацию, совершенно новый этап в организации и управлении кредитованием и финансированием в мировой экономике, стремятся регулировать такие организации, как МВФ, ВБ, БМР и другие международные организации. Всемирный Банк гарантирует займы на инвестиционные проекты в инфраструктуре, энергетики, транспорте, развитии сельского хозяйства, промышленности. Международный Валютный Фонд сохраняет значение для бедных экономик, предоставляя им займы на условиях определенной экономической политики получателей займов. В результате взаимодействия главных национальных центральных банков и при посредничестве Банка Международных Расчетов, который является всего лишь многосторонним форумом, недавно было принято всеобщее международное соглашение о достаточности капиталов банков (о необходимости для банков постоянно иметь достаточные финансовые резервы, которые сыграли бы роль амортизаторов в случае убытков).
Названные институты глобального регулирования торгово-финансовой сферой не являются полностью представительными в мировом масштабе. Они находятся под сильным влиянием крупных и богатых государств, транснациональных корпораций, других международных организаций, которые проводят неолиберальную экономическую политику и согласно ей определяют международные договоры, мировой порядок конкуренции. В ВТО, как известно, наиболее авторитетны страны ОЭСР, на долю которых все еще приходится самый большой объем торговли. Хотя ВТО и обладает некоторыми беспристрастными методами урегулирования конфликтов, но у нее мало полномочий на формирование глобальной политики, которая противостояла бы углубляющейся не без участия ТНК дифференциации торговли: для одних стран – это основа экономического роста, для других - причина их маргинализации, а значит геополитических угроз. Всемирный Банк, предоставляя кредиты, реагирует, как правило, на мнение правительства США. МВФ нередко предоставляет государствам займы, на невыгодных априори условиях для получателей, но последние не столь компетентны и авторитетны, чтобы спорить с ним. В эти организации затруднен доступ минимальных стандартов социального и экологического труда и производства, достойных человека.
Заметную роль в геополитическом пространстве играют региональные межправительственные институты, которые являются механизмом сотрудничества стран-членов в различных сферах общественной жизни и концентрации интеллектуальных и материальных ресурсов для достижения общих целей. Региональные межправительственные институты и блоки косвенно поддерживают политическую глобализацию, способствуют формированию более эффективного регионального управления, благодаря которому легче разрешать геополитические проблемы, бороться с локальными угрозами и вызовами. Кроме того, возрастают возможности опосредованного участия малых государств в глобальном управл
